Владимир Хохлев 

Выборы LIFE

 

Продолжение


 

11.10.2010

В понедельник утром из редакции Хохлев разослал свое шестое предвыборное письмо - приглашение на круглый стол.

 

Дорогие друзья!

14 октября в 17-00 в Музее-усадьбе Г. Р. Державина состоится Устный выпуск общественно-политического, литературно-художественного журнала «БЕГ». 

В первой части.

Выступления поэтов и прозаиков - авторов журнала «БЕГ», литературных приложений «АВТОГРАФ» и «РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ» (время выступления автора - до 5 минут).

Во второй части.

Круглый стол на тему: «Язык и литература как основы национальной безопасности России». (время сообщений - до 5 минут, выступления в прениях - до 2 минут).

Вход в Музей-усадьбу Г. Р. Державина - 150 рублей. Адрес: набережная реки Фонтанки, 118. Станция метро «Технологический институт». Телефон для справок: 8-960-246-60-02.

Наиболее интересные фрагменты беседы за круглым столом будут опубликованы в очередном номере журнала «БЕГ». Просьба к членам Союза писателей: пригласите, пожалуйста, на это мероприятие своих друзей - писателей Санкт-Петербургского отделения, у которых нет электронной почты.

С уважением, Владимир Хохлев

 

Первым - сразу же - откликнулся Саша Странников:

 

Володя! Для писателей - платный вход!!!

Ты понимаешь, что это такое? 50 рублей на метро, да ещё 150 за вход? На водку не останется. Это шутка.

А всерьёз: наш Корнеев - писатель и депутат Госдумы - очень рассчитывает на смену Жерлова.

А.С.

 

Примерно через час пришло письмо от Рудакова.

 

Владимир Владимирович, зря сказал про деньги.

Писатели ведь бедные...

Но я уже всё выяснил про льготы и разослал эту информацию всем.

Право на бесплатное посещение музея и экскурсионное обслуживание имеют: инвалиды I и II групп, дети-инвалиды; сотрудники Центрального аппарата Министерства культуры Российской Федерации и музеев, находящихся в подчинении Министерства культуры; участники ВОВ и жители блокадного Ленинграда при предъявлении удостоверения.

Так что мы с женой платить не будем. Пока. Удачи.

Да, да, да - чуть не забыл...

Володя, шли, наконец, мне свой текст в очередной (не специальный) номер «Парада талантов». Обещал же...

 

В ящике стола Хохлев нашел - вылежавшую уже - распечатку обещанной статьи. Перечитал её, внес в электронную версию небольшую правку и отправил Рудакову окончательный вариант:

 

ЗАЧЕМ БОГУ ПОЭТЫ?

Для начала - во избежание путаницы - разберемся в вопросе: зачем поэты людям? Чтобы «глаголом жечь сердца»!

Зачем «жечь»? В «Памятнике» Александр Сергеевич Пушкин говорит о народной полезности поэзии:

 

И буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал.

 

Михаил Юрьевич Лермонтов определяет общественное значение поэта так:

Твой стих, как божий дух, носился над толпой;
И отзыв мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой,
Во дни торжеств и бед народных...

 Значит, поэты нужны людям, чтобы «жечь их сердца» и пробуждать «добрые чувства». Чтобы стихи звучали, «как колокола»...

А Богу зачем?

Всеобъемлюще на это вопрос человек не ответит. Дела Бога - не дела человеков. Но попытаться дерзнуть и по-человечьи дать ответ можно. Узнать дела по плодам их.

Вспомним Книгу Бытия:

  

«Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым». (Быт. 19, 20).

Отсюда - первый ответ. Творение мира продолжается, и поэты Богу нужны для того, чтобы «нарекать». Давать новые имена. Не только «животным полевым, птицам небесным и всякой душе живой». Но и состояниям. Мира. Природы. Души. Любви. Одиночества. Всем явлениям - как проявлениям «души живой» - мира, окружающего поэта. Как нарекать? Через новые сравнения, ассоциации, метафоры и гиперболы. Путем переноса значений. Создавая новые слова, понятия, смыслы - и тем самым сотворя Богу, творящему мир.

Читаем у Сергея Клычкова:

 

Оттого можно душу до капли исплакать,

Пока песня уста не спалит,

По весне, когда поле, как хлебная мякоть

Из-под корки отставшей, дымит...

 

До этих строк никто и подумать не мог, что душу можно «до капли исплакать», что песня способна «спалить уста». Никто никогда не сравнивал дымящееся, весеннее поле с дымящейся же – из-под отставшей корки - хлебной мякотью. Найти в разных явлениях тождественность, похожесть доступно лишь поэту.    

Второй ответ подсказывает нам святой Григорий Богослов. Который мог говорить о тайне Бога только в форме поэтической.  Потому что только поэзия – определенным образом расположенные слова в строчке - способна являть потустороннее, божественное. Слова святого льются в душу, как вода:

 

Ибо вселенная как могла бы составиться и стоять, если бы не Бог все осуществлял и содержал? Кто видит красиво отделанные гусли, их превосходное устройство и расположение, или слышит самую игру на гуслях, тот ничего иного не представляет, кроме сделавшего гусли или играющего на них, и к нему восходит мыслию, хотя может быть и не знает его лично. Так и для нас явственна сила творческая, движущая и сохраняющая сотворенное, хотя и не постигается она мыслию. И тот крайне несмыслен, кто, следуя естественным указаниям, не восходит до этого познания сам собою.

 

Богу нужны поэты, способные постепенно раскрывать Его людям. Способные принимать Духа Божия. И рождать стихи не только человеческой мыслью, но и Откровением. Богу нужны поэты, понимающие величие - по отношению к человеку - Бога и способные это величие воспеть. Восславить Бога и сотворенный Им мир. Природу и человека. Воздать Ему благодарность за творение жизни. За победу над смертью.

Во время строительства священного шатра, или скинии, в древнем Израиле Бог наделил Веселеила, Аголиава и других «мудростью, разумением, ведением», чтобы они как художники и строители справились с важным заданием (Исход 31,1-11). Поэтический дар и ведение чистые сердцем люди тоже получают от Бога.

Зачем?

Третий ответ. Чтобы поэзией спасать людей от смерти. Отводить от искушений мира и подводить к Богу и Вере. Вчитаемся в строчки Библии. В первый псалом Давида.

 

Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей, но в законе Господа воля его, и о законе Его размышляет он день и ночь! И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит плод свой во время свое, и лист которого не вянет; и во всем, что он ни делает, успеет. Не так - нечестивые: но они - как прах, возметаемый ветром с лица земли. Потому, сего ради не воскреснут нечестивые на суде, и грешники - в собрании праведных. Ибо знает Господь путь праведных, а путь нечестивых погибнет.

 

Вернемся к Пушкину. К его стихотворению «Поэт»:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы...

Из «ничтожного» состояния до восприятия Божественного откровения - часто пророческого - поэт поднимается под воздействием вдохновения. Освободившись от  мнений и предрассудков современников, отрекшись от времени ради Вечности. Как учит Пушкин в стихотворении «Поэту»:

Поэт! Не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдёт минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодный,
Но ты останься твёрд, спокоен и угрюм.
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечёт тебя свободный ум…

Четвертый ответ. Богу поэт нужен как поэт. Как сформировавшаяся, свободная - и единственная в своём роде - личность. Способная «вознестись выше» Александрийского столпа - символа государственной власти. И преодолеть власть времени. То есть смерти.

 

...Душа в заветной лире

Мой прах переживёт и тленья убежит...

 

Зачем «вознестись выше столпа»?

Ответ номер пять. Чтобы коротким способом, - без «плетения словес» и наукообразности - в поэтическо-образной и поэтому понятной даже простому человеку форме - высказывать правду жизни. Как это, к примеру, делает Сергей Клычков в «Сахарном немце»:

 

...у нас вера, как печка, печка избу греет, а вера душу; ученый же человек сроду печки не видал, ему в городу все припасено, у него душа как в ватке лежит... Какой у него недохваток?.. Сходил в магазин и купил...

 

Или в цикле «Заклятие смерти»:

 

                        Сколько лет с божницы старой

                        Охранял наш мир и лад

                        Золоченою тиарой

                        Спаса древнего оклад!

 

                        Претворял он хлеб и воду

                        Жизни в светлые дары,

                        И заботливые годы

                        Тихо падали с горы...

 

                        Мирно падал год за годом,

                        Дед из кросен саван сшил

                        И в углу перед уходом

                        Все лампады потушил!

 

                        С той поры отец пьет водку,

                        И в избе табачный чад,

                        И неверная походка

                        Появилась у внучат...

 

                        Да и сам я часто спьяна

Тычу в угол кулаки,

                        Где разжились тараканы

                        И большие пауки!

 

                        Где за дымкой паутинной

                        В темном царстве стариков

Еле виден Спас старинный

И со Спасом рядом штоф.

 

            Правда о мерзости коммунистического запустения «наречена» и такими стихами Клычкова.

 

                                    Мы отошли с путей природы

                                    И потеряли вехи звезд...

                                    Они ж плывут из года в годы

                                    И не меняют мест!

 

                                    Наш путь - железная дорога,

                                    И нет ни троп уж, ни дорог,

                                    Где человек бы встретил Бога

                                    И человека - Бог!

 

            В завершение нашего разговора хочется ответить на ещё один актуальный для людей - не для Бога - вопрос. Как во множестве рифмованных и нерифмованных строчек - коими переполнен современный мир - найти строчки настоящего поэта? Поэта от Бога?

По плодам. По воздействию высказанного на душу человека. Настоящий поэт всегда возвышен - как Бог возвышен - даже, когда пишет не о высоком. Непоэт говорит о низком - высокого не видя и Бога не зная - даже когда о высоком рассуждает.

В двух приводимых ниже отрывках, упоминаются одни и те же «жёлтые пеленки». Различие воздействия текстов на душу не ощутить невозможно. 

 

Непоэт - Лев Толстой:

 

Наташа не любила общества вообще, но она тем более дорожила обществом родных - графини Марьи, брата, матери и Сони. Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше. Наташа до такой степени опустилась, что ее костюмы, ее прическа, ее невпопад сказанные слова, ее ревность - она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой женщине - были обычным предметом шуток всех ее близких.

 

Поэт - Сергей Клычков:

 

                        Родился я и жил поэтом,

                        А жизнь поэта - страх и боль, -

                        Любовь и боль, но и не в этом

                        Поэзии и жизни соль...

 

                        Пройдет все это и - в сторонку...

                        Но вот уж мне за тридцать лет -

                        Под кровлей новый голос, звонкий,

                        Такой же, как и я, - поэт -

 

                        Тепло укрытый и одетый,

                        Немного неуклюж, раскос,

                        И сколько в нём разлито света

                        И светлых беспричинных слёз!

 

                        Светец и зыбка, и чрезмерный

                        Горластый, непосильный плач –

                        Залог единственный и верный

                        Тревог, удач и неудач.

 

                        И милы желтые пеленки.

                        Баюканье и звонкий крик:

                        В них, как и в рукописи тонкой,

                        Заложен новой жизни лик.

 

Рудаков ответил быстро и коротко.

 

Ставлю.

 

На что Хохлев тоже ответил быстро:

 

Вот есть еще такой стишок... На заданную тему:

 

Поэт без Бога - не поэт.
Слова рифмует.
Не видит Благодати свет.
Блефует.

Его стихи - пустой трезвон.
Как барабанный бой.
Их память изгоняет вон,
Долой.

Но если с Божеством пиит
Свой диалог ведет,
Поэзия его роднит
С Правителем высот.

Его стихи - когда ведом -
Цветут, как май.
Поэт от Бога, за стихом
Восходит в рай.

 

            Рудаков и здесь не заставил себя ждать:

 

            И это ставлю! Спасибо.

 

            Но Хохлев уже не реагировал ни на компьютер, ни на «Входящие» почты, потому что набирал номер Лихолетова. И выстраивал первую фразу разговора.

