А на предзимье - взлунье солонее,

И слаще разуханное тепло.

Вот иней на каштановой аллее,

И холод вьётся, дышит на стекло.

Под сургучом забвения - свобода.

Сомненья ледяные - родились.

Зазябли мысли в эту пору года.

Мечты погасли: празднуй и дивись!

***

Исторгши, дух разъяв, печали,

Рыщу я неизведных тем.

Явь занавешена свечами.

Мир тусклый - но да ладно с тем.

Орфей колдует животворно

И измышляет, как мне быть.

Всеобщей я дорогой торной

Бреду - на длани у судьбы.

Бездонно вещее кочевье,

И юркий рок неисторжим.

На нитках тоненьких качели -

Над мерклой пропастью во ржи.

Жаль несмышлёныша, пожалуй,

Но что там Бог ему припас?

За простецов звезда решает:

Чтоб тем скользнуть, да не упасть.

***

А звук мудрёный и пустой –

Сроднился бытности с излукой.

Мне странен музыки устой,

Меня себе нанявший в слуги.

Моя тропина жития

Петляет в тернии лопушной.

Но, луг бессмертьем застеля,

Воскресла ягодой опушка.

Встречь вечности – несёт крыло

Тех, странничать кому – отвага.

Бессмертье в душу простерло –

Созвучий пёструю ватагу.

Упруго зацвели бобы –

Наискось давнего забора.

И я бреду стезёй судьбы –

Без надлежащей мне опоры.

Вприпрыг за мглой календаря -

Назначенное мне поместье.

Чиня обнове правде мессу,

Верна я прежним алтарям.

Гнушаясь лирой, хронотоп

Совладывает ощущенья.

Но есть управа и на то,

Что вне примет и ощущенья.

Сошёлся встречный интерес

Двух распрь, и я в их середине.

Глядятся ангелы из бездн –

В веретено своей прядильни.

Влачатся кругом жернова,

Одолевая пыль и тряску.

Идея смерти не нова,

Но не о ней – сюжетов дрязги.

Всеявный скудоум волшбы –

Судьбу опять переиграет.

Галактик в замяти больших –

Всё то, приходит что у края.

                 30 июля 2012 г.

***

               Светает во снегах отчизны.

                         Б.А.Ахмадуллина

А сирых звёзд слышней разлад,

Сцепились вихри не на шутку.

И боль не то чтобы сросла,

Но как-то вдруг лишилась жути.

Непрочен краскою восход,

И просчитался Бог в минутном.

Когда повтор сюда вползёт?

Я стала пагубой высот,

И тишина проходит нудно.

И пенье невозможно, нет,

И им спастись, увы, мудрёно.

Дух отскитался в глубине,

На нём раскаркались вороны.

И шустро, с хваткой божества –

Мир занялся иной планетой.

Закинув к небу очеса,

Потуплен дух, и чёток недуг.

От неукладиц свет понур;

Страшней исход за грани яви.

Изведши весь запас минут –

Пред зеркалами я ли, я ли?

Робея, что ни вдруг, тоски,

Я отрекаюсь исполинства.

А за окном опять ни зги,

Но шире солнце – словно в линзу.

                   Июль 2012 г.,

                       Домодедовский округ

***

И жарче, и крепче, и кратче

Мечту овевает июнь.

Как воспоминанья на страже –

И хвощ, и узорчатый вьюн.

Станицы ушедшего детства –

И куцых лесов жемчуга.

И я осиляю соседство –

С причастьем иным берегам.

Здесь всё только ярче и чётче

Становится с повитью лет.

И время ручное течёт вспять,

Задавешним – не отболев.

В чём, в сущности, мы виноваты,

Отсюда навеки уйдя?

Тепло полыхают закаты,

И выводи щуплы утят.

Всё так же становится ясность

В очнувшихся вдруг небесах.

И памяти очи боятся,

Как боя на старых часах.

Вновь вхожа я в эти пейзажи –

Иначе, чем прежде, - да что ж?

Ты, солнца резвящийся зайчик,

Со стен мне судьбу подытожь.

А в далях всё вышло напрасно:

Судьбы бесконечны дела.

А к истине трудно продраться,

Что крылья и к нам простерла.

О, тяготы старого дома,

О, детства немолчный куплет.

