Текущий выпуск

Анна Полибина

Стихи

Живу я в промежутке двух миров –

И между ними музыку слагаю.

И на краю возможного – порог

Двух бытностей – свечами обжигаю.

О ком вся эта музыка, о ком?

Явь полыхает зыбко и обманно.

Связую оба мира фитильком,

Боясь на свете сгинуть безымянно.

Анна Полибина (автоэпиграф)

Дневник крушений

*** Строфы с испанского берега

Берег знойной и подлинной ласки,

Где пронзительней – зренье души.

Наградят неуловною сказкой –

Плечи мачо – в горячей тиши.

Как расплывчаты тени, плакучи,

И скупы зазеркалий глаза.

Неминучие райские кущи –

В отрешённых от нас небесах.

Неповторно, тягуче бессмертье –

С каждым мигом глухим наравне.

Скуден пыл, не хватает усердья –

Жить в покинутой солнцем стране.

Ну а здесь эти ритмы фламенко –

И струенье гитар в никуда.

Ореол незапамятный места –

И на солнце паучья слюда.

Развивается столпище ветра.

Я не верю в безвестье и жду.

О, силки позаблудшего века,

Тенета опрометчивых штук.

Сад оливковый, бор апельсинный,

Свивы винные, роща хурмы.

Ходят волны лавандовой сини –

По застенкам эдемской тюрьмы.

Оглянуться, очнуться и вспомнить,

Затеряться в судьбе навсегда.

Слуховые дрожат перепонки,

Резонирует в скалах вода.

Непростая стезя океана,

Рощи лавровой заступ – в окне.

На газоне расплывье герани,

Как богини отвергнутой гнев.

Круг соломенный вечных сомбреро.

Солнце томно вплывает в закат.

Это фильм в жанре горестном ретро,

Это парус идёт наугад.

Порт Кадис, малаганский ли ветер,

Андалузии ль пёстрые сны.

Никуда уже впредь нам не деться

От гуляющей в сердце весны.

Пережду я и перезимую,

Отсижусь в пору шторма в скале.

О, на блажь я согласна иную:

Буду жить, не вставая с колен.

Барселоны напев позатейный,

Сбивы берега, бухта и высь.

Попадает в портовую тему –

Поздней грёзы тягучая снизь.

А на простор вплывает ожерелье

Вдали набитых туго облаков.

От мелодичной я мечты шалею,

И слышно той извивы – далеко.

Не поменять. Не выбраться. Не высечь

Из раковин прибитых – жемчуга.

А единиц удел – едва ль для тысяч,

А поступь сердца – вряд ли на века.

Раскручиваю пряжу мук нездешних,

Далёких набиваю нить планет.

А пред душою – маковые степи,

А варево прибоя – всё на нет.

О, всё пройдёт, под жерновами мелко

Раскрошится, за рубчик заплывёт.

Меланж, лимон, корица, карамелька:

Открою дверь на свой балкон – и вот.

Тончайший вкус забытого десерта!

Двора в ладони – пижма и анис.

За полночь неизливная беседа –

И лунных пятен матовая снизь.

Окно на вечер, гаснущий и зыбкий;

Цикады в неразгаданной траве.

Есть право на вину и на ошибку

У всех у нас: стерпись, сживись, поверь.

О, циркачи, заезжие артисты –

И декораций раздвижных фургон.

Тропические птицы и мартышки.

Гимнаст и клоун; карличий поклон.

Да что сказать? Сбылось не так уж много:

Обещано же было нам – щедрей.

Погода дрянь – и дальняя дорога.

Луна погибла – в вызревшем ядре.

А облака опять уносит к югу.

Пестреющий фургон свернёт зима.

И месяца медовая краюха –

Винцом покрепче – потчует дома.

И вереницы строф уже не могут

Уход тугого зноя превозмочь.

Сиеста в вечность. Ропоток на Бога.

В ночи цикады – маятник точь-в-точь.

26 ноября 2011 г.

***

С ладоней я судьбы – лакаю веру –

И правду в куцей зелени взыщу.

Мне всё равно, что раньше некто первый

Чинил камнями скудную пращу.

Я полагаюсь – не на то на свете –

И не с пищалью снаряжаю дух.

Рай припасён тому, кто прост, как дети,

А те народец злой, имей в виду.

Я кое в чём с Создателем срядилась,

Уступок добиваясь, что ни час,

И с тишиной укромное единство

Свила – во тьме оно иль при свечах.

Согласна я на малое, не скрою,

Однажды зренье уделив тщете.

Взрастила волю добираться вброд я –

В себе: и что ж, что времена не те?

Один закон мне есть – на всё на тверди,

Привычку – строже я держу в душе.

Я накануне робости, и смерти,

И вечности, раскушенной уже.

Напрасных ставок явь – непозволима;

Я тропы – в непрохожее мощу.

Сорву я кушик свой в маршрутах мнимых –

И притязавших впрямь на тот – прощу.

Жизнь эта светит светом отражённым,

Но веру не затмит самообман.

Превозмогая тёмное, чужое,

Сгребаю весь я банк – себе в карман.

Растя в тугую запредельность крылья,

Я остро сознаю, в венце что – я.

Как безграничны – властвовать порывы,

Читать дословно лики бытия.

***

Обманку вынув тяжкого балласта,

Душа уходит в плаванье во тьме.

А море мне грозит непостоянством,

И страхи верховодят на уме.

Что ж, на места надеяться и сроки –

Ни права, ни судьбы под солнцем нет.

Одолевает лихо плот пороги,

Идя стремнинкой на хмельной рассвет.

В садах такие вызрели соплодья,

Но драма на века предрешена.

По горным кручам на бесстрашном всходе –

Заманчиво сияет вышина.

А ключ всё бьёт – и обегает камни.

Мне силуэты сродственны – в тени.

На свете побеждает богоравный,

И ты с большой задумкой не тяни.

Ещё не то – отпустится, простится,

Епитрахилью спустится на дух:

Тогда взгляни на стёртые страницы,

Которые сложились на ходу.

Но канут сны, отмеченные мраком,

Тебе на пользу – суетно решась.

Идут стремниной – рыцари без страха,

Стирает все препятствия – душа.

Костры при звёздах – ночь задует спешно:

Тогда и ты очнись, к ним воротясь.

А мир – едва ли пиршество для грешных,

А явь – едва ли вычерпать, родясь.

Надеяться – нас подстрекает вечность,

Но действует – на явь запрет простой.

И порассказью – не дано утешить

Очнувшихся под скудною звездой.

Ликующий свет

***

Колодезная сумрачная влага:

О, лик с икон всё принял на себя.