            Член Союза писателей Алексей Потапович Лихолетов до перестройки был инженером, после - стал менеджером. И пародистом. Первую стихотворную пародию он сочинил про себя, про схожесть - по составу используемых букв слов «инженер» и «менеджер». И про различие определяемых этими словами понятий. Пародия понравилась... Следом Лихолетов обсмеял своих друзей, затем врагов... А затем - так и пошло. Часто, после работы, он заглядывал в Лавку писателей и искал новинки. Книжки как маститых поэтов, так и новичков. Понятно - с какой целью.

В большинстве своём лихолетовские пародии были добрыми - Алексей Потапович был веселым человеком, - но случались и злые. Находились писатели, которые и на добрые пародии злились. Хохлева Лихолетов тронул всего один раз - и по делу. Но не по этой причине пародист был выбран кандидатом на роль ведущего собрание. Взамен Прыгунца. И не потому, что не любил коммунистов.

Лихолетов был крепок. Небольшого роста, крепко - как гриб-боровик - сложен, крепко стоял на ногах, имел зычный голос и мог крепким словом осадить любого крикуна «из зала».

- Алло. Алексей Потапович! Здравствуйте, это Володя. Да, Хохлев. Как вы?

Хохлев вернулся глазами к монитору и закрыл почту. Вышел на сайт Лихолетова и теперь смотрел на его улыбающееся лицо.

- Я хотел бы с вами пересечься... где удобно. Да хоть прямо сейчас. Куда подъехать? В офис? Диктуйте адрес, - Хохлев записал координаты. - Я выезжаю. Минут через сорок - у вас.

 

В офис на улицу Марата Хохлев приехал даже быстрее. Остановился у вахты, позвонил по местному. Пародист - в рабочее время менеджер энергетической компании - вышел из лифта без пиджака. И даже без галстука. В темно-синей футболке. Объяснился.

- Мы переезжаем, поэтому в таком виде. Привет!

- Здравствуйте. Есть к вам предложение... По выборам.

- Поехали.

Лифт вознёс писателей на самый верх - в стеклянную мансарду-офис над крышами города.

- Из окна моего кабинета похожий вид. - Хохлев подошел к самому стеклу. - Только купол Казанского из редакции виден с другой стороны. И не так близко.

- Потому и жалко отсюда уезжать. Но вот приходится. - Лихолетов смахнул на пол все бумажки со стола. Придвинул кресло для гостя. - Чай, кофе? Виски, бренди?

- Устав Союза писателей... Я знаю, у вас есть.

- А у тебя нет? Осталось десять дней до голосования! - Лихолетов порылся в столе. - Сейчас сделаю тебе копию. На вот, можешь посмеяться пока. - На стол перед Хохлевым упала новая книжка пародий. - Там и на Жерлова...

Хохлев видел, как Лихолетов копировал, как варил чай и кофе. Через стеклянные перегородки офиса, в котором царил всеобщий кавардак. Сдвинутые в кучу столы, стулья, запакованные в картонные коробки папки-скоросшиватели, пыль, мусор. Переезд, одним словом.

- Полчаса у меня есть. - Лихолетов вернулся в свой - пока еще - кабинет.

- Идея, Алексей Потапович, такая... Вам вместо Прыгунца провести собрание...

- Мне? А кто меня пустит в президиум?

- Вот это, если вы не против, мы сейчас и обсудим.

Хохлев рассказал о встрече с Корнеевым и даже показал Лихолетову исчирканный стрелками лист сценария выборов.

- Значит, задача такая! С первой минуты собрания вмешаться в его ход и развернуть в выгодную нам сторону. Как только Жерлов предложит ведущего, тут же из зала предлагается ваша кандидатура. Вопрос ставится на голосование. Перед этим мы объясняем собранию, по какой причине даём отвод Прыгунцу.

- Ну, допустим. Я взял бразды правления в свои руки.

- И ведете собрание... Ставите вопрос о тайном голосовании по председателю. Контролируете все процедурные вопросы. Даёте слово не только нашим коммунистическим вождям, но и оппозиции.

- Хорошо... допустим, все согласились голосовать тайно. Но бюллетени-то у председателя... Кого он там впишет, кого не впишет...

- Мы подготовим свои бюллетени.

- Свои?! – Лихолетов был нимало удивлён.

- Да. И свою урну для голосования. Коробку из-под ксерокса обклеим, дырку прорежем... делов-то! Заранее договоримся о множительной технике - на всякий случай. Это я, кстати, попрошу вас сделать. Нужно будет - денежку заплатим... 

- Да! - Лихолетов привстал и зашагал по кабинету. - Серьезные дела. А завизировать бюллетени? Печать у Жерлова.

- Завизируем своей. Любой. Объясним собранию, почему так сделано. Предупредим, что никакие другие бюллетени учитываться не будут. Чтобы жерловцы мертвых душ не вбросили... На подсчет голосов поставим своих наблюдателей. Сашу Странникова первым... Костю Баранова... Да найдем кого... Пока открыт вопрос о секретаре. У вас есть кандидатура?

- Лида.

- Правдина? Согласится?

- Думаю, да. Главное, чтобы она поправилась. Её недавно Жерлов под дождем...

- Знаю... Она поправилась. Мы в четверг встречались.

- Ну, замечательно. Так ты сам и предложи... Лида тебя любит, сказки твои детям читает...

- Так, Алексей Потапович, я не понял. Вы согласны вести...

Лихолетов немного замялся, сел на свое место, допил кофе, зачем-то полистал свою книжку. 

- Я вообще-то выступить хотел... А если поведу - будет неловко.

- Алексей Потапович, ради общего дела, - Хохлев немного поддавливал. - Общего блага. И выступите, ничего тут такого нет.

- Ладно! - Лихолетов так сильно хлопнул по столу ладонью, что Хохлев вздрогнул от неожиданности. - Уговорил! Будь по-твоему!

- Спасибо, - Владимир встал, протягивая руку. - Я знал, что мы договоримся. Тогда так: о деталях - по телефону. О самых важных деталях - при личной встрече. Утечка информации нам не нужна. За Устав спасибо. Вечером проштудирую...

- Давай, будем на связи, - Лихолетов пожал руку. - А со своей урной - это ты лихо... Я бы до такого не додумался.

 

Выйдя на улицу, Хохлев сразу позвонил Правдиной.

- Лидия Вячеславовна, вы сможете вести протокол собрания?

- Смогу.

- Хорошо. Какие-то образцы у вас есть?

- Поищу.

- Поищите, пожалуйста, и после мне перезвоните. Если не найдете, я вам привезу. Власть будем брать с первых минут... Но об этом не по телефону... И больше не болейте - не время.

- Хорошо, - Правдина чисто и как-то по-детски засмеялась. - Вэ Вэ, о вас уже легенды слагают.

- Эл Вэ, вы тоже сложили?

- Я пока еще нет.

Инициальные сокращения имен -  для ускорения общения - родились после встречи на филфаке и содержательного разговора в троллейбусе. У дома Правдиной.

Инициатором сокращения была Лидия Вячеславовна. Она так и сказала: «Владимир Владимирович – очень длинно, Вэ Вэ лучше. Вы не против?» Хохлев был «за».

Хохлеву вообще нравилась эта женщина. Чем дальше, тем сильнее. Худенькая, с короткой стрижкой, всегда элегантно одетая... С серыми глазами, излучающими женское тепло. В ней было что-то музыкальное, какая-то танцевальная тема. Хотелось взять её за тонкую талию и повести. В такте вальса...

И кружить, кружить...    

 

12.10.2010

День начался с того, что Хохлев написал и отправил Рудаковым письмо, в котором изложил идею, родившуюся ночью и оформившуюся под утро.

Как говорят - «сырую», но, может быть, очень перспективную идею...

 

Уважаемые Александр Валентинович и Ирина Владимировна!

Хочу поделиться с вами «старыми» мыслями, новыми предложениями...

И услышать ваше аргументированное мнение по сути вопроса...

Союз писателей СССР создавался и существовал в виде придатка коммунистической власти - для пропаганды советского мышления и образа жизни.

Питерское отделение до сих пор остается под властью коммунистических принципов, метода социалистического реализма. В надежде на коммунистический реванш - в политике и общественном сознании - руководство отделения явно и тайно продолжает пропагандировать ложные идеи и уничтожать инакомыслящих - правильно мыслящих - писателей.  

Борьба с коммунизмом внутри отделения - в том числе и та, которую мы ведем сейчас, перед выборами - может просто не иметь смысла. Слишком много в Союзе членов - носителей утопичной идеологии. Не переучивать же их, в конце концов. Да и вряд ли удастся переучить, переубедить. Обманутые люди гибли за коммунизм, а смерть за идею всегда самый веский аргумент, её защищающий и утверждающий.

В лице писателей-коммунистов русская словесность потеряла несколько поколений литераторов и вряд ли мы способны восполнить этот ущерб. На мой взгляд, правильнее думать о воспитании подрастающего поколения, смотреть не назад, а вперед. Искать таланты... Открывать молодым глаза на литературное дело - вести их, передавать накопленный опыт и знания - но также и предостерегать об опасностях и лжепастырях от литературы.    

В настоящий момент нам нужно продумать тактику действий на тот случай, если выборы выиграть не удастся. Не подумайте, что я усомнился в победе, или «даю задний ход». Я просто объективно оцениваю расклад сил перед решающим боем. Как это делает любой командир, ценящий и любящий своих солдат и не желающий бессмысленных жертв.   

 

Чтобы обезопасить русскую литературу - в особенности молодое поколение писателей - от коммунистической лжи, может быть, нужно создать новое - построенное на новых принципах - писательское сообщество, способное вести борьбу с советскими пережитками в литературе. С четким - раскрывающим суть объединения - именем.

К примеру, АНТИКОММУНИСТИЧЕСКИЙ СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ. 

Слово «антикоммунистический» должно присутствовать в названии, чтобы никто из писателей- коммунистов не смог - ни под каким предлогом - стать его членом. А вот писатели, не желающие больше работать с Жерловым, в случае поражения 21 октября получили бы возможность перейти в новый «правильный» Союз.

 

Первый шаг в организации нового Союза - созыв учредительной конференции, на которой должен быть утвержден Устав и выбраны руководящие органы. На эту конференцию - в Питер - нужно пригласить всех антикоммунистически настроенных писателей со всей России - из Москвы, крупных российских городов и ближнего зарубежья.

Основная тематика докладов участников конференции: «Об ущербе, нанесенном русской литературе и свободно мыслящим писателям советской властью». Доклады должны быть представлены в оргкомитет конференции в электронном виде, для их дальнейшей публикации в первом - определяющем цели нового союза - сборнике.

Кроме Устава на конференции может быть принят «Манифест Антикоммунистического союза писателей» - в краткой и популярной форме выражающий цели и задачи организации. Работа конференции должна быть широко освещена в СМИ, а её итоговые документы направлены в соответствующие органы власти и всем заинтересованным лицам.

Думаю, что работа по созданию Антикоммунистического союза может вестись параллельно выборным делам. Другой вопрос - правильно ли сейчас распылять наши силы?

В любом случае, я посчитал своим долгом поделиться с вами этой идеей.  

С уважением,

Владимир Хохлев.

 

Супруги ответили через двадцать минут.

 

Володя, дорогой.

Ты что, не знаешь, что наша страна - даже после двадцати лет демократии - до сих пор коммунистическая? Эта мерзость проникла в душу русского - вернее «советского» - народа слишком глубоко. И потребуется не одно поколение людей, чтобы её изжить.

Не думаю правильным в начале названия иметь приставку «Анти». Хотя слово «антифашистский» имело место быть. И четко определяло позицию.

Современной литературе вредит не только коммунистическая идея. Не пришлось бы создавать еще и «Антирыночный союз писателей».

Или «Антинационалистический...», или вообще «Антидемократический...»

Нам понятно твоё «горение» за русскую словесность, но здесь главное не перегореть. И не сгореть раньше времени.

