The Canvas of Distant Impressions

1. Испания

А мы сбежали на испанский пляж

От северных удушливых позимий.

И европейский дымчатый пейзаж – 

За кряж ступил непревозможно-синий.

До Барселоны долгий наш транзит

Через Берлин ли, Вену ль, Мюнхен, Прагу ль…

Мгновенье неочерченным висит,

Всплошную – бытность скрашивая лаком.

Осанкою прозрачных базилик –

Мне виделся свод гордый и нездешний.

В меня тот берег что-то поселил,

Что помнится светло, но безутешно.

Ну что сказать? Расплакаться, соврать –

Иль попросить мне – об участье кратком?

Вся королевская выходит рать –

Парад справлять – в огромном мире шатком.

Я здесь уже не в первый чахлый раз,

На берегу блаженных интерлюдий.

В соборах – нот готическая вязь:

А что впервые – то верней пребудет.

Всё по закону слов и пустоты,

Ненастижимых, тщетных измерений.

А мы растим – с оливами сады,

Сознаньем, тем не менее, мелея.

А разлучили нас – холсты дорог,

Не вынесли мы спуда впечатлений.

На то, чтоб быть порушенным, - зарок,

И всё вершится – по законам тлена.

А мне дана домашняя судьба,

Ну а тебе – сомнения развилок.

Я тишины читаю по губам,

Что ты – не мне, что выси – грозовые.

Теперь и мне – почти что всё равно,

И не до искушений зазеркалья.

Кто соблазнится новою страной –

Почти блажен. Богов – судьба свергает.

Я столько рубежей перемогла,

В который в жизни раз – в другом ошибшись.  

Испания – свив летнего тепла

На двух напрасных преддекабрьских жизнях.

А я билет в Сети свой закажу,

Чтоб улететь в туман Москвы – до срока.

Стога грехов за отпуск – накошу ль –

В разнообразье скудно-одиноком?

Постыло многое, не ты виной,

Что не сдержало время – обещаний.

Кадисская с открытки смотрит ночь –

Ненужностью затянутых прощаний.

                          2011 г., начертано в аэропорту

2. Северная Америка

Не то чтоб эльф, но и отнюдь не орк -

При лампочках салона накалённых.

Ну что же, в первый раз лечу в Нью-Йорк –

С малознакомым милым компаньоном.

Вполне посилен – долгий перелёт:

Летела я с другим – в ночной Берлин так.

Мечты неисказимые – навзлёт,

И оказаться жаждешь вновь – вдали ты.

Поспешно, с поразбежья – «Дьюти фри»:

Мне крем «Ж’адор» - и эти, от «Версаче».

А он робеет, как дитя, внутри,

Входя со мной за руку – в тусклый зальчик…

О, сколько глупой с багажом возни!

Порой – лишь врозь – сбываются маршруты…

Но всё ж зачем расстались – объясни –

И почему торить стези – так трудно?

Наутро – Бронкса будет кутерьма

И непременный яркий мост на Бруклин.

Я всё решаю за себя сама,

Вчерашних мифов – с плеч снимая руки.

***

Меня печаль затронет не дыша,

И сердце на её ответит щедрость.

Меня напрасно нынче утешать,

И вроссыпь перья тянутся по ветру.

Я в трансе снов – шепну другому то,

Что до конца тебе предназначалось.

И звёздное тугое решето

Над бухтой прозвенит, едва печалясь.

Я про своё. Я снова про своё.

Томлюсь, сновижу, верую, упрямлюсь. 

Как спичка – гаснет миг с тобой вдвоём,

Вот-вот ветра сторонние нагрянут.

Мне б ластиться, настраивать свирель,

В глазах прудов читать готовность к смерти.

Судьба сыграет то, что не стереть,

Не замутить в воронках диких сердца.

Ах, омут, слюдяное бытиё,

Нагар со свеч, лучинка уговоров.

Мой мир – на то, что нынче, - поделён –

И мглу, что взвилась при тебе  проворно.

Как строг напев, тревожен, бережлив,

Как снежный дым, бредущий на позимок.

И мы однажды шли, да не дошли

На этот свет пронзительный в осинах.

Я счастлива, что воли реять – нет

Во мне – со времени большой потери.

И плачет бес, затравлен в глубине,

И происходит всё на самом деле.

***

Божница благодушницы зари

Горит – мы снам пределы устрояем.

Дух, стланный тихим ладом, не сгорит,

Данайцев в стан попав – конём троянским.

Простое питиё вечерних дум,

И прояснённых черт, и откровений.

Я вижу мир, и бытность на ходу,

Расщелина судьбы – слоится верно.

Среди дорог, заведших в никуда,

Нащупала я зря – прожилку солнца.

Куцеет синеокая звезда,

Набравшись льда – в отринутых высотах.

В ладу с намёткой утренней звезды,

Со швом живым просёлков межпланетных –

Слепых надежд грядущие сады,

Что контуром сияют яблок медных.

А жребий звёзд – прилунно высыхать,

Ступать на почву новых побережий. 

А Божий куш – тесать и высекать –

И к смертным понаведываться реже.

                               31 марта 2012 г., Москва

***

Метафору вселенского дождя

Я собираю по случайным книгам.

Триумфы ослепительнейших тяг,

Созвездий приключившиеся лики…

Вперегонки со смыслом ветряным,

С отъявленным и рьяным мукомольем –

Трёхстиший недозвольные гряды;

В челе – словесный обод незамольный.

По нарубежью духа – в мысли вполз

Опрятный купол сутолок полночных.

Неотделим от нас – эпох обоз,

И жестом освящён их – миг порочный.

Неотделима сущность – от Творца,

Хоть пристальнее смерть, что в дальних звёздах

Каликой вечной. Дремлет зеленца

Наросших мхов – на переправах-взмостьях.

