Анатолий Чертенков

Я
родом из России





Я – родом из Вчера!
Я рос в стране Портретов,
Где церкви на крови, а тюрьмы на крестах.
Я верил в коммунизм, и хоронил поэтов,
И в грязных кабаках топил в стакане страх.

Я – родом из Вчера!
Любовь и вдохновенье
Господь мне подарил для будущих стихов.
Зачат был в темноте, но первый день рожденья
Я встретил в светлый час под пенье петухов.

И тысячи ветров со мной пути скрестили.
И миллионы звёзд включили маяки…
Нет!.. Я – не из Вчера…
Я – родом из России!
Сегодня и всегда!
До гробовой доски.


ЗАЛОЖЕННАЯ СОВЕСТЬ

Решил я совесть сдать в ломбард.
Зашёл в шикарный зал.
В смятенье бросил робкий взгляд
На грозных вышибал.

– Ну-ну! – сказал хозяин-«шкаф».
Что надо, ротозей?!
У нас не пьют на брудершафт,
Ты перепутал дверь.

Блеснуло золото в зубах
И обдалось слюной…
А я, в поношенных штанах,
Голодный и больной,

Решал единственный вопрос:
Предать иль не предать?
Как будто пачку папирос
Пришёл на хлеб менять.

Но «шкаф» был опытен, умён,
Нахален, как паук.
Занёс меня в реестр имён,
И совесть – хлоп в сундук!

– На, получи за вещь сполна
И дальше падай вниз,
Тебе дарует Сатана
Бессовестную жизнь.

Я пропустил его намёк,
Квитанцию в карман:
– Мерси, мусьё!
– Прощай, совок!
Да здравствуй, Нью-Иван!

И вот я в новеньких штанах –
Гуд монинг! Видерзейн! –
На незнакомых языках
Приветствую друзей.

Лечу в Нью-Йорк. Качу в Париж.
В Канаду. В Амстердам.
Верчу дела. Блюду престиж.
Хожу по головам.

Сметать преграды на пути –
Неслабая стезя…
Да только в отчий дом войти
Без совести нельзя.

Я поражён, сражён, побит,
А бес мой – тут как тут:
– Спеши в ломбард, – мне говорит.
И поднимает кнут.

Знакомый зал.
Всё тот же «шкаф»,
Да я – не ротозей!
Со мною пили брудершафт
Потомки королей.

– Здесь вещь моя! – кричу я в лоб.
Вот деньги, документ…
Давай скорее, остолоп,
Высчитывай процент.

«Шкаф» заскрипел.
Что взять с него…
Открыл ногой сундук.
Но не увидел ничего
Ни в нём я, ни вокруг…

ГОРИЗОНТ


Посвящается памяти всех
безвременно ушедших из жизни
русских поэтов



Есть мачты, паруса – да ветра нет!
Есть горизонт – да лодка на приколе…
Жить на чужбине, лес валить в неволе,
В могилу лечь в расцвете сил и лет –
Такая у поэтов русских доля!

Напрасно ветер бьётся взаперти,
Пытаясь вырваться и разорвать оковы.
Ему ль не знать – действительность сурова!
И гаснут звёзды на её пути.
И горизонт недосягаем снова…


МОНОЛОГ
ПОГИБШЕГО СОЛДАТА


Я вернулся с войны в отчий дом как погибший за Родину.
Попрощаться с семьёй девять дней после смерти дано.
И калитку открыл. И колодец прошёл и смородину,
И дрожащими пальцами стукнул в родное окно.

Застонала изба. Пёс завыл за дощатым курятником.
В тот же миг зеркала повернулись к холодной стене.
И седой капитан, не стесняясь, начальство крыл матерно.
Бедолага не знал, как сказать старикам обо мне.

А потом я ушёл поклониться Престолу Господнему.
И Христос мне сказал:
– Выправь плечи. Ты – русский солдат!
Не пристало бранить пацанов, жизнь отдавших за Родину.
Убиенным в бою полагается белый наряд.

И открыли врата мне мои молчаливые ангелы,
Только старший спросил:
– Ты откудова будешь, сынок?
У французов есть Франция, у британцев есть Англия…
Я сказал: – Из России!..
И старец вздохнул и умолк.

Я рюкзак на плечо – и пошёл по дороге неведомой.
Позади горизонт – на Земле он всегда впереди.
И увидел свой взвод возле самого светлого терема.
И услышал: – Привет!
Ну чего рот открыл?.. Заходи.
Я рванул...
Побежал…
К лучшим людям из лучшего прошлого.
Сколько выпито слез – и совсем не по нашей вине.
И рассвет полыхнул. И захлопали звёзды в ладоши нам –
Взвод восполнил ряды. Только Мишка Стрельцов на войне.

Жизнь не выдала нам ничего, кроме рода и племени.
А судьба расшибала ещё не окрепшие лбы.
Мы учились стрелять – на любовь просто не было времени.
И несли тяжкий крест – класть друзей в именные гробы.

