Дмитрий Калин Счастливый билет Все вымышленные события являются реальностью 1. Небо накинуло на себя, изглоданную временем, ночную пижаму. Сквозь дыры ветхого одеяния, скроенного из сумерек, наготой сверкали звезды. Лунный торшер, скрытый наполовину невидимым абажуром, скудно озарял окрестности. Оживали колонии длинноногих фонарей, вспыхивали пустые глазницы бесконечных верениц автомобилей, разрывая в лохмотья сгустившуюся тьму. Проезжающие мимо Дениса Сомова автобусы и троллейбусы напоминали подсвеченные изнутри аквариумы в темной комнате. Только вместо сонных рыб в них копошились, беззвучно разевавшие рты, люди. Дожидаясь своего автобуса, он сравнивал пассажиров с обитателями глубин, пытался отнести их к тому или иному виду. - Вон тот дядечка, привалившийся головой к окну и шевелящий в дремоте усами, похож на отъевшегося налима,- размышлял Денис. – Явно пожевать любит, ничем не брезгует – даже во сне челюстями шевелит. Мамаша, хищно поглядывающая вокруг, с ребенком на руках – вылитая акула с рыбой-прилипалой. Сынишка хнычет, капризничает. Не иначе игрушку какую-нибудь не купили или лакомство. Привлекательная блондинка в красном берете – смахивает на золотую рыбку. Наверняка, глупа и донельзя довольна собой. Считает себя неотразимой красавицей, вокруг которой вертится весь мир. Мечтает заловить в сети какого-нибудь карася-спонсора. Поселиться в хрустальных хоромах, то есть в аквариуме, и качать с него бабки. Только зря надеется. Надоест она толстосуму, найдет другую рыбку, а ее вышвырнет. Хотя, если добрый и тупой как коряга, то деньжат на жизнь подкинет или другому карасю сплавит… Старушка в платочке… Ни дать ни взять – земноводное. Складки на лице как у черепахи Тортиллы. Точно где-нибудь в чулке золотой ключик заныкала для внучков-придурков. Рассказывает, им, поди, сказки, как оставит после себя богатое наследство. А те, небось, ждут-недождуться, когда бабка в ящик сыграет. Опаньки! Не… мужик точно на гольца смахивает. Маленький юркий, скользкий, глазками по салону бегает, как будто боится чего-то. К тому же и лысый. Выглядывает робко из-за камня-сиденья. Точно - голец. Два великовозрастных идиота сцепились… Этих хлебом не корми – дай подраться. Понты друг перед другом кидают, пальцы гнут, стрелки забивают. И из-за чего – из-за ерунды какой-нибудь. На кого же они похожи? Скорее, на рыб-собак или рыб-попугаев. Вроде, водятся такие твари в экзотических морях – окиянах. Читал где-то про них… Баба в очках с роговой оправой – такие и не носит сейчас никто. Хм… Трудно что-либо сказать. Но… судя по чопорному и брезгливому виду – старая дева. На словах мужиков ненавидит, а поди мечтает, чтобы в койку затащили и как следует… На селедку смахивает. Иваси. Денис сплюнул под ноги: - Ладно, пора и мне в аквариум. А ну, народ! Шевели копытами, то есть плавниками… Сомов приплющил поролоновые внутренности, вывалившиеся из разодранного сиденья, стоявшего на задней площадке. Окно обновилось призрачностью его отражения, за которым, сначала медленно, а затем, все более ускоряясь, заскользили застекольные тени. Изнутри автобус тоже напоминал аквариум. За спинками сидений, как за разбросанными по дну камнями, скрывались временные обитатели. Поручни водорослями расходились по салону и колыхались ни то от течения, ни то от тряски. Кабина водителя скрыта от пассажиров, так же как оборудование, дающее свет и кислород обладателям жабр. Из противоположного от Дениса конца салона вынырнуло вытянутое лицо, проткнутое хищными глазенками и оглядело вошедших. - Кондукторша, - сразу определил Денис. – Жертву выискивает. Сейчас ко мне подгребет. Надо заплатить, не то сожрет. С-с-щука эдакая! Обменяв монеты на билет, Денис уставился на набор цифр: 178 871 - счастливый и притом вдвойне. - И считать не надо,- хмыкнул он, несколько разочарованно, лишившись сиюминутного развлечения. Практически все пассажиры в нашей стране, независимо от уровня образования, возраста и пола, социального статуса и вероисповедания, первым делом получив билет, смотрят: не счастливый ли он. Конечно, многие никогда не признаются в суеверии, да еще и на смех поднимут, когда над ними подшучивают. Но в глубине души верят. И для того, чтобы примета сработала, тишком, незаметно для окружающих глотают счастливую бумажку – а вдруг?! Люди любят чудеса. Может быть поэтому, даже самый последний тунеядец и раздолбай в России, умеет складывать в уме несложные числа. Кто знает?! Окно неприятно холодило висок Дениса, приклонившего к нему голову. Он не обращал на неудобство внимания, наблюдая за застекольной жизнью. Словно в старом документальном кино с полустертыми и поцарапанными кадрами, мельтешили перед ним или замирали на остановках ничем не примечательные картины с жалкими тусклыми городскими пейзажами. Да и таковыми их можно было назвать с большой натяжкой. Из всей природы - забитая асфальтом земля, унылые облезлые дворняги, деревья с огромными раковыми опухолями и купированными ветвями. Из года в год подрезают их, стараясь сделать красивыми и величественными, но результат получается прямо противоположный. Нагие деревья напоминают, торчащие из земли, обрубки рук, немо взывающих небеса о милости. - Наткнешься спьяну на такого урода в темноте - в штаны наделать можно. – Не от страха, конечно, - усмехнулся Денис, вспомнив шутку из компьютерной игры, - а от лютой ненависти… К благоустроителям-озеленителям нашим. Им бы чего-нибудь подрезать… Ветер тяжело вздохнул. Перевернутые вверх тормашками одеревеневшие пауки, в предсмертной судороге задрыгали ногами, не замечая жертв – людей, шмыгающих по паутинкам дорожек и улиц, расчленяющих гниющее тело города. Пораженный смертоносными вирусами времени, он тщетно сопротивлялся недугу, обманывая самого себя сиянием фонарей, витрин и рекламы, уговаривал, что все в порядке и ничего ужасного не происходит. - Те же самые аквариумы, - призадумался Денис. – Автобусы, машины, магазины, дома, квартиры. Снуем, переходим-переплываем из одного в другой. А закончиться все в последнем - без стекла… В общем, весь мир – аквариум, а люди в нем - рыбы, если Шекспира перефразировать. Он машинально покатал по ладошке билет, сложил из него крохотный кораблик, разложил листок и свернул лягушонка. - Много классики различных изречений наговорили. Вроде бы все они верны, и одновременно лживы. Взять хотя бы, к примеру, понятие о счастье, - продолжал рассуждать он, взглянув на бумажную квакушку. - Как любил говаривать товарищ Гайдар «Счастье каждый понимал по-своему». Хотя если хорошенько подумать и проанализировать, то выйдет: чтобы быть счастливым человеку нужно получить то, чего ему не хватает. Это может быть все что угодно: телевизор, любовь, взаимность, машина, собака, свобода, еда, уважение… Но человек – существо непостоянное: исполнилось одно – он блаженствует какое-то время. Потом у него иное желание возникает – вновь дискомфорт. Следовательно, счастье – отсутствие каких-либо желаний. Но так быть не может, по крайней мере, пока человек жив. Бумажный комок перекати-полем кочевал от пальца к пальцу, нигде подолгу не задерживаясь. Подошвы цифр потускнели и стерлись от беспрестанных странствий. - Наверное, счастливым может быть только Бог, потому как все свои желания он может воплотить, но, по каким-то соображениям, этого не делает. Хотелось бы мне стать подобным ему, - мечтал Денис. – Но это не возможно. Взгляд опустился на растерзанный билет. - А вдруг, - мелькнуло у него в голове. – Вдруг и вправду сбудется. Чем черт не шутит. Бумажный комок, минув губы, попал под жернова зубов. - Хочу, хочу быть подобным Творцу. В этом миг, автобус тряхнуло, и счастливый билет застрял в горле. Денис закашлялся, захрипел и, хватая ртом ускользающий воздух, повалился на пол. Люди-рыбы остолбенели, а затем, не вполне понимая в чем дело, бросились на помощь. - Воздуха! Хочу жить! Рыбы! Боже! Сотворю! – крутился безумный набор слов в голове у Сомова, ощущавшего как кондукторша-щука колотит его плавниками по щекам. Вдруг его что-то подхватило, подняло, перегнуло пополам в поясе и с огромной силой ударило меж лопаток. Билет проскользнул внутрь, и Денис жадно вдохнул. Раз-другой… - Все нормально? – раздался насмешливый голос сзади. Парень кивнул. - Бледный-то какой, - пожалели его пассажиры. – Сядь посиди. - Нет, - мотнул головой Сомов. – Я лучше на улицу. 2. Скрипнули створки, отъезжающего автобуса. Денис сел на лавку остановки, провожая взглядом аквариум. Первая же затяжка сигаретным дымом вывернула наизнанку. Из Сомова хлынула протухшая зловонная жидкость. Он ощущал себя так, будто купался и наглотался воды. Саднило и неприятно щекотало в носу. Где-то внутри ворочался тяжелый ком, жаждущий вырваться наружу. Отдышавшись, Денис, невзирая на тошноту, вновь закурил и огляделся. Вокруг ни души. Лишь фонари с раздвоенных рожек улиток глазели на него. - До дома две остановки, - сориентировался Сомов. – Прогуляюсь пешком. Рука поднесла окурок к отверстию рта и застыла. Прозрачная, будто из стекла кисть швыряла во мглу отблески света. Внутри пульсировали размытые водоросли капилляров и темнели коряги костей. Бычок покатился по асфальту, теряя искры. Распахнулись занавеси куртки, рубашка поползла вверх. Из глубины тела на Дениса уставились кругляши немигающих глаз. Сознание, отчаянно цепляясь за реальность, пошатнулось, и, не удержавшись, рухнуло в пропасть беспамятства. Бесконечный полет прервал удар, заставивший судорожно вздохнуть. Дно расщелины вмиг затянуло асфальтом, каменные стены укоротились листами железа, чернота неба хлопнула крышкой остановки. Сомов, кряхтя, поднялся: - Где я? Ехал в автобусе… Поплохело… Вышел и… не помню. Привиделось, что прозрачным стал…Глаза внутри... Бред какой-то! Вроде, не пил сегодня…много. Блин, измазался весь. Хлопки по одежде размазали прилипшую грязь. Окончательно перепачкавшись, Денис потер руки и взглянул на ладони. Они сверкнули стеклянным блеском. Ужас погнал его в темень дворов. Железобетонные коробки ощерились проемами подъездов, высовывая из окон ядовито-желтые языки. Прихваченные морозом лужи, треща, плевались вязкой жижей. Колдобины подставляли подножки, изуродованные деревья в безмолвном хохоте тянули скрученные конечности. Несколько раз Сомов едва не свалился, но сумел устоять. Удивительно, но ноги сами вывели его к дому. Заскочив в квартиру, он захлопнул дверь и осел у порога. - Такого быть не может! - подранком билась в голове мысль. – Либо я сошел с ума, либо сплю, либо…либо не знаю. Отдышавшись, Денис на четвереньках дополз до холодильника, отобрал у него едва початую бутылку водки и тут же осушил наполовину. Потеплело. Алкоголь собрал разбежавшийся табун мыслей. - Если я пью – значит существую. Если существую – значит жив. Следовательно, со мной все в порядке. Отсюда вывод… Какой следует вывод, Сомов не знал, но