Ложась штришками солнечного лака,

Вода ликует: есть на то судьба.

Судьба и воля, грех и осознанье.

Надежда – и в беспамятство шаги.

Нам остро б помнить то, что было с нами,

Да подступы на кряжи – нелегки.

Мозоли бьёшь – на лестницах подъёма,

На пиках – негде воздуха набрать.

Мы видим мир цветной – сквозь полудрёму,

На стыке приключенья и добра.

Иллюзия весома потопленья,

Но свет сочится – сквозь седой уклад.

В тисках неистребимых тьмы и тлена –

Нам добывает впечатленье – мгла.

Не взыщем мы. Довольствуемся малым,

К упрямым высям меркло норовя.

А в бездну несочтимые провалы –

Пусть маскирует тщетная трава.

Запретов нет, но есть предел свободе,

Острее восстающий из воды.

Намывы златоносной пусть породы –

Тщета, но не добытчик разве ты?

Что ж, как везеньем, заручись терпеньем,

Снури волов, ночлег себе разбей.

Вспять уходить тебе, во мглу, - теперь ли?

Тебе ли руки складывать – теперь?

Мне всё равно. Я не гожусь в провидцы,

Моё немногословно ремесло.

Всё чётче и яснее с кручи видно,

И зримей – в далях плещется весло.

На то они сомненья, чтоб – закрасться,

На то она и вера, что – спасёт.

Уйди и не мешай добиться правды

Тому, кто кручей по воду идёт.

Очерчено всё явнее и чётче

В пространстве, принадлежном пусть не нам.

Один и тот же – неусмирный почерк,

Одна и та ж судьба – прояснена.

И то, что подлежит потом разгадке,

Иной предчует явно – наперёд.

А, впрочем, без затейного – тоска нам;

Иным что скука – нам наоборот.

А чем себе во тьме я бытность скрашу –

Лучом мерцает, тень хоть я пряду.

Но кто допущен к причащальной чаше –

Ещё вопрос – сквозь мороков гряду.

О, я из детства, из нездешних лиг я,

И чистотой – глубинно я права.

Беспрекословные струятся лики,

Запомниться мне – втуне норовя.

Дано вскрывать нам всякий вещий омут –

И заручаться мороком другим.

Попутна многим – наша стёжка к дому,

На солнце смотрим мы – из-под руки.

Играть вслепую, но не путать партий,

Предпринимая ложные ходы…

Насущен как – мой облик неразгадный –

Заманчивой под знаком высоты!

***

Набегает, красуясь, ночь отовсюдным снегом.

На позимок – мечты и память не ворошу.

Во дворе разминаются сумерки тусклым эхом:

Что я знаю о мире – начисто им скажу.

Лишь теперь подошла пора немым откровеньям

И отвесному снегу в пространстве за фонарём.

Полномочий нет – останавливать это мгновенье –

У живущих. В заступницы снега – мы смерть наймём.

И она под знаком неукоснимого братства

Тихо будет вопить своё – у надгробья эпох.

Смерклись радуги, впору и нам за отрог собраться.

И за всё, кроме снега, рассудит на свете Бог.

Я глотаю пыль робкого снега, проулком вбредая

В коридоры неузнанные ночной ворожбы.

Лишь чуть-чуть – и начнёт смеясь в заоконье таять,

И не удержаться устам от напрасной божбы.

Лученосные ангелы на плече – как на век – примостились,

В ритм вечерней природы неразделённо влюбясь.

Вот и всё. В этом сумраке рыхлом мы все отгостили,

И пожалуй, не к лику принцессам – за полночь прясть.

Я согласна заранее на увещающий сумрак,

Я заведомо верю во всесильную клевету.

И с пространством невидным звёзд тайно сообразуясь,

Я дневник утрат и крушений – на мыслях веду.

***

О, мысленная тяга к потопленью

Сквозящим в междустрочье колдовством!

Всё подлежит не тратам – накопленью:

Паясничанье, злое шутовство.

Я выпрядаю робкое сказанье

О невозможном, вглядываясь в смысл.

И тишина вселенскими глазами

Мешает галактический кумыс.

Ушли на запад – с верой караваны –

Довольствоваться рангом старшинства.

И реет дух, поддавшись на обманы

Хотящего, как лучше, божества.

Разомкнуто. Отпущено. Избыто.

Отправлено за светоносный край.

И счастья осторожная попытка

Укажет мне, надолго ль отнят рай.

Клевещет мир, беснуется, корёжась,

Напраслину возводит до небес.

А молоко бежит под грубой кожей,

И набегает тишь из мерклых бездн.

Забвения неукоснимый опыт

Листает взверть заложенных страниц.

Но натоптала тяжкие я тропы,

Над морем чуя росчерки зарниц.

А правда верещит, разоблачаясь

У райских недозволенных дверей.

Зачерпывая волны, тянет чайка

До берега, осиливая рейд.

***

Пора к зениту – праздновать зарницы,

Играющие к лакомой зиме.

Созвездные к земле здесь мкнут возницы,

И музыка лихая на уме.

Мир сводится к дыханию прибоя.

Несменен моря мощный кровоток.

Дух мелосом нездешности напоен –

И чайной гущей нерасслышных строк.

О, сгибший сумрак, мертвенные брызги,

Движенье по пространству в никуда.

И хочется в созвездия зарыться,

Когда замеркши – шепчется вода.

И будничности ребус неподсудный

В душе опять жемчужиной растёт.

На грани безутешности с абсурдом –

Все контуры идущих низко звёзд.

Очерчивая яркостью безбрежность,

Стремится дух в ручьистое нигде.

А парус смело гладь ночную режет

И звёзды оставляет на воде.

Ну вот и всё. Я вечности добыла,

Как с высей несказанного питья.

Бессонно бьют злачёные копытца,

Глазам мерцает вышина твоя!

Напрасен снег, наметившийся в утро.

Теплом щедры колючие шторма.

Отвесно, камнем падают секунды,

И упований рушатся дома.

Ну что с того? Я исслежу устоев

Немеркнущих – на сердце толокно.

В ночи есть что-то дерзкое, простое,

На что бы не зашторивать окно!..

***

Прибоем в душу наползает время,

За мелкие жемчужины рядясь.

Я бренности решаю теорему –

И доказую вечность, возвратясь

На круг судьбы – из тех жилищ вселенских,

Что обступают раз и навсегда

Тебя. Ну а душе – не всё полезно;

Губителен – со звёзд сплошной нектар.

Ну что изречь? Как с мигом сторговаться

Об иллюзорной прибыли – щедрей?