И погибшие мы,
но не павшие духом и совестью,
Собрались в тишине навсегда и на веки веков!
Я вернулся с войны рассказать взводу свежие новости
И приказ получил – доложить, как там Мишка Стрельцов.

Я вздохнул и сказал:
– Два раненья Стрельца не исправили:
Он такой же чудак – всё считает себя молодым.
Разреши, командир, нам с ребятами выпить за здравие,
Чтоб последний из нас на Земле был подольше живым!


МОНОЛОГ ПАМЯТИ


Я – Память суровых годин фронтовых.
Я с той, с человечьей, охоты.
Я видела бой каракатиц стальных
И землю, растившую доты.

Мне в спину стреляли, плевали в лицо
И ставили голой к барьеру…
Обычным считается у подлецов
На Памяти делать карьеру.

И я, прижимаясь к тюремной стене,
Молилась, вопила, стонала
О тех, с кем шагала пешком по войне
И правду в подол собирала.



ВОЗВРАЩЕНИЮ ИКОНЫ
ТИХВИНСКОЙ БОЖИЕЙ МАТЕРИ

Неужели и нас удостоит Господь Благодати?!
Не за веру, увы! –
Свята Русь, а народ без креста.
Но как много свечей, поминальных свечей у Распятий!
И за каждой душа.
И у каждой своя высота.


А Господь – он один!
И Россия – одна во Вселенной!
Есть кого возлюбить.
Есть за что умереть в свой черёд.
Всё вернётся на круг.
Плоть и кровь наши грешные бренны,
Но бессмертна Душа!
И её Матерь Божия ждёт.



ЛАМПАДА

Притворяться святыми не надо.
Все грешили когда-то немного…
Верой-правдой служила я Богу
И была неподкупной лампадой.

А когда Бога в доме не стало
И убрали иконы с божницы,
Загасили меня.
И светиться
Я, заплёванная, перестала.

– Свет твой вреден! –
сказали мне строго,
Отобрали чины и награды.
И добавили тихо:
– Так надо!
Умер Бог!
Слава новому Богу!

Тотчас ангелы миру явились.
Впрочем, было так...
Много раз было.

И безмолвную, ту, что светила,
Опрокинули те, что молились!


НЕ ПОЗАБУДЬ…


Не позабудь любимой дать тепла…
Борьба за власть, погоня за карьерой –
Всё мимолётно, всё сгорит дотла.
Но будут у тебя любовь и вера.

И мудрый кот под дубом вековым
Цепь разорвёт и позовёт в дорогу.
Ты будешь жить и жизнь давать другим,
Но не забудь быть благодарным Богу!


БАЛЛАДА О БЛАГОРОДНЫХ МЕТАЛЛАХ


I

Господь дал людям серебро.
И злато дал!
И всё – с избытком…
А Сын Его погиб под пыткой –
За то, что веровал в Добро.

За то, что знал всё наперёд,
«Распни, распни!..» – кричал народ.


II

Компьютер заменил перо,
Но не избавил мир от злобы…

Однажды Злато высшей пробы
И высшей пробы Серебро,
Кольцо и дамский медальон,
Попали на аукцион.

– Ну вот! – съязвило Серебро,–
Ты – лот четвёртый, я – десятый.
Сейчас вальяжные ребята
из антикварного бюро
Почертыхаются слегка
и продадут нас с молотка.

– Глупцы! Гореть им всем в огне!
Причём в аду! – сказало Злато. –
Я знало Понтия Пилата,
А перст его – был братом мне.
Мы ужас сеяли и страх…

– Мой друг! Ты сбрендило никак! –
расхохоталось Серебро. –
Ну, где теперь твой прокуратор?!
А я – касалось губ Сократа,
Шепталось с женщиной его.

А мудрость, золотце, – не власть:
Купить нельзя и не украсть!..

Два лота, страшно дорогих,
В хвальбе не ведали предела.
И Матерь Божия смотрела
Печально-горестно на них.

Вовек не видела добра
Она от злата-серебра.

III

Назавтра грянула война.
И было царствие Булата.
И продалось за водку Злато,
а Серебро – за горсть зерна.
И Бога вспомнили они.
И гвалт толпы: «Распни, распни!..»
И слёзы были у креста…
Добро и Зло – в одной упряжке!
И, может, в нищенке-бродяжке
Душа воскресшего Христа…

А люди гибнут за металл…
– Прости, Отец, их! – Сын сказал.


ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛАМПОЧКИ


Её прообраз, мощностью в сорок Ватт,
светил в туалете городской квартиры…
но однажды засиял так…


Я не помню – когда и откудова
Появилась у нас эта лампочка.
Может, с Вологды, может быть, с Чудова…
Но не важно – не светская дамочка.

И светила по первости тускло так.
Может быть, не старалась особенно.
Сорок Ватт в электрических мускулах
Не спешили знакомиться с Родиной.