О, странничать я с посохом пойду –

В край оползней и встучий пролиянных.

Для духа держит ангел борозду –

И копит впрок начельником – сиянье.

*** Швейцарские росплески

1

Мостовых веществен каждый шорох –

В городке священной старины.

Скрежет тут трамваем-распашонок –

С видом на созвездия и сны.

Здесь samedi soir пустая пьеса –

На циничных держится ролях.

Из квартала и в квартал поездки,

Фуэте как будто – на балах.

Рейна судоходного взабрежье,

Лабиринт подземных городков.

Замыслов стеснённая скворечня,

Мельничный эпохи вороток.

Восстаёт луна над шатким взречьем,

И меж замков тянется молва.                              

Стёртая сутулится взапрежность –

На краю времён, у кромки рва.

Вносит ясность в ломкие ландшафты –

Вековой швейцарский ропоток.

Наций растревоженная шаткость,

Звёзд непересильный кровоток.

Всё идёт по кругу в этом мире,

Чешую топорщит синий змей.

В судоходных спутьях многомильных –

Разобраться с натиску – сумей!

Все мы гости в отнятой вселенной:

Тесно, зыбко, горестно, мертво.

По артериям тщеты и тлена –

Камешков роскошное шитво.

2

Раструбы немецкого квартала,

А в подгорье – цепь французских сёл.

Я куплеты налету хватала,

Накрывала из мелодий стол…

Я давала на стихах концерты –

Распрю смыслов с гордостью держа.

На прованской, знать, лаванде с цедрой –

Знобкая расходится душа.

И стамеской смысла я тесала

До ограна нужного – мечту.

Море рукоплещущего зала

Я в замирье неба – тихо чту.

Подовые хлебцы и ветчинка,

Апельсинный сок на имбире ль…

Есть всему весомые причины,

Умолчит о коих – министрель.

Аккордеонисты взгляд потупят,

А шарманщик в угол завернёт.

Ангелы под ночь воздели трубы –

И попали в предписанье нот.

Партитуры замыслов размыты,

Но доподлин в памяти мотив.

А филармонические сны-то –

Соблюдает божество в груди.

Жмутся к неприветным тротуарам –

Свивия беспомощных шагов.

Я с событий хлопья грёз сдуваю,

Но стремлюсь очнуться – высоко.

Ангел с фрески, сдержанная церковь,

Кальвин, и бесплотный, и живой.

Рыночная площадь по соседству –

Золото метёт над головой.

Оперным бессменным персонажем –

Электрический вселенский смех.

Глубоки – в мечтах сомненья наши,

Но бесспорны – радуги во тьме.

                     Октябрь 2011 г., Швейцария

*** Под знаком Бенилюкса: словно века назад

В кровоподтёках гнева и метаний –

Весь этот город, что мешает плыть.

Здесь сжито всё дотла, и увядает

За миг – с годами набранная прыть.

Безмерно ощущенье непокоя,

Подспудной, чуть прилаченной вражды.

И этот плеск магнолии с левкоем –

Вчерашний символ новой духоты.

Ребристой мостовой – прозрачный выступ,

Облатка скаменелых миражей.

Брусчатке – под холодным шагом – взвыть бы,

Но отрешилось зрение в душе.

На семь краёв – удушливые окна –

Да речи неизустной толокно.

Я под дождём вселенским – вечно мокну,

В резину ставенок – рядя окно.

Иглой вонзилась – вещая дорога

В тугую небыль отрешённых стен.

Католицизму – трепетные розги,

Руда веков намытая – вразмен.

И этот мост уводит в первозданность –

Многовековый, крепкий, навесной.

Волков залязгали ночные стаи,

И нет в груди – морали запасной.

Бог исковеркал звучное Творенье,

На новый лад повесил мишуру.

В твориле инквизиторском горенье:

И королю – высь плахи, - и шуту.

Вельможа вровень с одичалым нищим,

А пришлый равен выросшему здесь.

И смотрит Кальвин в душу всепронично,

И всем костры готовит Бог-отец.     

Ещё немного – до невнятной правды,

Она – на расстоянии руки.

Идут в душе подспудные парады,

И редкий дождик – воротит круги.

                                 1 апреля 2012 г.

*** Воспоминание об Альпах

Обернуться б на омут проделанных странствий –

И на вязь тщетно исколешённых дорог.

Долго будут в ночи мне химеры казаться,

Что надумал вселенский непойманный рок.

О, рассыпаны бархатные полоскутья –

Этой ласковой ниткой – за пряный предел.

Я ценю отведённые шагу секунды,

Купол ночи пока ещё – не поредел.

В душу тихо плеснёт музыкальною тенью,

Слепо вытлели к полночи – звёзд адреса.

В этом тлене глухом – всё слышнее потери,

Мир являет лишь тех, кого тщетно – спасать.

Балагурит луна, зря предчувствуя вечность,

И вспугнутая бренность – взращает зарю.

Эта бренность меня – от темнот не залечит,

В пользу мрака – решаю я сказку свою.

Ночь венчает луна, словно мгла – листопады,

А грибному туману я верю дотла.

И так хочется мне до отгадок добраться –

Да от бренного чуть отмежиться котла.

На молельном приступье. Во мгле кальвинистской,

Лунный зайчик задачит монахиню-тьму.

Но мне не перед кем – за огрешья виниться:

Ведь я вышла из ребусов тёмных и смут.

На тот край перебежчицей – к Богу протиснусь,

И мой отнятый город – зажжётся в ночи.

Этот мир – как прощание с вольностью – птицы:

А коль трель эту вспомнишь – то глубже молчи.

Снова ворох лирический к горлу подступит –

И попробуешь ты на сдорожье – гортань.

И сорвётся неистовство горшее – с губ тут,

И останется дух без свирелей и тайн.

