Надежда Далецкая

Стихи

 

 

ПО ТЕЧЕНИЮ

 

Брату Володе

 

В зените солнце и в зените лето.

Струится тень от яблоневых веток

над лестницей, сбегающей на луг,

звенящий и жужжащий голосами

весёлых пчёл. В серёдке луга замер

(в глазах и любопытство, и испуг)

бычок. Следит за аистом. Округ

 

духмяно пахнет и стрекочет воздух.

Того гляди обрушит ливни,  грозы

небесный чан, пресыщенный водой.

Под аркою мышиного горошка

полёвка в норке спит, сопит сторожко.

Над аистом, сражаясь с высотой,

парит бычок, весёлый, молодой.

 

Вдали ревёт разгневанно корова,

зовёт бычка. В предчувствии улова

рыбак на Днепр хищно щурит глаз,

где облако так низко! По ошибке,

того гляди,  подцепит вместо рыбки.

Но нет! Сорвётся всё же: бог подаст.

За детством.

По течению.

От нас.

 

В ОЖИДАНИИ ДОЖДЯ

 

Дождь зарождается. Душно. Парит.

Небо склонилось и тучей скользящею –

вниз, на дорогу, на лес, на траву.

Всё в ожидании! Вдруг под обрыв

ветер рванул, воздух вздыбился  ящером:

в буре песочной пейзаж потонул.

 

Всё, что способно лететь и бежать:

в водовороте, в спирали, в движении!

Пыль у застигнутых застит глаза.

Грохнуло сверху! И солнечный шар

в тучу колодца нырнул. Миг – уже и нет.

Сгустками: запахи, залпы, азарт!

 

Первые капли – испуг и восторг!

Небо в объятьях  с землёю, в  соитии.

Божеский дар – материнство земли.

Встреча стихий четырёх. И итог:

Жизнь! Откровенье, расплата, событие.

Помыслы, поиски,  воды молитв.

 

Тучная туча по небу парит.

 

БЫЛИ МЫ…

 

Сумерки сладко-тревожные.

Надвое тени помножены,

сны ожиданий закатные.

Звуки глухие, вечерние –

к ночи готовность прощения

августа семьдесят пятого.

 

Шиканье листьев.  И месяца

сырный ломоть перевесился

через заката обочину.

Рук не разнять. Лет не выплакать.

Время забвение выткало

сущему, вящему, прочему.

 

Время. Капелью и каплями

нота от ноты – стаккато! И

к разным смычкам руки тянутся! 

И разлетятся мелодии!

Что же… клин клином,  как водится.

С августа семьдесят пятого.

 

Ах, эти сумерки, сумерки!

Тень на плетень и по шулерски

сброшена карта проклятая

к дальней дороге, к развилине

стебля: две жизни, две линии.

 

Вместе  как счастливы были мы

в августе памятно пятого!

 

НА СПАС ЗОЛОТОЙ

 

Приметам в  угоду насуплен, дождлив маковей.

 Ильинская муха докучлива сверх всякой меры.

Мужик в мёд макает ножи:  погоди, не говей!

Успей  поблажить до Успенья!  На  Спас, самый первый,

спешит добрый пасечник соты заламывать в срок.

И мёдом наполнен по горло прожорливый серпень:

и бочка, и плошка, и прочий горшок, туесок

вот-вот бы и лопнули – только величие терпят!

А воздух и чист,   и ветрами покосными рьян.

И падают росы холодные соком медовым.

Малиной, черёмухой песни  выводит баян,

И пьян от любви баянист, и до девок фартовый.

Плывёт мокрый Спас.   Речкой  лето пускается вплавь.

На том бережочке  – я,   в штапельном платье,   весёлом.

Ах, Спас золотой,  мерой той мне наследство оставь,

что речью колодезной  полнит  сердца и уста,

и век продолжает и песням,   и  людям, и пчёлам!

 

ДОЖДИК, ОСЕННИЙ ДОЖДИК

 

Дождик, осенний дождик…

Где же ты, бабье лето?

Может быть, позже, позже?

Даже в году не в этом…

 

Может,  узнать из сводок

метео в интернете:

что там насчёт погоды –

радость не на примете?

 

Выведать у деревьев?

Наверняка ведь в курсе.

Ветрено на пригреве,

шумно – гогочут гуси.

 

Крыльями воздух месят,

клювами тычась в небо.