Твои Ирина и Александр Рудаковы.

 

Реакция Рудаковых подтвердила сомнения Хохлева по поводу не слишком глубоко продуманного предложения. Что, собственно говоря, кандидату и требовалось.

 

В 12-00 в Доме писателей собралось совещание «жерловского призыва».

Жерлов, конечно, помнил слова жены: «толпа раздавит», но при этом и сомневался: а вдруг не раздавит? Сидеть, сложа руки, он не умел. И не хотел. Тем более перед судьбоносным собранием. Поэтому и собрал на совещание «своих людей».

Чтобы толпу организовать, чтобы она «раздавила»... 

«Жерловский призыв» длился пять лет - с момента избрания Сергея Евгеньевича председателем правления. В рамках призыва в Союз принимались люди, близкие председателю по идеологии, в первую очередь коммунисты. Преимущественно военные пенсионеры. Уволенные из армии и с флота офицеры - попалось даже два генерала, бывшие сотрудники правоохранительных органов, бывшие налоговики, таможенники, чиновники. Люди, привыкшие к дисциплине, умеющие подчиняться и четко выполнять команды начальника. На литературные способности призываемых Жерлов смотрел сквозь пальцы - один офицер принес сочинения, написанные еще в школе, в девятом классе. Главная цель «жерловского призыва» - обеспечение и защита бессрочного правления действующего председателя. Об этой цели Жерлов, не стесняясь, говорил всем призываемым:

- В Союзе писателей нет писателей. Одни, б… , идиоты... Нет человека, который бы одинаково разбирался и в поэзии, и в прозе. Нет ни одного, кто способен писать письма, вести документацию и общаться на должном уровне с властью. Нет никого, кто вообще способен командовать литературным процессом. Кроме меня - кадрового офицера и поэта. Если, б… , председателем окажется другой человек, Союз развалится, деньги поступать перестанут, Дом писателей на х… отберут. Поэтому сейчас ваша главная задача не писать - хотя пишите, если хотите­. Главная задача - обеспечить сохранность организации. Ну и меня, конечно, как её председателя.

Призываемые всё понимали, заполняли анкеты и присягали. К осени 2010 года «жерловский призыв» насчитывал 28 человек. Все они, без исключения, и были собраны в кабинете председателя.

Пока собирались, Жерлов нервничал. Потирал вспотевшие руки, открывал и закрывал форточку, перекладывал бумажки на столе, пытался поправить перекосившуюся карту СССР. Он начал совещание из своего кресла, сбиваясь и путая слова:

- Товарищи офицеры! Сегодня нам, б... , нужно обсудить вопросы подготовки перевыборного собрания, принять необходимые решения, поставить задачи. Как вы, б… , понимаете, усилиями некоторых, б... , недовольных писателей обстановка в Союзе о… накалилась. Некоторые хотят нового человека... Чего мы с вами допустить не можем. Мы с вами арьергард...

- Товарищ председатель - авангард!

- Да, виноват, авангард Союза... И, как арьергард, - Жерлов вытягивал произносимые слова откуда-то из глубин сознания, почти не реагируя на внешний мир, - должны быть в авангарде и вести, б... , за собой остальных. Сейчас я буду ставить задачи! Достаньте свои блокноты и записывайте.

В руках присутствующих блокноты уже были. Все изготовились записывать.

- Первое. На собрании нас должно быть больше - в численном составе, чем противника. В Союзе много литераторов - хлюпиков и интеллигентов. Пусть они, б... , болеют, стареют на х… , сидят в своих каютах и не мешают... Но вдруг они, ё... и... м... , захотят прийти? На этот случай мы должны быть готовы дать свой ответ.

Значит, первое: каждый из присутствующих должен - среди своих друзей и знакомых, не обязательно писателей - найти себе дублёра. Напарника. Подготовить его и привести на собрание. Для чего? Для защиты и голосования. Мы, б... , будем голосовать открытое голосование по моей кандидатуре. Так вот, все, б… , приглашенные вами люди должны поднять руки «за». И вы, соответственно, тоже...

Только не приводите каких-нибудь, б... , спившихся бомжей... Постарайтесь найти таких, которые нормально смотрятся, нормально одеваются... Которые похожи на писателей.

- Товарищ председатель, разрешите обратиться?

- Разрешаю.

- А если настоящие писатели узнают о посторонних? Ведь тогда выборы могут быть признаны несостоявшимися.

- Как узнают? - Жерлов вскочил с места. - Как они, б... ё... в... м... , узнают? Ну как? - Он подбежал к автору вопроса, нагнулся к лицу. - Как?

- Как, как... Новое лицо, незнакомый человек...

- Замолчите. И не перебивайте.

Жерлов вернулся в кресло и задумался. На какое-то время ушел в себя. В кабинете установилась «мёртвая» тишина. Стало слышно, как тикают настенные часы и о чем за стенкой болтает по телефону со своей подругой Валентина Павловна. Все сидели в напряжении и ждали... Жерлов молча, исподлобья, оглядел собравшихся.

- Не хотел вам всего говорить, но, видимо, б... , придется. Чтобы вот такие вопросы не возникали. Но договариваемся - информация закрыта. Только, б... , для служебного на х… пользования. Всем понятно?

- Так точно! - за всех ответил спросивший.

- Значит... полного списка личного состава Союза ни у кого нет. Многие умерли... Вновь принятые принимались, б... , по секциям - их видели только там... Некоторые принимались заочно... Есть еще вопросы?

- А если Хохлев решит проверить членство?

- А кто он, б... , такой? Ревизор из Москвы? Ну, подойдет этот х…, б... , к тебе, скажет: предъявите ваш читательский билет... А ты, б… , пошли этого ё... проверяющего подальше. Он не сможет проверить - он такой же, б... , рядовой писатель, как и ты. И никто, б… , не сможет... Валентине Павловне я дам четкие указания, как, б... , вести регистрацию... Все - вопрос закрыли. Ваши дублеры на собрании должны быть где-то рядом с вами и голосовать так же, как и вы.

Второе... Я уверен, что на Мойке нам откажут. Рудаков постарается... Поэтому я напишу в Дом офицеров... Договорюсь. В зал нужно прибыть за час до начала собрания и занять все первые ряды. Пятьдесят шесть человек - это как минимум три ряда, у сцены. Любые, б... , попытки прорваться на сцену представителей оппозиции должны быть пресечены. На корню. Репортажи с заседаний Украинской рады все смотрели? Как там блокируется микрофон и президиум, знаете?

Значит, у нас, б... , должно быть то же самое. Если кто-то - не наш - продвигается к трибуне, по моей команде его, б... , нужно взять в кольцо и оттеснить. Драться не обязательно, только в случае крайней необходимости. Оттеснить телами.

Третье... Не предоставить слово кому-то из ё... оппозиции мы не можем. Скорее всего, предоставим Петуху. Пусть поорёт, он всё равно ничего дельного не скажет. Значит, как только он говорит: «Жерлов плохой!» или что-то подобное - вы начинаете топать ногами. Кричать: «Долой», «Лишить слова», «Позор» и так далее... Ни одно, б... , критическое слово не должно быть встречено равнодушно. На каждое отвечать.

Четвертое... Собрание будет вести Прыгунец... А он умеет мариновать людей. Он сделает так, чтобы писатели устали. Будет, б... , предоставлять слово «нашим» и не ограничивать их по времени. Это нужно для того, чтобы, б... , после выступлений всем захотелось проголосовать быстро и разойтись на  х… ! Значит, во время собрания никаких, б... , перекуров, хождений по залу. Мобильники отключить, в туалет сходить заранее, чтобы вас хватило часа на три... И внимательно следить за ситуацией.

Пятое... Как мне сообщили Рудаков вызывает наряд милиции. Поэтому вопросы, б... , будем решать без рукоприкладства, к которому некоторые из вас в своих частях привыкли. Выборы должны пройти внешне демократично, согласно Уставу и действующему, б... законодательству. Вопросы есть?

- Нет, товарищ председатель.

- Тогда совещание закончено. За работу!

Все вышли. Минут через пять в кабинет вернулся один из офицеров вместе со Стиновым. Жерлов почему-то вскочил со своего места и предложил его Илье Францевичу. Тот отказался, устроился рядом. Взглядом усадил Жерлова в кресло председателя. Офицеру предложил присесть напротив.

- Вы тут в общем все правильно решили. Но забыли, что против конкурента тоже нужно поработать.

- Как? - Жерлов опять вскочил. - Мы что, б... , не работаем? Гасим, как можем...

- А он не гасится! - Мягкими пальцами Стинов перебирал черные, каменные четки.

- Погаснет, с...!

- Сам - вряд ли. Его нужно хорошо припугнуть.

- Что? Темную, б... , устроить?

- Не ему. Кому-то из его людей... Но так, чтобы он присутствовал. Чтобы все видел...

- Я не знаю, как это, б... , сделать. - Жерлов рухнул в кресло.

- А вот товарищ майор нам поможет, - Стинов улыбнулся офицеру. - Так ведь?

- Так точно.

- Но условие. - Жерлов тут же собрался, выпрямил спину. - Чтобы на меня, б... , никакого подозрения не упало.

- Не упадет, товарищ председатель.

- Ему можно верить... В четверг у Хохлева какой-то круглый стол. И надо же где Владимир Владимирович нашел место - в Державинской усадьбе. Чтобы он не смог его провести, завтра произойдет один несчастный случай.

- Только чтобы без подозрения, - Жерлов не унимался и не скрывал волнения.

- Вам о нём доложат утром 14-го. Постарайтесь сыграть своё удивление правильно.

- Хорошо. Я согласен.

- Детали Сергею Евгеньевичу знать не обязательно. Пойдемте.

Стинов с отставным майором вышли из кабинета так же, как и вошли - без разрешения хозяина.        

 

Когда Жерлов остался один, за картой СССР чихнул коммунистический бес. Чихнул и выскочил на волю.

- И ты явился? Что вы, б... , все сегодня... с визитами? - Жерлов оглядывался по сторонам, всматриваясь в углы кабинета.

- Нет там никого... Хватит башкой вертеть. Никто ничего не слышал, - бес хихикнул. - Кроме меня.

- А ты?

- А я лицо заинтересованное. Можешь спать спокойно. Лучше скажи: зачем ты этим солдафонам что-то втолковывал, втолковывал...

- А как, б... , не втолковывать - они же идиоты. Думать самостоятельно ни х... не умеют, без команды ничего, б... , не могут...

- Не любишь ты людей, Жерлушка, не видишь... А к людям присматриваться надо. Внимательно. Бывает человек на идиота похож, а мысли такие светлые... Даже зависть берет. А ты всё - равняйсь, смирно... Такой же солдафон. Идиот!

- Ладно. У тебя ко мне что?

- Да это не у меня к тебе, а у тебя ко мне - что? Я-то уже выиграл! А тебе еще предстоит...

- Так что?

- Что, что! Статью писать будем. Под диктовку, как в школе. Расчехляй своё стило.

- О чем, б... , статью? Куда. На х... какую-то статью? Сейчас.

- Делай, что говорят...

Жерлов без энтузиазма достал авторучку и бумагу.

- Хоть бы, б... , передохнуть дал. После собрания. И Стинова... Знаешь, сколько энергии эти люди вытягивают? Особенно Илья Францевич...

- После выборов передохнешь. Сейчас не время. И мне-то не ври! Я знаю, сколько ты энергии из людей сосешь. И все без толку...

- Чего писать то?

- Сначала заголовок... О реализме в литературе!

Бес коммунизма два часа диктовал Жерлову статью о состоянии дел в литературе, в Союзе писателей, в обществе и государстве. Несколько раз упомянул фамилию Сталина. Перескакивая с мысли на мысль, бес намолол такой чепухи, что Жерлов усомнился в его способности к писательству. Но бес был упорен и поручил:

- Вот и приведи всё в порядок. Ты же у нас поэт... Чтобы к завтрашнему утру текст был готов. Это тебя отвлечет и от Стинова, и от его тёмных дел. - Бес похлопал Жерлова по плечу. - Ты людям нужен как писатель, светлый мыслитель...        