В ореоле того, что здесь сбыться не может,

В заалтарье прошествует – бытности круг.

И замнётся душа в тишине однобожья,

И распустит перо на погасшем ветру.

                                    Апрель 2012 г.

*** Новолетье

Дни – не вместе и не розно,

С середины – им отсчёт.

Памяти прозрачный воздух –

Не горюет ни о  чём.

На версту – печаль забвенья,

В смутной дымке – тишина.

И в поступках вдохновенных –

Упражняется луна.

Всё подёрнутно тщетою,

Прямодушный облик – прочь.

Всё в минутных масках тонет,

И в снегу завязла – ночь.

Явь – напрасна. Зазеркальем

Скованный болеет мир.

Всё в седой золе окалин,

За толщенными дверьми.

Истощала воля, счахла,

Приобщилась к темноте.

Позакисли звёзды в чанах,

Упования – не те.

Вечный дух – подвержен тлену,

Ненадолго – явь вокруг.

Далеко Господне лето:

Сны держать – не хватит рук.

Пред тщетой – явь отмолчится

И кудель времён – порвёт.

Птицами мелькают числа:

Стаи с мест снялись – и вот…

И под кожу позапрудий,

Как в Исподнюю – душа,

Вдруг судьба уходит спудом.

Увяданья песнь верша.

Затухает мир, робея,

Утыкается ничком.

Замолкает птичье пенье – 

Хожей тропки за крючком.

Истончается бессмертье,

Глубина идёт вразнос.

Грёза подлежит размене

На пустячность свежих снов.

*** Небывшая исповедь

1

В ум ворвалась мне – соль преображенья,

Как ноета давно захрясших ран.

Со временем – душа не хорошеет;

Что грех наш искупим – самообман.

А панорама памяти – просторна:

Жаль тех, кого уже не отстоять.

Нас молча укоряют наши корни,

И мы живём, всё лучшее тая.

Забытые могилы – в давнем пятна.

Мне жаль имён – затерянных, невнятных:

Их в литургии не припомянуть.

Порывов жалко, рано в сердце свядших,

И задарма загубленных минут.

О чём я в исповедях умолчала –

За то пред Богом стыдно мне вдвойне.

Мне евхаристией – не снять печали,

А с падшими – не дышится вольней.

Что камнем на душе – то не сказуешь:

Жаль, что свобода забывать – дана.

Своим примером – грешных не спасуешь.

За отжитое стыд – лишает сна.

Но нечего – к бессмертию добавить,

А вместо дел – ты колыбелишь зло.

Боль непревозможимая, тупая –

Нехитрое у сердца ремесло.

И сил для покаянья нет простого,

Хотя словесный обиход богат.

К греху неодолимо правя стопы,

Неотвратимо близишь ты закат.

Как звёзд на небе, как в морях песчинок,

Как сосен в нескудеющих лесах –

Грехов за нами. Дух всё выплыть тщится,

Наш крик повис в оглохших небесах.

Мы думаем о теми предрешенья,

О спуде зла, о выборе Творца.

Но сердце пусть сожжется и защемит –

Пред милостью из Отчего дворца.

2

Хоть есть призыв – скудна в тот наша лепта:

Где воля – тайно жертвовать собой?

Но Бог сказал: мы Бога пожалели,

Со слабым – разделив до капли боль.

Стяжай благословенья. День же Судный

Грядёт для всех: не смотрит Бог на лик.

И меньших братьев с правдою связуя,

Пригреть не бойся у себя калик.

По милости спасуе, не по правде –

Господь того, кому благоволит.

Себя кори, другим даруй украдкой:

Не в счёт всё то, что вынуто на вид.

Живи, в устах держа – себе упрёки:

Всё свыше, и – щедрее отдавай.

В соблазне- приращаются пороки:

За нами грех, у нас коль отнятрай.

Веди в посте, в молитве, в покаянье –

Ты дни, а отговорок не ищи.

Себя – богоугодный – укоряет –

И терпит боль от собственной пращи.

                             3 апреля 2012 г., Москва

***  Попытка поучения

                 А есть бесславье – безымянно сгинуть

                 И не прочтённым быть в помяннике…

                                                      Автоэпиграф                      

Спасибо всем, кому я помогла:

Вы дар сочувствия – во мне открыли.

Жаль, что так много – тьма заволокла,

Что столько мы талантов – в земь зарыли.

Жаль, набежала память не о том,

Что драгоценности ушли впустую.

Жаль, что обжечься можно молоком, -

И я на воду с подозреньем дую.

Ушли моменты: вспять не воротить

Того, что уплывает вдаль бесследно.

Хоть небо долго – совестно коптить,

Спасибо всем, взялся кто наградить

Меня тревожным ощущеньем света.

Беспомощно глядят вокруг ростки,

Но их не так – готовят к Божьей жатве.

Жаль, что растрачен век на пустяки;

Что нечем оправдаться – трижды жалко.

Упущено немало, тягче боль.

Зовёт к преображенью мир, к ответу.

На гордость разменяв – дар быть собой,

Пустили мы жемчужины – по ветру.

Бог неотступней нас зовёт к делам,

А мудрствуя – мы даром созерцаем.

Победный зря выбрасываем флаг –

Когда себя от совести спасаем.

А мудрость есть – бессловно помогать:

Не знай же, левая рука, - дел правой!

Растит вольны мы в сердце облака –

И навзничь падать на шелка сотравий!

И разговоров суетных нужней –

Предотвращенье боли неокрепших.

Я Божью жизнь живу, но что мне в ней,

Когда ребёнку – свет её не брезжит?

Ветра непревозможные свистят

И в даль со злобы угоняют шхуны.

О тихой правде – в горны не гудят,

И ангел реет – кротко и бесшумно.