Туалет, впрочем, дело интимное.
И светить в нём особенно нечего.
Сделал дело своё по-спортивному, –
И гуляй, и приятного вечера!

Я свалился в постель раньше времени.
Рядом пиво поставил прохладное.
Засыпаю, но чувствую теменем,
Что-то в доме творится неладное.

Я поднялся, обул ноги в тапочки,
Опорожнил бутылку до донышка.
И бегом в туалет, там же – батюшки! –
Лампа светит что ясное солнышко.

От макушки до пяток просвеченный,
Словно в суд заявился с повинною,
Я на стенку, а стенка-то с трещиной,
И страшенный паук с паутиною.

Я за дверь.
Свет за мною – в прихожую.
Голова сразу кругом поехала.
Мне, хозяину! –
пьяною рожею
Угрожает небритое зеркало.

Завопил я и ринулся в комнату,
Спотыкаясь, петляя по-заячьи.
На стакан наступил перевёрнутый,
Чертыхнулся в сердцах на ночь глядючи.

Тут окурки пошли из-под плинтуса.
Заскулила посуда за вёдрами.
И громадное дерево фикуса
Посмотрело совсем не по-доброму.

Как такое стерпеть безобразие!
Я сорвал с ног дырявые тапочки…
Спите мирно, Европа и Азия!
Взмах руки…
И ни света, ни лампочки.

А потом, наклонясь над осколками,
В полумраке, но в полном спокойствии
Я сказал:
– Ах, какие мы – тонкие! –

И напился с большим удовольствием…



СКАЗ ПРО ТО, КАК ОДНАЖДЫ БЕЛУЮ ЗАВИСТЬ
СДЕЛАЛИ ЧЁРНОЙ… И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО


Не всякая правда рождается скоро.
Иную до смерти несут на груди.
Не каждое яблоко символ раздора,
Не каждая туча приносит дожди.

Жила-была Зависть. В такой-то деревне
В таком-то году – молода и бела!
С рассветом вставала. И к зорьке вечерней
Всегда успевала закончить дела.

Скотина накормлена – козы, овечки…
И убрано в доме, и щи на столе.
Котёнок Пушок развалился у печки,
И небо спустилось к усталой земле.

А Белая Зависть на мягкой кровати
Мечтает о счастье, о солнечных днях.
О том, как сошьёт подвенечное платье
И вышьет лебёдушек на рукавах.

А утром однажды, подобно принцессе,
Лицо окропит ключевою водой.
И всё будет так, как написано в пьесе:
И принц молодой, и дворец золотой!

Но очень не нравилось бабке Глафире,
Как Белая Зависть романсы поёт.
У ней-то самой – грязь в холодном сортире
И сорной травою зарос огород.

И бабка Глафира пришла к бабе Дуне,
А та пригласила Фому и Петра.
И сопли летели, и брызгались слюни,

И брага в стаканы лилась до утра.

– Ну что будем делать? – спросила Глафира.
– Придумаем что-нибудь, – фыркнул Фома.
А Пётр засмеялся: – Историю Мира
Листай перед сном, дорогая кума!

Возьмём бочку с дёгтем. А дальше всё просто:
Испачкать ворота – всего-то делов…
И Белая Зависть от липких вопросов
Сама почернеет, поклясться готов.

Ну что приумолкли? Ещё по стакашку! –
И злая усмешка слетела с лица.
И взвизгнули петли, и дверь нараспашку,
И горе-трава зацвела у крыльца.



СТРАННЫЙ СОН


Странный сон вижу я:
черти с духами
Безобразничают, дуют в ухо мне:
– Выпей, друг!
Насладись «беломориной».
Ты сегодня прощаешься с Родиной!

– Вы чего, – говорю, – завелись с утра?
– А того! – говорят, – горевать пора!

Силы тёмные, силы нечистые
Обмывают союз с атеистами.

Извиваются тропочки узкие,
Колобродят берёзки нерусские.
И нахально зовут в заведения
Легкомысленные привидения:

– Эй, мужик, заходи, кушать подано!
Русь твоя с молотка будет продана.
Слишком долго сидел ты на привязи,
Думал, кто-то другой воз твой вывезет.

Но сорвался с цепи как шатун-медведь.
И коня задрал и свалил на ведьм…

– Вы чего? – повторяю в смятении.
– А того! – шелестят привидения.

Я зевнул и очнулся в милиции.
Значит, точно – дошёл до кондиции,
Раз мерещатся всякие глупости.
Вот сейчас поколотят и выпустят.

Так и вышло.
Шагаю довольный я.
Слава Богу!
Страна наша – вольная!
Босиком по родным колдобоинам
Мимо памятника русским воинам.

Прохожу всю дорогу центральную
И сворачиваю на Вокзальную.