 

Петухов позвонил Хохлеву во время обеда. Наконец-то позвонил.

- Владимир Владимирович, мне кажется, нам все-таки нужно встретиться... Тогда не получилось...

- Да, согласен. Где и когда?

- Предлагаю сегодня. В Лавке писателей. В 17-00 я провожу устный выпуск «Невского ветра». Приглашаю вас. После мероприятия мы могли бы посидеть где-нибудь в кафе все обсудить...

- Хорошо... Я, правда, могу к пяти не успеть.

- Ничего страшного... Приезжайте, как сможете...

 

К пяти Хохлев успел. Прибыл даже раньше - к чаю, перед мероприятием.

За чаем хорошо пообщался с Градовым. Николай Ефимович был в настроении. И разговорчив. Гордеев, нарушив своё слово, рассказал Градову о встрече в «Англетере». Николай Ефимович заговорщически - и одобрительно - щурил глаза, говорил намеками и ни один раз ухватил Хохлева за локоть. В завершении беседы взял у кандидата несколько номеров «БЕГа» и сборник стихов «Уставший поэт». Хохлев понял, что Градов однозначно на его стороне.   

А вот с Петуховым пообщаться так и не удалось. После устного выпуска, вдохновленный выступлениями авторов «Ветра» - поэтов, прозаиков и музыкантов - и похвалами в свой адрес, Петр Владимирович как-то незаметно выскользнул из Лавки писателей на Невский проспект. 

И был таков.

Забыл, что ли, про свой звонок Хохлеву... Или - как и две недели назад - посчитал, что разговаривать не обязательно... Зачем тогда звонил?

 

13.10.2010

Жерлов - после ночного бдения - добрался до Дома писателей лишь к обеду.

В кабинете сразу же подошел к карте СССР и попытался заглянуть под неё. Хотел даже как-то отогнуть край деревянной рамки. Не очень преуспел в этом, но обрадовался, когда услышал бесий писк.

- Что ты, как слон? Весь хвост мне отдавил.

- Извини, дружок... Не по злому, б... умыслу. Просто, хотелось скорее тебя увидеть. И похвастаться, - Жерлов тряс перед бесом коммунизма своей статьей. – Вот, б... дописал.

«Дружок» принял из рук Жерлова рукопись, уселся в председательское  кресло и начал читать. Вслух. 

 

О РЕАЛИЗМЕ В ЛИТЕРАТУРЕ 

Как известно, Союз писателей СССР был создан А. М. Горьким по указанию И. В. Сталина, чтобы положить конец творческому многообразию, существовавшему в литературе в предыдущий период.

На 1-м Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 году Максим Горький дал четкую характеристику социалистическому реализму, объединившему все прежние творческие направления: «Социалистический реализм утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого - непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека ради победы его над силами природы, ради его здоровья и долголетия, ради великого счастья жить на земле, которую он, сообразно непрерывному росту его потребностей, хочет обрабатывать всю, как прекрасное жилище человечества, объединенного в одну семью».

В Уставе СП СССР, принятом на этом съезде, новый стиль был определен так: «Социалистический реализм, являясь основным методом советской художественной литературы и литературной критики, требует от художника правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в её революционном развитии. Причём правдивость и историческая конкретность художественного изображения действительности должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания в духе социализма».

Социалистический реализм и сейчас является глубоко жизненным, научным и самым передовым художественным методом. В. И. Ленин говорил: «Искусство принадлежит народу. Глубочайшие родники искусства могут быть найдены среди широкого класса трудящихся… Искусство должно быть основано на их чувствах, мыслях и требованиях и должно расти вместе с ними».

 

Напомню основные принципы метода социалистического реализма:

Народность - показ мирного быта народа, понятность литературы для простого человека, использование в литературном произведении народных оборотов.

Идейность - поиск путей к новой, лучшей жизни, освещение героических поступков с целью достижения счастья для всех людей.

Конкретность - изображение действительности в процессе исторического развития, при материалистическом понимании истории. Изменение условий бытия людей приводит к изменению их сознания и отношения к окружающему миру.

Метод социалистического реализма предопределяет глубокую связь литературных произведений с современной действительностью, активное участие искусства в переустройстве мира. Задачи метода социалистического реализма требуют от каждого художника истинного понимания смысла совершающихся в стране событий, умения оценивать явления общественной жизни в их развитии, в сложном диалектическом взаимодействии.

Советская власть, в отличие от нынешней демократической, давала писателям заказы, посылала в творческие командировки, финансировала выпуск книг большими тиражами, организовывала встречи с читателями - таким образом, стимулируя развитие необходимого ей направления мыслей и творческого поиска поэтов и прозаиков. Ведь, по известному выражению И. В. Сталина, писатели являются «инженерами человеческих душ». Своими талантами они должны влиять на читателей, как пропагандисты. Воспитывать читателей, поддерживать их в борьбе за светлое будущее.

Субъективные действия и личностные устремления писателей должны строго соответствовать объективному ходу истории. Только в этом случае возникает основа для революционной активности человека и всестороннего развития его дарований. Литературное произведение в жанре социалистического реализма должно высвечивать бесчеловечность любых форм эксплуатации человека человеком, разоблачать преступления капитализма, воспламенять умы читателей справедливым гневом и вдохновлять их на борьбу. 

Максим Горький, писал: «Для наших писателей жизненно и творчески необходимо встать на точку зрения, с высоты которой -  и только с её высоты - ясно видимы все грязные преступления капитализма, вся подлость его кровавых намерений и видно все величие героической работы пролетариата-диктатора».

 

К сожалению, после перестройки и возврата к капиталистическим формам хозяйствования в Союзе писателей наметились тенденции отказа от реалистического метода. Все чаще появляются произведения субъективистского содержания, мелкобуржуазного духа. В них утверждаются ложные ценности, ошибочные идеалы. Многие писатели в растерянности, не знают о чем писать, не видят в окружающей нас рыночной действительности героев, способных вдохновить на творчество. И в результате среди членов Союза находятся писатели, которые уходят в какую-то мистику и эзотерику. Вспоминают давно пройденное и благополучно забытое. Пишут о Боге и его Ангелах, так - как будто они существуют. Как будто они реальны.

Такие заблуждающиеся писатели способны нанести и уже наносят огромный вред нашему литературному делу. Они раскачивают «лодку» Союза писателей из стороны в сторону, лишают писательское сообщество единомыслия, расшатывают дисциплину и снижают ответственность каждого писателя перед коллегами и читателями.

По логике раскольников в литературе возможно все. В стихотворении, в прозаическом произведении могут действовать герои несуществующие, нереальные. Если в детских, фантазийных сказках это и возможно, то во взрослых, серьезных произведениях недопустимо. Не может современный образованный человек общаться с какими-то потусторонними сущностями - духами, привидениями, демонами и ангелами.

А у некоторых авторов это происходит. Взять, к примеру, творчество Владимира Хохлева, претендующего на пост председателя правления нашего Союза. О чём его стихотворение:

 

Ты смотрел из меня в меня

Печальным, суровым взглядом.

Словом в чистую даль маня,

Жег не призрачным, черным адом.

 

Ты так долго смотрел и ждал

То ли отклика,  то ли порыва…

Невесомый белый овал

Висел на краю обрыва.

 

Я, застывший, едва дыша,

К неминуемой шел развязке…

 

И пела моя душа,

И жаждала новой ласки.

       

Лирического героя кто-то невидимый, неслышимый «жжет не призрачным, черным адом», а душа этого героя при этом «поёт и жаждет новой ласки». Это ли не яркий образец современной расхлябанной и безответственной поэзии. Как может кто-то смотреть из «меня в меня»? Смотреть человек может на человека, на дерево, на птицу… Также взгляд человека может быть обращен внутрь себя, всматриваться в духовное пространство своего воображения.

По Хохлеву получается, что из этого пространства кто-то как бы обратным взглядом смотрит «в него». Субъективистский бред и ничего более. К которому приводит абсолютное отсутствие в человеке тормозов, каких бы то ни было сдерживающих принципов. Так можно насочинять сотни, тысячи стихотворений и выдать их за высокую поэзию.

Куда зовет это произведение, к какому идеалу? К «новой ласке». То есть к удовольствию. Автору мало удовольствий в реальном мире. Он ищет их в нереальном. И таких шедевров в новом сборнике Хохлева с мещанским названием «Уставший поэт» хоть отбавляй. Приведу некоторые из них:

 

Высокое небо, под ним река.

В реке отражаются облака

и солнце, сотканное из лучей,

и я - неприкаянный -

ничей.

 

            Думаю, что проблема автора в том, что он ничей и неприкаянный. Зачем об этом знать читателю?

 

Что сильнее – время или память?

 

Образы прошедшего стирая,

Время удаляет нас от рая.

Память в рай упорно возвращает.

 

            Память должна возвращать нас не в несуществующий рай, а в реальный мир с живущими в нём реальными людьми.

 

Лист ладонью ярко-красной

К моему окну приник,

За стеклом, на зорьке ясной

Вижу строгий Божий лик.

 

Смотрит Боженька на тучи.

На полупрозрачный лес,

На сопревших листьев кучи

Под зонтом сырых небес.

 

В доме холодно. Спросонья

Утро кажется концом.

Я к стеклу прижмусь ладонью,

Поздороваюсь с Творцом.

 

            Опять автор общается с  потусторонним миром. Через стекло окна…

           

Подобное, освобожденное от всех земных законов, отношение к реальности нашей жизни невозможно было представить до 1991 года. А сейчас это сплошь и рядом. И Союз писателей должен отгородить писательскую ложь от жизненной правды. Подвергать жесточайшей критике подобные опыты и возвращать поэтов и прозаиков в лоно реалистического метода.

В этой связи нам необходимо:

- продолжить формирование сильного внешнего аппарата управления литературой в безальтернативной писательской организации, коей является наш Союз писателей.

- для сохранения единого Союза писателей необходимо вернуться к жесткой диктатуре метода социалистического реализма, в котором работает и который развивает большинство членов Союза.

- писателям, поэтам, драматургам необходимо вернуться к изображению только положительных, вселяющих веру примеров народной жизни.  Изображение негативного, отрицательного опыта может быть оправдано только целью создания образов наших идеологических врагов.

 - в литературе должен быть восстановлен и утвержден принцип классового подхода ко всем явлениям общественной жизни.

- должна быть восстановлена и утверждена пропагандистская роль литературы, авторы должны заботиться о доступности своих художественных проповедей простым читателям.

- в условиях разнузданной демократии и писательской вседозволенности против членов Союза писателей, творческие принципы которых отходят от метода социалистического реализма, должна применяться жесточайшая внутрицеховая писательская диктатура.

 

Председатель правления Санкт-Петербургского отделения Союза писателей

С. Е. Жерлов.

 

- Да ты просто маньяк-диктатор! - бес был явно доволен. - Тебе бы, как Троцкому, газовый ключ в руки... Ты бы накрутил гаек!

- Ничего. Писателей нужно, б... , держать в страхе. В ежовых рукавицах... Чтобы, с... , не позволяли себе ничего лишнего... Как этот, б... , Хохлев.

- Но только опять нестыковочка... Про потусторонний мир. Мы ведь об этом уже беседовали. И ты согласился, что я существую... А ты тут пишешь: не может современный образованный человек общаться с какими-то потусторонними сущностями - духами, привидениями, демонами и ангелами.

- Я же не о тебе пишу. Ты исключение, подтверждающее правило.

- Значит, все-таки - может?

- Может, может! - Жерлов начал выходить из себя.

- Ну, может, так и может. Подумаешь, в одном месте соврал. Зато в целом - хорошо... Где думаешь напечатать?

- Везде! Во всех подведомственных Союзу изданиях. Сегодня же факсом по редакциям разошлю.