*** Душа с изнанки

Глаза не слишком знали в лик полдневье,

Не очень жаловала их луна.

Ночь, брызни взглядом, обернись во гневе,

Дай света – вглубь залегшим валунам!

А я иду, водимая лишь краской

Зари вечерней, выше что влечёт.

Я вижу порасплёсканные сказки,

И время вспять несметное течёт.

А я живу – с улыбкой наготове –

И с песней. Ну чего ещё желать?

Растратившись неимоверно в слове,

Я тишины предощущаю власть.

Молчанье скупо, бережно, безбрежно.

Родник – неостановно верещит.

Она, моя обманчивая нежность,

Гостя в душе, - в той обретает щит.

На глубях – позеркалия ночные,

Маршруты встреч, слияний, свилий, снов.

Мир ослеплённый заново начни я –

Всех подкуплю огняной новизной.

Подёрнут горечью – трамвайный скрежет.

Дремоту мир сваял, ещё смеясь.

Уходит город. Остаётся нежность,

Себе единой – дерзко умилясь.

Я забываюсь в облике нездешнем

Румяных черт, взращённых про себя.

Уходят будни. Остаётся вечность.

Растают мифы – выстоит судьба.

***

За плечи взявши тень в сыром предмирье,

И жить, и плакать я – убеждена.

Всего-то-навсего – очнулись мифы,

Воскресла явь – в плену иных мимикрий,

Глазницы пробуравила – стена.

Бойниц зауженных свив рыхлый сумрак –

Я простираю  руки к небесам.

Стрела – от безмятежности спасует,

И мир решает за себя всё – сам.

Наградой овлечёт пустые очи,

Как занебесьем с роззвуками звёзд.

А я живу, чтоб остальным пророчить

И упражняться в небе чудоточном,

Ловя удачу гнусную – за хвост.

Остановлюсь, чтоб бросить взгляд на плечи

Прохожему, вдруг ставшему тобой.

Произошло ли что? Упал лишь вечер,

Вдев в освещённое пространство – боль.

А вспять – нельзя! Всплеск музыки заучен,

Чтоб к горну вновь прибегнул Гавриил.

Довольно о былом твердить и мучить,

И бес давно стезю нам искривил.

Час мишуры – пробило в принебесье,

Святые понадели маски бестий,

И я вошла в развешенную ночь.

Год календарный, подстречённый веским, -

Священнейшая из известных нош.

Драконий год, знак новый Зодиачий,

Змеистый сумрак, ломкая тропа.

Созвездье всходит колдовской удачи –

К непредречимым ангельским гробам.

*** Месса метаниям

1

Туман непонятых речей –

Один, заблудший и ничей.

Нет огласки – тишине,

Что расползается во мне.

Ещё молчания сверх сил –

И белый ангел не вкусил.

Бубенчик навесу: входи,

Но соблюдай мотив в груди.

Облокотись о мир крылом:

Кто не прощён – так поделом!

Дух принадлежен облакам –

Бессмертье спевший по слогам:

Зачем свирепый мир простёрт –

Дорогой водной в смутный порт?

Заиндевелою душой –

Уходит тень к звезде чужой.

Парчу бессмертья запахни –

И душу в вечность обмакни.

Портной, художник, холстомер

Подспудных бабочек-химер…

Безбрежных душ во мгле – очнись:

Хрустален век, разровнен, чист.

2

Нестройный хор, немой оркестр.

Дух – и обжора, и аскет.

В отвесной мгле – жильё стрижа:

Изнанкой тёмною – душа.

Охота к перемене мест…

Служенье снам – нестройных месс,

Кажденье мнимым ли богам:

И гул и стук, и шум и гам.

Кумирен отсветы чужих:

И сор и хлам, и жох и жмых.

Бесплотным ликам фимиам  -

И тут и там.

*** Два романса

1

Время плавится упруго,

В сердце каменная злость.

Мы не можем друг без друга –

Понеслось так понеслось.

Не проходит гнев бессильный;

Зря обида, что ни час.

Отыграться бы, взбеситься,

Душу отвести, мечась.

Отмолчаться, оробеть бы,

Отойти – в слезах немых.

Но куплеты в этой песне –

Всё ж придумали не мы.

Тьма назойливая душит:

Разве вьюга улеглась?

Хлюпают шаги по лужам,

Иглы – посторонних глаз.

Коченеет ум на стуже,

Мысли вяжутся в тщету.

Мне бы песню вспомнить, слушай!

Но бессонно я иду…

Перемочь непобедимость:

Где набраться сил лихих?

В уголочке нелюдимом –

Мне вовсю идут стихи.

Беспризорное молчанье,

Памяти небытиё.

Зря сверяюсь со свечами:

В стёклах – месяц-остриё.

Опрошу округу с далью:

Ходят ангел – к кому?

Там, под звёздною вуалью,

Кущи режут бахрому.

О, наверное, не с теми –

Я полотна тку души.

Где-то в горестном затемье –

Накипают миражи.

Неотвязные химеры

Наступают, что ни час.

И в тоске не знаю меры -

Я ни днём, ни при свечах.

2

Вспять мгновений не погонишь,

Темью – изойдут часы.

Этот сумрак заоконный –

Как бессмертия азы.

Долго мрачную эпоху –

На мгновениях качать.

Глубоко – не сделать вздоха,

Сказку снова не начать.

А слова стремятся мимо,

Впечатленья – в нить вяжи!

Сею горестные мифы –

Слёз алмазы жну в тиши.

Как мне быть и что добавить

К мирозданью – от себя?

Лишь вотще струится память:

Я живу – богам грубя.

Неисходный омут вязок,

Бездну осилять – нет крыл.

Я в плену своих фантазий,

Дух дары – в песок зарыл.

В сердце та ж гноится ранка,

Вровень со звездой – не стать.