У линии прибоя воркованье

Запоминаешь – женщиной в чадре.

Когда твои сомнения потухнут,

Ты выйдешь вновь на берег гребешков.

И длиться в нескончаемой потуге –

Душа по звездь отправится пешком.

Ты справишь плот по напускной стремнине,

Вовлечь себя дав в ловкую игру.

Отвесно канешь вниз, спустив ремни, ты –

И лишь качаться будешь на ветру.

С луны ль каменья – катятся с откоса?

Дано ль нам право – отражать лучи?

Зачем вдоль юга – пристальные звёзды:

Затем ли, грёзам нас чтоб научить?

Степным костром затепленные фразы –

И мокрых звёзд набрякшее пшено.

Я помолчу. Зря – диспуты с пространством;

Всё свыше – на века предрешено.

Мне по воду ходить под эту кручу

Ещё века, и неиссячен – ключ.

Надеюсь я на свивы лоз колючих,

Но, право, этот мир и сам – колюч.

Неужто Бог – всего лоза витая?

Неужто Бог – в нырётах рыбаря?

И в сердце брезжит истина святая,

Готовая осваивать – моря.

Ноябрь 2011 г.

***

Море шествует вровень с приливами грусти,

Пена траурно вьётся в повоях сутан.

И шестого на отплесках верного чувства –

Замять смысла, который творению дан.

Издалече ведётся насущная повесть,

Я довольствуюсь истиной этой вполне.

Ясно знаю: ты жить не оставишь любого,

Кто посмеет спросить у тебя обо мне.

Тот поплатится жизнью и горькой растравой

Чувств последних, кто вступит с тобою в борьбу.

Но лишь пирсы бетонные истинно правы,

И я в клочья надежду последнюю рву.

А на пляже кругом тонконогие чайки,

И дано нам осмыслить погоду у скал.

Тускло запечатляется день на сетчатке:

Бог творение видит в недрёмных глазках.

В мягком тоне слагаются южные стансы,

Навевает погоду свою – горный князь.

Боль, что не приведи, – застывает в нюансах,

Как помпейское кружево в ласке огня.

Вот и всё. Побеждённый не просит пощады.

Всё давно решено в этой сказке за нас.

Улетают тревожные письма с почтамта,

И боишься за небыль свою, что ни раз.

Осторожные фразы – на кончиках перьев,

Увещанья одни – в надлежащей канве.

От вчера я и завтра – свободна теперь так,

Что вновь рокот цикад чую в сонной траве.

Есть в ушедшем деталь, словно неоспоримость;

Есть молчанье во тьме, как шаги наугад.

И уходят на горный восток пилигримы,

А на темени гор – только снега мука.

До узлов нам недолго – предсказанных решкой,

Шишки режутся хвои – в горлянку без сна.

Я кладу профиль твой на мелодию взбрежья,

И хоть в этом-то я безоглядно честна.

Ты ушёл – и не хочешь моих оправданий,

И завесою лёг за тобою туман.

Это с миром безвестным почти что братанье,

Это горе – от совести, грёз и ума.

16 декабря 2011 г.

*** Складенки

Руси гогочущей трясёт повозку –

Беспутицы на ликах восковых.

Дороги непреречная полоска –

А на слуху степной гудит ковыль.

Сумятица, цыганщина, свирепство,

По кругу бег на тройке вороных.

На глубине небес – не отогреться,

Не натоптать – и всхожей бороны.

Трактую вечность в пользу мимолётных,

Сыпучих образов – на дне речном.

Пролётка вязнет, хлюпая, в болоте,

Но в воске всё решается свечном.

Бредут с возами в поле – конокрады,

Свирепствует рождённая душа.

Ещё не час нам ликовать в награде,

Обречены мы – веруя, стяжать.

Смерть – продолженье бытности. Стреножась,

Вплывают кони в утомлённый лес.

Жизнь – компромисс былого с невозможным,

И ею, умерев, - не отболеть.

Я принимаю тяготу на веру,

Как правду филигранных образцов.

Дух – эталон роскошества, безмерность –

В неутолимой радуге венцов.

Что ж, мне довольно веских упований

На глубкую погоду старины.

И лунное в затемье оживанье

Есть то, во что сердца отворены.

О, этот час – стрекочущий, бегучий,

О, этот клёкот ливневых теней.

Всему есть мера, хронотоп и случай.

Чем дальше – тем студёней и верней.

Ещё вот-вот – и кормчий на телеге –

Гнедых в холодном стойле распряжёт.

А мостовыми – шелест век за веком;

В фонарный грёзы прячутся кружок.

Простор проулков – музыкой охвачен:

Не вышла кабы в теми тишина.

Коней извозчик в небылое пятит;

Загадка – в пользу Сфинкса – решена.

Ах, кутерьма российских бездорожий,

Ах, тайна на затеплии луны.

И смотрит Бог с иконостасов строже,

И сточены в брусчатке валуны.

Какую цену за покой назначить –

Средь дерзкой вакханалии господ?

Круг вечности – с пустопорожья начат:

Распахнуты кулисы нам – и вот.

А, впрочем, что нам нового сыграет

Загрязший в неотмирном балаган?

И небеса молчат в преддверье рая,

Дух угождает бытности в капкан.

Ещё немного скаредных посулов –

В загривии клубящемся небес.

Цирк по окольям страждущим – везут нам,

И притворяется шутейным – бес.

Какой-то миг – до возмущённой правды:

Сорви ж глухие маски, естество!

Сегодня темь командует парадом,

А вовсе не священный купол твой.

Распилы обессвеченных зенитов –

Всё в душу норовят. О, берегись!

Марионеток дёргают за нитку,

А те играть и плакать – зареклись.

14 декабря 2011 г., во сне

*** Фарфоровые идолы любви

Постой. Я слов своих не исчерпала.

А отмолчаться – значило б солгать.

Отчаянная. Тихая. Любая.

Судьбы с ладоней – незачем лакать.

Отважилась. Предприняла попытку.

Ушли дороги разом – в никуда.

По крайней мере, странная – подпитка;

Пустая понаструйная вода.

О, сколько зим. О, сколько рек утекших.

Теперь пора иных календарей.

Тебя мне нечем, в общем-то, утешить –

Лишь призрачной погодкой на дворе.

О, сколько нимбов, так на твой похожих.

О, сколько судеб, силуэтов, глаз.

Бурлила кровь под юношеской кожей,

Я впала в бунт, иным богам молясь.

Какой-то блеф, подлог, инсценировка,

Фальшивость, неуместный фарс вотще.