- Давай! С Богом!.. Тьфу, хотел сказать - ни пуха, ни пера. - Бес коммунизма замахал руками и растаял.

- К черту.

 

Хохлев с Машей вышли из редакции поздно. И под ливень.

- Ты сегодня без машины?

- Сегодня пешком. Мне туда, - Маша указала в сторону Большого проспекта.

- Давай провожу до маршрутки. - Хохлев раскрыл свой черный зонтик.

- Ну, проводите. - Мария нырнула под зонт и взяла Хохлева под руку.  - Давайте не до маршрутки, а вон до того магазина, - девушка махнула рукой в сторону мигающей вывески. - Хочу к ужину что-то взять. И вам ехать надо.

-  Завтра номер закончим - передохнешь. Вставай-ка слева. Тут машины, брызги. - Хохлев перевесил сумку на правое плечо.

Мария послушно поменяла место и сильнее прижалась к Хохлеву. Парочка шла по лужам, обсуждала редакционные дела, возможности новой компьютерной программы верстки, ближайшие перспективы «БЕГа». Недалеко от угла улицы Ленина к Маше обратился какой-то пожилой мужчина.

- Доченька, помоги прочитать адрес. Без очков в темноте не разберу. Извините, - он виновато посмотрел на Хохлева, тряся зажатой в руке смятой бумажкой. 

Владимиру показалось, что с этим взглядом он где-то уже встречался. Мария двумя руками слегка растянула листок и попыталась прочитать.

- Ну и почерк. Не могу разобрать.

- А может, сюда? К свету, - мужчина увлекал девушку под светящееся окно. - Извините еще раз, - буркнул он, теперь не глядя на Хохлева.

Мария вышла из-под зонтика и приблизилась к окну. Спрашивающий оказался спиной к Хохлеву. И спина эта показалась кандидату знакомой.

- Здесь лучше... Улица Ленина, дом шесть... Так вот улица Ленина. - Мария показала. - А дом шесть? Не знаю. Надо по номерам посмотреть.

- Спасибо, дочка. Дай Бог тебе здоровья. - Незнакомец развернулся и быстро засеменил в указанном направлении.

В ту же секунду в Машиной сумочке зазвонил телефон. Она подняла глаза к небу, переступила в сухое место, под балкон, и попыталась достать трубку. Какой-то треск наверху заставил Владимира выглянуть из-под зонта. Пропитанный влагой огромный кусок гипсовой лепнины оторвался от кронштейна балкона и летел вниз.

- Маша! - заорал Хохлев и дернулся к девушке. - В сторону.

Но опоздал. Гипс ударил в плечо, затем в голову. Мария упала, не успев даже вскрикнуть. Кровь смешалась с каплями дождя. Подбежавшая женщина попыталась зажать рану и сдвинуть тяжелое тело.

- Там еще висит. Помогите.

Владимир вскинул взгляд вверх. На ржавой арматуре действительно болтался еще один кусок лепнины. Вдвоем с женщиной они оттащили Марию от опасного места. Собралась толпа, кто-то вызвал скорую. Какой-то автомобилист быстро развернул аптечку и делал перевязку. Хохлев, сидя на корточках одной рукой держал над пострадавшей зонт, другой придерживал её голову. Рука была в крови.

 Довольно быстро подъехавшая скорая забрала девушку. Хохлев - с её сумочкой и документами - тоже сел в машину. Только в больнице в записной книжке Машиного мобильника он нашел телефон Виктора. Позвонил, сообщил о случившемся. Пьяным голосом трубка ответила:

- Так ей и надо.

Кандидат выругался и уже со своей трубки связался с Комитетом.

- Палыч, привет. У меня ЧП. На мою сотрудницу час назад было совершено покушение.

- Как было?

- Шли по улице, подошел какой-то человек, отвел под балкон... А с балкона рухнул кусок штукатурки...

- Нам ничего не доказать.

- Может быть, на место съездим? Сейчас.

- Дом старого фонда?

- Да.

- Тогда бессмысленно... Они все в аварийном состоянии. Ногой топнешь, и что-нибудь отвалится.

- Значит, кто-то топнул. А этот прохожий со своей бумажкой... А телефонный звонок, заставивший Машу задержаться под балконом... Надо зайти в квартиру, которой принадлежит балкон... Случилось это в семь тридцать две. Надо расспросить жильцов: кто в это время выходил на балкон?

- Прохожего не найти - это точно. К жильцам съезжу. Адрес?

- Угол Большого проспекта и улицы Ленина. Увидишь обрушение... Его уже наверняка ленточками обозначили... Только поздно.

Визит Палыча на место ЧП ничего не дал. Дом был расселен и ждал капитального ремонта. Никто из жильцов соседних домов ничего подозрительного не заметил. Куски штукатурки какой-то добросовестный дворник уже успел убрать. Кровь смыл дождь.

Кроме нескольких капель - на цоколе.

 

14.10.2010

Утром Хохлев позвонил в справочное больницы и узнал, что «состояние Маши тяжелое, но жизни уже ничто не угрожает».

 

В 12-15 из Дома писателей - факсом - в Музей-квартиру А. С. Пушкина, на Мойке, было отправлено письмо за подписью Жерлова.

В нём председатель просил предоставить конференц-зал для проведения отчетно-перевыборного собрания Санкт-Петербургского отделения Союза писателей, 21 октября с 14-00 до 17-00. Это было вызвано тем, что самое большое помещение Дома писателей могло вместить не более ста человек. Уже несколько отчетно-перевыборных собраний прошло на Мойке.

В 12-30 о факсе было сообщено Александру Рудакову. А в 12-45 - тоже факсом и тоже на Мойку - ушло еще одно письмо. За подписью последнего:

 

Предупреждение!

Действующее руководство Союза писателей запланировало 21 октября провести отчетно-перевыборное собрание в Музее-квартире А. С. Пушкина.

Выборы в этом году - впервые в истории Союза - пройдут на альтернативной основе. Жерлов и его подельники готовятся сделать всё - вплоть до совершения незаконных действий, чтобы сохранить за собой руководящие кресла. Эта банда не даст нормальным писателям выступить на собрании и сформировать новое правление. Она будет топать ногами,  кричать, свистеть, бросать в зарегистрированных кандидатов посторонние предметы, загораживать проходы - в том числе и музейным оборудованием... Это абсолютно не совместимо со статусом мемориального музея.

Особенно опасен действующий председатель С. Е. Жерлов. При появлении его в зале следует удостовериться: нет ли у него под пиджаком или в портфеле морского кортика или других средств нападения. Жерлов в последнее время стал эмоционально и психически неустойчив, не способен контролировать своё поведение и может нанести значительный вред здоровью окружающих его людей.

Если руководство Музея-квартиры даст согласие на проведение отчетно-перевыборного собрания, для обеспечения общественного порядка придется вызвать несколько нарядов милиции и бригаду психиатрической скорой помощи.

В свете сказанного рекомендуем вам Конференц-зал для проведения собрания не представлять!

Руководитель инициативной группы по альтернативным выборам

А. В. Рудаков.

 

В 13-40 факсом Рудаков получил ответ: 

 

Уважаемый Александр Валентинович.

Конференц-зал Музея-квартиры А. С. Пушкина в октябре 2010 года представляется организациям, подавшим свои заявки до 01.10.2010.

От Союза писателей в вышеуказанный срок заявки не поступало.

 

В 14-00 об этой переписке - и отказе в предоставлении зала - было доложено Жерлову. Жерлов вызвал Валентину Павловну.

- Сколько доверенностей ты уже собрала?

- Двадцать две.

- Всего? Ты что, не понимаешь, что происходит? У нас хотят отобрать всё! Зал на Мойке уже не дают.

- Понимаю, но я делаю то, что могу.

- Значит, делай через «не могу». Подготовь письмо с тем же текстом по залу... Но не на Мойку, а в Дом офицеров. Который на Литейном. И быстрее шевелись... Ножками и ручками шевели.

Письмо в Дом офицеров ушло в 14-30. Его постигла та же участь, что и предыдущее - предупреждение Рудакова оказалось на столе руководства через пятнадцать минут. Правда, результат был другим. Жерлов успел по телефону предупредить начальника Дома офицеров, что Рудаков напишет. И попросил никаких ответов - до принятия решения - не давать.

Офицеры быстрее, чем музейные работники литераторов, поняли друг друга.       

 

В Музей-усадьбу Г. Р. Державина съехались почти все активные участники предвыборной гонки. Кто был уже на стороне Хохлева и кто ещё присматривался к кандидату. Андрей Красильников, Борис Серов, Анатолий Вревский, супруги Рудаковы, Саша Странников, Оксана Лани, Виталий Осипенко, Вадим Кремнев, Петр Петухов, Виктор Антонов, Лидия Правдина, Василий Дорожкин - прямо с вокзала, Костя Баранов, Игорь Филиппов. Не смог по понятным причинам быть Дмитрий Корнеев. И приболел - Николай Градов. 

Были и просто писатели, заинтересовавшиеся темой круглого стола, которых абсолютно не смутил платный вход. Жерлов заслал своего «казачка» Станислава Вуевича.

После приветствия директора Музея-усадьбы первую - «разогревающую» - часть устного выпуска «БЕГа» Хохлев, глядя через окно на реставрируемый сад и слыша за спиной уверенный шелест крыльев, начал стихотворением:

 

Он тут, совсем недалеко -

Я чувствую – парит.

И что-то тихо, глубоко

Проникнув, говорит.

Он здесь! Шуршит сухой листвой,

И преисполнен весь

Высоким знанием, тоской…

Мистическая весть -

Её услышать бы, понять...

Однажды в яркий миг

Нетленных слов златую рать

Он выведет из книг.

 

            Прочитанные строчки задали нужный - высокий - тон общения. Поэты и прозаики выступали со своими произведениями, делились наболевшим, не стесняясь, делали предложения и советовались с кандидатом. А кандидат больше слушал, чем говорил, готовясь к серьезному разговору после перерыва.

В перерыве Владимира благодарили за зал - некоторые были в нём впервые. Жалели, что не прошли с экскурсией по усадьбе. Записывались на выступления. Наконец, пришла пора открывать круглый стол.

Хохлев и здесь начал со стихотворения - Анны Ахматовой «Александр у Фив». Написанного в октябре 1961 года - в год и месяц рождения Владимира. 

 

Наверно, страшен был и грозен юный царь,

Когда он произнес: «Ты уничтожишь Фивы!»

И старый вождь узрел тот город горделивый,

Каким он знал его еще когда-то встарь.

Все, все предать огню! И царь перечислял

И башни, и врата, и храмы – чудо света,

Как будто для него уже иссякла Лета,

Но вдруг задумался и, просветлев, сказал:

«Ты только присмотри, чтоб цел был Дом Поэта».

 

- В основе сюжета легенда об Александре Македонском, который, разорив в 335 году греческий город Фивы, сохранил лишь дом поэта Пиндара. Почему великий полководец и государственный деятель, будущий царь Македонии не разрушил дом греческого поэта? Потому что понимал значение поэтического слова. И предназначение языка поэзии.

А в наше время нередки случаи, когда даже сами поэты и прозаики используют свой литературный дар неверно. Ищут признания, людской славы, денег. Заводят нужные связи, занимают «нужные» должности... Чтобы благодаря им получить - как они считают причитающиеся им - дивиденды с дара.

Смешно! 

Литературный дар не даёт прав! Он дает только обязанности, исполнять которые литератор должен денно и нощно. Не считаясь ни с чем, преодолевая всё… Если, конечно, он настоящий литератор. Язык не простит ему неисполнения. Он просто выплеснет его на берег забвения, как нереализованный потенциал. Как ненужный балласт.

Или я не прав?

Мы начинаем наш круглый стол на тему: «Язык и литература как основы национальной безопасности России».

Почему национальной безопасности? Здесь уместно вспомнить Нобелевскую лекцию Иосифа Бродского. С вашего разрешения.