А то, что навеки знакомо, -

Лишь призраки дымных колец.

А прадед курил тут махорку:

Малину б сейчас обобрать.

Но дети не те на пригорках,

Не та, королевская, рать.

Как быть с этой памятью вьюжной

О доме, о том, что ушло?

Сияет июнь только душный –

Сквозь нынче пустое село.

Я ль этой тиши принадлежна –

Глубокой, древесной, ночной?

Там дух претендует на вечность;

Там отсвет понурый, свечной.

От памяти некуда деться –

В задальней и яркой ночи.

И над обелиском мы детству –

Однажды вот так помолчим.

Заплачем, заноем, заропщем:

Мол, втуне уплыли года.

А там, в померанцевых рощах,

У окон стояла звезда…

И сходятся вробкую души,

Из далей прибившись сюда.

Вот только б колодец послушать –

И как отворят ворота.

Проделав неблизко дороги,

Стечёмся в затерянный край,

Где кот на высоком пороге

Бескрайние песни играл.

Уже всё иначе в Полянках,

В саду обитатель иной.

Лишь памятью души болят так,

Что маешься поздней виной.

            25 июля 2012 г.

***

Гнёт очистительных стихов!

Всё рьяно, прямо, без утайки.

Шлейф восхитительных  духов –

И птиц сквозных ручные стайки.

Как много шансов взять и всплыть,

Дать отповедь и оправдаться.

О, как цветёт звезда-полынь,

Капелью подтопив пространство!

Я чую зной, предслышу дождь,

Грибные вижу я туманы.

А жизнь – потерянная ночь,

Что сводит издавна с ума нас.

              13 июля 2012 г.

***

Фрески Сан-Ремо

О Черво! Местечко кораллов.

А фрески – на древней крови.

А я с первой встречи вам рада –

Красоты дворцов таковы.

О горы туманные Чеппо,

Буссаны тугие холмы!

Я здесь во второй раз зачем-то,

В оправии горной каймы.

Диано Марина соштришья –

И вилла Фаральди в тени.

Бартоломеанскую тишь я

Приемлю, как прошлого дни.

В Сан-Ремо, под свод Аристоны,

С главой покаянной приду.

В себя зря вселили раздор мы

С тем, отлито что на роду.

О нет, не отнять Кораллини –

У вечно тоскующих глаз.

Агавы, орех, апельсины,

Луны огранённый топаз…

Селенье светил – Априкале,

Диано Боргандзо в цветах.

Здесь то, что мы долго искали:

Светлы Лигурийские Альпы,

Сан-Ромоло чаща густа.

Здесь башни – дозор сарацинов,

Здесь ветхий античный приют.

А мудрость всегда двуедина,

И в грёзах – столетья снуют.

С Боргандзо – тропа в Пьев ди Теко,

Во мгле – Санта Кьяра дрожит.

И прячутся лики под стреху

Познавшей всё рано души.

Сан-Ремо, твой дух Возрожденья!

Апостола в память – собор.

Светлы Черианские тени,

Незыблемы очерки гор.

От Оспеладетти проделав

Неблизкий, но лакомый крюк,

Античных достигли вновь стен мы,

Вобрав Ренессанса игру.

И колле, и синяя валле.

Ампелио – радужный мыс.

Италию я забываю:

От грёз впечатленье, уймись!

       25 июля 2012 г.                            

***

О, мне сердце – идея обнимет:

Встанет Бога погожее имя.

Вспышка и торжества, и тревоги –

Нашей памяти в вечность дороги.

На взаимность в любви ненадёжной –

Кто-то свыше надеется тоже.

Тайна нас в запределье поманит –

Сквозь туманы, туманы, туманы.

В бренной мудрости – тщусь сноровистей

Быть; к земле устремляются листья.

Плод посохший роняет крушина –

На угрюмое днище души нам.

Гладят спину нам лунные взгляды:

Кто же знает, как лучше, как надо?

Снопы иск я бросаю зениту:

Что же лучше – журавль иль синица?

Предпочесть что в дремучем пространстве –

Тишину или вольную радость?

Жизнь, остывшая наполовину,

На извильях – как будто лавина.

Суть грядущих времён – без утайки

Нам выбалтывают птичьи стайки.

А на стыке историй отцветших –

Всё ж ясней обиходные вещи.