Отвага, и мятеж на грани рока,

И трепыханье глупое свечей.

Одной луною странники водимы,

И снова кожу заводь холодит.

И я зажгу свою свечу во имя

Всего, что явь едва ли воплотит.

В соблазны впадши, словно русло в море,

Я вижу мир на подступах к волшбе.

Епитрахили сладят с незамольным,

И я привержусь заново тебе.

Постой. Свою чтоб высказать догадку,

Я подбираю тщательней слова.

Сорвётся ночь на шепоток с дисканта –

И будет в том единственно – права.

С высоких нот нечаянно срываясь,

Уходит голос – пляжа за ладонь.

Нам ангел винный стол свой накрывает:

В фужерах ал напиток молодой.

Мне снится сон, что божество свергают, -

А значит, эту жизнь пора менять.

Уже ты где-то бродишь в зазеркалье,

Готовясь в отчий мир меня принять.

А ты всё так же пишешь акварели:

Коль выплыл в эту явь – то доплыви.

Апофеозом смерти и творенья –

Фарфоровые идолы любви.

Галдят неистребимые вороны,

В стихи мир вписан – те, что не умрут.

Заманчив символ, выцветший неровно,

Улиткою овивший изумруд.

16 декабря 2011 г.

*** Под осень

Зайдёшься сном – беспомощным, певучим –

Под осень, что пронизана дождём, -

И невзначайно навлечётся случай

Слагать стихи – как будто ни о чём.

В туман войдёшь – по листья, по каштаны,

И сгорбит спину рыжая земля.

Сентябрьский свет перетекает в тайну,

Нам грёзы на жаровенке каля.

Безмолвен день, несущий непогоду

На высохшее прядево ботвы.

Земле есть повод отмолчаться гордо,

Пока рубцует дождь на грядках швы.

А почва истощилась, поиссякла,

Клубничный урожай свой щедрый дав.

Студёный пар слоится на глазах весь,

И опадает сад, за зной – устав.

Мне сдобрят душу шепотком колосья,

Которые приходит час убрать.

Сияет вышина последним лоском,

И птицам – звонкой горестью хворать.

Ещё вот-вот – и радуги убудут,

Прихлынет нежеланный ливень в высь.

Но не бывает свято место пусто,

И ты, окно, от капель – хоть скривись.

Осанистый вдруг схлынет купол чистый,

Набьётся ливень – снам в поводыри.

И Бог осенний – тяготу расчислит,

Наведается нам в календари.

Что ж, отболели всходьем огороды,

Предвестий даль нерадостных полна.

Небес слоится серая короста,

Как будто в мирозданье та – одна.

Кукушка замолчит, и где-то дятел

Насупит холку, тишью сны скрепив.

Ну что ж, мы грёз просодику подхватим –

И гибельный усвоим перебив.

И на волне неугасимой моды

Ещё пестреют жёлуди и мхи.

Есть что-то неисходное в природе,

Что просится регистрами – в стихи.

10 декабря 2011 г.

***

Лучатся горы в снегопадах,

Означивая свив дорог.

Едва ль в созвездьях нам остаться,

Когда взирает строже – Бог.

Приуготовлен пир страданья,

Мучений чаша налита.

Пространство есть от грёз до тайны –

Как верховенствия тщета.

Мир обнят вещею догадкой,

И дух бессмертьем дорожит.

За море пущены фрегаты –

Свой век в беспамятстве отжить.

Нет, я на вечность не купилась,

И штриховать карандашом –

Дано – вчерашнего распилы,

И до высот – дух сам дошёл.

Молись, впадай во грех, главенствуй –

На грани радужных затей.

С божниц явь смотрит деревенских –

И ждёт от ангелов вестей.

Исчезнуть не дано за краем –

Иль просто выбыть в пустоту.

Оркестр нам музыку играет:

Сначала эту, после ту.

Зачем теперь лезть на рожон нам?

Сны можно видеть не спеша.

Но светит светом отраженным –

Непотопимая душа.

1 декабря 2011 г.

***

О, ангел с сиятельным ликом,

С пращой медной наперевес!

Наверное, время уж близко,

Коль образ сияет из бездн.

И в этом я немногословье –

Отважные крылья ращу.

В межстрочье, меж звуком и слогом,

Едва ль суть я зол укрощу.

Сменив обертон настроенья –

На неукоснимый восторг,

Я чувствую звуков роенье,

И ангелов шлёт мне восток.

В регистр я схожу неисследный,

Топь звуков – за сердцем влача.

Господнее терпкое лето

Мне муку спешит услащать.

Я лёгкому разве противлюсь,

О камень – ступни свои сбив?

Я плачу княгиней в Путивле –

Коль сгинул мир, не отлюбив.

И сердце, которому княжить, -

В задальней войне полегло.

Грёз неукротимая пажить,

Тебя войско взять не смогло.

Рыдай, молодая вдовица,

Погибшего мира душа!

И нам впору б всем удавиться,

Да жизнь – до чего хороша.

Задонье и Дикое поле –

Даётся не всем превозмочь.

Безвольная, скорбная доля!

Обманница давешней болью –

Идёт пустоглазая ночь.

2 декабря 2011 г.

***

Добуду, выскажусь и сверюсь.

Прощу, коль будет что прощать.

Да, исповедалась на свете

Душа в том, что жила греша.

Перед людьми, но не пред Богом –

Ослушничала выше мер:

За смыслом щедрым шла ль, глубоким –

За исполинами ль химер.

Моя волна на берег правды

Плеснула, небеса задев.

Ещё есть время сил набраться –

И воспарить во тьме затем.

Как преисполнено всё сути!

Такое – воли нет предречь.

Валов вселенского абсурда

Стихийных – нам не устеречь.

А я иду, дороги меря,

И в свиток – полотно кручу.

Я не ссылаюсь на химеры,

А просто верю и молчу.

Придя в согласье с вечной тайной,

Я отпускаю голубей.

В ковре – ни нитки нет случайной;

Ты вспять вернёшься – хоть убей.

В душе сомнение ютится:

Надежд венцы не задались.

И хорошо бы, чтобы птицы

Тебя в потёмках дождались.

Я дом совью в тенистой бухте

И стану ждать, закрыв глаза.

Вот так однажды в гавань будут

Ко мне – шальные паруса.

2 декабря 2011 г.

***

Хуже сны во тьме даются,

Море властвует вблизи.

Так, наверно, расстаются, -

Туже нитку закусив.

Чайки резвые, ночные

На недремлющей волне.

А всё заново начни я –

Всё окажется по мне.

Но теперь уже не место,

Схлынул нужный хронотоп.