Скоро октябрь-месяц,

следом ноябрь… как не был.

 

Мечется за заслонкой,

 воет огонь в печке.

Лёд на душе ломкий,

резче деревьев речи.

 

Есть среди них в зелёном,

но обветшали лица

и поредели кроны:

время, как говорится.

 

Вторит мне грусть фальцетом,

голосом тонким, слабым:

Где же ты, бабье лето?

Вывелись, что ли, бабы?

 

МОЧИЛИ ЯБЛОКИ…

 

Мочили яблоки в капусте.

Хрустел ледышками ноябрь.

И чугунок глядел из устья,

и шебуршал  в запечке грустно

сердечный друг*, качая усом,

на зимний, постный  календарь.

 

Мочили яблоки, смеялись,

потом молчали у огня.

Поленья, подгорая, жались

друг к дружке. И объятья шали

слегка объятиям мешали:

твоим, моим, тебя, меня…

 

Моченым яблоком хрустели

от ноября до февраля.

И были вроде как при деле,

и дни, и ночи, и метели.

Но вот метели отлетели –

ручьёв, тепла, веселья для.

 

До дна доедена капуста,

и яблок кончился запас.

Но нет ни дна, ни срока чувствам:

как новая взрастёт капуста,

как яблоки поспеют густо,

нас станет трое – гуще нас!

 

Всласть угощаюсь с наречённым –

мочёным яблоком, мочёным!

 

НЕ ПЛАТИ ПО СЧЕТАМ

 

«По счетам не плати –

Своди с совестью счёт»

Марина Цветаева

 

Не плати по счетам:

Ладным – горше. Ведь там,

где ладонь не в ладонь –

лебеда, маета.

 

Не звони до зари –

в тишине сон бодрит.

Вышина – только тронь,

зазвенит: Боммм-боммм-бонннь!

 

След – в золе: ты не лей

по ушедшим елей.

пока живы – люби,

мёртвым воля милей.

 

В каждый миг  важен знак:

сна не знает весна.

Этот день пригуби,

эту ночь пей до дна!

 

Если мук не снести,

если рук не свести –

отпусти. Отпусти!

Пусть берут всё, что есть:

хочешь – спесь, хочешь – лесть.

По счетам не плати.

 

Не прощайся, прости.

День так тих! Ветер стих…

Не достиг, но постиг,

как унесть эту весть:

счёт – не в счёт, честь не счесть.

В путь!

В пути.

По пути.

 

По счетам не плати…

 

ВРЕМЯ ИНОЕ

 

Пыхнет, под ложечкой сладко заноет,

день опоит медуничной тоской

необратимое детство! Иное

время. Овал немоты за щекой.

 

Если пытаться поймать и услышать

то, что живёт в грозовых облаках,

что отражается в сонных и рыжих

лужах осенних трехпалых лекал…

 

Если пытаться так ревностно, прытко

в сброшенной шкуре линяющих лет

угомониться, прижиться в попытке,

в памяти – в омуте, камнем на дне…

 

Нет! К каблуку прикипел подорожник:

холодом лёг на горячность подошв.

В памяти сложено, сложно и ложно:

Боже, как невозвратимо безбожно!

 

Стражники-тучи строги  настороженно.

Но не унять всё смывающий дождь!

 

СУМЕРКИ

 

Сколками сумерки. Сонные, синие.
Дом на отшибе местечка дремучего.
Свет за окном остывает. Так стынет и
чья-то мечта о надежде на лучшее.

Праздник – не праздник, к труду не прилаженный
ленный денёк, календарно отмеченный,
сходит на нет.  И кончина пейзажика
к ночи прилепится. Более не к чему.

Меланхолически и  механически
крошат лепешкой, словами и  жестами
двое сожителей: нищий и нищенка
в домике утлом, заброшенном  местными.

Не раскрывая скрипучие ставенки,
смотрят на мир, как в стекло накоптелое.
Нету в углу образов, только ставники.
Нету крестов, лишь цепочки нательные.

Цепы житейские, нудные, тяжкие.
Печь курит ладан сырыми поленьями.
Завтра дорога ли, карта ли, ляжет ли?....
Гости – к погосту, а кости – к забвению.

Сумерки жизни, остылые сумерки,
век ваш какой? Вроде, новый, иль вы не с ним?
Двое вздыхают, и значит – не умерли!
Вынесли день. Да и век… тоже… вынесли.