ясно осознавал: с ним, что-то случилось. Причину превращения он найти не мог. - Билет, - снизошло озарение. – Я съел счастливый билет. Неужели! Но это невозможно! Что я загадал? Конкретного желания не успел… Когда подавился, то мысли спутались. Если предположить, что желание осуществилось, значит – весь бред исполнился. Остается выяснить, кем я стал. Денис выкурил сигарету и влил в себя для храбрости остатки спиртного. Выключатель клацнул зубом, и перепуганный сумрак съежился за мебелью. Сомов, спотыкаясь, подошел к большому зеркалу, висевшему на стене и, боясь увидеть собственное отражение, уставился на носки ботинок. - Была-не была, - наконец решился он. Глаза обреченно взметнулись вверх, и Сомов тут же отшатнулся в сторону. Из глубины зазеркалья на него таращилось Нечто с чертами его лица. Тот же прямой нос, те же маленькие глаза, тонкие брови, губы и уши, но бесцветные и будто из стекла, прилепленные к прозрачной основе-голове, на которой и сквозь которую виднелись белесые иголочки волос. В глубине того, что у человека называется черепом, в жидкости угадывались контуры чуть затемненного мозга, похожего на каракатицу, чернели кости-коряги и отдавали зеленым отливом водоросли- вены. Призрачные пальцы ущипнули за кончик носа. Внутри колыхнулись волны и тут же стихли. На ощупь та же кожа - ничуть не хрупкая и податливая, но прозрачная. В нее затянут и столб горла, воткнутого в одежду. Пуговицы рубашки застучали об пол. Раздевшись по пояс, парень рассматривал свое новое тело. Оно было таким же как и голова - прозрачным, с растениями, какими-то камнями и корягами. - Я стал ходячим аквариумом, - горько усмехнулся Денис. Осознание факта превращения возвращало дезертировавшую уверенность. – Пойду выступать в цирке. Все-все-все! Спешите на представление! Единственный в мире человек- аквариум! Аншлаг обеспечен. Стоп, - оборвал он рассуждения. – Я не пустой. Ведь там, на улице, на меня изнутри кто-то смотрел?! - Гули-гули-гули, - пошлепал он по животу. В глубине что-то шевельнулось. - Гули-гули-гули, - вновь позвал Денис, – или как там тебя. От одной из коряг отделилась тень и поплыла на призыв. Обретя черты рыбины, она закружила, шевеля усами. - Это сом, - заторможено констатировал парень. У него уже не было сил удивляться. – Кто же еще может водиться в Сомове, кроме сома?! Он продолжал в задумчивости поглаживать живот. Рыбина, словно чуя ласку, нежно терлась боками и приплюснутой головой о стенку жилища, улыбаясь беззубой широкой пастью. Казалось, еще немного и она замурлыкает, как котенок. Из забытья вывел грохот, заставивший Дениса вздрогнуть, а соменка рвануть в темень. Ожидая очередного подвоха, парень несмело заглянул на кухню. Возле полуоткрытой дверцы холодильника валялась банка шпрот, неведомо как вывалившаяся наружу. Захлопнув дверцу, Денис вернулся в комнату и заглянул в себя. Рыбины нигде не было. Стащив остатки одежды, он исследовал таз и ноги. Свернувшийся калачиком и испуганно поглядывавший соменок отыскался в правой ступне. - Ну и чего ты, глупый, струсил?! – ласково пожурил хозяин. – Вылезай! Ничего страшного не случилось. Соменок огляделся по сторонам, и, не заметив ничего угрожающего, радостно закружил, требуя ласки. - Банка выпала, а ты сразу в пятку ушел, - поглаживая его через кожу, укорял Денис. - Блин! Так тебя теперь кормить нужно, воду менять, чистить аквариум – себя то есть. Как это делать-то? Сомов уселся на кровать и призадумался. - Все проблемы нужно решать поочередно, - пришло простое решение. – Начнем с кормежки. Чего там рыбы едят? В биологии Сомов никогда не был силен. Однако припомнил: заядлые рыбаки рассказывали, что чаще всего ловят рыбу на опарышей, мотыля или червя. - Вот уж нет! Не стану я жрать эту гадость! Надо Вальке звякнуть. Он с удочками все выходные пропадает. Телефонная трубка, растянув завитушки провода, ткнулась в ухо. Пальцы набрали номер приятеля, и длинные гудки оборвало сонное «алло». - Валь, привет, это я. Ты на рыбалку часто ходишь. Скажи, чем сомы питаются? - Ты охренел, что ли?! – прохрипел голос. - Звонишь в час ночи! Сплю уже давно! Потом поговорим. Проспись сначала! Матюгнувшись напоследок, приятель бросил трубку. - Не три, а два, - упал взгляд на дешевый пластмассовый будильник. – Хотя спать и, правда, пора. Завтра разберемся, что к чему. Все выходные впереди, на работу идти не надо. Ихтиолога какого-нибудь найдем, - зевая, думал Денис, выключая свет и залезая под одеяло. - Или кого-нибудь еще… - Спокойной ночи! – пожелал хозяин сому, не забыв похлопать по животу. - Да. Я же забыл тебе кличку придумать, - засыпая, бормотал Денис. – Назову тебя Сёмой. Сом Сёма. По-моему, неплохо. Подходящее имя... Сознание скакнуло из яви в навь. 3. Проснулся Денис от того, что кто-то сначала щекотал его подмышки, а потом перебрался к шее и затылку. Парень поежился, поерзал по постели и, наконец, открыл глаза. Солнце, пробивавшееся сквозь ветошь туч, высветило на стене крест рамы. За окном капелью плакала зима, заглушаемая речитативом птах. Ленивость как рукой сняли ночные воспоминания. Вскочив с кровати, Сомов подбежал к зеркалу: Сёма крутился внутри, ожидая, когда на него обратят внимания. Увидев, что хозяин проснулся, сом растянул пасть в улыбке и приветливо помахал ушками-плавниками. - Так это ты меня разбудил, - зевнул, потягиваясь, Денис. – Сам не спишь и другим не даешь. Хотя вставать уже пора… Пойдем, покурим, что ли… Босиком парень прошлепал на кухню и задымил сигаретой. После первой же затяжки внутри него раздалось бульканье. Он опустил взгляд вниз, но ничего странного не увидел. С «бычком» в руках Денис возвратился к зеркалу. Отражение сома забилось в горло и жадно поблескивало глазками. Сигарета укоротилась, и Сёма тут же втянул в себя облачко дыма. - Ишь ты! – удивился Сомов. – И ты туда же. Капля никотина убивает лошадь, а такого, как ты, вообще в клочья разнесет. Будешь много курить – не вырастешь, - начал перечислять он известные всем изречения. – Хотя зачем тебе расти? Вымахаешь со слона – меня разорвет, и сам помрешь. Сомов призадумался над последними словами. А ведь и правда, что случится, если рыбина вырастет? И вообще насколько большими бывают сомы. Об этом он ничего не знал. - Надо выяснить! – решил Денис, усаживаясь за старенький компьютер. – Посмотрим, что там в Интернете есть… Так. Сом обыкновенный. Обитает… Это не нужно. Я и так знаю твое местожительство. Хищник, питается рыбой, крупные особи - также водоплавающей птицей. Это я тоже люблю, но вареную или жаренную. Половозрелость обычно на пятом году жизни… самки…самцы…икрометание. Ты еще малец – такие вещи тебе рано знать. Вот… Длина тела до 5 м, вес до 300 кг…Ничего себе! Челюсть поползла вниз и, достигнув крайней отметки, замерла. - Все! Приплыли! – приходя в себя, захлопнул рот Сомов. – Чего делать будем? Сомик виновато поглядывал на хозяина из утробы, шевеля усиками. Денис в задумчивости заходил по комнате. - А может быть, ты какой-нибудь аквариумный или, точнее сказать, человеческий? – с надеждой произнес он, останавливаясь у зеркала. – Обыкновенные сомы в людях не живут! Сёма булькнул и радостно закрутился на месте, поднимая муть. - Наверное, так оно и есть, - с облегчением решил Денис, вновь садясь за стол. Вскоре он уже знал, и какие бывают виды сомов, и как они выглядят, как за ними ухаживают и даже как их ловят. Особенно его позабавило сообщение, что рыбины сами чистят аквариумы. Хотя по другой информации выходило, что они, наоборот, страшные неряхи. - Значит так, - погрозил палец. – Чтоб вел себя хорошо, не безобразничал и за собой убирал. А не то поймаю - и хвост надеру. Соменок закивал мордой. - Забавный ты, - усмехнулся Денис. - Надо бы тебя покормить и самому поесть – солнце уже высоко. Парень вывалил на стол все имевшиеся в холодильнике продукты и почесал в затылке. - Ты яичницу будешь? – с сомнением спросил он. - Или лучше рыбные консервы? Еще огурцы соленые и котлеты с картошкой. Давай я буду называть, а ты башкой мотай. Выяснилось, что Сёма согласен есть все. Денис поставил на противоположный край стола зеркало, снятое со стены и приступил к трапезе. Кусок проскользнул в горло, и рыбина тут же проглотила его. - Лихо, - похвалил Денис. – Может быть, ты и выпьешь со мной? Сёма в очередной раз кивнул головой, радостно шевеля жабрами. Стопка наполнилась и тут же опустела. Соменок, взметнувшись вверх, проглотил порцию спиртного, отщипнул от ближнего кустика водоросль и задвигал пастью. - Нормально, да! Еще по одной? Ты не стесняйся если что. Постепенно исчезали и закуска, и водка. Порядком захмелев, Сомов принялся болтать со своим подопечным. - Понимаешь, - пуская сигаретный дым в потолок, твердил он. – Вся наша жизнь - полная фигня. Сколько ни старайся, ни бейся как рыба об лед, ничего не получается. Вот недавно – пришел к начальству, говорю: так, мол, и так. А он – нет. Ну, как после этого с ним разговаривать?! Нет, ты мне объясни! Объясни по-человечески, я же пойму. А ты прикольный. Здорово, что ты есть. Не то хоть в петлю. Я никому никогда не говорил, но тебе скажу: лучше машины-«Запорожца» нет. Когда на газ жмешь, то она рвет, как зверь. И после этого говорят, что мы машины делать не умеем. Подожди! Не уходи, побудь со мной. Может, споем? Но ты и петь-то, поди, не умеешь. Ой, мороз, моро-о-з, не морозь меня. Не морозь меня, моего сома! Стол ударил его по голове, и он, обидевшись, замолк. Сметя все на пол, Денис улегся в кучу ошметков. - Мы – говно, - засыпая, подвел итог он своей речи. – Да будет так! Ибо…ибо… ибо… мы - удобрение. Такое случается, когда либо мало, либо много пьешь. Ни к одной из этих категорий Сомов себя не относил. Он выпивал - по желанию. А оно, как и у многих, возникало частенько. И совсем не потому, что у людей жизнь тяжелая. Нередко успешные и богатые к стакану прикладываются. Просто таков национальный склад характера. Русскому человеку всегда и везде тесно. Тесно там, где другие бы сказали – раздольно. Ему не хватает воли. И не важно, что порой, она хлещет через край. Ее никогда не будет достаточно. Поэтому и чувствуем мы себя запертыми, пускай и в огромной, но клетке. А так как вырваться из нее нет никакой возможности, то остается лишь окунуться в иллюзии или забытье. 