Выговаривает веско

Море музыку – у стоп.

Что сказать и что добавить

К прояснённому уже?

А сомненье ходит павой

В чуть надломленной душе.

Поквитаемся, сочтёмся,

Плату времени воздав.

А за мной волна плетётся

Вдоль плавучего моста.

Боль и тягу нашу сверив,

Разбегаемся в ночи.

Тихим отзвуком мистерий –

Тот, кто судит и молчит.

Расставаться нужно ль – злыми,

Ждать бессоницам черёд?

Навернётся это, схлынув,

Всё в отжившем почерпнёт.

Застигаю эти пальмы

В сплодьях, что – невперечёт.

На устах вкус – погибает:

Время медленней течёт.

В сердце горечь умещая,

Я ращу вселенский сад.

Ты – как знаешь. Я – прощаю,

Не гляжу, поверь, назад.

Море ластится бурливо,

Хлынуть в память норовя.

Так слагаются верлибры:

«Ты не прав, а я права».

«Я вела себя честнее,

Прозорливей и прямей».

Боль ушла – и ладно с нею.

Нет мечты – и ладно с ней.

В поле маковом пасу я

Неуклонную мечту.

Полуостров безрассудства:

В зиму – хвойные в цвету.

17 декабря 2011 г.

Приметы вечности

***

Как в водь метаний первозданных,

Я в святость по плечо вхожу.

И знаю: право осознанья

Даётся – смерти к рубежу.

Приметы вечности напрасны,

Но их в расчёт не брать – нельзя.

Ещё есть время – в путь собраться,

Наперевес грехи неся.

Теперь всё сбыться обещает,

Посулено что – отродясь.

На нас – беззвучье вымещает –

Ночной немотствующий князь.

А впрочем, долго до развязки –

На оскуделых берегах.

Созвездная глубинна вязь как,

Не потопимая в веках!

Мы этой шири сопричастны –

Степной, продутой, луговой.

И городов гудит брусчатка –

Далёкой музыкой живой.

Ещё есть время всё поправить –

И жемчуга во тьме добыть.

Гудливые степные травы

В сознанье норовят мне вплыть.

Я эту созидаю память –

Из пустяков, не из чего ль.

Тяну напиток грёз – губами,

Изрядно вспитанный травой.

Какие мне приходят судьбы,

Из глины лет – воплощены!

Из океанской я глазури –

Хмельнее добываю сны.

Я свой приравниваю голос

К схожденью вышних партитур.

Шальная – музыка глагола,

Хоть в отовсюдном та чаду.

Ну вот и всё. Мир правит вёсла

За вскраину планетных бус.

И Бог неслышный – отзовётся

Мне через повековья – пусть.

Мы рождены к великолепью,

И стёсан гладко камень слов.

Стоят поля сплошного хлеба –

Но подгнивают, как на зло.

Мы тщетно бьёмся за свободу –

В условиях глумливых грёз.

Бессмертье – трудная работа,

Но души – с ангелами в рост.

Я соглашаюсь на движенье –

В контексте сдвижий роковых.

И снова теплится решенье –

Суждений в жёрлах вековых.

Никак теперь не притерпеться –

Галактик новых к кипятку.

Бог на руках выносит сердце

Ко всем, грустит кто на веку.

О, это с Богом равноправье!

Я с оговоркой верю в то.

Отсиживаюсь там, где травы

Пестрей засеяли плато.

2 декабря 2011 г.

***

Степная перепёлка. Листопады.

Огромное безмолвие равнин.

Овсы и тропы. Всхолмья и ограды.

Слегка подгнивших очерки дровнин.

И хохлятся разбитые повозки,

И пепел пыли застит небеса.

От самолётов тщетные полоски.

Анис и тмин. На резеде роса.

Поволжское затерянное утро

Я знаю бодрым сердцем не внаслышь.

Здесь поле держит на руках секунды,

И каплет время в сосны, да и лишь.

Морёный дуб в реке – с войны прошедшей,

И проволока рощу овлекла.

Как всё же стойки в этом мире вещи,

Которые скрывает полумгла!

Народец дикий в поле медоносном;

Качают по задворьям дружно мёд.

Шевелятся стога в тугих покосах:

Здесь каждый ремесло души поймёт

И отзовётся на простую песню,

Оправленную в лучеточный дух.

Глядится дух в заоблачную бездну,

Превозмогая мысленный недуг.

Дымки, ночевья – и скрижаль бессмертья.

А в глиняной скале – стрижей уж нет.

Аукают в предстепии поместья,

Грёз неуловно умирает след.

Подлесок свежий борется за бытность –

И с кряжистым воюет старичьём.

Стреноженная лошадь бьёт копытцем,

И поле расстилается – ничьё.

Ещё чуть-чуть – и заверть листопада

Погоду слюдяную обоймёт.

Октябрь от упования избавит,

Последний выжав нам осиный мёд.

Как меркнет трепет незамолчных певчих,

Грустя и теребя лады секунд.

А дед опять растапливает печку:

Гляди – беду позимья навлекут!

Вновь от жилья вдали – лосей задрали

Кочующие сонмища волков.

И кровельки, и дровни – звёзд у края,

И кроткие печали – высоко.

*** Швейцарские катрены

На правильных стезях к познанью сути

Того, что примерещилось ясней,

Я пряжу тку неукротимых будней,

Считая мысли мелкие – во сне.

Ну вот опять снег широко ложится

За неотъёмно скаредным окном.

На каблуки встать, терпко надушиться

И спрятать тридцать франков под сукно…

Я помню Альпы – зубчатой каймою

Под самолётным тоненьким крылом.

И всё, что здесь стрясается со мною, -

Напоминает остро о былом.

Каков был Маттерхорн в краю заката!

Всплывают сухо нынче имена.

Но вынимаю верную я карту –

И банк беру. Судьба ещё сильна.

Глодает крыса здешних искушений –

Моё непотоплённое вчера.

Напрасное – космичное движенье:

Явь ширится на кончике пера.

Галактику эпоха раздувает,

Из точки словно – происходит мир.

Озёра, сны альпийские, туманы;

Платан и кипарисный купол, мирт…

О, здесь я после Мюнхена с Берлином –

На бережных и страждущих руках.

И говорят мне вещие верлибры:

Мир у Эдема в вечных должниках.

Щедры цвета размеченных усадеб,

И замки – поохранники надежд.

Как тяготу мне город в Альпах застит!

Всё непривычно, а соблазны – те ж.

Кварталы остановленного смысла –

И пристань запоздавших кораблей.

Тщетой так просто эту явь замызгать,

Но ты к восторгу правь и не робей.