Мне бы лишь на пядь таланта.

Чтобы с грустью совладать.

Исчерпать бы обречённость –

И развеять мне тоску б.

Только контур ночи чёрной –

На огни цветные – скуп.

Незапятнанное имя –

Исподволь слетает с уст.

Ангелы затушат нимбы –

Мрак всклубится, смутен, густ.

               Февраль – апрель 2012 г.

***

Заиндевело своды забелели,

Вправляя душу в серебро тоски.

Я шла по затихающим аллеям:

Роняла тьма смарагды грёз в пески.

Заточенные перья листопада

Позимком вдруг переплавлялись в снег.

Торжественно-тревожные опалы

Светил ночных – всходили, как во сне.

И пряники имбирные расснежья –

Вставали в рост, как в Польше города.

Я чётко знаю в облик птицу-нежность,

Давно уже не вхожую сюда.

Фарфоровое счастье – оттиск года

На правильно размеченном снегу.

Зима как неотмирная свобода

Жива во мне: я никогда не лгу.

На пяльцах тишины гарцует нитка

Умело шьющей золотом швеи.

На панораму времени – взгляни-ка,

Надежде набежать светло – вели!

Верховной, о крылах кариатидой –

Эпоха, норовящая на трон.

Уходят вдаль – мгновений бригантины,

Даль – чересчур устроена хитро.

Лепнина смысла, совести расплетье:

Затёсана под дух ампирны – тьма.

Мы все наследники иных поверий,

Хоть населяем скудные дома.

Всевластье гипнотической отравы,

Настойчивая в ядрышках ваниль.

Мы родились – и тем вселенски правы:

Сам Бог на свете – кофе заварил.

Лёд в кубиках венчает запустенье

И не противоречит волшебству.

А чары тонко переходят в тени,

И нить под стать затейному шитву.

О, второпях – предгибельная вспышка

Давно и всё предугадавших нот.

И держит пресловутый нас обычай –

В вериги взятых с темени до ног.

                        1 апреля 2012 г., Москва

***

А память снега – истины верней,

Нужней и проще обиходов яви.

Дух в колыбельном, мерклом полусне,

От миража к подневью – в переправе.

Я зажигаю свечи от лампад,

Спускаюсь вниз – узорной анфиладой.

Сгорают фрески. Неосязный чад –

Нам за грехи вчерашние – расплатой.

Моя непокаянная строфа,

Безмолвье нераскаянных постиший.

Уходит в небо – верная тропа,

Что топы набивают неутишно.

Стопа строки, причудливейший троп:

Метафорой – судьбу захолонуло.

Мечты уходят – мира за отрог,

Я райского вина – лишка глотнула.

Эпитет к яркой остроте ума –

В непозабвенном исступленье – радость.

Иллюзии заоблачный туман

Приуготовлен для согласных красться.

Очнусь я в несказуемых цветах,

На пальцах растревоженных сотравья.

А память нерушима и свята,

И оной мы единственно лишь – правы.

В соборах намелованных – горька

Святая музыка – и терпче слово.

Мне не хватает одного витка

До звёзд, что вижу в чистое стекло я.

***

Как девы в соргах, понкстах, панарах –

Рябины, разукрашенные в осень.

Дерзит, закравшись, пылкая пора,

Стволы очерчивая ярче сосен,

Листву пугая крадкую осин,

Лиясь в берёзах – радугой медвяной.

Как скуден берег осени и сир,

Но как обилен – музыкою рдяной!

И прежде чем сомнение изречь,

Явь отмолчится пред погожей высью.

Извилиной – душа – студёных рек,

И от погоды – строй надежд зависим.

И я мечусь меж зорями и тьмой,

На веру взяв – сырой погоды внешность.

Придётся мне выпытывать самой

У предоктябрьских глаз – и боль, и нежность.

                                  Апрель 2012 г., Москва

***

Это слух, на соблазны не падкий.

Это Ренье, пожавшее сны.

Звёзды плещутся в налитых кадках –

Жгучи, вечны, бессменно-честны.

Обнищалые тёмные очи,

Мрачный омут беззвучных тревог.

Высота с золотой оторочкой –

В недосяжную звёздность – рывок.

Намогильные стёртые камни,

Бирюзовый лишайник и мох.

Дикий цвет на полях разуханных,

Подступающий к горлу комок.

В тишине – неотвратная горечь,

Сердца тактовый, пламенный стук.

Неизвестною донною – Полночь

Свой срывает порог и недуг.

Всё примолкло. В горячие степи –

Позадальние тропы ведут.

Воздух сумрачен, зноен и терпок,

Ветер смугл, и душа – на виду.

Вот и всё. Боль уходит на запад,

А с востока встаёт правота.

Помню это пространство на запах:

Лета с патокой – память слита.

Луг медвяный, парной и молчащий,

В пряных, туго набитых стогах.

Соловьиная в ягодах чаща,

На болоте – до звёзд осока.

Я люблю этот шелест высокий:

Мир роднит он – с вечерней звездой.

Мрак гостит на радушье стоокий,

Ворожит – нить дороги витой.

Вечер августа недосягаем,

Этой приторнее вкус тишины.

Назубок знаю ливней я сказы,

Голоса хотя – искажены.

Сны, здоровье, жильё, путь до храма.

Боль, тревога, икона, очаг.

Убаюканы старые раны

В этих рано прозревших ночах.

Ремесло, прибыль, тяга, молитва.

Неуменье, безверье. Разлад.

Предстоят нам великие битвы –

Мирового в преддверии зла.

***

Вкус рос увядших, сгибшего причала,

Погасшей синевы – на чаше лет…

А явь – сверчков завешена свечами:

Летят мечты, как мотыльки, - на свет.