Вот она, невесомая правда:

Рай таков. Что душой – брат за брата.

Чувства радужны, истины зримы,

И пытливы идущие рифмы.

Чутким даром – удел наш карая,

Мне не сгинуть у заводи рая.

Колею обновляя в позимье,

Мы всё знаем – о чём ни спроси нас.

                      16 июля 2012 г.

***

Иногда на земле повторяются лица,

Без которых не выдюжить, не обойтись.

Эту схожесть рачую опять издали я,

И за ту мне придётся однажды платить.

Трудно так угадать, что нужней и дороже,

И я азбуку за полдуката продам.

Почему повторяются эти дороги,

Всё верша мне опять, но в иных городах?

Этих лиц, право, калейдоскопы повторны,

Но я знаю: вернётся всё, чем дорожишь.

И глядят безысходно на душу просторы,

Наползают, опять всё суля пережить.

Слишком трудно сказать, что нужней, - в зазеркалье,

И на копьях травы – окровавленный сон.

Только помню: тогда, как навеки, смеркалось,

И фонарные блики смущали газон.

Что-то б вспомнилось сверх, но меня перебили

Впечатленья, идущие роем на мысль.

И потом чем-то зренье иным зарябило,

А с изведанных стойбищ – поди-ка снимись.

Как испытаны взоры знакомых созвездий,

И тебя те готовы пред всем оправдать.

Что-то свыше приходит, и этому – верьте,

С этим – будет как боль на земле коротать.

Эти лики приходят на ум поимённо:

Чем ни ближе к началу – тем чётче, нужней.

Что-то смявшись и наскоро – скажешь о мёртвых:

Только – раньше бы, ну а теперь – так уж не.

                         Июль 2012 г.

***

Контрасты

На плечи оседала вьюга,

Нагрянувшая к нам тотчас.

А я приехала лишь с юга –

В такси летела дом встречать.

Все в инее темнеют ветви,

Листве куда там уцелеть.

И город сыр и безответен,

Как сталью грянувшая клеть.

Неужто я из дней томящих –

Сюда приехала домой?

Ещё вчера – летящий мячик,

А нынче – зябь, совсем зимой.

Спешу сквозь спящие районы –

В пенаты, коих не узнать.

Воспоминание моё лишь –

Из свежего черпаю сна.

Ещё вчера – гирлянды с пальмы,

Жара несносная в тени.

И вот сейчас я просыпаюсь,

А воздух бел и водянист.

Ещё вчера лишь – пена с моря –

И тень дающие шатры.

Досужих прелесть разговоров;

Разлук, грядущих лишь, надрыв.

И чей-то номер в телефоне,

И небылые адреса.

В стене заглушены плафоны,

А на балконе – голоса.

Дрейфующие мирно яхты –

И шхунки белые в порту.

И просто хочется смеяться,

И тишина невмоготу.

Дельфины, чайки, кит-любимец,

До звёзд солёная волна.

Явь сказку по себе лепила,

Беспечна, призрачна, вольна.

С утра – лишь беззаботность пляжа,

Пюре и фрукты, краски вин.

Себе привычные поблажки –

В особице зелёных вилл.

Айва, османтус, ананасы,

Гарнир из тёмной алычи.

На море – октябрём – ненастье,

Но лень – и телефон включить.

Вьёт сеть аквариумных рыбок

Мне стопы – в городском порту.

И киснут мидии сырые –

У ресторана на виду.

Я впечатленья разбираю

В другой – до робости – Москве.

И цепенею, как пиранья

В волне, расшедшейся на две.

Такой луны здесь в лик не знать мне –

И звёзд, горящих так вблизи.

И душу вечера теснят мне:

Вбирай, жонглируй и неси.

И привкусом тех красок южных –

Горит с картинками табло.

И если сверх чего-то нужно –

То чтоб свежо вновь и тепло.

Чтоб дождь отвесный, бриз с вершины,

Канатный чтоб над парком свис.

А север – право на ошибку –

И на отступничество вид.

А юг – он право на огрехи,

На юную, другую явь.

Неотпускающее взбрежье,

Над пляжем выросший маяк.

Гостить в раю, не осуждая,

Переживая и корясь.

Нас кто-то где-то ожидает,

Но это – в следующий раз.