Там пивнушка.
Там – Варька Рогожина!
Дух ядрёный!
И всё как положено…


ВСЁ ВОЗВРАЩАЕТСЯ


Как мило верить в доброго царя,
О будущем мечтать на сон грядущий
И, отрывая лист календаря,
Надеяться, что новый будет лучше.

Не слышать пустословия, вранья.
Друзей встречать вопросом о погоде.
Всё возвращается на круги на своя,
А молодость тем временем уходит.

И вот она – незримая черта!
За ней огни последнего причала.
– О Господи! – прошу я у Христа, –
Дозволь спастись и жизнь начать сначала.

Ты видишь сам, разруха, мрак кругом.
Хотя признаться в этом неприятно.
Всё возвращается:
Гоморра и Содом,
А молодость уходит безвозвратно.

Господь ответил:
– Рад бы, да нельзя!
Со временем шутить никто не вправе.
Одна и та же самая стезя
Приводит на Голгофу и ко славе.

Дом не построить, сидя у костра.
И не согреть холодными сердцами…
Всё возвращается:
и дни… и вечера…

А молодость не меряют годами!



ДВЕ СУДЬБЫ


Как-то пошёл мужичок за дровами. –
Так утверждает людская молва…
Смотрит, лежат прямо в силосной яме
Два человечка с большими глазами –
«Ум из Ростова» и «Ум из Орла».

– Счас похмелимся!
Вот пруха так пруха! –
У мужичка затряслась голова. –
Ну-ка сваргань мне рассолец, старуха!
В дальнем селении, слышал я ухом,
Литр обещают за Ум из Орла.

А ростовчанин шмыг-шмыг под корягу
И очутился в стране червяков.
– Здрасте, – сказал. –
Я – ростовский бродяга…
Черви кивнули:
– Живи, бедолага!
Но не дразни верховых петухов…

Жизнь между тем не стояла на месте. –
В дальнем селении Ум из Орла
Строил дома, пел весёлые песни
И как-то раз рассказал местной прессе:
– В силосной яме умов было два!

Тут же приказ дан:
– Доставить второго!..

Так бедолага попал в новый дом.
– Здрасте, – сказал он. –
Я Ум из Ростова…
Боссы сказали:
– Здорово, фартовый!
Глянь, дорогой, кто сидит за столом!

Братья обнялись:
– А ты не терялся!..–
Младший промолвил, – а я как сова,
Жил в темноте… –
А старшой рассмеялся:
– Я никогда бы, браток не поднялся,
Кабы мужик не пошёл по дрова…




РЕКВИЕМ ПО АВГУСТУ

Памяти экипажа подлодки «Курск»

От безделья, беспутства и водки
Оторвалась больная страна.
На затопленной в море подлодке
Очутилась внезапно она.

Разразилась, как водится, матом,
Застонала, разбив фонари:
– Дайте воздуху! Дайте, ребята!
Дайте воздуху, чёрт побери!

А на суше гундосят экраны –
Ложь красива и многим к лицу.
Ну а правда – вся в шрамах и ранах.
Как такую представишь дворцу.

Если совесть слепа и безмолвна –
Ей цена два стакана вина!
Мир, дрейфуя на лодке огромной,
Очутился у самого дна.

Избавления нет.
И не будет!
Память дремлет.
Она не в чести…

Дайте воздуху, добрые люди!
Царь Небесный, грехи отпусти!



О САМОМ ГЛАВНОМ


Давай поговорим о доброте!
Откроем окна. Двери – нараспашку.
Наденет солнце свежую рубашку
И в дом войдёт к живущим в темноте.

О милости давай поговорим!
О грустном вспомним, но совсем немного.
Врагов простим – как велено нам Богом.
И жизнь свою любимым посвятим!



ЛЕГЕНДА О ПАЛАЧЕ


Пролог

В прошлое не попасть
Ни палачам, ни судьям,
Боги имеют власть,
А умирают люди…


Часть I. Начало. XX век

– Из народишка, что половчей,
Сколочу я артель палачей
И начну без эмоций и слов
Животы отделять от голов…

И запрыгал палач точно мяч.
Поскакал по Расее палач.
Прыг да скок – по полям, по долам,
По рукам, животам, головам.

И молились ему палачи,
И хихикали бесы в ночи,
И дремал русский дух на печи…

Не кричи, помолчи, промолчи…



Часть II. СМЕРТЬ ПАЛАЧА


В извечных странствиях за славой и успехом
Я попросил владыку Тьмы и Зла
Продать мне стрелы для борьбы со Смехом
И разрешить стрелять из-за угла.

И, получив поддержку Их Злодейства,
Назло плеяде жалких добряков
Я превратил расправу в святодейство,
Мир разделив на злых и дураков.

Я не щадил ни тело и ни душу
И презирал послушных мне людей.
Я кораблям велел ходить по суше,
Автомобилям – ползать по воде.