А я хлебну из чана междумирья:

Мне боль – своё произнесла сполна.

На длани вод – играют, снясь, зефиры,

И прозревает – времени волна.

Качаются дрейфующие шхуны

В виду ещё не отнятой земли.

И Правдой заполняются лакуны,

Которую в сердца – Творец вселил.

Я замираю пред иным Престолом,

Для самодержца вылитым из руд.

А сложность мира – вьётся из простого:

Календари, часы и сны – не врут!

Не врут отливы, зимы и закаты,

Как о часам – сады роняют плод.

Мир соловьиный на земле богатой –

В наш край – бессонно снаряжает флот.

Добыть бы то, что взято безвозвратно,

Намыть бы жемчуг в океане зол!

Душа ещё на многое горазда,

Чтоб оправдать ей врученный Престол!

Я на плече проснусь у Мирозданья –

Впервые за молчанье темноты.

Желанье править – дерзостно и тайно,

Но с Божеством отныне я – на «ты».

Вкус рос ослепших – на губах зажжётся:

Ведь Правду Бог – до срока потопил.

Без боя сдастся – мир наш осаждённый

Всем тем, кто истин – загодя добыл.

Беру правей от бухты в ореоле

Заката и необойдимых чувств…

Я в паутине неба – как на воле –

И музыкой из спелых волн – сочусь.

***

Назреет тишина и опрокинет

На эту бренность – звёздный свой ушат.

Друг другу, право, вовсе не враги мы,

К душе покуда тянется душа.

Раскину руки, подожду до ночи:

Накатится печаль, мечты скрепив.

Вгляжусь сквозь сны зимы – в знакомый почерк,

И впечатленье – вольно зарябит.

А тени – тоньше. Крепче верой – сумрак,

И хочется стремить надежду вспять,

И позволять душе всё те ж безумства,

Как при тебе. Нет удержу, упасть

Бы в снег! Утешь обманном телефонным,

Сцепи прощеньем – гордые слова.

И я ловлю невнятные мне волны,

От рока отдышавшись лишь едва.

Рок сеет зёрна краденых сомнений,

И дух прогоркшей памяти – летуч.

Но сердце – не задаром пламенеет –

И гонит вкось – ошметья сизых туч.

В любимом городке, на кромке света,

На подступах к знакомому крыльцу –

Я слышу, как взапрежде, резвость вера –

Что прежней королевишне к лицу.

Пообещай! Развей скорей туманы!

Явь в душу розы свежие вживит,

Наполнит пылью солнечной – чуланы –

И в самом главном – не продешевит.

Видений вдосталь памяти миражных.

О, не торгуюсь я – за день вчерашний:

Лишь клянчу веры – у подёнщин злых.

Меня поймёт и мне кивнёт – терявший,

Связать стези мечтающий – в узлы.

Боль откровений, редкостных, внезапных,

Земных и тощих, скудных и сквозных.

Моих надежд напрасные вязанки –

Затем, чтоб контур отнятый – возник!

                          3 апреля 2012 г., Москва

***

В утратах – мне являлось откровенье,

Но глупым счастьем – оправдаюсь я.

Пустяк – чужие добрые советы,

Химера – дни, и ложные – друзья.

В моём окне заметном – греет лампа:

Бессонные шаги туда-сюда.

Я чернопёрой птицей стать могла бы,

В твоё окно впорхнуть чтоб без труда.

Я мало помогала странным кошкам,

Кормила редко тощих голубей.

Напрасен свет, увы, в моём окошке:

Назад ты не вернёшься, хоть убей!

Мне жалко псов, хозяевам которых

По жёсткой жизни – не до доброты.

Я накопила множество историй,

Как можно скинуть бремя тесноты

Душевной, помогая самым слабым.

Я б тот удел взяла, чтоб им помочь:

Как хочется согреть четырёхлапых,

Приюта явно не обретших – в ночь.

Ах, что мне стоит! Для перерожденья –

Предлоги в скорбном мире не нужны.

Я столько яви извела на тени,

В химерах маясь, длительных, сплошных.

Поступок – от тщеты совсем отречься,

Увидеть счастье – в радости других.

Луна пыльцой окутывает плечи,

А дождь рисует резвые круги…

Просчётов много, но окупит опыт

Любые, даже малые труды.

Немного нужно нам – очнуться чтобы,

Прозреть, посеять зёрна дброты.

*** В исходе лета

Заслышу этих нот непоправимость:

Уверовать мне в музыку – дано.

Луна сегодня гаснет на травинках

Самозабвенно, радуя окно.

И вещи досыхают на заборе,

И в звёздах – полинялое крыльцо.

Петь соловьята пробуют, да хором,

Но каждый сохраняет в нём лицо.

Шмели висят в затении акаций,

Трещат цикады, бьют итог свой – дню.

И лету настаёт пора смеркаться –

Прописанному чётко полотну.

В горячей смуте августовских пашен –

Всё как-то неотмирней зреет мгла.

Как неоглядно лето! Но судьба-то

Его трагично – на сердце легла.

Календари солгали б во спасенье,

Но шмель бы предал – смех их наносной.

Как веет терпко стоптанное сено,

Чтоб дочерна спреть будущей весной!

Потухли краски, зной превозмогая,

И суше звёзды – пали в травостой.

Дана судьба короткая такая –

Цветистой пашне – как мотив, простой.

Как дух свободой краткою растравлен!

Я справлю чувства, словно тихий траур,   

По дням погожим, налитым, хмельным.          

Ведь где-то там, на рубежах астральных,

Все жизнью неиссячною полны!  

***

              Был утлый ялик наш – безлик:

              Он в бухте дрейфовал…

              Бурун наметился вдали –

              И к снам мальца зазвал.

                     Мой прежний перевод из Эмили Дикинсон

Не разлетится на куски свобода,

А счастье пусть развалится – на срок.