4. В воскресенье Денис забавлялся, показывая Сёме разные телепередачи. Для начала посмотрели кулинарные поединки, которыми так любят потчевать зрителей с утра пораньше. - Берете хрен, смешиваете его с помидорами, прокручиваете через мясорубку, и закуска готова. Тем временем на плите шкварчит мясо. Мясо надо брать свежее, а лучше всего рыбу только что пойманную. Из всех я предпочитаю сомов. Он более нежный по сравнению с другими и более вкусный, - трещала участница шоу, более известная телезрителям как певица. Сёма, сначала жадно хлопавший пастью, с перепугу забился под сердце и боязливо посматривал оттуда. - Вы часто балуете родных такими блюдами? - поинтересовался ведущий, переставляя тарелки с места на место. - Конечно, - щебетнула участница группы, название которой исчезает из памяти сразу после выступления. – Как только выпадает свободная минута, сразу бегу к плите. Но бывает это нечасто: все гастроли-гастроли. Совсем недавно вернулась из Тюмени, перед этим с девчонками выступали в Чувашии, на следующей неделе поедем в Казахстан… - А у нас рекламная пауза! - прервал горячо любимый одинокими женщинами красавчик. – После нее вы всенепременно узнаете, почему помидоры нельзя насаживать на яйца. Смех в студии оборвали картинки другого телеканала. - Итак, расскажите, как вы готовите хрен-брюле? - поинтересовался ведущий с небритостью на щеках. - Продукты самые простые, - невинно объяснила участница. – Главное - покупать их необходимо в торговой сети «Распутица». В «Распутице» всегда низкие цены и широкий выбор ассортимента. - Но и это еще не все, - вновь перебил ее ведущий. – Готовое блюдо просто необходимо полить нежнейшим майонезом «Уксус великолепный». «Уксус великолепный – всегда на тарелке»… Внутри Дениса заурчало, и он, глянув на недовольного сома, переключил телеканал. - Сегодня мы переделываем квартиру знаменитого артиста Федора Кузина. Напомним, что он снялся в таких знаменитых фильмах, как «Петушок на палочке» и «Полный вперед!» Или в перед? – схохмил переспрашивая, мужчина. – Впрочем, это не столь важно. Скажите, как вы хотите, чтобы выглядела ваша комната? А мы в очередной раз напоминаем, что сегодня переделываем кухню Федора Сигизмундовича, на которой он часто собирает друзей. И специально для этого мы пригласили известного во всем мире дизайнера Анастасию Заботливую. Здравствуйте! Я так понимаю, что кухня будет выглядеть несколько необычно? - Совершенно верно, - подтвердила девушка. – Я планирую убрать из кухни плиту, поставить большую ванную и повесить на потолок шикарную люстру в виде люстры. - Абсолютно оригинально и настолько необычно! - восхитился ведущий. – А почему такие радикальные перемены? - Понимаете, - стала объяснять дизайнер. – Ванна – вещь необходимая в любой квартире. В ней можно не только мыться, но и кипятить белье, а также варить любые блюда. Так как наш герой любит собирать у себя дома друзей, то он сможет накормить большее количество, приготовив в ней экзотические блюда. Тем более что в ванную будут вмонтированы духовой шкаф и гриль, а также сенсорное управление этим оборудованием от ведущих производителей... - Шикарно! А зачем нужна люстра? Ведь можно обойтись и светильниками. - Она обеспечит комнату не только светом, но также увеличит температуру, которая создать комфорт и теплую обстановку длинными зимними вечерами. К тому же вместо абажуров мы приспособим небольшие сковородки. На них любой, даже не умеющий обращаться с кухонными принадлежностями гость, сумеет поджарить яичницу. В пульте утонула очередная кнопка, и экран выдал картинку, на которой лежала обнаженная блондинка. Томно выгибаясь, она нежилась на кровати. Под прикрытые полотенцем чресла заползала невесть откуда взявшаяся розовая линия. - «Розовая линия» - для самых нежных мест, - вещал голос за кадром. Денис щелкнул кнопкой. - Мы легко это отмоем! – провозгласил бодрый юноша. – «Фигли» - проникает даже в самые труднодоступные места». Сёма забулькал внутри Дениса: - Ты смеешься там, что ли? - склонился парень. – Давай лучше новости посмотрим. На экране появился гражданин в строгом костюме и с уставше-раскрепощенным лицом. - С января будущего года пенсии повышаются сразу на три процента. Я подписал указ, согласно которому все те, кто трудился на благо нашей Родины, незамедлительно и безо всякой чиновничьей волокиты смогут достойно жить. С нового года прибавка составит 666 рублей. В результате средний размер пенсии составит 10 тысяч рублей. Однако это не является пределом. Через два года мы планируем повысить пенсии в четыре целых и восемь десятых процента. Несмотря на напряженную экономическую обстановку, мы продолжаем бороться за повышение уровня жизни наших пенсионеров… - Ураган внезапно обрушился на Малую Елховку, - вылезло лицо симпатичной девушки на экран. – В результате с лица земли исчез коровник с 23 телятами, а также контора, где находились рабочие фермы. На прямой связи у нас находится специальный корреспондент, работающий на месте происшествия. Николай?! Николай, как вы меня слышите! - Слышу вас отлично! На данный момент я нахожусь в эпицентре событий. Только что удалось найти одного исчезнувшего теленка. По данным оставшихся в живых работников птицефермы, его зовут Василий. Столь странное имя ему дали после того, как он съел букет васильков, принадлежавший местной жительнице. Ему уже пять месяцев, в трагедии животное не пострадало, и сейчас чувствует себя превосходно. - Алиса? Да, как мне подсказывают, Василий изначально стремился к полетам. Будучи еще совсем маленьким, он умудрился съесть у парашютиста, случайно приземлившегося несколько лет тому назад возле фермы, парашют. – Алиса? - Мы будем следить за развитием событий. Напомним, что на прямой связи с нами был специальный корреспондент Василий Вездерман. - Напоминаем, что с завтрашнего дня повышаются цены на газ, свет и отопление на 25 процентов. Повышение связано… Денис щелкнул пультом и вновь нарвался на рекламу. Из здания выскочили мужики в смокингах и стали отплясывать с прохожими, напевая песенку о дешевой сотовой связи. Как их пируэты относились к телефонии, Сомов так и не понял. - Хрень полная, - вздохнул он. – Выходные, а смотреть нечего. Лик телевизора скорбно потемнел. 5. - Чем бы заняться, - размышлял Денис, бродя из комнаты в комнату. – Читать не хочется, да и нечего. Все, что есть, уже читано-перечитано. Компьютер тоже надоел. Он подошел к холодильнику, и тот раззявил пасть. Пусто: ни продуктов, ни выпивки. Нужно идти в магазин. Но как в таком виде появишься на улице? - А, была ни была, - решился Сомов. – Может быть, ничего и не заметят. Он нацепил куртку, черную вязанную шапочку, перчатки, закрыл лицо темными очками. - Сиди тихо! – приказал он Сёме. – Не высовывайся! Мне только неприятностей не хватало. Улица встретила Дениса солнечным дождем и ором бойких воробьев, перед напором которых спасовала даже зима. От бессильной злобы она расплакалась ручьями и рассопливилась лужами. Некогда белоснежное тело ее посерело, осунулось и покрылось язвами проталин. Люди радовались приходу весны, нисколько не сожалея об ее предшественнице, и неспешно месили ногами снежную подгоревшую кашу. На Сомова никто не обращал внимания. В супермаркете покупателей больше интересовали разнообразные, в цветастых обертках и емкостях, товары, а не Денис. У прилавка со спиртным парень замешкался, не зная, какую бутыль выбрать. Вдруг он почувствовал, как соменок пробрался в правую руку и стал настойчиво бить в кисть. - Угомонись! – мысленно приказал ему хозяин. Рыбина ненадолго успокоилась, а затем вновь, более рьяно, принялась за прежнее. Разозленный Денис стащил перчатку, сжал пальцы в кулак и засунул его поглубже в рукав. Глянув в матерчатый грот, он увидел Сёму, вытаращившего глаза. - Ну, что брать будем? - усмехнулся про себя Сомов. В тот же момент его руку потянуло к бутылке со сверкающей этикеткой. - А у тебя губа не дура! – чуть было не присвистнул парень, взглянув на ценник. – Ладно, один раз можно и потратиться. Еще пивка возьмем и воблину. Теперь еда. Веди, давай, рулевой-плавневой. Сёма потащил его к грилю, где нанизанные на вертела-насесты, истекая жиром, словно в танце, кружились куры. - Ишь, как умаялись, бедные. Вспотели аж. Слушай, а ты не обожрешься случаем? Гляди, несварение желудка будет. Возьмем одну штуку, и все. Хватит деньги тратить. Еще хлеба и овощей прикупим – и домой. Броуновское блуждание покупателей упорядочилось у кассы. Вереница двуногих локомотивов, прибыв на конечную станцию, деловито опустошала решетчатые вагоны. Ожидая, благословенного момента расплаты, Денис размышлял о походе в магазин. Оказалось, с Сёмой можно общаться мысленно. И хотя тот, как и полагается рыбе, молчит, но приказы понимает. Правда, не всегда слушается… А с разрешения хозяина даже управляет его телом. Думы прервал младенец, восседавший на впереди стоящей тележке: - Мама! Дядя - ыба! – тянулся палец к Сомову, забывшего надеть перчатку. Денис остолбенел. - Да, дяденька рыбу купил, - глянула молоденькая мамаша, расплачиваясь с кассиром. - Ыба, ыба! – твердило дитя, пока под ним не закрутились колеса. Из ступора вывел чек с кругленькой сумой. Купюры скользнули из остекленевших пальцев на блюдце. Женщина сдала сдачу, не заметив во внешности Дениса ничего необычного. Зашуршали, прощаясь с тележкой, разбухшие пакеты. Недоумевая, Сомов вышагнул в весну. Спичка чирикнула воробьем, сигаретный дым заструился вопросительными знаками: невнимательность или... Решившись, Денис избавился от маскировки. Прохожие, лизнув безразличными языками зрачков, шли, как ни в чем не бывало. Окружающие воспринимали его, как обычного человека, ничем не отличающегося от остальных. - Может быть, у меня шиза?! - испугался парень. - Тогда почему ребенок Сёму увидел? Это нужно обмозговать, и без пол-литры тут не разберешься. Ботинки повалились на пол, оставляя грязные потеки у входа жилища. Подумать не удалось. Едва плоскость стола ткнулась в живот, как в квартиру позвонили. На пороге стоял Валюха. - Привет, - буркнул сосед. – Протискиваясь боком, он зацепился пузом за косяк и грузно прошлепал на кухню. – Я у тебя посижу, а то моя сегодня чего- то не в духе. Орет целый день, дура! Месячные у нее что ли…Я с собой захватил… Ни хрена ты накупил! - увидев покупки на столе, присвистнул Валюха. – Разбогател или праздник какой? - Да, нет, это все Сёма, - заикнулся было Денис. - Кто такой? Почему не знаю? Приятель? - Можно и так сказать… Но, если точнее - новый знакомый. - Ты сам с собой пьешь? – мясистый палец оставил отпечаток на зеркале, стоявшее на столе. – Бывает. Я тоже так как-то раз пробовал – скучно. Ладно, разливай, а твоего собутыльника я пока на пол поставлю. Затрещала раздираемая курица, обнажая кости и белесое мясо. Алкоголь пополз в стаканы. - Ну, как дела? – спросил сосед после того, как внутренности обожгла водка. – На работе как? - Все по-прежнему, - отозвался Денис. – Бумажки в офисе перебираю, по телефону звоню… Все, как всегда. День прошел, и ладно. У тебя-то как? - Такая же херня, - зевнул Валентин, почесывая второй подбородок. - Сижу, блин, как дурак, банк охраняю. Читать нельзя, писать нельзя… Одна развлекуха – за посетителями наблюдать. Иногда такие кадры попадаются. Ты давай, разливай, не спи! - В пятницу, - скривившись от спиртного, выдохнул он, - заходит в сберкассу священник. Ну, там, в рясе черной, шапка на