И вот когда добрался до вершины,
Которую так долго воздвигал,
Болезнь меня ударом страшным в спину
Монашке чёрной бросила к ногам.

Ну всё, конец! Не будет больше Смеха.
Никто не влезет с шуточкой в окно.
Свершилось то, к чему я долго ехал.
И мне впервые сделалось смешно!



Часть III. Похороны палача


Были рядом они.
И свеча,
И плевок на портрете строгом…
Провожали глаза палача,
А уста отпевали бога.

Жил да был человек и ушёл.
Как всегда – обычное дело.
Но плевку было нехорошо,
А свеча исцелить не смела…



Часть IV. Память.


Ей разбивали губы
За нрав и спесь.
Крошили и рвали зубы…


А она – есть!



СУКИН СЫН


Я – щенок неизвестной породы!
Сколько нас – друг на друга похожих,
Обречённых на долгие годы
Цепь влачить, устрашая прохожих.

Первым делом из кожи добротной
Мне хозяин сварганил ошейник.
И ремень заграничной работы
Для острастки повесил в передней.

А потом, точно в школьника в классе,
Стал вбивать в меня тайны природы.
Он военный, полковник в запасе.
Ну а я – неизвестной породы!

И когда в середине урока
Я посмел ухмыльнуться недобро,
Он сказал мне:
– До Бога далёко! –
И добавил, ударив под ребра:

– Господа не прощают обиду.
Зуб за зуб! А за глаз – оба глаза!
Чтобы не раздавили как гниду,
Не кусайся, щенок, без приказа!

Научись подчиняться командам,
И тогда у тебя, пёс безродный,
Будет коврик персидский в парадной,
Суки будут и всё что угодно…

Человек – фантазер от природы.
Напридумывал тюрьмы, этапы…
А щенок неизвестной породы
Не поднялся на задние лапы!



СМЕРТЬ СУКИНА СЫНА



Я со сворой собачьей расстался вчера,
Но к волкам не примкнул – не стерпелся.
Волчья жизнь – это долгая ночь без костра,
К чёрту сказки про храброе сердце!

Только клич вожака:
– Навострите клыки!
На разбой собирается стая! –
А голодные псы – за мясные куски
Пятки лижут у хмурых хозяев.

Совершенно один. Без родных и друзей.
Без врагов – не бывает, однако!
Я завыл на луну и у чьих-то дверей –
Взял и умер бездомной собакой.



МОНОЛОГ РУССКОГО ИКАРА

Бесновалась толпа, алкоголем наполнив аорты:
– Человеку летать не дозволено, глупый Икар!
Я парил над Землёй – колыбелью живущих и мёртвых
И в созвездии Псов справедливость для Мира искал.

Мне свистели вослед. Предрекали тюрьму и верёвку.
Сила силу брала и судьбина точила косу.
Я смотрел на людей. Было грустно, обидно, неловко –
Что скажу я Творцу? Весть какую Ему принесу?

Равнодушный народ равнодушно бродил по дорогам.
Он не верил в себя, и страшила его высота.
Лицемерный народ лицемерно кричал мне с порога:
– Выбрось крылья, Икар! И печать наложи на уста.

А на грешной земле хороводили дикие вишни.
Горизонт засыпал, и заря торопилась к нему.
Я о Солнце мечтал. Я хотел говорить со Всевышним.
Кто сказал, что богов знать при жизни нельзя никому?!



ЧЕТВЁРТЫЙ ПОВОРОТ


Мне нужен был четвёртый поворот.
Сказали мне: за ним златые горы!
И я поверил и рванул вперёд,
Доверив жизнь бездушному мотору.

И первый перекрёсток пролетел
Легко и просто, на одном дыханье.
Но я не знал, что угодил в прицел ,
Победа – всем безумствам оправданье!

А во второй раз вырулить не смог…
И кровь была!
И страх, и трос буксирный.
И руки мамы…
Но забыт урок,
И вновь колёса на дороге пыльной.

И снова ветер, солнце, звездопад…
Я весел и влюблён и очень молод.
И скоро буду сказочно богат
И подарю любимой светлый город…

Но где треклятый третий поворот?
Мне без него не одолеть четвёртый...
Визг тормозов…
Врубаю задний ход,
А там мосты горят и воздух мёртвый.

Дороги нет!
Нельзя ни вверх, ни вниз…

О Господи!
Душа слепа без света…
И Бог услышал и вернул мне жизнь,
А в наказанье дал судьбу поэта.



ПИСЬМО ДРУГУ

Привет, мой друг! Спасибо, что живой!..

Дозволь сказать тебе строкой короткой
Про то, как ветер рыщет над Невой,
А дождь по окнам хлещет мокрой плёткой.

Как гужевые клячи-облака
Тепло увозят в грязном тарантасе
И превращают город в старика –
Седого, как наш физик в пятом классе.

Когда б не сборы третьего числа
И не забота о семье и доме,
Давно бы к чёрту бросил все дела
И укатил куда-нибудь под Гомель.