Бессмертье – слишком трудная работа

Для сердца, что идёт сквозь будни – вброд.

А жизнь-сошница – вещая трудяга,

Уздечка – ловкой странницы души.

Неутолима к мерклым высям тяга:

Мы им пресуществляемся в тиши.

Мы с полпути сворачиваем в темень

И паутин скользим по этажам.

О, это долгий разговор без темы,

Хотя, наверно, впрочем, по душам.

Остатки сил собрав, сцепившись с волей,

Карабкаемся мы на поздний свет.

Уйдём мы, грех содеяв незамольный,

Без веских доводов покинуть твердь.

Не разлетится на куски свобода:

Завоеванья лишь – обнулены.

О, как нам быть – у гавани исхода,

Когда в полночье – мачты снурены?

***

Припомнить вовремя – глаз веских тень,

Совета отсверк, истинность напутствий.

А я вилми вожу всё по воде,

А на душе – неисторжимо-пусто.

Но за какие взяться мне дела,

Когда ветра хлопочут и клокочут?

Грущу я, крылья к всплечью мастеря,

И веховой маршрут мой – дробен, кольчат.

Веди меня бессонно до дверей,

По этим заполночьям ненасытным.

Я делаю, что дух мне повелел, -

Под пологом рубинно-антрацитным.

Какие звёзды! – жёлтые шмели.

Созвездьем – высыхают иммортели.

Гербарий чувств – мы втуне завели,

Так не достигнув, впрямь чего хотели.

Нельзя в палитру краски собирать,

Нельзя копить коллекцию восторгов.

Нелепо снов законы попирать

В колючем мире, резвом и просторном.

Глаз сфокусируй, резкости добавь.

Придай постилья – контурам размытым.

Ведь то и дело, что строга судьба,

И место в ней – лишь склокам да обидам.

Немые пунктуальны почтари,

И дней неукоснимы счетоводы.

Я вижу: правы те календари,

Что страстно исповедуем с высот мы.

Туманится паучая тетрадь…

Дорогу скучно – первым проторять,

И тот блажен, кто счастлив – одиноко.

А мелочиться, торг вести, терять –

Нам не по чину, в нас коль – образ Бога.

***

Большие неудачи – бремя юных,

А я смугла и радостно-юна.

К печали первой – подбирает струны –

Так рано легшая в зенит луна.

А я встречала скудные позимки,

Но иней к стёклам – накрепко не льнул.

И радугу в пространстве щедрой сини –

Угрюмый дождь взаправду не кольнул.

Я веселюсь, робея чуть и редко –

В кругу всего, что выбрала сама.

Я не хочу, набилась чтоб в соседки

Однажды мне – глубокая зима.

Я тороплюсь жить вольно и в размахе,

Петь, восторгаться, горевать – смеясь.

Алы – на степь распахнутые маки,

И ветер им – диктует с миром связь.

О том, что отлюбила, - говорю я

С неустранимым, во весь дух смешком.

Мы  у судьбы так многое воруем,

Что с этим спудом – лень брести пешком.

Душе явь снаряжает экипажи

Невестины, и ангел – на часах.

И знаю я, который смуглый пажик

Развяжет ленту в бойких волосах.

Я препояшусь кружевным повоем,

Носки воткну в те туфельки с бантом.

Мне мир отпишет радости и воли,

И мне какое дело – что потом?

***

Но впрямь: какое в этом преступленье?

Брось яблоко – лишь малость надкусив.

Всё правят на земле – законы тлена,

И страсти вторглись в явь, нас не спросив.

Какое в вихрях – подлое коварство?

Ведь всё прейдёт – на лике бытия.

Не то что мы – уходят даже царства,

Удел свой – со тщетой щедрей деля.

Мне – верить в то, остро что, непосильно,

Перемогать, томиться и молчать;

Тянуть бесспорно долгую резину,

Права души – мизерные! - качать.

И вздрагивать от всех шагов за дверью,

Те выше на этаж – пускай ведут.

Порою лучший – далеко не первый,

Но более других уместный – тут.

Есть каверзы у выведенных правил,

Но дух во что-то верить – всё ж велит.

И ливня в стекленеющих накрапах –

Вежей и романтичней – прежний вид.

Слова держала, но не угождала,

Гордилась, но и это в мире – зря.

И вечность кряду – сны готова ждать я,

Стирая числа на календарях.

Я знаю, что на свете повторенье

Возможно – по законам естества.

Судьба ведёт большую распрю с тленом,

Но стойче мир, что разделён на два.

Напрасные мгновенья набегают,

Но памяти коросты – не умрут.

Мне хочется довериться – и кануть

В объятье-миф неодолимых рук.

*** Кавафиана

1

Нерасточимые смарагды,

Нить неизливной бирюзы.

О, я добьюсь у мира правды:

Мой навык – множить свет в разы.

Как с парусника парусина,

Стекает дух с лица земли.

Удел мне – ремесло всесилья

Из уст самозабвенных лир.

О, горше память стихотворца,

Чем страсти неизбежный вкус.

Тоска по тёмному праморю

На такте кипарисных кущ…

Иная знойная погода,

В стрижином зове – переплеск.

И кречет для большой охоты –

С надёжных Трифоновых плеч.

Душа в меня вселилась птицей,

Забрезжила, как à propos.

Меня паучья приютила

Слюда, что сплёл бесшовно – Бог.

Предмирье океанов новых –

Созвездье в паутине хвой.

Открою наугад окно я,

Чуть загадав – на купол свой.

Молчи, судьба! Мне слов не надо:

Всё доказуемо и так.

И крадучись бегут ограды –

За наливной наползший мрак.

Погожая свирель прибоя

Мне тайну робко донесёт.

И мир молчит в преддверье боли

С незавоёванных  высот.