башке, веревкой подпоясан какой-то. С ним матушка в платочке и пальтишке дырявом приперлась. Не знаю, настоящие они или нет. Хрен их разберет. Короче, сделали свои дела, и поп - ко мне. Стоит, глазеет, потом выдал: «Правильно, сын мой, что не бреешься и не стрижешься. Что Бог дал, то срезать нельзя». Лабуду какую-то понес: про божественную сущность человека и прочую муру. Под конец выдал: «А я ведь в аду был!» Веришь-не веришь, но у меня мурашки с кулак по спине поползли. Батюшка дальше гонит, типа: «Никаких сковородок и котлов там нет и в помине. Бесформенные темные существа мучают души грешников. Они похожи на шары, из которых вытаскивают что-то вроде нитей. Страдают бедолаги и денно и нощно, и нет им спасения и отдохновения. Многого я там нагляделся, и сейчас вспоминая ужасаюсь. Но ты об этом никому не рассказывай, а не то худо будет». Повернулся и ушел. Я как хайло разинул, так и сидел. Потом только захлопнул. Спецсредства после смены сдал и прямиком - в кабак. Хватанул пару стаканов, пивком заполировал – и домой. Еле доехал. У порога отрубился. Любка меня на себе до кровати дотащила. Ты еще среди ночи разбудил, че-то про рыбалку спрашивал. Ну, это, ладно. Ты чо думаешь про попа? Типа, он правду буровил или просто на голову больной? Сомов пожал плечами. - Кто ж его знает? Чего только в мире не бывает. Ты знаешь, со мной тут недавно случай приключился, - разоткровенничался он. - Вроде причудилось, что я аквариумом стал, а во мне сом поселился. Ничего странного не замечаешь? - Да вроде нет. Такой же, как обычно, только бледный. Видно, что с похмелья. Денис стащил рубаху: - А если так?! - Спортом занялся бы, что ли. Трицепсы там, бицепсы подкачал бы. Кожа да кости. По поводу сома… Это, брат, «белочка». У меня подобная фигня один раз случилась. Лежу на диване, гляжу: на форточке сова сидит и на меня зенки пялит. Я ее шугнул, а ей хоть бы хны. Заорал да пепельницей в нее. Стекло вдребезги. Тогда и скумекал – глюк словил. Форточка-то закрытая была. Ты про сома никому, смотри, не сболтни. Если в психушку не отправят, то шарахаться станут. Ладно, давай накатим по стакану, да я домой потащусь. Моя, поди, заждалась. Ушел Валюха заполночь. 6. Башка трещала, как будто по ней промчалось стадо слонов. Располневший язык прилип к нёбу и еле ворочался. Денис лежал, бессмысленно бродя взглядом по трещинам потолка. Локоть ткнулся в мякоть кровати, приподнимая тело. Замутило, и Сомов рухнул обратно. Было ясно: о работе на сегодня можно забыть. - Крендец!.. - застонал Денис. – Сейчас сдохну. Нет, так пить нельзя. Глянув в себя, он увидел несчастного Сёму, держащегося передними плавниками за голову. - Что, брат, и тебе хреново?.. Кряхтя, парень сполз на пол и на четвереньках пополз на кухню. Потянувшись за край стола, он плюхнулся на стул и обхватил опустевший кладезь мудрости. Натянутый на поверхность, клеенчатый килт был заляпан высохшим пивом. Скрюченные окурки червями впивались в скелет курицы и зачерствевшие куски хлеба. Натюрморт украшал главный персонаж попойки - ополовиненная бутылка водки. - Крендец, - повторил Сомов. – Приплыли… Алкоголь задрожал в стекляни сосуда и нехотя полился в стакан и на стол. - Чтоб тебя! - ругнулся Денис и отправил жидкость по назначению. По всем правилам пьянства, вскоре ему должно было полегчать. Не дожидаясь, он продолжил лечение. Снадобье кончилось - Надо что-то решать с работой. Придется звонить начальству. Куда я в таком состоянии поеду? - Алло, Палыч! Это я. Слушай, приболел что-то. Температура под 39 и, по всей видимости, давление, - врал Денис в трубку. – Можно сегодня отлежусь, а то помру, не живши веку. Хотя если надо, то доберусь как-нибудь. - Ну, отлежись, отлежись, - раздался добродушный голос шефа. – Бухал в выходные, поди. Головка бо-бо. Я сам вчера натрескался. Уже похмелиться успел. Или водка несвежая попалась? - Не-е, чуть-чуть выпил. Давление, наверное. Погода, видишь, как меняется. Вчера тепло, сегодня мороз, - глянул в узорчатое окно Денис. - Да ладно, ладно. Отдыхай. Всяко бывает. Если, правда, давление, сходи в больницу. А то сам знаешь, хлопнет инсульт - и привет. Ну, давай. Если что, звони. Пока. Своего начальника Денис называл по-дружески, тогда как другие подчиненные по имени и отчеству – Евгений Павлович. Дело в том, что он учился с ним в одном институте и делил одну комнату общежития. Сколько водки вместе перепили и сколько женщин переводили в замызганную «двушку», и вспомнить страшно. После получения диплома Палыч, учившийся на курс старше, организовал небольшую фирму и взял в нее Сомова. Как говорится, старая дружба не забывается. Своим привилегированным положением Денис пользовался вовсю. Кровать заскрипела, принимая размякшее тело. Боль не отступала. Казалось еще немного и мозг потечет из ушей. Сёма крутился в животе, переворачиваясь с бока на бок, и, беззвучно постанывал. - Надо тащиться в больницу, - решил парень и, пошатываясь, побрел в ванную. Струя из полупереваренных ошметков вчерашней пирушки ударила в умывальник, едва Денис склонился над ним. Соменок, упираясь всеми плавниками, встал поперек горла, чтобы не вылететь наружу. Рвота прекратилась. - Спасибо, друг, - поблагодарил хозяин, глотая воздух и вытирая выступившие слезы и сопли. Зубная щетка, погонявшись за перегаром, загнала его в угол рта и вытравила мятной свежестью. Лодочки ладоней швырнули влагу в лицо. Руки протиснулись в рукава, дверь вжалась в косяк. Улица встретила Дениса утренним безразличием. Лужи, подернутые гримасой льда, трещали под ботинками, оголяя пустоты под тонкой коркой. Деревья, растопырив разлохмаченные инеем ветви, вглядывались в высь, тщетно ожидая, когда солнце скинет ватное одеяло облаков. Спичка передала эстафету сигарете, и она вспыхнула, смешивая дым с вырывавшимся паром. Выщербленный асфальт, петляя, бежал, оставляя позади многоглазых бетонных близнецов, контейнеры вороньих трапезных и спины скамеек, согретые доживающими свой век стариками. Поликлиника, втиснутая в первый этаж жилого дома, пахнула устоявшимся запахом лекарств, болезней и сырых драных половых тряпок. Неизменная в такого рода заведениях пальма в кадушке помахивала вслед проходящим людям острыми листьями. Денис примкнул к пациентам, выстроившимся к застеколью регистратуры. - Вам в девятый кабинет, - протянула медик больничную карточку после жалобы Дениса на самочувствие. – Врач – Рашид Хабибулин. Приема к доктору, помимо Сомова, ожидали две старушки, обосновавшихся на скамье, обтянутой коричневым кожзаменителем с выпиравшим из прорех желто-грязным поролоном. Коротая время, бабульки пересказывали друг другу о своих болячках и вспоминали знакомых. - Ишшо давление под 220. По стенке еле-еле ползаю… Сахар в крови… Камни в почках… Нинка на днях померла - та, что из соседнего подъезда, - уловила раковина уха. От нечего делать парень рассматривал личную карточку с корочками, вырезанными из календарей. Понять, что означали на пожелтевших листах закорючки врачей, было невозможно. «Результат лечения», - прочитал парень на квитке, вложенном в карточку. - «1 выздоровление, 2 улучшение, 3 без изменений, 4 ухудшение, 5 инвалидность, 6 смертельный исход». Нужное отметить. Замечательно! Особенно пункт 5 и 6. Вздохнув, Сомов откинулся к стене. Напротив висел плакат, предупреждавший об опасности курения и алкоголизма. Для наглядности неведомый художник намалевал скрюченные органы, пострадавшие от вредных привычек. Зеленые цифры на табло часов дважды сделали рокировку, прежде чем Сомов вошел в кабинет. Сдвинутые столы у окна держали папки с бумагами и облокотившихся врача с медсестрой. - Присаживайтесь. На что жалуетесь? - Плохое самочувствие: озноб, температура, давление. Врач попросил пациента оголить рукав и надел тонометр. Сёма заплыл под чернь повязки на липучках и заколошматил по ней хвостом. - М-да, - промычал доктор. - Повышенное - и верхнее, и нижнее. Курите? Выпиваете? Сильно соленое-перченое едите? Надо ограничить. Вот, смотрите на плакат. Он повернулся к голой стене. - А где он? Я спрашиваю, куда девался? Медсестра пожала плечами: – Вчера здесь был. Может, заведующая сняла. - Без моего разрешения! - вспылил медик, хватаясь за сотовый. – Сейчас получит. Алло, Валентина Петровна, здравствуй, дорогая! Ты плакат не видела? Да, да… Хорошо… Хорошо, дорогая, - рассмеялся он, выслушивая ответы. – Конечно, конечно, передам. Всего доброго. Тебе все карточки нужно сегодня к вечеру закончить, - сообщил он медсестре. - Да она там очумела, что ли?! – вскочила девушка. – Когда же я успею?! Схватив папки, она понеслась к заведующей. - Вот так, - усмехнулся врач. - Дали задание перепечатать все истории болезни одним шрифтом. Ладно. Сходите завтра на флюорографию, сдадите анализы. В среду на прием. Пейте вот эти таблетки каждой по одной в день. И… поменьше жидкости. Идите, оформляйте больничный. Следующий! Урна у выхода проглотила рецепт. Покупать лекарства Денис не собирался – обойдется и без них. Нечего всякую гадость пить. Ноги сосчитали полоски у «зебры» и вынесли к забегаловке с вывеской «С нами», над которой остряки подрисовали слово из трех букв. Изрезанные и оцарапанные надписями столы пустовали. Только за одним из них выпивала парочка бомжеватого вида, стряхивая сигаретный пепел в половинки пивных банок. Занюхав рукавом стакан водки, Денис выскочил на улицу. 