Да, кстати, помнишь Витьку Хрусталя? –
Привет тебе прислал из Монреаля.
Он мне остался должен три рубля,
А я ему – словарь толковый Даля.

Мне жаль Витька. Один в чужой стране,
И некого, поди, послать за водкой…
Попасть в неволю к денежной жене
Печальнее, чем сгинуть за решёткой!

Меня ж судьба взяла на абордаж
На корабле под флибустьерским флагом.
И я вонзаю в строчки карандаш,
И кровью заливается бумага.

Пусть жизнь – театр! – Как говорил Шекспир.
Но если у тебя родится Слово –
Не торопись его отправить в мир.
Остерегайся шага рокового.

Иначе вместе с ним и пропадёшь!..
Забудешь про беспечность и браваду.
Господь не дал поэту прав на ложь,
А люди бьют за искренность и правду.


СТАРЫЙ ДОМ


Хозяин бросил старый дом.
И над колодцем оскуделым
Скрипит теперь осиротелый
Журавль с разорванным ведром.

Один остался старый дом.
Сорвало ветром черепицу.
По обветшалым половицам
Никто не ходит босиком.

Забвенье. Сумрак.
Там и тут
Сквозняк играет паутиной.
Безмолвье комнаты пустынной
От мира тени стерегут.

Хозяин бросил отчий дом.
Давно...
В тревожном сорок пятом…

Но мне неведом путь солдата.

И тихо всхлипнул виновато
Журавль с разорванным ведром.



ГУСАРСКАЯ БАЛЛАДА, ИЛИ
ОДНАЖДЫ ЗА КАРТОЧНЫМ СТОЛОМ


Друзья мои! Не верьте Даме Пик. –
Она в колоде – первая подлюка!
Один чудак к ней в спаленку проник –
С тех пор о нём ни слуха и ни звука.

Не поддавайтесь страсти, господа!
Остерегайтесь Дамы чёрной масти.
При встрече с ней – ни ум, ни борода
Ещё не панацея от несчастья.

Жила-была на свете Дама Пик –
Посланница великого азарта.
Я к ней губами жадными приник,
И в тот же миг теплее стала карта.

И было чудо! И виденье мне.
И солнце вышло из-за туч мохнатых.
И прикоснулось эхо к тишине:
– Она ни в чём, ни в чём не виновата…

Ах эти злые, злые языки!
Но, посмотрите, как она красива!
Во всей вселенной нет милей руки…
Доверюсь ей. Так будет справедливо.

И я решился…
И возврата нет!
И было мне досадно и обидно,
Когда какой-то крашеный Валет
Сорвал мой банк, став картою козырной.

И я отдал себя на суд богам.
И грянул выстрел, довершая драму.


И долго-долго падала к ногам
С пробитой грудью Пиковая Дама…


КАМАЗ


Не прошу ни награды, ни милости.
Мне бы волю да ветра глоток!
Я, КАМАЗ, на дорогах извилистых
Отбываю пожизненный срок.

У хозяина – дома три дочери
Он спешит, подгоняет мотор.
Я скриплю тормозами рабочими,
И соляра сочится из пор.

И туман ненасытный бессовестно
Пожирает промокший асфальт,
И дымит сигаретой бессонница…
И кричу я: «Куда ты?! Назад!!!»

Мне с хозяином спорить бессмысленно.
Мы летим. Мы в крутом вираже…

Мой прицеп догорает под Тихвином.
И венок на моём гараже.



МОНОЛОГ АВТОМАШИНЫ «ЗАПОРОЖЕЦ»



Я по дорогам русским,
Ухабистым и узким,
Не ведая нагрузки,
Повсюду проезжал.

А надо мной смеялись,
Глумились, издевались:
Мол, если ты машина,
То ты – большой нахал!

Я говорил прохожим,
Противным, толсторожим:
– Малышка-«Запорожец»
Ни в чём не виноват.

Но злая, как овчарка,
Крутая иномарка
Под магазинной аркой
Разбила мне фасад.

Хозяин мой взбесился.
Он никогда не злился,
А тут за лом схватился,
Ужасно побледнев.

А тот, кто был в «Тойоте»,
Швырнул нам по банкноте
И в крик: «Куда вы прёте?
Не видите, я – лев!»

Наглец и образина!
Хлебнул, видать, бензина.
И думает, скотина,
Что он большой спортсмен.

А был бы я «КАМАЗом»,
Не так бы пел, зараза!
Неделю б с унитаза
Не слазил, супермен!

Мне надоели лорды:
«Фольксвагены» и «Форды»,
Я «Запорожец» гордый
От фары до руля.

Хохол наполовину,
Я родом с Украины,
Династии старинной,
На зависть «Жигулям».

Потрепанный, помятый,
Я в доску свой, ребята!
Ни Англии, ни Штатов
Не знаю, не хочу!

