Елена Морозова Из жизни писателей В нашем городе писательский бум. Конечно, теперь все грамотные — пишут, строчат, выстукивают буквы на клавиатуре. Что пишут? Известно им самим. Многотиражно издаются, обмениваются пахнущими свежей типографской краской фолиантами. А поверх напечатанного размашисто расписываются. И дарят таким же, то есть своим. В общем, развелось у нас писателей — ступить негде. А будущих героев произведений они высматривают на улице, на лестничной клетке, в транспорте. Иду я как-то по бульвару. Просто иду, гуляю. Осенний сквозной бульвар мерцает прошедшим дождём. Вижу — субъект. Типичный писака — кожаная куртка, распухшая от бумаг папка. Старательно писаку обхожу — не тут-то было! Сачок его фразы накрывает меня на ходу: — А можно вам вопросик? — Нельзя. Я — глухонемая, — говорю многозначительно. Приёмчик опробованный, верный. Парадокс ситуации должен его озадачить, а я, пока он будет приходить в себя, смоюсь. — Так вы мне и нужны! — живо хватает меня встречный за рукав, не обращая внимания на мой отстранённый вид. — Тысяча долларов, — отрезаю я, меняя тактику. — За что? — изумляется он. — Как «за что»? За прототип! Вот после этих слов он должен стать моим неинтересным прошлым. Писатель вдруг как-то сник, затем по его пальцам прошла судорога, и они ещё крепче сомкнулись на драпе моей куртки. — Понимаете, беда у меня. Случилось самое страшное, что могло случиться, — я забыл буквы. Понимаете, я их забыл! Все до одной! А как писать без букв? — мой собеседник переминается, кивая в доказательство своих слов на солидную папку из крокодиловой кожи. — Мне стыдно. Все ждут от меня новых блистательных книг. Я задолжал шедевр писателю М., а как я задолжал шедевр писателю Б.! Они мне ещё ко Дню города подарили свои шедевры, а я… — Ну вот и хорошо, что забыли, — обрадовалась я. — У вас теперь столько свободного времени, а вокруг, вокруг — столько увлекательных дел! Он в панике отшатнулся от меня, однако рукав не выпустил. — Да вы что?! Не писать? А как же «ни дня без строчки»? А что скажет мэтр Б.? А что подумает классик М.?! Нет! Это категорически невозможно! Должен же быть выход. Ах, моя репутация. У меня же трилогия. Роман «Дикий волос». Не читали? — он сделал паузу и мельком глянул на моё невозмутимое лицо. — Вы обязаны мне помочь! — Чем я могу вам помочь? — Как чем? Вы мне их — буквы, в смысле — будете показывать и называть. На пальцах. Вы же глухонемая. Его лицо вытянулось. Похоже, он сейчас заплачет. Этого ещё не хватало. Писатели — народ чувствительный. Задумалась. — А вдруг эта болезнь заразная? Перекинется на других писателей? Представляете?! Мэтр М. Классик Б. Он отшатнулся от меня, перекрестившись. — Чур на вас! А я, мечтательно созерцая осеннее ясное небо, продолжала: — И деревьев сколько сэкономить можно. Леса нам нужны… лёгкие планеты, опять же… и экология… Но несчастный писатель, подхвативший странную инфекцию, уже не слушал меня. Он бежал по бульвару, полы его куртки развевались. Папку писатель бережно прижимал к груди. Вскоре по городу пополз слух, что вроде бы знание букв — это не самое главное в жизни писателя. А известный писатель М. вообще теперь крестиком вышивает, и, говорят, неплохо получается.