Под знаком змея – судоходство Райна,

И ящур нам мигает не впервой.

Нас совесть от обратного карает,

И голос кличет, есть ли кто живой.

Над Райном горячи стальные звёзды;

Друг к другу жмутся, как волчки, дома.

О, подналечь бы на тугие вёсла –

И отойти в отомкнутый туман!

23 сентября – 23 ноября 2011 г., Базель – Москва

***

Кто отзовётся мне о невозвратном,

Забором лёгшим на снега страниц?

А кулики весне в озёрах рады:

Напрасны колья видимых границ.

Я погружаю взгляд в полоску леса,

Когда к заре уходит самолёт.

А впрочем, к тишине не притерпеться –

В ладони узкой обжитых широт.

Полёт над утренним заливьем луга,

Над облаком стремленье в никуда.

Таёжный океан – с речной излукой,

Посадочных подсветок череда.

В тугом стекле чужих аэропортов,

Когда уходят радуги на взлёт,

Я озираю облик мира гордо,

И мгле – царить отводится черёд.

Дотерпим до посадочных огней мы,

До европейских радужных столиц.

И лишь дрожит тоска – укором, немо –

Тех, навсегда оставленных станиц.

Все ль лайнеры дотянут до посадки,

Превозмогая мороки погод?

Кренится лес в затверженной осанке:

Стюард, сигары, небо, самолёт.

23 ноября 2011 г.

***

Обойтись бы фразами пустыми;

Звуком бы напрасным – мир задёрнуть.

Но – отговориться ль – в мерклой стыни?

Но – освободиться ль от повторов?

Что сказать о быстротечной яви –

Золотой, вселенской, несовлечной?

Мы давно пути в бессмертье правим,

Но без мер капризна – дама Вечность.

Полосует сумерками тучи;

Мне задаром многое даётся.

Притязает на бессмертье – случай,

Ну а нам – мириться остаётся.

Близятся ли росчерки вселенных?

Присно ль всё, что царствует намедни?

Право всё, за исключеньем тлена.

Точен циферблат истекших мнений.

Я грущу, вдаваясь сердцем в сумрак,

Я с налёту гибель понимаю.

Истекает круг гремучий суток –

И с души бессмертием взимает.

23 ноября – 17 декабря 2011 г.

***

Счастье ль впишешь в теорему?

Не того оно калибра.

Проза бренна и «презренна»;

На худой конец – верлибры.

Занемело звуком горло,

Откричалось тишиною.

Жизнь – бессмертию аккордом,

Демиургу долг – за мною.

И с поправкой на молчанье –

Восьмистишьем говорю я.

Попускаю – замечая,

А ликую – лишь горюя.

Что с того, что бытность – даром?

Долг растёт, взимают – кровью.

Нет с паронимов нектара;

Медоносен – слог неровный.

Повторяюсь, возвращаюсь,

Нарезаю снова петли.

Злю свирепо – укрощая,

Пробуждаю резвость – медля.

К сущему прибавить звук бы –

От себя, но всё уж спето.

И ведут лихие буквы –

В вечное Господне лето.

Ревность – символ обожанья –

Неугасного, хмельного.

Глубкая – тесна душа мне:

Впрочем, даже то – не ново.

Я сержусь, что медлит кто-то,

А других – прожду и годы.

Непреминная – охота

К нарубежиям свободы.

Мир – напрасно изучаю:

Новое найдётся в старом.

За одних – собой ручаюсь,

А иных – не надо даром.

17 декабря 2011 г.

***

В стол наспех – пачку сигарет засуну

И на огонь неторопливый дуну.

Камин погаснет, занемогши пеплом:

Что не сбылось – то в снегопаде белом.

Отвесный снег опять идёт под кожей.

Разнуздан конь времён, ослабли вожжи.

И к сущему добавить что – едва ли:

Отчаливайте спешно – коль позвали.

Не узнано, не названо, избыто.

В пылище стрянут резвые копыта.

Недавнее корёжится и тонет.

Дух омертвел у снега на ладони.

Отчаянно. Провидчиво. Негласно.

Как сродственна, острее вижу, мгла снам.

Ну что добавить? Сны как приумножить?

Иголки грёз топорщатся под кожей.

Чувств проживая дебри, не взыщу я.

Смотрю из-под руки на солнце, щурясь.

Просты и обиходны в мире вещи,

Но океан надежды – обмелевший.

Неровен час, я с темью расквитаюсь:

В душе былые призраки витают.

Ночь просится мазками на альбомы:

Что норовлю сказать – скажу потом я.

И в устьице набрякших упований –

Ещё не то, доверься мне, бывает.

Нездешнею шкалою – чудо смеришь:

Немотствуешь. Свирепствуешь, но веришь!

А впрочем-то, на шаг вперёд часов я:

Зенит под вечер смотрит бирюзово.

И Бог, умерший непорабощённым,

Всё так же благодушен к обращённым.

Я на одну вперёд – предчую козни,

Когда год полыхает високосный.

А Бог парит, понур и оклевётан:

Не здешним эталоном, знать, живёт Он.

Бегут секунды в пропасть неуклонно:

Что обещало, впрямь то помогло нам.

Без напускного, без тщеты и фальши –

Живи, бреди туда, что брезжит дальше.

Тебе бы – явь осиливать свободы,

А ты у моря кротко ждёшь погоды

И вмелкую – всю данность расточаешь.

О, выпадет всё так, как ты не чаешь.

А сумерки струну перебирают –

В преддверье то ли глуби, то ли рая.

И фабулой, затеплена что свыше,

Явь эта. Остаётся – темень выждать.

30 ноября 2011 г.

*** Посвящение безвременно ушедшему

режиссёру Семёну Рябикову

Пред нами исповедуясь изустно,

Героев зная в неповторный лик,

С души Маэстро совлекает узы

И чтит то, мир чем подлинно велик.

Мы следуем нелёгкими стезями

За изветвлённым замыслом Творца.

И то, что мы душой на веру взяли,

Наставит нас на качество борца.

Отечества на пажити священной

Растут неусмиримо жемчуга.

Нас наставляет божество к прощенью,

Продлить чтоб позагрязшие века.

Епирахиль нездешних отпущений!

Под ней – греховий схлынет кутерьма.

А в русле беззакатной вышней темы –

Душа крыло нахохлит пусть сама.

Мы прозреваем, в скудости говея,

И в дух – вплывает истины ладья.

О, тайной евхаристии мгновенье,

С вином окровавлённым лития!

5—17 декабря 2011 г.

***

Я спешно строки, как штрихи, кладу

На чистую беспомощность страницы.

