Гурген Баренц 

Стихи о Геноциде

Пришельцы

Прискакали налегке –

Только луки да стрелы в колчанах.

Увидели цветущую страну –

Она показалась им раем.

Дело было за малым –

Прибрать к рукам этот рай.

Они не умели сеять,

Не умели сажать деревья,

Зато в грабеже и насилии

Им не было равных в мире.

Они не умели строить,

Не знали искусств и ремесел,

Зато с ножом и клинком

Обращались по-свойски,

И в искусстве убийства могли бы

Любого заткнуть за пояс.

А домов и дворцов здесь хватало:

Этот рай был страной мастеров.

Дело было за малым –

Нужно было убить хозяев

И занять их жилища.

Они не взяли умом –

Отыгрались жестокостью.

Они не имели культуры –

Присосались к чужой.

И чтобы снять все вопросы,

Достали из ножен клинки

И оросили землю

Кровью ее хозяев.

Дело было за малым:

Чтобы мир равнодушно молчал.

Затем они долго и тщательно

Мыли руки, и душу, и совесть,

Отмывали себя от крови,

И промокшую насквозь репутацию

Повесили на бельевую веревку –

Для просушки.

Чтобы как-то себя обелить

В глазах великих держав,

Они извивались, как змеи,

Рассылали своих эмиссаров,

изощрялись в заведомой лжи.

Возникла насущная необходимость

Переписать всю историю заново.

Дело было за малым:

Чтоб мир равнодушно смотрел

На победное шествие лжи.

История Армении

«У Армении было три моря», -

Рассказывают манускрипты,

Клинописи и скрижали.

«Но куда же они подевались?

Не могли же они вот так вот

Испариться, исчезнуть куда-то», -

Это глас, вопиющий в пустыне.

«Хороший вопрос», - отвечают соседи

Со злорадной и хитрой ухмылкой,

И на их головах

Большими кострами

Полыхают папахи и фески.

Город гиен

                        Памяти жертв сумгаитских погромов

                        26-28 февраля 1988 года

Слышишь вой? – это шабаш гиен.

А гиены сильны только в стае.

Гиены на то и гиены,

Чтобы стаями рыскать по городу.

Чтоб себя раззадорить, им нужно

Стать сплоченным орущим отребьем.

Слышишь вой? – это пиршество сборища,

Одурманенного парами

Мочи, ударившей в голову.

Но сильнее мочи

И сильнее любого наркотика,

Сильнее призывов к расправе,

Их пьянили и распаляли

Вседозволенность и безнаказанность.

За спиной у гиен была бакинская нефть,

А в руках – арматура с заточкой,

Которой очень удобно

Убивать беззащитных людей.

Говорят, что души безвинно убитых

Навещают во сне убийц.

Но снов у гиен не бывает:

Для того, чтобы видеть сны,

Нужно быть наделенным душой.

Три нескончаемых,

Три бесконечных ночи

Полыхала эпоха гиен.

В эти черные дни февраля

Зима не кончилась,

Весна не наступила...

Этот город вполне мог бы стать

Побратимом Содома с Гоморрой,

Но Господь в свое время

Стер их с лица земли.

И поэтому город гиен

Стал синонимом ада.

Наши глаза

Сто бесконечных лет

Кровь подвергшихся геноциду армян

Взывает –

Не к отмщению или возмездию, нет! –

К справедливости и покаянию.

Но для политиков

Справедливость и выгода –

Два параллельных понятия,

Которые лежат на разных полках,

Живут в разных полушариях мозга,

И поэтому никогда не встречаются.

Сто бесконечных лет

Мы взывали к неправедным судьям.

Человеческий суд

Всегда заискивал перед силой

И с циничным бесстыдством

Соболезновал палачу.

Сто бесконечных лет

Аргументы бились о стену

Человеческого равнодушия,

И мы вновь и вновь убеждались,

Что у выгоды – толстая кожа.

Сто бесконечных лет

Мы терпеливо искали

То, что зовут справедливостью.

Искали везде и повсюду –

В черствых сердцах президентов,

В парламентах и сенатах.

Мы искали везде и повсюду –

Под камнями, под каждым кустом,

И даже на дне океана.

Сто бесконечных лет

Нам понадобилось для того,

Чтоб понять, что на грешной земле

Справедливости нечего делать.

И поэтому наши глаза

Полны неизбывной печали.

И поэтому наши глаза

Всегда устремлены в небо.

***

Вы спрашиваете,

Что означает для нас Геноцид? –

Отвечаю.

Армянин, родившийся в 1914-м году,

Говорил о себе:

«Я родился за год до Геноцида,

В год начала мировой войны».

Родившийся в 1945-м году армянин

Пишет в своей биографии:

«Я родился спустя тридцать лет

После Геноцида, в год Великой Победы над Гитлером».

Армянин, которому предстоит родиться в 2015-м году,

Скажет о себе:

«Я родился через сто лет

После Геноцида моего народа».

Вот что значит для нас Геноцид.

Вы спросили, и я вам ответил.

Убийство Григора Зограба

(Черкез Гасан и Талаат)*

- Господин, я пришел за наградой.

Дело сделано, мой господин.

Эту весть я принес как усладу

Для ушей твоих, мой господин.

Говорят, он был важною птицей:

Член меджлиса и эфенди.

Было б лучше ему не родиться,

Чтоб не сгинуть вот так, эфенди.

Сколько мы убиваем их за день? –

Сам Аллах бы не смог сосчитать.