А связи стойкие разрушив,

Ты здесь судьбой живёшь иной.

Иная жизнь, иная дружба –

И сон с другою глубиной.

***

Быть может, так. Есть повод отрешиться

И с плеч на плечи опустить вину.

Луна с верхушки словно бы крошится,

Птиц жалобы сливаются в одну.

Щелчки сверчков остры, попеременны,

И веет в дух – шиповничной пыльцой.

У края неба вспыхнула комета,

Из сада шершни – вьются над крыльцом.

Погода без особых промышлений,

В ночь – с тихим ливнем не повременить.

И воздух сух – перебродивший, летний,

Истому в сердце – нечем заменить.

В ушко луны уже встревают тучи,

Туманится вечерний самолёт.

И мрак сползает к пажитям растущий,

Дымками с банек крепко просмолён.

И мотыльками гаснущего пепла –

Парят во тьме костры спалённых трав.

И будущего дня неверный слепок –

Сокрыт закатом, дождь судьбой избрав.

И что-то есть в остатке сизых суток,

Что хочется расслышать и понять.

Но лепта соловьёв мерцает скупо,

И мокрый кочет ходит у плетня.

От первых капель – пруд топорщит ряску.

Кукушки заленились, эхо спряло,

Нахохлились в преддождии кусты.

И кто-то тихо-тихо плачет рядом

От надвое расколотой мечты.

Разломлены вчерашние надежды –

И лето разомлевшее не впрок.

Коль плачут – значит, некому утешить.

Коль ночь – то затушили костерок.

***

А где-то в звёздах перебродит заимь

Надежд – и слепо сверится с луной.

Наверно, все равны под небесами,

И нет судьбы окольной нам, иной.

Переплавляя звёзды в синей кадке,

Господь растит эпоху перемен.

И в перья обряжаются закаты,

И есть всему последье и пример.

Мне всё равно. Мой путь давно натоптан,

А крылья знают данный им маршрут.

Перемолчит душа все эти топи,

Отмеренный талант  зарывши в грунт.

Заказаны мне вешние дороги,

Но на душе есть чистая пора.

Событья каменеют, даты, сроки,

И местоположенье нам – не рай.

Сойдясь с неотвратимою догадкой,

Дух знаньем истин небеса горчит.

И звёздные чуть спутанные карты

В древесной воплощаются ночи.

И хронотоп петляет в мерклых звёздах,

Одаривая радостных щедрей.

Вокруг лежат несчитанные вёрсты,

И ходит явь в нелатаной чадре.

Откуда в дебрях непоправный светоч,

Ведущий грешных за руку впотьмах?

И луч сгорает в заспанном безвестье,

Спасаясь на покинутых ладьях.

Возьмёт меня неисповедно – гордость:

И где горит окаменелый город,

Растраченный согрезий на тесьму?

Уходит море. Остаются горы.

В скупом ковчеге – не прижиться сну.

***

Как достоверно плачут ноты:

Регистр идёт менять регистр.

Предел отмерен скупо ночи –

В чреде прискучивших ракит.

В предельном соловьином пенье –

Закрадье тихой чистоты.

Мечты – бескрайнего кипенья,

Непокоримой высоты.

Здесь сладкозвучье эйфорично,

Здесь рубежи остры чудес.

Ну а мечты – полифоничны –

В своём к грядущему чутье.

И слиток воли с безмятежьем –

Как лунный над землёй восход.

Душа – как ширь:  в ней краски те же,

Что сам вмещает небосвод.

Захолонёт неизречённым,

Острее высветит уступ.

И тот, кто умер некрещённым,

Всё ж не узнал вблизи – звезду.

Мы поколенье новобранцев;

В раскладах яви – спит ответ.

И есть кому ещё стараться –

Здесь явь расслаивать на две.

Но эхом я непокорённых –

За кряжем сяду небылым.

И на алмазной мы короне –

Ещё такое напылим.

Мы ценим эту явь иначе,

Чем по пределу старшинства.

И это всё старанья наши,

Всё это дело божества.

                3 августа 2012 г.,

                        Подмосковье

***

С обликом другим, с иной планетой –

В тихо заметавшихся глазах.

В сердце с новой верой, с новой негой,

Со стрелой иною на часах.

Расставанья, ветры, расстоянья,

Боль перенесённая разлук.