7. В квартире Сомов, зевая, принялся бессмысленно переключать каналы и поправлять здоровье купленным на обратном пути спиртным. В конце концов, он остановился на мультфильмах, в которых кот пытался поймать мышонка. - Тебе не кажется, что в него заложен некий философский смысл? - указал Денис на экран сому, внимательно наблюдавшему за проказами. – Представим на месте кота человека, а на месте мыша – мифическую птицу счастья. Люди точно так же суетятся, бегают, сметая все на своем пути и не останавливаясь ни перед чем, а пернатая тварь лишь усмехается и упархивает из-под носа. На любые уловки она отвечает своей хитростью. А порой еще так влепит по башке, что не рад будешь. Но даже если изловчишься и все-таки изловишь, то стоишь, как идиот, и не знаешь, что с ней сделать. Замешкался чуть-чуть - фррр - и нет ее. Упорхнула. И вновь бессмысленная беготня начинается. Ты так не думаешь? Сёма пожал плавниками. - И никто не задумывается, а нужна ли вообще эта птица, - философствовал Денис. – Взять опять же этого кота. Еды в доме полно, а он мышь ловит. Спрашивается: зачем? В нем мяса с гулькин нос. Так нет же – азарт! Так и мы. В погоне и проходит вся жизнь. Оглянешься назад – вроде чего-то было, что-то произошло, с кем-то встречались, что-то чувствовали…И главное – будто совсем недавно, буквально несколько лет тому назад, а уже под памятник с датами пора. Подумаешь - как-то бестолково и бездарно время пролетело. Что хотел - не сделал, мечты не осуществил. Чего ради пыжился, кому чего зря доказывал?! Вот говорят: мечтать не вредно. Бред! Вредно, и еще как! Вместо того чтобы планы строить, которые никогда не осуществляются, и грезить о несбыточном, работать надо и не загадывать. Мечты только с пути истинного сбивают. Ведь всегда думаешь: «Вот мне повезет, и будет так-то и так-то». Надеешься – и ничего не делаешь. На диване гораздо легче лежать и думать о приятном, чем вкалывать в семь потов. Ты не думай, я себя не оправдываю. Я точно такой же, как и все остальные. Мне уже 32 года. И – что? Сижу на работе, бумажки изо дня в день перебираю. Мне это надо? Нет! Если только ради денег, чтобы с голодухи не сдохнуть. Ну, а по большому счету, что я полезного сделал? Да ни хрена - годы попусту потратил. Такое ощущение, что настоящая жизнь где-то там за околицей, а я в вакууме сижу: повседневные заботы, быт этот долбанный затрахал в корягу. А ведь где-то есть истинная жизнь, состоящая из небольших, пускай, но радостей, которые мы привыкли не замечать. Вот сейчас весна. Да? На деревьях уже почки набухли. Еще чуть-чуть, лопнут они, и вылезут крохотные зелененькие листочки. Прозрачные все, прожилки проглядывают, нежные-нежные. Ну, разве не красота! Или те же самые воробьишки. Присмотришься – скачут по дорожке, чирикают, переговариваются, найдут былинку и быстрей в закуток прячутся. Забавные такие. Осенью замечательно. Листья желтеют, краснеют и тихонько, кружа в воздухе, падают на землю. Идешь – они под ногами шур-шур-шур, шур-шур-шур. Знаешь, мне вообще нравится переход от одного времени года к другому. Наверно, к старому привыкаешь, а новое – разнообразие вносит, на душе как-то радостней становится. А небо, а звезды! Знаешь, какие бывают облака?! Иногда, будто хлопья ваты накидали, и она плывет, дымится, меняется. А когда гроза, то они темнеют, молния блещет… Тишина. И вдруг бабах и дождь рванул с неба. Здорово! Вот пойдем на улицу – я тебе все покажу. Обязательно на Стрелку сходим, где Волга с Окой сливаются. С моста далеко все видать. Сейчас лед, но все равно красота. Природа вообще прекрасна во всех своих проявлениях. Люди - часть ее, и по сути дела, должны обладать такими же качествами. Но смотришь на них – придурки придурками. Хотя и в них хорошее, конечно, имеется. В разной пропорции, но есть! Взять, к примеру, какого-нибудь закоренелого убийцу. Вроде, полный нелюдь. Но, если покопаться, хоть малюсенькую да хорошесть, но отыщешь. И знаешь, что обидно… Жил человек, чувствовал, радовался, огорчался, тоже видел небо, звезды, реки, озера, лес, ходил, что-то делал… а потом хлоп, и ничего нет! Совсем ничего! Пустота, абсолютная пустота. Лишь белый саван и деревянный костюм, но и их ты не видишь. И даже не страшно, ведь от этого никуда не деться, а именно обидно, жутко обидно! Зачем все было?! Положив морду на сложенные плавники, Сёма призадумался. Бормотание телевизора прервал шум покатившейся пустой бутылки, которую, вставая, задел Денис. Прислонившись к подоконнику, он вглядывался сквозь свое отражение в сумерки, разрезаемые росчерками снега. Наткнувшись на стекло, комья ползли вниз, оставляя за собой мокрые следы. Пожелтевшие верхушки фонарей высвечивали во дворе одинокие качели и редких прохожих, измазанных липкой снежной манной. Напротив окна ветер пытался сорвать с клена останки почерневшего скрюченного листа. Как ни колотили его дождь и пурга, как ни морил холод, он не собирался отправляться к собратьям, давно сгнившим или испепеленным в крематории костра. Оставшийся в живых отчаянно ожидал прихода весны, наивно полагая, что тогда вновь помолодеет, расправит порванные крылья и будет рассказывать юной поросли о перенесенных невзгодах. Птицы, изредка навещавшие упрямца, уговаривали смириться, сдаться, положившись на волю судьбы; утверждали, что все бесполезно и время вспять не повернуть, но тот лишь молчал и сильнее цеплялся за ветку. Денис вздохнул, и окно отразило его спину, скрывшуюся за пологом занавески. Полутемную комнату освещало мерцание бормочущего телевизора, в котором маячило неизвестное лицо. Тусклый свет отражался в металлических зрачках шкафа, лакированных ножках стола и боках старого дивана, служившего одновременно кроватью. Тени длиннились, извивались, принимая причудливые очертания, наполняя комнату таинственностью и грустью. Денису неожиданно вспомнилось детство. Были моменты, когда он оставался в квартире один, и отключали электричество. Ощупывая перед собой пустоту, он, спотыкаясь, шел на кухню и доставал из ящика стола оплавившуюся свечу. Слабый пляшущий огонек очерчивал спасительный круг, за который не могла проникнуть тьма и кишевшие в ней неведомости. Света хватало, чтобы осветить страницы книги, на которых пираты захватывали корабли и искали сокровища, покорители Америки бродили по девственным лесам, сражаясь с индейцами, непутевые двоечники выводили в инкубаторе веселую семейку, путешественники летали на воздушном шаре, спускались в глубины океана или вглубь к центру земли. Чтение настолько завлекало Дениса, что он не слышал треска и скрежета, доносившегося из сумрака. Сны настойчиво заползали в сознание. Боясь окончательно заснуть, он нащупал будильник. - Вставать завтра рано на анализы, - мысленно объяснил он клевавшему носом Сёме. – Это называется «часы». Люди придумали их, чтобы знать насколько опоздали. Заведем на семь – не ошибемся. Усатый механизм с приподнятой кнопкой-беретом занял место на тумбочке. Сомов отвернулся к стене, рассматривая рисунок на обоях. Линии переплетались, перетекая одна в другую, складываясь в узор без начала и конца. Казалось, что они то находятся очень близко, то до невозможности далеко. Незаметно для себя самого, Сомов уснул, заблудившись в бесконечном лабиринте. 8. - Какой идиот придумал сдавать анализы ни свет ни заря!? – злился Денис, продирая глаза и стараясь не промахнуться мимо стеклянной баночки. Пару раз струя минула цель, что отнюдь не прибавило ему настроения. - Влепить бы им в лоб этой посудиной! - зашипел Сомов. – Чтобы знали, как над людьми издеваться! Сёма, открыв пасть, наблюдал за неведомой ему процедурой. - Тащи эту хренотень и все время думай, чтобы, ни дай Бог, не пролилась! Маразм! Ну, все, что ли? Эй, там, алло! Злой и не выспавшийся, он побрел в поликлинику. У двери в лабораторию толпилось пять человек. По очереди они ставили на квиток со своей фамилией емкости. Крышка не поддавалась и взбесившийся Денис со всей дури рванул ее. Часть жидкости выплеснулась на пальцы. - Бля…ндинка, твою мать! – взвыл парень. – Чтоб тебя! Стоявшие за ним посетители развеселились. Не глядя на них, Сомов уселся перед медсестрой и протянул руку. Кольнула игла, и Сёма с перепугу нырнул в глубь живота. На пальце выступила прозрачная капля. Медсестра заполнила бесцветной кровью трубочку и сунула ватку со спиртом. - Я мог бы и просто дыхнуть, чего добро зря переводить. Теперь на флюорографию. Ты спрячься, мало ли чего, - посоветовал он Сёме. - Без бахил нельзя! – заявил врач-очкарик. Матюгнувшись, Денис пошарил по карманам. Денег хватало, только чтобы выпить. - Я разуюсь. - Ладно, проходите, - согласился медик. – Раздевайтесь. Вставайте сюда. Вздохните и не дышите. Все! Готово. Можете дышать. - Огромное спасибо за разрешение! И что бы я без вас делал! - Правильно говорят, - закуривая на улице, подумал Сомов, - чтобы ходить по нашим врачам, никакого здоровья не хватит. Спать уже не хотелось, и настроение постепенно улучшалось. Помогла и солнечная погода, рассопливившая сосульки и разгорланивившая воробьев. Денис присел на скамейку и тут же вскочил обратно. Металлическое сиденье оказалось чуть теплее льда. - Господи, ну, какой придурок придумал делать такие лавки?! Почему у нас все через задницу?! Ноги сами вынесли его к забегаловке. - Водку в разлив продаем только с 10 часов. Распоряжение губернатора, - ошарашила продавщица. Сомов, сжав челюсти, взглянул на часы. Ждать оставалось 15 минут. Побродив и выкурив очередную сигарету, он зашел внутрь. Стакан живительной влаги оросил всходы дневных замыслов. В межреберье бетонных плит не хотелось. - Погуляю. Заодно тебе и достопримечательности покажу, - обрадовал он, вытиравшую усы, рыбину. – Только домой заскочу. Солнце уже сильно пригревало. Денис ослабил удавку воротника, чтобы сом любовался окрестностями. Пара нырков в галдящий кишечник автобусов, зигзаги по оспинам боковых улочек и - в морщину оврага, расщепившего историческую физиономию города. Высокомерные новостройки нависали над краями, вглядываясь сотнями стеклянных глазниц в глубину. Полгода тому назад на их месте стояли одряхлевшие седокровельные дома минувших столетий. Отживших свой век старцев сравняли с землей или сожгли нетерпеливые строители элитного и дорогого жилья. На крае примостилась половина старого дома с провалившейся крышей и обугленными остатками стен. Русская печь с выщербленными боками выпью тянула кирпичную шею, стараясь высвободиться из хлама и мусора. Их под досок и бревен выползла грязная и лохматая псина, увешанная репьями словно новогодними шариками, и бессмысленно огляделась. Ковылявшая мимо старуха бросила ей кусок хлеба. Ткнувшись носом в мякиш, собака покрутилась на месте, свернулась калачиком и задумалась. На голом тополе завозмущалась ворона: «Заж-жра-лась!» Тропинка, норовя вытащить размякшее тело из под Дениса, спускалась вглубь оврага, приглушавшего городские звуки и наполняя его новыми. Ручьи, журча вдоль ледяного желоба, шутя волочили щепки и сор. Среди него оказался желтый мохнатый барашек, отбитый ветром от отары, пасущейся на ветках дряхлой толстой вербы. Птицы делились новостями, пристроившись среди изглоданных кистей рябины. Со склонов, поросших щетиной деревьев и кустарников, сползали седые клоки зимы, вычерняя неподсохшую землю. - Правда, хорошо?! – глянул Денис на, крутившего головой, Сёму. – Здесь всегда так. Пойдем, я покажу тебе Реку. Вверх по склону, и на исшарканном тысячами подошв горбыле виадука, отпечатались новые следы. Руки ткнулись в перила. Красота оглушила беззвучным многоголосьем. Сёма обомлел, раскрыв пасть, и не в силах сдержать чувства, закрутился на месте. Далеко внизу, щурясь проталинами от ослепительного солнца, раскинулась Река. Толком не очнувшись от спячки, она змеей вылезала из посеревшей порванной зимней шкуры. По закованным в бетон берегам ползли крошечные машины и суетились букашки-люди. - Согласись, смешными они с высоты выглядят со своими мелочными страхами, тревогами и заботами?! Занимаются изо дня в день различными глупостями и второстепенными, даже им не всегда нужными и понятными вещами. Вроде и не люди даже, а так – насекомые. В суете и вся жизнь проходит. Помрет кто-нибудь – остановятся, окружающие его на мгновение, призадумаются о смысле бытия, погорюют и опять в бега. Не жизнь, а абсолютная бессмыслица, вызывающая