Хохлев открыл сборник великого поэта на нужной закладке:

- Язык и, думается, литература - вещи более древние, неизбежные, долговечные, чем любая форма общественной организации. Негодование, ирония или безразличие, выражаемое литературой по отношению к государству, есть, по существу, реакция постоянного, лучше сказать - бесконечного, по отношению к временному, ограниченному. По крайней мере, до тех пор, пока государство позволяет себе вмешиваться в дела литературы, литература имеет право вмешиваться в дела государства. Политическая система, форма общественного устройства, как всякая система вообще, есть, по определению, форма прошедшего времени, пытающаяся навязать себя настоящему (а зачастую и будущему), и человек, чья профессия язык, последний, кто может позабыть об этом. Подлинной опасностью для писателя является не столько возможность (часто реальность) преследований со стороны государства, сколько возможность оказаться загипнотизированным его, государства, монструозными или претерпевшими изменения к лучшему - но всегда временными - очертаниями.

Философия государства, его этика, не говоря уже о его эстетике - всегда «вчера»; язык, литература - всегда «сегодня» и часто - особенно в случае ортодоксальности той или иной системы, даже и «завтра». Одна из заслуг литературы и состоит в том, что она помогает человеку уточнить время его существования, отличить себя в толпе как предшественников, так и себе подобных, избежать тавтологии, то есть участи, известной под почетным названием «жертвы истории». Искусство вообще и литература в частности тем и замечательно, тем и отличается от жизни, что всегда бежит повторения. В обыденной жизни вы можете рассказать один и тот же анекдот трижды и трижды, вызвав смех, оказаться душою общества. В искусстве подобная форма поведения именуется «клише». Искусство есть орудие безоткатное и развитие его определяется не индивидуальностью художника, но динамикой и логикой самого материала, предыдущей историей средств, требующих найти (или подсказывающих) всякий раз качественно новое эстетическое решение. Обладающее собственной генеалогией, динамикой, логикой и будущим, искусство не синонимично, но, в лучшем случае, параллельно истории, и способом его существования является создание всякий раз новой эстетической реальности.

На короткое время ведущий смолк, вынуждая присутствующих вникнуть в смысл прочитанного.

- Я думаю, эта цитата помогает понять, почему «национальной безопасности», а не, скажем, «демократии в России». Демократия - как и коммунизм - пришла и ушла. Демократия - это «форма прошедшего времени, пытающаяся навязать себя настоящему (а зачастую и будущему)». В особенности демократия по-американски, к историческому будущему России не имеющая никакого отношения.

В Бродском кандидат перевернул страницу назад. До предыдущей закладки.

- Демократия по-российски - это скорее новгородское вече. Но до политики мы сейчас опускаться не будем.

Владимир прочел еще несколько мест из нобелевской лекции, некоторые из них комментируя. 

- Произведения искусства, литературы в особенности и стихотворение в частности обращаются к человеку тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредников, отношения. За это-то и недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности и поэзию в частности ревнители всеобщего блага, повелители масс, глашатаи исторической необходимости. Ибо там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение, они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия - равнодушие и разноголосие, на месте решимости к действию - невнимание и брезгливость.

Брезгливость к политике! К демагогической пене, способной, однако, накрыть собою даже такой исторический феномен, как Россию.

Эстетический выбор - индивидуален, и эстетическое переживание - всегда переживание частное. Всякая новая эстетическая реальность делает человека, ее переживающего, лицом еще более частным, и частность эта, обретающая порою форму литературного - или какого-либо другого - вкуса, уже сама по себе может оказаться если не гарантией, то хотя бы формой защиты от порабощения. Ибо человек со вкусом, в частности литературным, менее восприимчив к повторам и заклинаниям, свойственным любой форме политической демагогии. Дело не столько в том, что добродетель не является гарантией шедевра, сколько в том, что зло, особенно политическое, всегда плохой стилист. Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем тверже его вкус, тем четче его царственный выбор, тем он свободнее - хотя, возможно, и не счастливее.

То есть чем сильнее литература разовьет - или хотя бы сохранит - художественный вкус у народов, населяющих Россию, тем более Россия будет защищена от порабощения.

Я не призываю к замене государства библиотекой - хотя мысль эта неоднократно меня посещала, - но я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не на основании их политических программ, на земле было бы меньше горя. Мне думается, что потенциального властителя наших судеб следовало бы спрашивать, прежде всего, не о том, как он представляет себе курс иностранной политики, а о том, как он относится к Стендалю, Диккенсу, Достоевскому. Хотя бы уже по одному тому, что насущным хлебом литературы является именно человеческое разнообразие и безобразие, она, литература, оказывается надежным противоядием от каких бы то ни было - известных и будущих - попыток тотального, массового подхода к решению проблем человеческого существования. Как система нравственного, по крайней мере, страхования, она куда более эффективна, нежели та или иная система верований или философская доктрина.

Еще важнейшая мысль!

То, что происходило в России в первой половине XX века, происходило до внедрения автоматического стрелкового оружия - во имя торжества политической доктрины, несостоятельность которой уже в том и состоит, что она требует человеческих жертв для своего осуществления. Скажу только, что - не по опыту, увы, а только теоретически - я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего. И я говорю именно о чтении Диккенса, Стендаля, Достоевского, Флобера, Бальзака, Мелвилла и т. д., т. е. литературы, а не о грамотности, не об образовании. Грамотный-то, образованный-то человек вполне может, тот или иной политический трактат прочтя, убить себе подобного и даже испытать при этом восторг убеждения. Ленин был грамотен, Сталин был грамотен, Гитлер тоже; Мао Цзедун, так тот даже стихи писал. Список их жертв, тем не менее, далеко превышает список ими прочитанного.

Теперь раскройте, пожалуйста, лежащий перед вами второй номер журнала «Русский писатель» на странице двадцатой. На интервью вашего покорного слуги. Вторая колонка, третий абзац сверху. Для забывших дома очки я прочитаю.

Главная цель литературного труда - обновление и развитие языка. Это наитруднейшая задача. И наипочетнейшая. Потому что без языка нет народа. Без народа нет государства. Писатели, загнанные коммунистической властью в соцреализм, не смогли создать язык, отвечающий новым реалиям жизни. Советское государство распалось. Я думаю, что молодая российская демократия не должна повторять подобных ошибок.

Развитие и поддержка литературы - дело государственной важности, вопрос национальной безопасности. Когда в нашу речь проникают слова и понятия других народов, вытесняя собой национальные обороты, очень велик риск того, что люди разучатся говорить на родном языке.

Что тогда будет со страной?

Писатели - и особенно среди них поэты - это первые её строители.

Русский язык - самый сильный. Именно благодаря языку Россия может выступать лидером среди других стран. Этого лидерства мы не должны потерять.

Работать над новыми словами и новыми речевыми конструкциями должны не уличные хулиганы и модные зарубежные креативщики, а профессиональные литераторы. Ведь язык и речь - это средства коммуникации. Приказы отдаются словами. Власть и общество должны понять, что одна строчка одаренного поэта может быть важнее всех достижений отечественного автопрома, который сейчас усиленно поддерживается.

О том, как профессиональные литераторы работали над новым словами до создания Союза писателей, я попрошу рассказать Константина Баранова - самого молодого члена писательского сообщества, поэта, литературоведа... Костя, пожалуйста.

Баранов встал.

- Можно сидя, мы ведь за круглым столом...

- Владимир Владимирович, мне так удобнее, - докладчик кашлянул. - О словотворчестве писателей - особенно поэтов - говорить всегда интересно. Но я бы не назвал мое выступление докладом, как здесь написано, - Баранов постучал пальцем по программе КС. - Это скорее справка. Для писателей необразованных, не интересующихся историей литературы...

- Кого это вы имеете в виду? - Петухов заёрзал на своем кресле.

- Не буду называть фамилий... К примеру, вчера звонит мне один писатель и признается, что Пушкина он не читал... Но это так - к слову. Теперь о деле. 

Костя вытащил из кармана пиджака небольшую шпаргалку - вчетверо сложенный лист бумаги.

- Я надеюсь, все знают, что слова «лилипут» до Джонатана Свифта не существовало.

А кто придумал слово «промышленность»? Карамзин. Гений Николая Михайловича создал слова, по-моему, укоренившиеся в нашем русском языке навсегда. Мы пользуемся ими ежедневно и не задумываемся о том, что рождены они - и понятия этими словами нареченные - человеком! Писателем! Вот некоторые из этих слов: «общество», «публика», «развитие», «культура», «достопримечательность», «утончённость», «подозрительность», «первоклассный», «энтузиазм»...

Комментарии, как говорится, излишни.

Практически все значимые писатели обогатили язык новыми словами.

Слово «шуршать» ввел в обиход Иван Сергеевич Тургенев. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин родил неологизмы: «злопыхательство», «мягкотелый», «пенкосниматель».

Обилие находок в области словотворчества дал Серебряный век. Футуристы, к примеру, не церемонились... Дробили, переиначивали, создавали новые слова из раздробленных... Об этом Игорь Северянин:

Мы живы острым и мгновенным, -
Наш избалованный каприз:
Быть ледяным, но вдохновенным,
И что ни слово - то сюрприз.

            А вот его сюрпризы:

Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоён,
Я повсеградно оэкранен,
Я повсесердно утверждён!

От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провёл.
Я покорил литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!

            Мне очень нравится «взорлил»! От «орлил». От слова «орёл». То есть «взлетел орлом!». Северянин - автор таких слов, как: «пристулить», «офиалчен», «окалошить», «осупружиться»... И, конечно же, - «бездарь». А вот из Велимира Хлебникова:

Леса лысы.
Леса обезлосили.
Леса обезлисили.

Хлебников доказывал, что любой оттенок мысли можно выразить точным словом. Он писал: чары слова, даже непонятного, остаются чарами и не утрачивают своего могущества: не следует отвергать творчество, если оно непонятно.

Вот строки из стихотворений Каменского «Поэмия о соловье». Как вам нравится «по-э-мия»? - Костя пропел слово, а взмахом руки - как дирижер - сделал акцент в нужном месте.   

В шелестинных грустинах
Зовы песни звончей.
В перепевных тростинах
Чурлюжурлит журчей.
Чурлю-журль,
Чурлю-журль.

Нужно признать, что не так уж много слов, созданных футуристами, вошло в наш язык. Но опыт поиска заслуживает внимания. А вот после утверждения в литературе метода соцреализма словотворчество, похоже, больше никого не вдохновляло. Я, во всяком случае, не нашел ни одного примера...

- Плохо искал! - Петухов не унимался.

И Петра Владимировича, в общем-то, можно было понять. Хохлев восседал во главе стола, в шикарном, с высокой спинкой - классического стиля - кресле. Вел интересный круглый стол, приковывал к себе внимание и - автоматом - набирал очки... А Петухов? Давно мечтающий о кресле председателя Союза... Был одним из... Пришел, не подготовившись...

- Костя, спасибо... Петр Владимирович, вы имеете что-то сказать?

- Я лучше послушаю.

- Хорошо. Тогда следующее сообщение, «Об угрозах русскому языку», сделает Александр Странников.

Саша вставать не стал. И даже занял какую-то слишком непринужденную позу.  

- Почему Константин не упомянул американизмы типа: «шоумен», «хит-парад», «имиджмейкер», «ди-джей», «уик-энд», «бизнес-ланч», которые звучат везде? Это тоже примеры словотворчества... В России сейчас появилось много учебных центров, факультетов и институтов, имеющих прозападную ориентацию. Помимо СМИ. И эти центры - для своего собственного удобства - внедряют в нашу речь западный сленг. Сознательно. Мы уже привыкли к «прайм-таймам», «бизнес-планам» и «прайс-листам». Хотя русский язык вполне способен найти свои обозначения этим явлениям. Но зачем искать? Как это делали футуристы... Напрягать ум, волю... Если кто-то уже нашел!

Первая угроза - угроза засорения языка.