На дерзкую «Тойоту»
Отправлюсь на охоту
И возле поворота
Мерзавку проучу.



ПОСЕЩЕНИЕ ЗООПАРКА


Солнце, воздух, воскресенье,
Тридцать первое июля,
Или пятое июня,
Не взыщите, если вру.

В зоопарк, что в Петербурге,
На трамвае, как на муле,
Подъезжаю повстречаться
С какаду и кенгуру.

Я не пьяный, а шатаюсь –
Потому что атмосфера…
Триста граммов под редиску –
Всё равно что ничего.

Впереди меня девица,
По-научному – гетера,
Покупает два билета
Неизвестно для кого.

Я сравнил её с жирафой,
Сопоставив ноги с шеей.
Каблуки отрезать если –
Уравняются в длине.

А по мне так с каблуками,
Но без юбки – веселее!
А жирафа на диване,
Что оглобля на стене.

Мать честная! Обезьянка!..
Без хвоста, не вру, ей богу!
Чудно матушка-природа
Подбирает образцы.

Я сперва подумал: Клавка,
Что живёт через дорогу.
Это ж надо – как похожи,
Точно сёстры-близнецы.

– Интересно, кто в бассейне? –
Я стою и размышляю, –
Крокодил иль крокодила?..
Есть примета, говорят:

Крокодил укусит если,
Значит, быть неурожаю.
Если самка – то в квартире
Лампы все перегорят.

Ну и день весёлый нынче –
Тридцать первое июля,
Или пятое июня,
Мне, признаться, всё равно.

Кенгуру не видел, жалко.
Попугайчики уснули.
Я сказал: – Прощай, жирафа! –
И отправился в кино.



ПИСЬМО ТРАКТОРИСТА ГОСПОДИНУ
ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ

Господин Глава министров!
Пишет Вам Артём Канистров.
Всей бригадой трактористов
Ждём Вас в гости к четвергу.

Всё не так! Всё сикось-накось!
Но селёдочка на закусь
Растворит любую пакость
В государственном мозгу.

А когда затопим баню –
Я такой парок сварганю!..
Русский дух, пивко с таранью,
Лучший банщик – Никодим.

Говорят, он внук шайтана –
Потому и буйный пьяный.
Но девятого стакана
Мы ему не подадим.

Отдохнём – и к бабе Насте…
Вот она и скажет власти:
Сколько стоят хлеб и сласти;
Всё, что думает народ…

И – не надо о престиже!
Мы не в городе Париже.
Наш мужик, когда обижен –
Далеко не Дон Кихот!

Он три года без зарплаты,
Но с утра всегда поддатый!
У него детей – палата!
Вам, министрам, не в пример…

Впрочем, где теперь порядок?!
Всюду кризис и упадок…
Приезжайте! Будем рады!
Адрес: Бывший СССР.



ПРО ИСТИНУ В ВИНЕ

Мой друг не прав, когда храпит во сне.
Свободы нет, а истина в вине!
Я съел с расстройства банку «первача»
И врезал Ваське с левого плеча.

Но я в трусах по крышам не бродил.
Про баб враньё! Я бабочек ловил.
А что уснул у Вечного огня,
Так это ноги предали меня.

Вот так всю жизнь…
То ноги не идут,
То глаз косит, то пуговицы жмут.

И лишь когда сажают в «воронок»,
Я понимаю, что не одинок.

Но я скажу расстроенной жене:
«Страдаем, мать! За истину в вине!»



ПРО ВАСЮ И КОЛЮ И СТРАНУ АЛКОГОЛИЮ

Жизнь как в неволе без алкоголя!
Сердце томится, телу не спится...

Так размышляли Василий и Коля
В поисках способа опохмелиться.

В городе старом на улице бойкой
Дом у них был. В нём три стула, две койки,
Древний сундук, чуть прикрытый рогожей,
Стол хромоногий в пустынной прихожей.

Пара штанов на дощатых полатях –
Вот и весь скарб, что имелся у братьев.

Как-то под вечер Василий и Коля,
Выпив флакон с нарисованной молью –
Не было денег на лучшее зелье,
Спать собирались в дурном настроенье.

Вдруг из подполья – большой и лохматый
Чёрт выползает:
– Здорово, робяты!

Струсили братья, крестясь неумело.
Коля стал красным. Василий стал белым.

Чёрт салютует гранёным стаканом –
Средство надежное – вроде аркана.
И поясняет: – В стране Алкоголии
Водки навалом, а браги – тем более!

Братьев упрашивать долго не надо.
Спрыгнули к чёрту, дымя самосадом:
– Много спиртного?..
Честное слово?..

Чёрт подтвердил и добавил лукаво:
– Дьяволу – слава! И пьяницам – слава!
Пейте и славьте страну Алкоголию…
Коля доволен, Василий – тем более…

Вася и Коля сидят на престоле.
Коля стакан. Василий другой.
– Как, человече?
– Отлично, братан!
Славная эта страна, дорогой.