жалость и разочарование. Но стоит спуститься к ним, и ты уже становишься их частью. Оттуда, человек на мосту, если ты его разглядишь, кажется далеким, непонятным, чужеродным и мелковатым. Находясь в гуще бесконечных забот, начинаешь воспринимать их как важные, значимые необходимости, без которых существование немыслимо. Этот бесконечный клубок и называем мы тогда настоящей истинной жизнью. И по-другому проводить, отпущенные нам мгновения, считается если не преступлением и глупостью, то точно отходом от нормы и общепринятым правилам. Но даже если вдруг в краткий миг прозрения и поймешь, что настоящая жизнь прошла стороной и потрачена напрасно, то тщательно забиваем, затираем и шарахаемся от крамольной мысли как от чумной крысы. Потому что становится страшно и жутко. Это чувство сожрет тебя без остатка и сведет с ума. Поэтому самый легкий и простой способ - не думать об этом. Вот так-то, друг мой Сёма! Сом печально рассматривал окрестности. Задергавшийся мобильник заставил его сорваться с места и нырнуть внутрь утробы. - И здесь покоя нет, - вздохнул Денис, вытаскивая телефон из кармана. – Да. Слушаю. Из сбивчивого рассказа начальника, он понял, что завтра нужно быть на работе. Намечалась корпоративная вечеринка в честь сотрудницы Оли, и присутствие Дениса, просто необходимо. - Приду, - обнадежил его Сомов. – Надеюсь, врач с утра выпишет. А не выпишет – хрен с ним. 9. Офис, в котором трудился Сомов, назвать таковым можно было с большой натяжкой. Помещение, располагавшееся в подвале, разделили тонкими перегородками на несколько комнат. В них - неизменные стулья, столы с кипами бумаг, старенькие компьютеры, имевшие обыкновение «зависать» в самый неподходящий момент и пара облезлых телефонов. Свет, проникающий с улицы в узкие зрачки окон, приподнятых над тротуаром, беспрестанно прерывали мельтешившие ноги прохожих. Помимо приятеля-директора и Дениса, в офисе обосновались пятеро сотрудниц, занимавшихся продажей и обменом квартир. Состав коллег столь часто менялся, что Сомов не успевал запомнить их имена и постоянно путал. Вот и сейчас, подходя к работе, он пытался сопоставить имя «Оля» с его носителем. Так и не решив окончательно, кому оно принадлежит, Денис толкнул дверь в подвал. Сомнения испарились, едва порог попрощался с подошвами. За сдвинутыми столами, щетинившимися бутылками и тарелками, звякал хрусталь. Раскрасневшаяся виновница прерванного трудового будня, наклонясь, чокалась с коллегами, прикрывая, выскальзывающую из наряда, грудь. Короткое сиреневое платье подчеркивало превосходные изгибы тела, которое Денис не раз рассматривал украдкой. Но дальше обычного трепа и кокетства с симпатичной девушкой дело у него не заходило. - Штрафную за опоздание! – выдали жующие рты. – Наливай полную! Стул пнул Сомова под коленки, рюмка вжалась в пятерню, ожидая тоста. - Не умею говорить долго, поэтому буду краток как наш президент. Будь всегда такой же красивой, умной и трудолюбивой. Желаю здоровья, всяческих благ, денег побольше и хорошего спутника жизни, - скользнул взглядом по необремененному золотом безымянному пальцу Денис. – От всей души завидую твоему парню. Сёма, выглядывающий из расстегнутого ворота рубахи, беззвучно засмеялся, пуская пузыри. Заглушая бульканье Сомов, осушил рюмку и потянулся за соленым огурчиком. - У меня его пока нет, - вздохнула Оля, строя глазки. – Так что я свободна. - Кого? Огурца, парня или того и другого? Ничего, все еще впереди, - жуя, успокоил Денис. – Еще не вечер. Судя по количеству бутылок и закусок, праздник тешил обещанием удастся. Стожки салатов, обдираемые вилками, таяли, превращаясь в овощные лохмотья, норовившие вывалиться из ртов. Вареная картошка немилосердно крошилась, путаясь на тарелках с остатками селедки, куриных конечностей и ржаного хлеба. Приливы и отливы чередовались все чаще и чаще, грозя бокалам и столу потопом. Тихие, скромные фразы, растолстев и развеселившись от переизбытка нахлынувших чувств, соскакивали с языков. Не заботясь о последствиях и влезая в чужие беседы, они сплетались в единый гул, нарушаемый выкриками и тостами. - Выпьем! Где же кружка, моя бедная старушка! - Приходила тут ко мне одна. Просила подыскать однокомнатную на проспекте Пушкина. Типа хочет с внуком двушку разменять. Я ей – где ж такую найти да за такие гроши. Она как расценки узнала – чуть кондрашка не хватила. - Хватит уже о работе. Надоело! Давайте о чем-нибудь другом поговорим! - Так я ему и говорю, нечего меня обхаживать. От одной к другой скачет. Головы им морочит. Я ж не такая дура! - Да губа не дура! И чтобы квартиру найти и агенту ничего не платить! Во народ обнаглел! Не зря говорят, наглость – второе счастье. Или как там правильно? - И не говори. Наглый как танк. Прет напропалую. Я ему одно, он свое талдычит. Легче дать, чем объяснить… - У меня такой же случай был. Еду я в трамвае и чувствую, кто-то в карман лезет. А у меня там мобильник, деньги… - Только успевай отстегивать. Считай на учебу надо, обуться-одеться прилично, чтоб не как бомжиха выглядеть, поесть-попить, за квартиру заплатить. В магазин сходишь – вроде ничего и не купила, а сотни три-четыре как ни бывало. Недавно проценты получила, сегодня сунулась - нет ни шиша. - Да черт с ними с деньгами, не в деньгах счастье. - А в чем тогда? В их количестве? - В детях! Чтобы было кому в старости воды подать! - А если пить не захочется? Пока воспитываешь - умаешься. - Да хватит вы о работе! - Ох, что-то надоело мне все. Может потанцуем? Столы, цепляясь за вытертый линолеум и опрокидывая пустые бутылки, сдвинулись к стенам, освобождая пространство. Колонки магнитофона запульсировали мембранами, вышвыривая грохочущие звуки. - Все в круг, все в круг! - зычно призвала кассир Елена Ивановна и первой вышла на середину. К ней подтянулись и остальные работницы. Разухабисто подергивая плечами и виляя бедрами, они вбивали каблуки в несчастный, жалобно затрещавший, пол. За столом остался Денис с директором, предпочтя танцам выпивку. Палыч о чем-то горячо рассказывал Сомову. Не в силах что-либо разобрать из-за шума, тот согласно кивал головой, время от времени отправляя в рот очередную порцию водки. Поняв, что его не слушают директор, замолчал. Приспособив под пепельницу опустевшую миску, приятели закурили, наблюдая за вспотевшими раскрасневшими женщинами. Те искоса посматривали на мужчин. - А вы почему не танцуете?! – подскочила Оля. – Ну-ка пойдем-те, пойдем! Схватив Дениса за руку, она вытащила его из-за стола. Заиграла медленная мелодия и девушка прижалась к нему всем телом. Сомов обхватив ее за талию, затоптался, переступая с ноги на ногу. Рука как бы невзначай соскользнула ниже, и Оля кокетливо отправила ее на прежнее место. Сёма не преминул фыркнуть, отчего парень икнул. - Ничего, позднее попробуем еще, - мысленно ухмыльнулся ему Денис. Заиграла быстрая мелодия, но парочка продолжала танцевать в прежнем ритме. Оля, не отрываясь, призывно смотрела в глаза партнеру, улыбаясь накрашенными губками. Рыбина рванула в кисть, заставив ее сползти. Девушка незаметно посмотрела по сторонам, и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, прижалась теснее. - Все за стол! – вырубив музыку, потребовал директор. – Давайте выпьем за нашу милую именинницу. Танцующие расселись по местам как придется. Оля оказалась рядом с Денисом, хотя раньше сидела напротив него. Разхулиганившийся Сёма заставил хозяина положить руку на ее колено. Девушка сделала вид, что этого не заметила. Пьяный туман вползал в голову Сомову. Предметы, ранее неподвижные, ожили: зашевелились, раздвоились и закружились. Движения становились неловкими, язык заплетался и молол всякий вздор. Никто не замечал перемен в его поведении, так как и остальные участники вечеринки порядком захмелели. В редкие моменты прозрения Сомов вдруг осознавал, что рассказывает Оле о своей жизни, смеется, танцует с ней, пьет на брудершафт. Все происходило будто во сне, поэтому он и не сразу сообразил, когда поддатый Сема перебрался из тела в голову. Окружающие вдруг изменились, превратившись в прозрачные стеклянные двигающиеся статуи. Пытаясь узнать, если у них кто-нибудь внутри, он подходил и таращился в обнаженные участки тела. Женщины, смеясь, отгоняли его. Лишь Оля не возражала от лицезрения своего декольте, но засмущалась когда он при всех стал расстегивать платье, чтобы заглянуть поглубже. От соблазнительного действа его оторвал очередной тост, отрубивший напрочь способность соображать. Больше Денис ничего не помнил. Очнулся он уже около своей квартиры, пытаясь открыть дверь. Чьи-то руки отобрали ключ. Подняв, свешивающую голову, Сомов сообразил, что они принадлежат Оле, неизвестно как очутившейся рядом с ним. Поддерживая, подгибавшего ноги парня, она втащила его внутрь. Диван презрительно скривил пружины, почувствовав на мохнатом боку хозяина в куртке и ботинках. Пачка, выскользнув из кармана, обнажила редкие сигаретные клыки. Денис выдернул один из них, подпалив простенькой зажигалкой. Оля, скинув сапожки и шубку, озиралась посреди комнаты. - Значит, здесь ты и живешь… - Угу, - кивнул дымом Денис. – Тут. Как тебе? - Нормально. Примерно так я себе ее и представляла. Уютненько и от центра не далеко. Относительно, конечно… А где аквариум? - Какой аквариум?! – шлагбаум бровей пополз вверх. - Сам же пригласил сома посмотреть. Не помнишь что ли ничего? Типа друзья вы с ним закадычные, друг друга без слов понимаете, в последнее время он даже вроде тобой командовать стал…Не помнишь? -Что-то такое припоминаю, - соврал парень. – А сом здесь. Совсем рядом. Хочешь познакомиться. - Очень! Пальцы запутались в застежках одежды, сдираемой Денисом. Обнажившись по пояс, он, шатаясь, подошел к Оле вплотную. - Где-то здесь должен быть, - обнимая девушку, прошептал он. – Поищи. Губы нащупали друг друга, руки Оли заскользили по телу. Сёма, трепетавший в груди, нырнул ниже. - А где же тут сомик!? Куда спрятался?! - лукаво сверкнула глазками Оля. – Сейчас мы его найдем. Вот же он. Какой большой! Облизнувшись, она опустилась на колени. 