2

                        Кавафиана. Окна в никуда.

                        Приобщены глазами мы к свободе.

                                  Автоэпиграф

Я запустений ем соплодья –

Разгадкою наверняка.

Мне терний, уз, спудов и сплётов

Не надо: с вечным связь крепка.

Не верю я в господство смерти

На колокольном берегу.

Радеет власть душа – намедни –

Крестов в торжественном кругу.

В скале отвесной – очерк храма,

Чуть намелованный извне,

И колья явственны ограды  -

На порубежной стороне.

Доносит пена – Афродиты

Осанку – ту, что не изречь.

Но христианством всенастижным  

Омыто всё, и не перечь.

Семирамида и Пальмира.

Александрии коптский мыс.

И новой эрой несломимой

Полна запёкшаяся высь.

Кавафиана, Одиссея

По запрещённым городам.

Зерном – миф странствия рассеян,

И сфинксы светят тут и там.

Кавафис. Дух портов турецких.

Всё неуглядно. Зря призор.

Орех зелёный, горький, грецкий –

Родит с гармонией раздор.

Горит покой в саду незрячем,

Древ убаюкан ореол.

Мне к этим высям – не продраться,

Бегут хоть шхуны на прикол.

Туман над морем вьётся рваный,

Неоспоримы скосы гор.

Спит, но болит и тяжко вянет

Во мне – судьбы подневный скол.

Раскованно раздеться мне бы –

В тревожной дрожи – для любви!

Какое радужное небо –

Мне вплыть в забвенье норовит!

Диковинной ракушки свивы,

Порфира моря, жезл огней.

Я пью небес лихие вина –

В видавшем многое окне.

Тоска небыстрая – в нутре всём

Разлита – с тьмой напополам.

Когда-нибудь и мы воскреснем

Для жизни той, что в нас спала.

3

Праматеринская свобода,

По зверю тёмному – тоска.

Растёт плакун-трава сквозь воду –

Хрупка, верховна. Свет – меж скал.

О, горностаевых оплечий

Явь прояснима наперёд.

Беды тягучее предречье –

И душный час – Суда с высот.

Под кожей моря дремлют души,

Что сгинувшие города.

А мир искал удела лучше,

Чем ни за меру снов – страдать.

Растёт вслепую – боль пучины

О том, чего в помине нет.

Соблазном женщина мужчине –

Эдема в цветкой глубине.

Добычей – изумруду-змею –

Стихия – женская душа.

И время ящуром немеет,

Предречья мифов вороша.

Триумфы римские гремучи,

Македоняне злы в углах.

На грех – и повод, есть и случай,

И даром вьёт заливы – мгла.

                     Октябрь 2011 г., Сочи – апрель 2012 г., Москва

***

Румянец находив, взметнулся клевер;

В цветенье чистом зажурчал июнь.

А он ушёл в своём священном гневе,

Не выслушав всю отповедь мою.

И запахнул неистово он двери,

На этот раз ничуть не снизойдя.

Мы не успели сверить впечатлений,

Как в мае – рухнул домик изо льда.

Сменю друзей, страну, обычай, почерк;

Приму другую веру, наконец.

Там будут бризы цепче, чайки бойче,

И я останусь легче – на коне.

И только имя вдруг придёт в забвенье –

И сердце торкнет в постуке глухом.

А память меркло спустится вдоль венок,

Сквозняк в мансарде – стукнет каблуком.

Пословно – глаз напрасных вспомнив тайну,

Я из зеркал – былое почерпну.

Но только вот – зазря грустить не стану –

И в омуте – догадку не запну.

***

Роскошество предутреннего часа;

Жемчужных снизок в небе череда.

Сюда, за дальние дальние, примчаться –

Сквозь сны, аэропорты, города…

Рассвета пламя – щедро багровеет,

Густеют мифы в звёздных очагах.

Не ялик – явно судно посправнее –

Погонит мукулистый кочегар.

В скале заветной – лепит стриж – суглинок.

Раскинув руки, радуга парит.

От мыслей – имя грёз неотделимо;

Душа – кипящей музыкой болит.

Заветная излука, остров в пойме:

Артерия несёт на сушу – мглу.

О, твой порыв предельно будет понят –

В глухом скиту, в заброшенном углу.

Душа процедит явь воспоминаний –

И о своём внезапно замолчит.

Фантазия осанку разминает,

И впечатленье тихое горчит.

Твой дом на зазывные смотрит дали,

На степи беспробудных миражей.

Мы слишком долго пробыли в скитаньях,

Но Бог дал всё отвоевать – душе.

Шумит толпа на белом пароходе,

И к устью – отправляется паром.

Не перебить небесной в нас охоты,

И мы стремимся в подлинный свой дом…

Мы с той судьбой, что суждена нам свыше,

Ликуем, тесно об руку идя.

Мы взмоем ввысь, и цели станут ближе –

В тумане солнца, в облаке дождя.

Разбередим нестянутые раны,

Но свой удел на всплечии – снесём.

И мы пойдём по гатям и туманам:

Ведь дух наш путеводно-невесом.

Раскинула беспомощные плечи

Заря – девица, воля и судьба.

А время возмещает всё и лечит,

Готовя чан наградный – для тебя.

И повод к окончательной расплате

Давно приспел – что на ветвях созрел.

И мы погибнем в цветких кущах сада,

Не попрощавшись, не окончив дел…

Ну да и пусть. Судьба сквозней и ближе,

И тоньше – пропасти погожий звон.

И в душу явь легенду бойко пишет,

На лад свобода происходит – свой.   

Дух прикипит к судьбе своей высокой –

И на её польстится омут глаз.

Не отведёт судьба шального ока,

Но это для заблудших – в самый раз.

          Окончательная редакция – 4 апреля 2012 г.