Ходит память прежними стопами,

Обо всё пытая Божьих слуг.

И на всё согласные мгновенья

Чахнут от пыльцы и от весны.

Кровоток, неудержимый в венах,

Скажет, в чём мы правы, с кем честны.

Крыльев с небом первое знакомство –

Проводы любви за окоём.

А надежда снова вьётся в кольца,

И зачем-то тлеет уголёк.

Что сказать? Перемогу и справлюсь –

Женщина, любимая не тем.

А в полях стоят такие травы,

Хвощ переползает за плетень.

Жгучих истин я немногословье

На  душу приемлю невзначай.

Не чиню я истине заслоны –

Лишь ращу уснувшую печаль.

Мы давно прислужники свободы,

Загодя озлившие богов.

Амплуа, и статус, и работа –

Жаркий звон тонюсеньких оков.

Переманиваю в эту веру

Лики переменчивые  я.

Женщина – ничтожество, химера,

Пятнышко на лике бытия.

***

Я как мечта, любимая не теми,

Как радуга на сыпких валунах.

Кругом лежат обожженные степи,

И полыхает яблоко-луна.

Кругом лежат распахнутые нивы,

И в жатву отливается страда.

И чем-то свыше вновь душа пленится,

И мягче выпевается строка.

Мне не понять тех, кто стяжает данность

У дольнего порога естества.

И сердце необретность – обретает,

Дихотомично претворяясь в два.

Я пагуба, отпущенная в ветер,

И умещённые в мотив слова.

С той стороны – молитвенные вести;

Тоска в ночи – как поиска вдова.

Основа строф, в ночи идущих крядом,

И по холсту бегущие штрихи.

Грунтовки белизна, парад  багрянца,

Вдруг ставшие пейзажами стихи…

И что-то сверх того, что в ритме танго

Стучится в мысли – в романтичный миг.

И к Богу не усвоенная тяга –

Как неподступный, чужеский Памир.

И в рытвинах загрязшая сандалья,

И чернота на кромке бытия.

И лишь едва раскушенная тайна,

Что вспыхнет, всех бессмертьем наделя.

***

         Всё странствие длится, а странника нет.

                    Б.А.Ахмадуллина

              (сокашница по Литинституту поколением старше)          

На острие измученного мига,

Предпосланного вечности ручной,

Дичают островные птичьи крики;

Раскаты теми явственны ночной.

И всё я предугадываю, что мне

От ангелов достанется потом.

Наследующим камни – должно помнить,

Что свыше кто-то – правит животом.

Неутолимой жажды переплески –

Планету искушают, тяготя.

Со временем осваивая местность,

Исчезши сердцем – странники летят.

Наделить мы верить щедрым правом,

И мы сполна от этого берём.

Приобретенья шире, чем утраты.

И Бог к нам добр, и дьявол разъярён.

О, это несокрушное Творенье!

В нём мы едва ль останемся целы.

Не нам четой – и те перегорели:

Вон выпал снег – им совесть застели!

***

                   В саду последний ноготок

                   Горит, как тихая лампада.

                        Юрий Макеев, поэт, однокурсник мамы                                  

В чём счастье? Я сказать почти готова,

Восстать для правды, обрести слова.

На подступах к обещанному дому –

Едва ль кого теперь уже сломать.

Но всё ж алтарь готов для новой жертвы,

Взор алчен лепту взыщущих божниц.

И у эпохи призрачного жерла –

Ты души оробелые пожни.

Тебе зачтутся вещие терцины,

Божеств – один на всех – триумвират.

А Троицу – увозят сарацины –

На всё видавший, с прищуром закат.

Всё перепето, и нельзя иначе.

Дробится слепок века – на куски.

Обходит тишину лампад – фонарщик,

Мечтая удушиться от тоски.

***

Горчит, свербит и сводит губы – опыт.

Накапливается на стёклах копоть.

Зрачок блуждает тихой ворожбы,

И вечность – от крыльца до городьбы.

И от работы нудной отрешаясь,

Грёз первобытных – тьму я не лишаю.

И ялик умертвлённой лишь луны –

Мешает в небе – от волны клубы.

Безжизненный спадает с радуг снег,

И, вымельчав, душа идёт по снедь.

А страждущий идёт на вечный омут,

И вряд ли в буднях выйдет по-другому.