...Говорят, он почтенный писатель,

Не читал: не умею читать.

Я устал убивать – просто выжат.

День и ночь напролет, господин.

...Больше он ничего не напишет,

Заверяю тебя, господин.

Мы их били, пинали ногами,

Мы рубили их, мой господин.

...Господин, я убил его камнем,

Камнем в темя ему угодил.

Он все корчился и извивался,

Все кричал и стонал, господин.

Я смотрел на него и смеялся.

Все как ты мне велел, господин.

Там  лишь женщины,  дети, старухи,

Они клянчат хоть капли воды.

Они мрут на дорогах, как мухи,

Пухнут с голоду их животы.

Сбились в кучу овечьей отарой,

Море жалких овец, господин.

Дай мне сотню лихих янычаров,

Я их всех истреблю, господин.

Я как мог продлевал их мученья.

Истязал их, судил и рядил.

Я исполнил твое порученье.

Награди же меня, господин.

Я замучал их, вывел из строя,

По заслугам меня награди.

Деньги, почести, крестик героя

Будут впору мне, мой эфенди.

*Необходимое примечание. В ночь накануне своего ареста и убийства Григор Зограб был в гостях у министра внутренних дел Османской империи Талаата, играл с ним в покер. До этого, в годы правления Абдула Гамида, Зограб несколько раз спасал Талаата от неминуемой смерти. Талаат называл Зограба своим «лучшим другом» и «братом». Прощаясь с гостем, хозяин со вздохом поцеловал его в лоб. До самой последней минуты Зограб не мог поверить в возможность столь чудовищного коварства и вероломства со стороны человека, который был обязан ему своей жизнью. Что касается Черкеза Гасана, убийцы Зограба, то его ожидало большое разочарование: он был осужден и  повешен.

***

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

Мы бредем по пустыне обмана,

Умирая от жажды.

Правда – тот самый глоток

Живительной влаги,

Который нам нужен, как воздух.

Но правде сейчас не до нас:

Ее дни сочтены.

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

Мы сочувственно смотрим в глаза

Умирающей правды.

Мы сидим у ее изголовья,

Говорим ей слова утешенья,

Не теряя надежды

На чудесное исцеление.

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

Президенты великих держав

С виноватой и жалкой улыбкой

Просят нашего снисхожденья,

И оправдывают свою беспринципность,

Свою нерешительность и лицемерие

Государственными интересами,

Которые выше правды,

Выше истины и справедливости.

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

На горизонте плещут озера надежды,

В них – живая вода, - значит, жизнь и спасенье,

Но каждый раз, приближаясь к заветному рубежу,

Разочарованно вздыхаем – вновь мираж.

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

Мы бредем по дорогам Голгофы,

Горизонты сменяют друг друга,

Президенты сменяют друг друга,

Мы несем на Голгофу свой крест.

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

Нам твердят: «Это ваш геноцид,

Ваша правда и ваши проблемы.

С нас достаточно наших проблем»...

Сто лет,

Сто лет,

Сто лет

Мы знаем то, чего не знает мир:

Что жить без правды –

То же, что без солнца...

***

- Я не признаю себя виновным,-

Сказал на суде убийца. –

Во всем виноват пострадавший.

Он разбудил во мне зверя.

- Ситуация непростая, -

Сказали судьи после долгого-долгого

Разбирательства и препирательства. –

Мы сочувствуем родным и близким истца

(мы имеем в виду мертвеца).

И, конечно же, мы осуждаем

Хулиганский поступок ответчика,

Приведший к трагическим последствиям.

И мы настаиваем на том,

Чтобы цивилизованное европейское сообщество

Взяло его на поруки,

Интегрировало бы его.

В ежедневном общении с высокоразвитыми людьми

Наш уважаемый обвиняемый

Получит возможность

Обуздывать звериные инстинкты,

Со временем смягчит свой нрав стервятника.

А будить в нем зверя – неразумно.

Страна врага

Там в свинцовых тучах живут

Скорпионы, тарантулы, змеи;

И на землю с дождями и ливнями

Проливается ненависть.

Там пчелы делают мед

Из больных, ядовитых цветов.

Там воздух насквозь пропитан

Испареньями мертвых болот.

Там кормящие матери

Добавляют в свое молоко

Желчь и гной, и грудные младенцы,

Словно губки, вбирают ненависть.

Там на ночь мужчины

Кладут под подушки ножи,

А иначе не могут заснуть,

И поэтому даже в их снах

Сочится гнойная ненависть.

Чтобы напасть на врага,

Они должны быть уверены

В абсолютной своей безопасности,

В своем численном превосходстве,

В отсутствии малейшего риска.

Они, подобно гиенам,

Бродят и нападают стаями,

И отстутствие сопротивления

Добавляет к адреналину

Ядовитую, желчную ненависть.

Они убивают спящих,

Безоружных и беззащитных,

Убивают детей и женщин,

Стариков и старушек,

И за эти непыльные подвиги

Получают награды и почести.

Они ненавидят меня за то,

Что я каким-то непостижимым образом

Уцелел в геноциде;

За то, что имею наглость

Свободно жить на своей же исконной земле;

За то, что у меня есть то, чего они лишены, -

История и культура.

Они не могут понять,

Не могуть смириться с мыслью,

Что перед моей любовью

К свободной жизни на своей земле,

Их ненависть,

Какой бы ядовитой и лютой она ни была,

Совершенно бессильна.