Если пройти сегодня по улицам - бывших советских - городов Прибалтики, Армении, Грузии, Средней Азии... и даже Украины - мы почти не увидим вывесок и надписей на русском языке, хотя на нём пока еще говорит практически всё население. Так создается новое информационное пространство. Без русских слов. И нужно-то для их убийства не так много времени. Одна человеческая жизнь. Если ребенок с детства их не видит и не слышит, ему - уже взрослому - не придет в голову их употреблять. А если и придет - он не будет знать, как это делать. В каком контексте, с какими значениями.

- Русские слова - для руссов! - громко вставил Кремнев.

- Вы, Вадим Николаевич, не правы. Почему янки не говорят: инглиш для нас? Но, наоборот, в буквальном смысле насаждают американизированный английский по всему миру. Чтобы их везде понимали!

- В Лондоне полмиллиона русских. Меня они поймут. До остальных мне дела нет.

- А в странах ближнего зарубежья 30 миллионов русских, которые в результате распада СССР оказались за пределами этнической родины. Много там и таких людей, которые, не являясь русскими по национальности, выросли в русскоязычной среде и считают русский своим родным языком.

- До этих - дело есть. Но инглиш мне все равно не нужен.  

- Так тоже нельзя, - Хохлеву пришлось вмешаться в спор. - Если бы Пушкин не читал «Чайльд-Гарольда» Байрона в подлиннике, он не написал бы так, как написал, «Евгения Онегина».

- Как вы понимаете, вторая угроза - неприменение! - Странников возвратил слово себе. - Там, где еще недавно русский язык звучал.

И, наконец, третья серьезная угроза! Влияющая на развитие интеллектуальных способностей человека. Русский язык самый богатый - это признают все. Также все знают, что развитие способностей к абстрактному мышлению зависит от богатства и глубины языка, на котором человек мыслит. Подчеркиваю, не только говорит, но и мыслит! Абстрактное мышление - это прерогатива интеллектуалов. Но простые, плоские, неглубокие мысли не позволяют человеку развивать свой интеллект. На пороге наступающего, вернее уже наступившего, информационного века, в котором интеллект - важнейшее средство адаптации и осуществления человека в обществе, это стратегически опасно. Это угроза для людей.

А для языка? Для языка угроза в том, что интеллектуально-недоразвитые люди неспособны оценить преимущества русской речи, обогатить её чем-то новым. И тем более усилить! У меня все!

- Есть вопросы к Странникову? Нет... Тогда у меня есть вопрос к нашим военным. Мы ведь говорим о национальной безопасности страны...  Станислав Карлович, ваше мнение по угрозам? - Хохлев обратился к Вуевичу. - Насколько вы согласны с Александром?

- Думать об этом нужно было до развала СССР.

- А может быть, до его создания? И до «великого переселения» народов, устроенного «великим кормчим»? Жила бы каждая нация на своей родовой земле, говорила бы на своем родном языке... 

- Меня в то время еще не было.

- Понятно! Не хотите высказаться по существу?

- Русские офицеры как говорили на своем родном языке, так и говорят. В пределах вооруженных сил - угроз нет.

- Спасибо... Тогда переходим к следующему сообщению. Игорь Филиппов - пожалуйста. О духовности языка.

- Если Бог есть Дух, Бог есть Любовь, то и человеческое - наше писательское - слово должно быть возвышено Духом, окрашено Любовью, нести Истину, добро и подлинную красоту. А каковы наши сегодняшние русские слова? Как они вдохновляют и организуют наше бытие?

- Жерловские - никак! Только разрушают и обезнадёживают. - Рудаков устал от разговоров и подавал сигналы Хохлеву: пора заканчивать.

- Александр Валентинович, вы сейчас родили новое слово - «обезнадёживают»... Все привыкли к «обнадёживают». 

- Ну, и что с того? Я их рожаю регулярно, с трех ночи до шести утра.

- Я продолжу. Термин «словообразование» происходит от слова образ. А образ - это личность человека - «уникальный, неистребимый ничем образ Божий». Личность формируется через слово-логос, словесное общение, предполагающее определенный состав мыслей и их выражение в речи. Почему советский народ стал безликим? До такой степени, что Горбачев начал искать у социализма «человеческое лицо». Потому что советские слова не несли в себе Духа. Их производили на свет атеисты. Они же - в большинстве своём - и начали перестройку. Объявили: «теперь никакой идеологии нет» и «все могут брать свободы столько, сколько захотят».

- И смогут унести.

- Если вдуматься в эти тезисы, станет понятной причина российских неудач последних десятилетий. Она вовсе не в экономике. Она в неверном обращении со словом... Мыслью... Речью! В неправильном обозначении явлений, в незнании культуры. Экономика осуществляется через слова. Она следствие определенных речевых поступков и речевой организации дела. Называния предметов и явлений.

Если имя дано верно - дело получится! Если неверно - дело расстроится! По крайней мере, так у Платона и Конфуция. А как у нас?

А у нас сегодня слово «любовь» заменяется словом «секс», слово «образ» - словом «имидж», слово «дело» - словом «бизнес», слово «обучение» - словом «тренинг», слово «терпение» - словом «толерантность», предполагающей терпимость к порокам и извращениям человеческой природы.

Понятно, к чему я веду? Демократы - при игре в слова - ничем не отличаются от коммунистов. Те же передергивания, переносы смыслов и подтасовки. А это значит, что демократия представляет не меньшую угрозу национальной безопасности, чем коммунизм. Чистота и честность жизни начинается с чистых мыслей и слов; нельзя чернить душу грязными словами; нельзя накликивать на себя проклятие, звучащее в каждом скверном слове.

Почему вопрос о русском языке - это вопрос о национальной безопасности России? Потому что русское слово - это инструмент создания национальной идеи. И кроме как по-русски эту идею не выразить, - Филиппов громко захлопнул свой блокнот с записями и низко поклонился всем присутствующим.

- Спасибо. Вопросы? Нет вопросов... Тогда - если мы еще не выдохлись - переходим к обсуждению всего услышанного и еще невысказанного.

Диктофон выключился, Хохлев перевернул кассету и включил его снова.

И постарался сделать так, чтобы участники круглого стола как можно ближе подошли к вопросу о сути - как таковой - литературного труда. А от неё к новым - вернее, забытым старым - целям и задачам писателей. Обсуждение было профессиональным и длилось больше часа.

Завершил Хохлев КС тем же, чем и начал - мыслями Бродского и строчками Анны Ахматовой.

- Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку. Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Это и есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее. Существуют, как мы знаем, три метода познания: аналитический, интуитивный и метод, которым пользовались библейские пророки - посредством откровения. Отличие поэзии от прочих форм литературы в том, что она пользуется сразу всеми тремя (тяготея преимущественно ко второму и третьему), ибо все три даны в языке.

Если «все три даны в языке» и язык сам «подсказывает»...

 

И просто продиктованные строчки

Ложатся в белоснежную тетрадь,

 

я полагаю, что нам - поэтам и прозаикам - нужно просто дружить с языком. Слушать носителей - и не только людей - русского языка... И слышать их.

Всем спасибо и до следующих встреч. И не забудьте передать мне подписанные листочки...

            Ангел принялся было аплодировать, Хохлев его тактично остановил.

 

15.10.2010

В 11-00 Станислав Вуевич был с докладом у Жерлова.

Подполковник, тридцать лет отслуживший в армии, докладывал чётко, по существу вопросов затронутых на круглом столе. Жерлов нервничал.

- Ты, б... , ближе к теме... Что говорили обо мне?

- Товарищ председатель, о вас - ничего.

- Совсем ничего?

- Так точно!

- Как это, б... , - ничего? Не понимаю. Что и, с... , Рудаков ни разу не вспомнил?

- Никак нет!

- И Хохлев?

- Никак нет, Сергей Евгеньевич.

- Для чего же собирались? Может, ты что пропустил?

- Никак нет. Прибыл за десять минут до начала. Убыл - предпоследним.

- Перед Хохлевым?

- Так точно.

- Ни х... не понимаю. - Жерлов встал с кресла, сунул руку в карман пиджака, вторую по-сталински согнул в локте. - Н-не понимаю... А ты понимаешь?

- Обсуждали вопросы литературы... Тема-то какая! Язык как основа национальной безопасности...

- Ладно, б... , свободен... Я по другим каналам выясню.

 

В тот момент, когда Жерлов выставил Вуевича, Хохлев начал получать отзывы на стихотворение, написанное ночью и опубликованное в Интернете утром.

 

Бесенятся коммунисты,
ждут реванша.
Интернационалисты
жаждут марша
под серпами с молотами
на знамёнах.
По шкафам пылятся звезды
на погонах.
Бесенятся комсомольцы
строек века.
Что им до простого человека.
Ностальгия по советам
не проходит.
Бесенятся сталинисты -
не выходит
развернуть народ
в совдеповские дебри.
Бесенятся, бесенятся
люди-звери.
Но рядятся в православных
демократов,
Избирают либеральных
депутатов.
Чтобы скрыть свою бесовскую
натуру
и щетину спрятать под
овечью шкуру.
Бесенятся коммунисты,
бесенятся.
Им райкомы и горкомы
ночью снятся.
Ждут реванша коммунисты.
Ждут реванша.
Одержимость их -
Лишь только их. 
Не наша.

 

            Первым откликнулся Ваня Тихонов:

 

Бесенятся коммунисты... как это они?

 

Хохлев объяснил:

 

Примерно, как у Ф. М. Достоевского в «Бесах» или в гениальном стихотворении А.С. Пушкина «Бесы». Помнишь:

 

...В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон — теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой.

 

Когда бес вселяется в человека, последний начинает беситься - это всем известно. Ой, как тогда плохо человеку становится. Он и так и этак... А бесу все не угодить.

Современные коммунисты большим бесам уже не интересны - отработанный материал. А вот маленькие бесенята в коммунистов еще «плюют». И товарищи бесенятся. То есть делают то, что хотят эти неугомонные маленькие и злые сущности...

 

Пришел вопрос от незнакомого читателя.

 

«Не судите, да не судимы будете...» Так кажется? Или есть исключения для творческой интеллигенции?

 

Кандидат вступил в переписку:

 

Спасибо за вопрос.

В стихотворении нет осуждения. В нём - предостережение. После краха коммунистической идеи - в 1993 году - коммунисты не успокоились... И по-прежнему жаждут мировой революции. И, как ни странно, готовятся к ней. Об этом свидетельствуют их публичные высказывания и статьи. Это очень опасно!

 

Владимир, спасибо, что не обижаетесь...

Я понимаю так: поэт должен писать стихи, художник - рисовать картины.   Политик - давать советы, предостерегать, звать в это - как его - светлое будущее, рассказывать всем, как надо жить.

Вы кто?

 

Гражданин.

 

Владимир, этого слова нет под Вашей фотографией. Там много других слов. Думаю - надо исправить.

С уважением, Сергей.

 

Хохлев не нашелся, как ответить...

Следующее письмо - от председателя секции драматургии Семена Резцова -  дышало гневом.

 

Этим стихотворением Вы оскорбили наших отцов и дедов!

Которые «под серпами с молотами на знамёнах» и со «звездами на погонах» защищали нашу Родину от врагов. И защитили!

Чтобы вы жили под мирным небом, могли учиться, работать, воспитывать своих детей... Как вам не стыдно? Вы вообще недостойны называться поэтом!

С. Резцов

 

На него Владимир ответил очень быстро.

 

Уважаемый Семен Александрович.

Это ваши отцы и деды оскорбили своих отцов и дедов, которые под царскими штандартами и православными хоругвями защищали нашу Родину от шведов и французов, персов и турок... И защитили!

Чтобы их сыновья и внуки жили под мирным небом, могли учиться, работать, воспитывать своих детей... Но сыновья и внуки встали «под серпы с молотами» и «со звездами на погонах» надругались над своей Родиной.

И этим сыновьям и внукам до сих пор  не стыдно?