В таком-то незапамятном году

Мне явь невозвратимая приснится.

Я всё предчую под таким углом,

Под коим мир не доводилось видеть,

И дух печали – отвожу теплом,

Когда иду – по лунным половицам.

Виденье в сумерках, в погожий час,

Когда холмы расцвечены степные.

И тянет нескончаемо молчать

О том, что знают опыты земные.

Свободой я изнеженной права,

Полётом я полна и безрассудна.

О, как молчит бездомная трава!

Как изъясняться нам под кровлей – трудно!

Я вижу заводь белых лебедей

Закатом – островным и занемогшим.

И знаю в лик – нездешнюю я темь,

Когда над заводью толкутся мошки.

В моём дому на занавесках швы

И взвития – проняты солнцем щедрым.

От облепихи розовелой жмых –

В дыханье сладком мне доносит – ветром.

Изящен август, и соблазн острей –

На мерклом сходе утолённой тяги.

От звездопадов хочется прозреть –

И выплыть вдаль, как луговые маки.

23 ноября 2011 г.

***

По самому дорогому

Бьёт ливень в ослепших сумерках.

В ненастную пору года –

Свив сожалений и судорог.

Я знаю: есть повод остаться,

Но разлучиться приходится.

И эти беспомощны стансы –

К предавшимся ливням околицам.

Я что-то опять пропускаю

Меж пальцев, под небом разомкнутых.

И привкус вишни с мускатом -

У далей, взгрустнули что окнами.

А осень в глазах – листопадная,

Не лжёт та сердцу ни капельки.

И ливня пенная патока –

Щедра на крадкие запахи.

Бульвары – порой желудиной –

Что замыслы невесомые.

Один с октябрём на один я,

И кроны – теснее сомкнуты.

Отвес зонта – и мелодия,

На забвенье всего – согласная.

Доверяю всё больше природе я,

А не тем, кто потчует сказками.

Всё томится по снежной шали,

Из вселенной алчет оказии…

Эти кроны давно обветшали –

Им бы зимнего песносказия.

22 ноября 2011 г., м.Тульская

***

Простреливает кнут, гремит повозка.

Алмазы сыплет из-под сковья конь.

Стихи – награда с подвигом серьёзным –

И темь те у засмоленных икон.

Как ходят тучи! И чего им надо?

Едва-едва затемьем полыхнёт.

Тоски непотопляема громада –

Но, впрочем, жизнь пучина, а не флот.

Армада смысла – немощью разбита,

Повержена немотой вековой.

Бегут, бегут, сточаются копыта,

Без промаху ослушных бьёт конвой.

Но чем измерить пустоту вселенной,

Ходящей в океан по жемчуга?

На суше ждём мы темени и тлена,

И с головою – прячут нас снега.

Исчерпана пространная беседа,

Аморфны контуры испитых щёк.

Печальный опыт спит в посуде сердца,

И заржавел старинный черпачок.

Нам у зеркал не выпить отражений:

Ведь медленнее подлинников те!

По кругу бесконечное движенье

Проходит, как известно, в пустоте.

О, дайте точку верную опоры –

И я беспечный опрокину мир!

Лоснятся так захватанные шторы,

Но лунный профиль меркл и несломим.

Ликует Бог в оплечии огняном,

Жильё нетопленое – плен репья.

Стоят, сушась, раздутые бурьяны,

И данное тайком сживаю я.

23 ноября 2011 г.

***

Трепещет мотылёк в шелку опрятном -

И бесконечным видится теням.

Ещё заметней на Сатурне пятна,

А кольца – уязвимая броня.

О, глаз Сатурна, океан горячий,

Ты к нам повёрнут вечностью тугой.

Зовёт зенит нас – синевой парящей,

И дно небес – обугленный покой.

А, может, суета лишь там и заверть,

Сумятица неисчислимых сфер.

Стреляет Бог вселенскими глазами

На всё, что вызывает Агасфер.

Слегка умру. На миг лишь замешаюсь.

Приду в себя, скопляя бездну сил.

Тесна непотопимая душа мне,

И тьма рожденье празднует вблизи.

Лес яворов, и с силами собраться –

Возможности доступной в мире нет.

Белеет солнце в полтора карата,

Растя неодолимость в глубине.

Куга, рогоз, портьера полнолунья,

И квохчет сердце – перепёлкой тьмы.

Струится по заливу свет валунный,

Луны шафранной раструбы видны.

Наймёт луна себе гнедых – в созвездьях,

Смотав в колтун – разнития планет.

О, я дождусь неукоснимой вести,

Судьбы земной мне без которой – нет!

Я заночую в рощах-смолокурнях,

С кумиром правдой ветхою сочтясь.

Я знаю назубок, как пахнет утро

В такой-то роще и в такой-то час.

***

Воркуют голуби. Тускнеют

Над ними небеса зимы.

Прошла беда – и ладно с нею:

Ведь выжили назло той – мы.

Вьюжит. Гудят в ночи подворья.

Уходит снег на запад вьюг.

Прошла я сквозь мечты проворно –

И что-то в отсветах ловлю.

Темнее – отблески на стёклах.

Всё норовит перегореть.

Себя караем мы жестоко,

И кары хочется скорей.

Смешно. Капризы и додумки.

Мечтаний прядкое руно.

А за горами – радуг дуги;

А мне ещё не всё равно.

Но нет, острей запоминаю

Я вьюг мясистый виноград –

И зиму вмелкую меняю –

За кольями чужих оград.

Я всё несу глазам алтарным,

Мне назначающим гореть.

А сумрак, звёздный и янтарный,

Гласит, что это не конец.

Я меркну, в вере пребывая;

Безбожно руки снегом тру.

Я знаю, что душа – живая,

Что я нимало не умру.

Не выгорю и не исчезну,

Себя сведя – небес с чертой.

Душа теплее никнет к бездне,

Смыкается тесней с мечтой.

Мы всё себе воображаем,

Мы плаху сами ставим дням.

Но правит равенство душа нам

Со всем живым. Душа одна

Осиливает вес и меру

Того, что нам не по плечу.

Ты знаешь, я почти ей верю,

Всё получая, что хочу.

Стоит пора такая года,

Что мне мечты приносит рок.

А воздух знобок, и подводы

Уходят морем на восток.

23 ноября 2011 г.

***

А счастье всюду. Может быть, оно

Вот этот сад осенний за сараем…

И.А.Бунин

Коль заслужил – крои немерно счастье

И брешь судьбы без устали латай.

Я знаю: мы небес по праву чада,

Хотя пришли до срока холода.