10. Оля, скрестив ноги по-турецки, сидела на кровати напротив Дениса. Ничуть не стесняясь взглядов, ощупывающих обнаженное тело, девушка тщательно красила ногти, болтая всякую ерунду. Сомов, не пришедший в себя после бурной ночи, успел узнать: что с утра нужно пить стакан воды для очищения организма, что лучшей диетой считается овсяная, что покупать фирменные вещи нужно только в бутиках, а никак не на рынках, что Ленка, хоть и дура, но с ней можно дружить, и еще массу ненужной информации. Сёма поначалу восторженно таращился на красотку, но постепенно сник и забился поглубже. - Я Ленке говорю, типа, на фига он тебе нужен. Ты, типа, на него посмотри: пришибленный какой-то, обтертый, без денег, да еще и женатик с детьми. Не уйдет он от своей благоверной никогда. Будет по ушам ездить: типа, люблю, обожаю и все такое…Бесполезно. Втюрилась по самое не балуй, пальчиком поманит – сразу к нему бежит без оглядки. Ну, не дура!? А? - Угу, - хмыкнул Денис, наблюдая как сом, обхватив голову плавниками, мотает ей из стороны в сторону. - Вот и я ей то же самое говорю. А она губу выпятила, типа, разговаривать не хочет. Коза! Сегодня на шейпинг идти, а она мне не звонит. Ой, там прикольно так! Зал классный, тетки прикольные, а особенно - инструктор. Я Ленке говорю, типа с ним замути шуры-муры. Та ни в какую, все про Виталика своего думает. Я после каждого занятия веришь-нет - сразу на полкило худею. Не, ну, конечно, диета еще. Я их всяких полно перепробовала, шлаки из организма выгоняла. Одна такая классная. Есть можно целый день и все подряд, но понемногу: каждые полчаса по одной-две ложки. Но с ней возни много. Поэтому я на овсяную перешла. А Ленка до сих пор соблюдает, баночки всякие с собой таскает, будильник ставит, чтобы не проспать. Хотя самое полезное растение, в котором много полезных веществ, это цикорий. Там полно всяких микроорганизмов полезных, тонус повышает и вообще. Не очень вкусный, понятное дело, но полезный. А больше всего мне клубника нравится. Тебе как клубничка понравилась? Может еще? - Вроде ее нет… - не сразу понял Денис. – В холодильнике только варенье из земляники. Хочешь? - Нет, спасибо, - улыбнулась Оля. – Вообще-то я не про фрукты, а про другую клубничку. Уже закончила. Сейчас подсохнут немного. Мотая кистями рук в воздухе, она соскочила с кровати. - Пока ты дрых без задних ног, зеркало с кухни принесла. Ты зачем его туда уволок? Впрочем, неважно. Я, правда, красивая, как ты ночью говорил? – любуясь на свое отражение, продолжила она. А ты научишь меня курить? Говорят, от сигарет не так есть хочется. Не знаешь? Слушай, я тут такой крем купила, обалдеть. После него кожа бархатистая-бархатистая. Не знаешь, куда я телефон положила. Кажется под подушкой… Оля забралась верхом на Дениса и полезла в изголовье. - Подай, а то ногти еще не высохли. Ой, кажется, сомик проснулся. Давай сам, а то… Щебетание уступило место жаркому дыханию. В самый неподходящий момент затрезвонил Олин телефон. - Алле, - не прерывая страстного процесса, задыхаясь, ответила девушка. – Стасик, привет. Я попозже позвоню, ладно? Почему так дышу? Чем занимаюсь? Зарядку делаю, упражнение… Сейчас кончу – обращаясь неизвестно к кому, простонала Оля. По всей видимости, фраза предназначалась Денису, потому что, взвизгнув, девушка вцепилась зубами в подушку, выронив мобильник. Отдышавшись, она подняла трубку, продолжая движения. - Почему ты все время не вовремя звонишь? Я из-за тебя чуть трубку не разбила. Чего извини… Просто так не отделаешься. С тебя кафе. Ну, давай сегодня часиков в семь вечера. Ну, все, пока, целую. Чмоки-чмоки. - Мой звонил, - дождавшись, когда Денис кончит, вновь защебетала Оля. – Мы с ним уже полгода встречаемся. Замуж зовет. Вот думаю, идти или не идти? Ты как считаешь? - Не ходи. - Что значит: не ходи? Замуж все равно надо. Я еще ни разу не была. Ты же мне руку и сердце не предложишь?! А он папик видный, богатый. - Ну, так, иди. - Да ну его. Я еще молодая, успею у плиты насидеться. Погулять хочется. - Ну, так не выходи… Ты мне вроде вчера говорила, что у тебя никого нет? - Чтобы тебя расшевелить. Не то сидишь, как неживой, молчишь. Правда, я не знала, что до постели дойдет. Но я не жалею правда-правда, честное слово. Мне с тобой классно было. И сомик такой хорошенький. Теперь как честный человек ты обязан на мне жениться. Да не пугайся! Я шучу! – видя, как удивленно вытянулось лицо Дениса, рассмеялась Оля. - Я и не боюсь. - Боишься-боишься, трусишка. Я по глазам вижу. Знаешь, какая я проницательная. Вы мужики все такие трусы и глупые к тому же. Думаете девушки такие неприступные, их обхаживать надо, по кино водить, цветочки всякие там, подарки. Знали бы вы, о чем мы мечтаем. Думаете, нам не хочется? Ага! Нет, подарки это тоже хорошо. Но можно и совместить. Ой, мой тут на днях учудил. Он давно машину хотел купить – джип черный. Накопил денег, поехал в магазин. Приезжает на зеленой не пойми какая модель. Я ему, зачем, типа купил? Ты же другую хотел. А он знаешь, что мне говорит. На нормальную денег не хватило, я на этой покатаюсь, продам, и другую куплю. Умора! А еще говорят, что у женщин логика отсутствует. Ладно, мне пора. Буду собираться. Денис закурил, глядя на крутившуюся у зеркала Олю, вспоминая о вчерашнем застолье, закончившемся всеобщей прозрачностью присутствующих. Причудилось, что ли. - Ну-ка дружок, плыви в исходную позицию, хватит в причиндалах сидеть, - приказал он Сёме. Комок подкатил к горлу и сом с трудом протиснулся в голову. Прихорашивающаяся Оля потускнела, превращаясь в живую стеклянную длинноволосую скульптуру. Из под стекляни кожи, проступили висящие, словно в воздухе, силуэты органов, обвитые водорослями нервов, сосудов, не замутненные ничьим движением. Внутри телесного аквариума царила пустота. - Подойди поближе, - попросил Денис. – Хочу тебя напоследок разглядеть и запомнить. Бесцветные губы раздвинулись, оголяя кораллы зубов. Оля вертелась у кровати, поглаживая по бедрам и груди: - Нравлюсь?! Грудь немного маловата, может ее увеличить? Как считаешь? - Угу, - раздумывая, промычал Сомов. – А, нет, конечно, нет! Все замечательно. В самый раз. Подожди, что у тебя с животом!? В глубине тела, сжавшись в комок, вяло шевелилось непонятное существо, отдаленно напоминающее изюминку. - Хочешь сказать, что я толстая? Да? – выпятила губу Оля. - Нет. Ни капельки. А ты случайно, не того, не беременна? – промямлил Сомов. - Дурак! – изменилась в лице девушка. – Сам ты беременный, причем на всю голову! И вообще. Это не твое дело. Понял! Оля, закусив губу, лихорадочно принялась натягивать на изгибы аквариума одежду, закрывая внутренний мир от взгляда. - Да, пошутил я, пошутил. Не обижайся. - Шутки у тебя дурацкие, Сомов… Ладно, мирись-мирись и больше не дерись, - переплелся воздушный мизинчик Оли с пальцем Дениса. - Можно я к тебе в гости иногда буду приходить? - словно забыв о произошедшем, защебетала девушка. Бесцветные губы засверкали алой помадой, ресницы потемнели от туши. - Целовать на прощание не буду, а то испачкаю. Все пока-пока, звоните, пишите, зовите. Дверь за мной закрой. А ты на работу не пойдешь? Вот везет! Евгению Павловичу, по-моему, все до лампочки. Вы же с ним приятели. Кстати, как вы с ним познакомились? Ладно, потом расскажешь. Не провожай, дорогу найду. Увидимся… Ой, телефон звонит. Ленка, приветик! Сто лет тебе не слышала. Ты как? Пойдешь сегодня на шейпинг. А я любовью занималась, я тебе потом расскажу! Нет, не с ним… Нет, не угадала… Определила Ленка или нет, кто был любовником подруги минувшей ночью, Денис не услышал. Помахав ручкой, Оля, цокая высокими каблучками, поскакала по лестнице. От нагрянувшего беззвучья зазвенело в ушах. - Наконец-то ушла. Ты рад? – мысленно спросил у сома Сомов. Тот согласно кивнул головой, и Денис, сам не желая того, повторил его движения. 11. Угловатости, извилистости, прямые граней и поверхностей мебели и предметов съежились, поблекли, выветриваясь из зрачков. Стены раздвинулись, уступая место безграничному пространству, в котором блекло светились квадраты окон, парившие в пустоте. Денис слепо блуждал по призрачному коридору, погрузившись в размышления, не замечая ничего вокруг себя, машинально обходя невидимые препятствия. Неясная мысль слепым кутенком тыкалась влажным носом в Сему и, не найдя соска, поскуливала от безнадежности и непонимания. Сом, давясь зевками, дремал, безучастно поглядывая на нее, изредка отгоняя, когда она становилась особенно назойливой. Изюмина, обнаруженная в девушке, не давала Денису покоя. По логике вещей выходило, что она является человеческим зародышем, все же остальное аквариумное пространство пусто. - Беременная или нет? – размышлял Сомов. – А может быть рыбина наподобие Сёмы? Зарождается или напротив умирает? Если последнее, то, что стряслось? Хотя почему вообще в ком-то кто-то должен быть. Ответов не было. Оставался один единственный вариант - проверить догадки наблюдениями. - Сиди пока там, - приказал Денис сому, обрывая мысль. В доли секунды вернулись, занимая насиженные места, очертания предметов. Из ниоткуда влетел диван с одеялом, корчующим рожи, пухлыми подушками с обвислыми боками и смятой протертой до дыр простыней. С невинным видом он притиснулся к завиткам обоев, приветствуя слабым скрипом пружины. Стулья, сделав вид, что ничего особенного не произошло, сгрудились вокруг стола. Растерянно мигнул, выдавая себя, телевизор, но тут же опомнился и высветил задвигавшиеся и заговорившие кадры фильма. Призрачный коридор сжался, обрубая лишнее пространство стенами, и превращаясь в опостылевшую квартиру. Не заметив метаморфоз, Денис взглянул на окно, определяя погоду. Стекло, обрамленное морозной чешуей, сверкнуло радужными переливами. Одинокая затерявшаяся снежинка, свалившаяся невесть откуда, присела отдохнуть, гадая, куда ее занесло. Но, не сумев сориентироваться, всплакнула, и, покатившись слезинкой, растеклась и исчезла. Маленькой трагедии, которые так часто случаются в жизни, почти никто не заметил. Даже толпящимся на ветках ее собратьям не было дела до случайного внезапного исчезновения и гибели единоснежки. Из последних сил отчаянно цеплялись они друг за друга, стараясь не свалиться под равнодушные человеческие ноги, втаптывающих их в грязь, и не испариться под лучами просыпающегося небесного ока. Искрясь холодным светом, хлопья маскировались под крохотные солнца, глупо надеясь, что их примут за своих и оставят в покое. И вроде добились своего, но беда пришла откуда ее не ждали. Растрепанная ворона присела передохнуть, и снежный ком полетел вниз, угодив за шиворот, вышедшему во двор Денису. - Чтоб тебя! - выругался Сомов, вытряхивая оплывших неудачников. Оскал пятерни, оставляя шрамы, вырвал из посеревшего сугроба кусок снежной мякоти, и, скатав в шар, запустил в пернатую недотепу. Снаряд врезался в березу, смахнув на Дениса последних постояльцев. Ворона подскочила, и, обматерив человека на каркающем наречии, рванула вдаль. Сомов понятия не имел, что ему делать и кого искать. Поразмыслив, он взвалил ответственности на случай. Поводырь провел его дворами на шумную улицу и запихнул в снующую толпу. Денис всматривался в лица, такие разные и одновременно похожие друг на друга. Сначала он никак не мог догадаться, но потом сообразил, что объединяет их взгляд, направленный не наружу, а куда-то в глубину себя. - Повылазило что ли?! – буркнула старушка, которой Сомов случайно наступил на ногу. Слезящиеся зрачки, задержавшись на мгновение, закатились в подлобье, выставив обратную слепую сторону. Калоши, натянутые на побитые валенки, обошли