Но глыбы восстают из слоя пепла:

Есть повод золотым упиться небом.

Очнувшаяся сущность пьедесталов –

В зрачках луны – возмездием хрустальным.

А сути – нет как нет у отжитого,

И только всех – бесшумно мирит Слово.

                         24 июля 2012 г.,

                                      Домодедово

***

Накопленных сомнений и терзаний

Упругий очерк – мы выводим сами.

Мы выбираем тяготы и хвори,

И кроется всё – в изъявленье воли.

И меряется прошлым – откровенья,

Судьба на вес смеряет нам мгновенья.

Возмездие себе уготовляем

Мы загодя, чем Бога – забавляем.

Соринка, штрих, намёк на очертанье…

Безбрежности Эдема – не чета мы.

Но узел вкуса или предпочтенья,

Связавшись, навсегда в груди защемит.

Из всех я сил на вечность претендую –

И тихо над пропажами колдую.

Во весь я голос расправляюсь с эхом:

Моя печаль – лишь столбовая веха.

Я сетую и, как взапрежде, плачу,

На самое пустое – сердце трачу.

И негодую, сердца верещанье

Предслыша за грядущими вещами.

***

В уходе – расцветает георгин.

За лилиями  флоксы держат позу.

И только бытность – грёзою окинь,

Такою, как сцветающие розы.

Отравным сном пронятые зрачки:

Вновь мир дорос до ветхого кощунства.

На дне Вселенной светятся рачки:

Мелодии – до слуха лишь коснуться б.

Пора оранжерейных дружных  грёз,

И явь болеет тихою погодой.

До августа – малиновая гроздь,

К неслышной перемене мест охота.

Задворками бегучего шоссе,

Маршрутами плывущих электричек.

Наверно, сны исчерпаны не все,

И на закат – ещё высок кострище.

Но тем не менее, густой закат –

Ложится на погоду в август – чутче.

А на плечах тонюсенький загар,

И мысли, отдалясь, приходят вчуже.

Выходит летний суетный сезон,

И яблоко туманится на ветке.

И у хвоща есть вызревший резон

Хвататься вновь – за поручни беседки.

Вечернее закатное питьё

Слоится у закромки – пойлом алым.

Наполовину с тишью дух ведёт

Свой быт, и дело вот уже за малым.

Гудит сирена дальних поездов,

И вновь мне предназначены маршруты.

И дым к зимовью долгому готов,

Взмывая к небу выцветшему круто.

***

Как неусыпна тишина

Над ветхим пологом блаженства.

Я к тишине приобщена –

В горстях упругих совершенства.

И не вглядеться в темноту

Из занесённых, среброоких,

Прохладных звёзд, мою среду

Что составляют и дорогу.

И распря рыхлой тишины –

С загомонившею эпохой –

В моллюсках, что кругом черны,

Но жемчуга несут под боком.

Как недостижно-глубоко,

Изысканно и безупречно

Разлито в высях молоко,

Мглой устремлённое на Вечность!

И Млечный полинялый путь,

Другой Галактики раскрошку,

Коплю я в свиток. Звёзды пусть –

Несёт космическая почта.

Как отразились облака

В жемчужном дне нависшей тучи!

И грёз к разгадке я близка –

Едва взыскуемой, летучей.

И лето всё устремлено –

В космические перекрестья.

И разуханной, дровяной,

Замшелой предано всё смерти…

И ласточкою на ладонь

Прилипнет чистое созвездье.

Душа, очнувшись молодой,

Вбирает космоса известья.

***

Приемлю песню журавлей

Я в позажегшихся созвездьях…

А я очнусь в густой траве

Уже не вешнего поместья.

Я запрокину в небеса

Проверенные очи сердца.

От самолёта полоса –

Эпохи пошлое наследство.

И дольше срока длится день,

И полновеснее закаты.

И звёзды, канув за плетень,

Летят в кругу комет рогатых.

Даль эту обняла трава

Прохладным, напускным безмолвьем.

Цикад стянуло умирать,

А сны созвало к богомолью.

Всё устремляется, смолчась,

На зов оплавленных галактик.

И льют цикады, стрекоча,

Мёд песен – свыше – многоладных.

Заныла, обняла крылом –

Космическая песня душу.

И мне лететь на свет взбрело –

Такой нездешний, непотушный.