Мой дед до последнего боролся с советской властью, вынужден был признать её, только тогда, когда белое движение было разгромлено. Потому что с родной земли он не собирался никуда бежать. А отец, подчиняясь законам этой власти вступивший в партию, вышел из неё по собственному желанию, когда понял, что это за партия.

 

Продолжения не последовало. И хорошо.

 

Семен Резцов в свое время ославился плагиатом.

Случилось так, что когда сценарий «Елагин остров» был приобретен киностудией, Резцова пригласили отредактировать авторский текст Хохлева и Малеванной. Подогнать под студийные стандарты. Резцов подогнал... И так вжился в сюжет, что захотел написать пьесу на ту же тему. С теми же героями. Думал, думал и ничего лучшего не придумал, как скачать сценарий на флешку, и уже дома на своём компьютере перевести его в формат пьесы. С новым названием.

Перевел, подписал своим именем, красиво оформил и - как недавно рассказали Хохлеву - притащил для постановки в БДТ. Чем закончилась афера, Хохлев не знал, но, судя по тому, что в репертуаре знаменитого театра пьеса не появилась, фокус не удался.

К слову сказать, с «Елагиным островом» подобное повторилось в несколько иной форме. Об этом в своей книжке «Мирись, мирись, больше не дерись» рассказала Лариса Ивановна Малеванная. «Сценарий оказался в числе лучших на одной из маленьких петербургских студий, был принят к производству, но потом, как это нередко бывает в кино, его еще переписывали и дописывали все кому не лень. Изменили и название. Я выбыла из игры. А позже узнала, что фильм сняли и что жена руководителя этой студии переписала текст с готового фильма и выпустила книжку под своей фамилией. Я посоветовала ей тогда через прессу в следующий раз не мелочиться, а перекатать текст с картины Сергея Бондарчука «Война и мир». Но вот не знаю, дошел ли до нее мой полезный совет». 

 

Один чудак прислал короткое письмо, над которым Хохлев долго хохотал.

 

Что вы знаете о коммунизме?

Вам до Ленина, как до луны, а до Сталина, как до Китая.

 

Почему до Китая? Послание осталось без ответа. А вот на письмо читателя из Орла Хохлев ответил, как смог конкретно. 

 

Уважаемый Владимир!

О том, что коммунисты не сдаются и «ждут реванша», свидетельствуют их победы на выборах в так называемом «красном поясе» России. Значит, в народе еще находятся глупцы, которые продолжают им верить и избирать их.

Как бороться с этой красной чумой?

Павел.

 

Павел, здравствуйте.

Я думаю, что россиянам - особенно молодым - нужно постоянно напоминать о коммунистической угрозе. Опровергать бредовые коммунистические теории, отвечать на все публичные выступления коммунистов, на пропагандистские статьи... Если внимательно читать их тексты - все подтасовки видны невооруженным глазом.

Ну и, конечно, нужно помнить историю.

До 1917 года коммунисты часто вынуждены были - и научились - «работать» тайно. Тайно распространять своё лжеучение. Тайно провоцировать народ, «раскачивать лодку». Этот опыт они используют и сейчас. Наряду с официально разрешенной пропагандой они ведут скрытую, закамуфлированную... Действуют по принципу двадцать пятого кадра.

Бороться с этим - это выявлять факты и делать их достоянием общественности.

И чем больше фактов, тем не хуже.

Удачи Вам!                 

           

16.10.2010

Зачем Хохлев пошел на «Дракона»? Днём... Поддался уговорам жены?

Он сидел в театре, смотрел пьесу... И почти каждая реплика героев Евгения Шварца странным образом переплеталась с той предвыборной реальностью, в которой кандидат находился. Со сцены звучало:

- Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, мой милейший...

И Хохлев понимал, почему часто его звонки не давали никакого результата - по телефонному справочнику он обзванивал членов Союза. Понимал, почему некоторые из этих членов просто отказывались говорить, а некоторые из некоторых даже «наезжали». С грубостью. Да, потому что под Жерловым им было «тепло и мягко» - их худо-бедно печатали, иногда приглашали на мероприятия, иногда хвалили... А Хохлев может нарушить их уют.

- Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, чем копаться в неприятном будущем.

И то верно: какое-то оно будет при Хохлеве? Может, еще хуже, чем при Жерлове.

- Самое печальное в этой истории и есть то, что они улыбаются.

Сколько раз Хохлев видел, как подобострастно - с улыбками до ушей - писатели встречали Жерлова... И с такими же улыбками пытались доказать, что Жерлов лучший председатель Союза.

- До этого с ним часто сражались, но он убивал всех своих противников. Он удивительный стратег и великий тактик. Он атакует врага внезапно, забрасывает камнями сверху, потом устремляется отвесно вниз, прямо на голову коня, и бьет его огнем, чем совершенно деморализует бедное животное. А потом он разрывает когтями всадника. Ну, и, в конце концов, против него перестали выступать…

- А целым городом против него не выступали?

- Выступали.

- Ну и что?

- Он сжег предместья и половину жителей свел с ума ядовитым дымом. Это великий воин.

И Жерлов свёл людей с ума своими ядовитыми речами и своей одержимостью... До того, что сейчас только единицы осмелятся открыто выступить против него. 

- Нет, что вы! Мы не жалуемся. А как же можно иначе? Пока он здесь - ни один другой дракон не осмелится нас тронуть.

- Да другие-то, по-моему, все давно перебиты.

- А вдруг нет? Уверяю вас, единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного.

И писатели имеют Жерлова...

- Три раза я был ранен смертельно, и как раз теми, кого насильно спасал.

Хохлев вспомнил, как ранили Рудакова те, кого он «насильно» публиковал... Как могут ранить его самого, после победы над Жерловым...

- Дракон вывихнул вашу душу, отравил кровь и затуманил зрение. Но мы все это исправим.

Предательский вопрос «зачем?» вползал в душу Хохлева. Ведь насильно исправить невозможно! А по доброй воле некоторые писатели «исправляться» не хотят. Им «тепло и мягко».

- Кто вас просит драться с ним?

- Весь город этого хочет.

- Да? Посмотрите в окно. Лучшие люди города прибежали просить вас, чтобы вы убирались прочь!

Почти эти же слова сказала Хохлеву Валентина Павловна, когда за неделю до выборов - согласно Уставу - позвонила ему домой и пригласила на собрание в Дом офицеров... Кто вас просил выставлять свою кандидатуру? Писатели, недовольные Жерловым... Да распахните вы глаза... Какие писатели? Самые авторитетные и уважаемые члены Союза умоляли меня уговорить вас снять свою кандидатуру...

- Я так, понимаешь, малыш, искренне привязан к нашему дракоше! Вот честное слово даю. Сроднился я с ним, что ли? Мне, понимаешь, даже, ну как тебе сказать, хочется отдать за него жизнь. Ей-богу правда, вот провалиться мне на этом месте! Нет, нет, нет! Он, голубчик, победит! Он победит, чудушко-юдушко! Душечка-цыпочка! Летун-хлопотун! Ох, люблю я его как! Ой, люблю! Люблю - и крышка. Вот тебе и весь ответ.

В такой же любви к Жерлову признавался и Прыгунец. И почти также, как шварцевский бургомистр, верещал:

- Я ведь не обыватель какой-нибудь, а бургомистр.

- То есть председатель секции прозы.

- Я сам себе не говорю правды уже столько лет, что и забыл, какая она, правда-то. Меня от нее воротит, отшвыривает. Правда, она знаешь, чем пахнет, проклятая? Довольно, сын. Слава дракону! Слава дракону! Слава дракону!

- Боязливые жители вашего города травили меня собаками.

Эта реплика Ланцелота заставила кандидата вспомнить, какую обструкцию устроили ему жерловцы - как на одной из секций травили его словами - задолго до этой выборной компании, когда Хохлев осмелился не согласиться с мнением председателя и отстаивал свое право называть Ленина захватчиком власти. Это было в 2006 году. Вспомнилось, правда, и то, как после секции нормальные писатели жали руку с благодарностью «за честность и смелость» и предлагали заглянуть «по этому поводу» в ближайшую рюмочную.

- Он струсил!

- Кто? Дра-дра? Я знаю все его слабости. Он самодур, солдафон, паразит - все что угодно, но только не трус.

А Жерлов - все что угодно... и трус. Один на один, когда за спиной нет поддерживающей толпы - не выйдет никогда. Но зато толпу эту настроит «что надо». Как надо.

- Зачем они звали вас?

- Предлагали деньги, лишь бы я отказался от боя.

А Хохлеву? Петухов предлагал должность... Прыгунец книжку... Валентина Павловна творческую командировку в Италию...

- Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.

- И все-таки они люди.

- Это снаружи.

- Нет.

- Если бы ты увидел их души - ох, задрожал бы.

- Нет.

- Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам - человек околеет. А душу разорвешь - станет послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы.

Как они похожи на мертвые души членов Союза - противников перемен... Они добровольно отдали себя на растерзание Жерлову. Ради чего? Ради возможности числиться в жерловской обойме... И получать крохи благ, упавших со стола председателя...

- Мы слышали, мы все слышали, как вы, одинокий, бродили по городу, и спешили, спешили вооружить вас с головы до ног. Мы ждали, сотни лет ждали, дракон сделал нас тихими, и мы ждали тихо-тихо. И вот дождались. Убейте его и отпустите нас на свободу.

А это уже голоса сторонников...

- Покойник воспитал их так, что они повезут любого, кто возьмет вожжи.

Значит, и Хохлева... Кандидат, поработав во власти, не понаслышке - по своёму личному опыту - знал, как человек любит и умеет подчиняться. Как готов стелиться перед «новой метлой», чтобы не быть выметенным. И как стирает из записной книжки телефон бывшего начальника, чтобы заполнить это место телефоном нового.

- Дайте, дайте мне начать сначала! Я вас всех передавлю!

Типичная логика тирана. Жерлова! Потому что если не давить, задавят самого! И ведь он так искренне думает. Он уверен, что все люди друг друга давят. Что смысл жизни - в давлении. В отвоёвывании. 

- Сограждане наши помнят, что ровно год назад вы убили дракона. Прибежали поздравить.

По большому счету - какая разница, кто «убьет» Жерлова... Будут поздравлять того, кто скажет: Я убил!

- Вот чудаки. Дался им этот Ланцелот.

А кто-то через год может сказать: вот чудаки, дался им этот Хохлев...

- Какая неблагодарность! Я убил дракона…

- Простите меня, господин президент, но я не могу в это поверить.

- Можете!

И ведь бургомистр - то есть господин президент вольного города - прав... Человек может заставить себя поверить.

- Неужели дракон не умер, а, как это бывало с ним часто, обратился в человека? Только превратился он на этот раз во множество людей, и вот они убивают меня. Не убивайте меня! Очнитесь! Боже мой, какая тоска… Разорвите паутину, в которой вы все запутались. Неужели никто не вступится за меня?.. Я освободил вас, а вы что сделали?

Нашли себе нового Жерлова.

- Я видел, как вы плакали от восторга, когда кричали бургомистру: «Слава тебе, победитель дракона!»

- Это верно. Плакал. Но я не притворялся, господин Ланцелот.

- Но ведь вы знали, что дракона убил не он.

- Дома знал… - а на параде…

Эффект толпы. Все побежали, и я побежал...

- Что мне делать с вами?

- Плюнуть на них. Эта работа не для вас. Мы с Генрихом прекрасно управимся с ними. Это будет лучшее наказание для этих людишек. Берите под руку Эльзу и оставьте нас жить по-своему. Это будет так гуманно, так демократично.

Плюнуть, конечно, можно, но ведь жалко «людишек-то». Все-таки писатели, то есть не обойденные талантом «людишки»...

- Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона.

В каждом! В каждом! В каждом! И каждый будет защищать своего дракона всеми силами...

- Я люблю всех вас, друзья мои. Иначе чего бы ради я стал возиться с вами. А если уж люблю, то все будет прелестно. И все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы, наконец!

Хохлев тоже любил...

 

Продолжение следует