Дня через два, а может, чуть более
Бабушка Настя нашла их в подполье…
Не было царства и не было трона.
Только канистра из-под ацетона.



БАЛЛАДА О СПЯЩЕЙ РУССКОЙ ЗЛОСТИ


Я не злоба.
Я – спящая русская злость!
Это мой флаг взлетел над Рейхстагом.
Сколько крови моей молодой разлилось
По фронтам, по тылам, по ГУЛАГАМ…

Это я в восемнадцать лет пала на дот
И воскресла в пылающем танке.
Мне Гастелло доверил свой главный полёт,
И меня не купить за полбанки.

Я свинцовой иглой вся прошита насквозь,
Но – живая! по воле Господней.
Я – нормальная русская горькая злость!
Просто рано проснулась сегодня...



ВОПИЮЩАЯ МЕЖДУ СТРОЧЕК. МОНОЛОГ БОЛИ


Болью быть и всегда кровоточить –
Безнадёжней судьбы не найти!..
Вопиющая между строчек,
Я решила из песни уйти.

Страшно жить на мальчишеских веках,
А на девичьих – страшно вдвойне!
Это я, и винить тут некого –
Не давала молчать тишине.

И молилась…
– Дай силы, Отче!
И ответил Господь:
– Изволь…
Вопиющая между строчек –
В песне русской заглавная роль!


ТОЧКА НЕВОЗВРАТА


Я – точка невозврата –
За мною только Бог!
Не достаюсь по блату,
Не покупаюсь впрок.

Мне разговор тверёзый
О жизни ни к чему…
Я вытираю слёзы
Поэту своему.

Он третий день на фотке
Рисует грустный стих,
А я бутылку водки
Шаманю на двоих.

Гранёные стаканы –
Оптический прицел...
И напилась я пьяной,
А мальчик протрезвел.

И поперхнулся матом
И вышел в никуда…

Я – точка невозврата,
До встречи, господа!


ПОЩЁЧИНА


Я Господня пощёчина
На солдатской щеке.

Он вернулся из прошлого –
Две войны в вещмешке
Да кольцо с красным камешком,
Табачок, самогон…

Только жёнушка Дарьюшка
Не дождалась его…

Окна ставнями хлопали,
Не смотрели в лицо…

И трава возле тополя
Поглотила кольцо.

Он рыдал над могилою,
И не видел ни зги:
– Ты мне, жёнушка милая,
Помереть помоги!

Без тебя жизнь закончена –
У виска пистолет…
И Господня пощёчина
Появилась на свет…


КОНЕЦ ЭВЕРЕСТА


Ни паденья, ни взлёта, ни точки.
Небо хмурится, воздух прохладен.
Я сегодня разбил на кусочки
Эверест, будь он трижды неладен!

Одурачили медные трубы.
Заманили скалою отвесной.
Завтра люди возьмут ледорубы…
А у них больше нет Эвереста.

Боже Праведный, Боже Суровый!
Миром правит не вера, а сила.
Обронил я нечаянно слово.
А оно – вишь чего натворило…


НЕ ПОМНЮ, НЕ ЗНАЮ…



Не помню, куда я ехал…

Кричало, взывало эхо:
– Не время сейчас молиться!
Сын первого человека –
Презренный братоубийца.

И задрожали звёзды,
И камни поднялись в воздух,
И понеслась потеха…
И ужаснулось эхо.
Умолкло. Но было поздно.

Всё в прошлом!.. И всё так будет!
Ни звёзд, ни судей, ни судеб!..
И солнце глядит сурово
На мёртвых…
И Божье Слово:
«Не троньте Каина, люди!»

Не помню, куда я ехал,
Не знаю, что стало с эхом…

О Боже! Дозволь мне проснуться….


ДУША ПОЭТА. МОНОЛОГ ПОСЛЕ СМЕРТИ


Вглядитесь, в траур небеса одеты,
Не светит ковш Медведицы Большой…
Сегодня я покинула поэта
Нет горче доли – быть его Душой.

Он был за всё на свете виноватым,
Спешил прийти, увидеть, победить.
Был палачом, заложником, солдатом…
Всех ран его не счесть, не залечить.

Я задыхалась, отбывала сроки,
А он слезинки собирал мои,
И превращал их в буковки и строки,
И строил Храм на собственной крови.

А коль, случалось, слов недоставало
И стены воздвигались кое-как,
Он всё ломал. Всё начинал сначала.
И снова боль…
И пена на губах!

Он рвался ввысь, срывался, падал в бездну,
Но всё прощала,
понимала я:
Раз есть поэты, значит есть – надежда!
А нет надежды, нет и бытия!

Я столько с ним скиталась по дорогам,
Что от меня он, видимо, устал…
И я ушла. Ответ держать пред Богом,
А мёртвый он – взошёл на пьедестал!