Когда бы не мечта – зачем всё это,

Зачем в судьбу нездешнюю паром?

Лишь нам дано – в себе приблизить лето,

Заиндевелым крадучись двором.

А знаешь, стёжки непревозможимы,

И тихо ливни бьют из-за угла.

Но исполинским чем-то одержимый –

Ваяет небыль – тропок на узлах.

А нам дано поверить и не сгинуть,

А нам пора осилить и понять.

Как звёздно полыхает купол синий,

Как руки греть нас тянет – у огня!

Всё полнотой пронято и задето:

Для этих звуков не хватает струн!

Мы месим облака в пустое тесто –

И парусами дрогнем на ветру.

И не выходит розовой просфоры –

Как снеди – ради гибнущей души.

Какие небывалые раздоры!

Как истины обличия свежи!

Добавить что – к объявленному сущим?

Есть имя – у багрянцев восковых.

Тесовые засмоленные души –

Пред силой Бога – видно, таковы.

Бог ангелов сваяет из живущих,

Сплетёт свеченье из идей и тел.

И этот обод солнечный, зовущий –

И нас, наверно, крепко подзадел.

Справлять двойничество, как путь под землю,

Как погруженье в мёрзлую купель…

Мы – близнецы певучего спасенья,

Ласкает – гробовая колыбель.

Как изъясниться в этом мире трудно,

Но лишь из слова – облик вышел наш.

Придёт на рейд захваченное судно,

И душу сны возьмут на абордаж.

А ты не верь в простор иного сада:

Извив аллеи – нашим чувствам дан.

Нам в море рая – незачем бросаться:

Лишь по лодыжку – сущего вода.

23 ноября 2011 г.

***

Что ж! Камин затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

И.А.Бунин

Пустыня нехожая снега.

Немота затекших садов.

Мольберт многослойного века –

И зазимовавший мой кров.

Гряды непроглядных туманов,

Расплывчатый час у огня.

Прожить эту явь без помарок

Не выйдет, увы, у меня.

Мне ль всматриваться в это нынче –

Иззябшее, смятое тьмой?

Пронят мерклой скукой – обычай

Без слов обходиться здесь – мой.

Нуждаюсь я в звуках и нотах,

В изломе иных партитур.

Я пробую жить по канонам –

И с ложечки есть конфитюр.

О нет, неотлучное эхо

Бессонно мне дни стережёт.

Помеха – и снова помеха,

Обратный обманный отсчёт.

Как быть мне теперь? Слишком больно

Мне всматриваться в никуда.

Идут нескончаемо волны

В снующих седых чередах.

Вернись то, с чем сжиться пришлось мне!

Я жду небылиц у огня.

А ливень ошметьями злости

Снедает пространство окна.

23 ноября 2011 г.

***

Лубочная Дева резная –

Сутулится над родником.

О, жизнь проводила без сна я –

И беды закрались тайком.

Сумятица курья в задворьях –

И пёсья цепная возня.

Я с чем-то вселенским в раздоре,

И мгла окликает меня.

Я в считанных снах заблудилась,

Завязла в чуть зыбких песках.

И очерком неизгладимым –

На сердце бессонном – тоска.

Я ковшиком воду добуду

Стемнелым – из лакомых снов.

Как зимний скользит первопуток,

И резв, и бессонен, и нов!

Я вчуже гляжу на творенье,

Невольно деталям дивясь.

Стоять так в нарядном дворе бы –

И чувствовать музыки вязь.

Под этой акацией ветхой –

Стручки золотые висят.

О счастья упругие ветки!

Оконца белёные в сад!

***

Душа – бессонная сошница

В повоях чуткой белизны.

Ещё одна во мгле страница.

Опять – невиданные сны.

Разутый смысл – и очерк яви,

И совлечённый бархат грёз.

Душа всему пребудет равной,

Чем выстлан сад из майских роз.

Улегшись светом на озёрах,

Позимком всхохлилась душа.

Я помню скудный мир притворный –

За мигом миг, за шагом шаг.

Напыщенное, наносное,

Настоянное на игре.

Острей жую осечки снов я;

С морозца – тщетно руки греть.

О, если б мир стал равен грёзе –

В очах оранжевых костров!

У ног душа псом сирым трётся,

Камин лениво просит дров.

Я б разожгла в ночи огниво,

Дней сшедших сено вороша!

И снится вера мне – сошница,

Которой сделалась душа.

Кого-то жду под вечер к чаю,

Скатёрки узкой глажу плюш.

Я столько снов в себе встречаю –

О, сколько я в себе скоплю ж?

Отвесный снег – разметкой судеб,

Нарочных встреч, пустых гостей.

Зима б пришла, когда б не люди

С напрасной кипой новостей.

Мы всё придумали бы сами,

Когда бы не иллюзий круг.

Есть радуги в момент касанья,

Надетые на оси рук.

Декабрь 2011 г.

*** У испанского берега

Зарницей – шалею:

Той высверк – недаром.

Я крепко жалею,

Втравясь в морок старый.

Я трижды печалюсь:

Проиграно много.

Вот-вот – и отчалю

В морскую дорогу.

Мой лайнер вояжный –

Догадку подхватит:

Умчит он за кряжи,

Что в снежной спят вате.

Изречь не берусь я

Всё то, что на сердце:

Совлечь с того груз бы –

В преддверии тверди.

А лайнер качает,

Под ним – волны шумно.

Дельфины и чайки,

Портовые шхуны.

И, словно на рейде, -

Погода бессмертья.

С душой отгоревшей –

Ступаю на твердь я.

И всё же – как странен

На море рисунок.

Отшествий на грани –

Я пробую сумрак.

Бурун – за таким же;

Согрядия пены.

Волна берег лижет,

Сходя постепенно.

Я верю, как в сказку,

В полоску прибоя.

Ест сердце тоска мне.

Чего же мне боле?

Прозренья, идеи

Вдруг схлынут, означась.

С заморских видений –

Круг бытности начат.

Всего наипаче –

Жаль крыльев свободных.

Сыскать ли – пропажу –

На пажитях водных?

Разочаровавшись,

Я шествую сушей.

Кто верно мне скажет,

Что хуже, что лучше?

Окажут прозренья

Немерную почесть:

Луной – не согреться,

И смутен – той почерк.

Я в шаль – зарываюсь –

Певицей фламенко.

Душа – хоть живая,

Да плавает мелко.

Неистово плачет

Душа-кантаорша.

Мотивы то слаще,

То терпче, то горше.

Звезду море тушит,

Змеясь синей кожей.

Нам мили до суши –

По мгле непрохожей.