***

О, развенчание тепла –

Росой, в подлунье занемогшей!

Луна крутая наплыла –

Как в невозратное нам мостик.

Крюк наливней: уже ведро

На эту корку не подвесишь.

А всё устроено хитро,

Всё гомонит вечерней песней.

Как гордость можно развенчать –

Вселенских осмыслений ради?

Коптит и теплится свеча –

В призвёздном трепетном окладе.

Чураться истин – смысла нет;

Грёз неопровержимо имя.

И сколы от ночных планет

Взбегают в свой зенит – прямыми.

Окликни криком наугад –

И эхо встрепенётся в скалах.

Лишь возвестит себя тоска –

Чуть лунный выкатит рогалик.

О, мне б позвать через века,

Мне поступиться бы минутой.

Регалией блестит тоска,

Но детству трепетно – вернуться.

В зенит уходит серебро,

Не подлежит что накопленью.

Вселенское вьюжит добро,

И дух – кумирен тесных пленник.

Планета просится в ладонь –

Межостровная горемыка.

За жалость – нам простится то,

Погребено что в дебрях мига.

Теплынь в космической семье,

Полынны клёклые созвездья.

Всё загодя известно мне –

Точёных замыслов в окрестье.

О этот высший идеал,

Снаряженный воспоминаньем!

Парча созвездных идеал –

Теперь вполне себе иная.

Одета в бархат, и в атлас,

И в органзу – в те дали вера.

На дне вселенского котла –

Господне имя багровеет.

***

А там разъезд, безвестный полустанок,

Заря-клубника, сбочьем – мурава.

На мотоцикле, колкими кустами,

Туда, где рожь – мелодией права.

Туда, горох где вьётся одичалый,

Где свет сусальный слегших колосков.

Цикорий перепевием встречает –

И синью настороженных глазков.

Частушечные бойкие завывы –

И пыль от быстрохожих поездов.

У лугового гуменцо заливья,

Где перекричье дятлов и клестов.

И дух домишка приторно-ковыльный,

И тишины заветный континент.

И узкий путь меж лопухов извильный,

Взголубленное зарево теней.

И свист кузнечиков в плену акаций,

И груш в саду румяный переплеск.

Ещё вот-вот – и памяти смеркаться:

Явь – с видом на чужой, безвестный лес.

                    27 июля 2012 г.,

                            Михнево

***

Эолийская песня

День нескончаемый разверзся

Под блокианскую тоску

Колоколов. Узнала местность

Я, хоть пейзаж теперь был скуп.

Венчает сокол перуджийский

Здесь замять колокольных строф.

Локарно и Лугано: жизнь я

Переплавляю в свет и рок.

Италии за оконечность -

Воображеньем уношусь.

Свицера, кряжей синих всплечье.

Себе я озером - кажусь.

О, что-то в этом есть пустое,

Не сверить с опытом чего.

Италии скупой просторец,

Тосканы призрак начервлён.

Как воздух яблочный у Джотто,

Буонаротти чуткий лик.

Намолен радужный божок мой,

И город памятью велик.

***

Как просто - воскресить былые думы

И ниспровергнуть времени туман.

Стою на нескончаемом мосту я,

Уходит что бессмертьем в океан.

Я знаю, всё решится у Гудзона,

В ту пору, когда хочется рискнуть.

И я лелею образ твой бессонно,

Эпоху норовя перечеркнуть.

Прости, что красоту я подмечала

Чужую и притворную - не раз.

Прости, что паруса не те встречала

И что не с прежним ветром обнялась.

Прости портовых вихрь чужих историй,

Вписались что в закраину зрачка.

Ведь даже я чего-нибудь, да стою,

Тебе лишь - оду верности строча.

Как хочется мне выпорхнуть, как чайка,

У раскалённой, белой сесть кормы.

И рассказать, крепка моя печаль как, -

Мадера та же, что тянули мы.

И хочется мне от себя прибавить,

Что парус грусти непревозможим.

Быть может, мы в своём отчасти правы,

А яхтам - что маши, что не маши.

И что там за тугая поволока,

На дрейфы шхуны что переживёт?

Выравнивают шлюзы ту тревогу,

В глазах что - навсегда ворожеёй.

                    7 августа 2012 г.,

                            Москва