Дениса и зашаркали, выбивая из луж снежные брызги. Прохожие, наткнувшись на застывшего парня, раздраженно выворачивали зрачки из глубин глазниц. Отыскав так некстати возникшую преграду, они прятали их внутри, вновь загораживаясь от действительности. Мурашки промчались по спине, подгоняемые беспрестанной мельтешащей сменой зрачков и белой плоти глаз. Точно так же чувствовал бы себя зрячий человек, внезапно попавший в стадо блуждающих на ощупь нищих. - Бежать отсюда! Уехать к черту на рога, чтобы не видеть никого! – мелькнула мысль, но ватные ноги не слушались, приноравливаясь к ритму шагающей толпы. С огромным усилием Денис выбрался из нее и, присев на корточки, прислонился к дереву. Сигарета судорожно задрожала на губах, выдавливая пепел. - Приплыли! – стараясь успокоиться, Сомов закрыл глаза. – Маразм крепчал, деревья гнулись. Что дальше, Сёма? А? Рыбина молчала, недовольно шевыряясь в голове, пытаясь собрать и смотать в клубок обрывки размышлений. Внезапно Денис понял – он все время знал об этом, хотя никак не мог взять в толк, откуда: то ли в книге прочитал, то ли кто-то рассказывал, то ли где-то слышал…Точно так же встречаем мы иногда на улице человека, радостно приветствующего нас. Похлопывания по плечу переходят к расспросам об общих знакомых. Мы мило улыбаемся, а в то же время мучительно, стараясь не показать вида, думаем: «Кто это такой и где с ним виделись. Так и не вспомнив даже имени человека, мы расходимся, продолжая еще долго копошиться в памяти. Подобное чувствовал и Денис. Знание о знании, явившееся полуразмытым, обретало нехватающие детали, складываясь в единое целое. И вскоре Сомов в подробностях пересказывал сам себе историю о крутящихся глазах, по-прежнему не догадываясь об ее источнике. Давным-давно, несколько миллиардов лет тому назад, в кромешном ничто блуждал Господь. Как-то раз, устав от бесконечных странствий, решил Он перевести Дух. Быстренько смастерил круглый пуфик, и присев на планетку, уставился в ничто. Унылая пустота не радовала глаз. Понял Он, что хорошо отдыхает лишь тот, кто хорошо работает, и, вздохнув, засучил рукава. Скатал шар и не понравился Он ему. Выбросил заготовку через плечо и сделал другую, но и она не устроила Его. И повторялось так несколько раз, пока не понял Господь, что творить нужно при хорошем освещении. Разбросал он среди хаоса горсти звезд, но переусердствовал и зашвырнул их чересчур далеко. Тогда Господь слепил большой светильник. Но и при Солнце (а именно так позднее назвали звезду) не сразу получилась Земля. Дважды ошибался творец и лишь на третий создал планету нужного размера и цвета. Отделил Он на ней твердь небесную от морской, соорудил материки, реки, горы, насадил деревьев, растений, запустил рыб, гадов и прочую живность. Но отвести Душу и поговорить оказалось не с кем. Сел Он перед Вселенским зеркалом и, глядя на свое отражение, вылепил из подручных материалов человека, ненароком передав часть своей сущности. Но вовремя спохватился Господь, вспомнив – наступит день, и творение возомнит себя Творцом, и принесет это несчастья. Дабы уберечь человека от самого себя, Он не стал вставлять ему глаза, так как они - самый короткий путь к постижению знаний и умений. И было это хорошо. Послушным и податливым, как глина, оказался человек. Что ни прикажет ему Господь – все исполняет, но только очень медленно, на ощупь. Даже зверей, и гадов, и рыб морских назвал он в глаза, никого не видя. Медведя окрестил ворчуном, зайца – длинноухом, ворону – каркушей, газель – mahinой и т.д. Больше всех не повезло змее. Подумал человек сослепу, что это палка и стал ощупывать ей перед собой путь. Зашевелился внезапно посох в руках, согнулся. Упал человек и выругался: «Вот гад!» Так и прилипло это название. Змей же, затаив обиду, решил отомстить при удобном случае. Частенько отдыхали Создатель и Его творение под сенью райского сада, пили вино и беседовали. Настолько пристрастился человек к алкоголю, что Бог прозвал его Агдамом. Переберет, бывало, мужчина и давай жаловаться на одиночество. В конце концов, не вытерпел Господь и, пока Агдам спал после возлияний, намял ему бока и, вынув ребро, смастерил женщину. Радовался вначале человек, но уже вскоре с грустью вспоминал, как хорошо было одному. Отлучился как-то раз Господь по делам своим, строго-настрого приказав не рвать плодов древа познания. Не подозревали люди, что растут на нем не обычные фрукты, а созревают глаза. Нашептал про них Гад женщине на ушко. Обольстилась она, сорвала и приложила глаз к лицу и увидела, как мир прекрасен. И осознав это, приставила другое. Рассказала она об этом мужчине, но не понял тот ее, ужаснулся и обещал пожаловаться Господу. Испугалась женщина, подпоила Агдама и привела к древу. Пока тот, пошатываясь, за ветку держался, наставила она ему глаза. Увидел впервые мужчина все прелести второй половинки и, не удержавшись, воскликнул: «Эх-ва»! И изменилась человеческая природа прозревших. Слепым хватало и пищи, и питья, не ведали они ни страха, ни отчаяния, ни старости, ни смерти… Увидев же недозрелыми глазами то, чего не ведали, впали в грех, порок, и всего им было мало. Вернулся Господь, и застал Агдама с Эхвой в кустах, из которых они не вылезали, предаваясь утехам. Разгневался Он и выгнал из рая обоих. Мол, если вы такие умные, то сами обустраивайте землю, сами творите, сами плодитесь, твари мои эдакие! Заплакали люди, пошли куда глаза глядят. Увидели они, что мир несовершенен и работы непочатый край. Казнил каждый из них себя, с горечью приговаривая: «И я добыл око». Из-за частого повторения сократилось слово, превратившись в «я-бл-око». И сделались от страха глаза велики, и перевернулись, прячась от грубой и жестокой действительности. Выставленные слепой стороной наружу, они не смогли видеть происходящее вне. Рассмотреть что-либо внутри им не хватало времени - к темноте нужно привыкнуть. С тех пор зрачки беспрестанно вращаются в орбитах. Сориентировавшись и заметив лишь то, что хотелось, они переворачиваются, чтобы не увидеть лишнего. О древнем изгнании остались смутные воспоминания, которые иногда проявляются в речи. И по сей день глаза называют глазными яблоками, не понимая истинной сути слов. 12. Одряхлевший ствол навалился, впечатывая в спину шершавые мозоли и вдавливая в затылок оплывность сгнившего сучка. Плети ветвей обнимали Дениса, заслоняя и отгоняя суетливую назойливость жизни. Прорывавшаяся реальность вталкивала через прорези век видения асфальта, изуродованного оспинами льда, волн почерневшего снега, семенивших ног и резины шипованных протекторов. Тень высотного здания пожирала и через мгновение выплевывала мчащиеся автомобили, испускавшие от испуга ядовитый бело-сизый дым. Воробей, заглядывая в глаза и выпрашивая подачку, проскакал возле Дениса и, не дождавшись, чирикнул и фыркнул крылышками. Оброненная им пушинка кувыркнулась к Сомову и завертелась между пальцев под пристальным взглядом. Прохожие его больше не интересовали. Не улавливая тонкостей окружающего мира, они процеживали внутренние сумерки в надежде найти что-нибудь стоящее, отличающее их от других. Но тщетно. В прозрачных головах царила мертвая пустота, не замутненная ничьим движением. Что творилось в телах, Сомов не мог разглядеть из-за одежды. - Без сома в голове, - печально размышлял Денис. – И без любой другой живности. Причем все. Но есть вероятность, что их постояльцы не скачут с места на место, как Сёма, а дремлют в определенном уголке. Ведь в Оле была какая-та «изюминка». Возможно, наступит время, вылезут рыбины и повернут глаза вспять. Но для этого должно произойти нечто особенное, что заставит осознать мир по-другому и пересмотреть жизнь. Вот только не поздно ли будет?! Говорят, человек меняется накануне смерти, хотя в моем случае причиной стал счастливый билет. А может быть я, действительно, помер? Сомов завертел головой по сторонам и, для убедительности, ущипнул себя за нос. - Ну, уж нет! Больно, и люди меня видят. Наверное, я застрял: и Туда не попал, и Сюда никак не вернусь. Ага, и состояние у меня предпризрачное…Час от часу не легче! Надо проверить тела остальных. Не все же люди одинаковые. Загорать сейчас рано – не май месяц, стриптизы еще не открылись… Пойду-ка я в баню, заодно и сполоснусь. Ты как, идешь? Сема фыркнул, давая понять, мол, куда он денется. Плечи поползли, взбираясь по шершавой коже ствола и выпрямляя тело. Денис повернулся лицом к дубу и едва не наткнулся на полусгнивший сук, торчащий из неглубокого, похожего на огромную слезу дупла. В трухлявом кармане червились сплющенные ржавые окурки, кончиком носового платка выглядывал аккуратно сложенный пакет из-под чипсов, из трещин выпирали смятые проездные билеты. - Дубровский имел сношение с Машей через дупло, - ни с того ни с сего пришла на ум цитата из сочинения двоечника. – А «дубы» - с дубами. Нашли урну! Небось, ни одного счастливого нет – иначе сразу бы сожрали. Денис выковырял мусор, смахнув большую часть на землю. Сложил бумажки на ладони и стал поочередно расщелкивать в разные стороны. Готовясь к последнему щелбану, он вспомнил, что мусорить, в общем-то, плохо. Билет, избегнув полета, перекочевал в карман. - Потом выкину. А пока в баню. Но помыться Денису не удалось. Вместо того чтобы, как все приличные граждане, махать веником и пить пиво, он уселся в раздевалке и таращился на обнаженные тела. Странности посетителя сначала не замечали, но потом начали косо посматривать. Закончилось тем, что к Денису подсел пузатый волосатый мужичок и, положив руку на колено, предложил подзаработать денег. Сема беззвучно закудахтал, а Сомов засобирался, размышляя, дать «работодателю» в морду или нет. Не дожидаясь, пока парень примет решение, мужик, вильнув задом, шмыгнул в помывочную. - И на что я надеялся, - раздумывал Денис, бесцельно бродя по улице. – Кого пытался найти? Тупые, безмозглые существа, мешки, набитые костями, сосудами, мясом и дерьмом. Единственное, что может в них водиться – глисты. Им там самое место! И сами люди - жрущие, пьющие черви, которые к тому же еще и гадят. День прожили, и ладно! Потом спохватываются: «Ах, я неправильно жил, ой, я ничего не успел сделать»… А кто мешал?! Вы же сами себе и мешаете! Нет большего врага для человека, чем он сам. Хотя… Я-то чем лучше?! Да ничем! Недоразумение, возомнившее, что мир крутится вокруг него и создан только для меня, мнящего о своей значимости и великом предназначении! Ерунда! Полная ерунда! Бессмысленное существование. Исчезни я сейчас, и ничего страшного не произойдет. Так на хрена я вообще есть? Денису нестерпимо захотелось выпить. Остановившись у резного заборчика, он попытался сориентироваться, прикидывая, где находится ближайшая забегаловка. Из двухэтажного здания, оказавшегося детским садом, на улицу высыпала толпа малышей, закутанных в разноцветные длинные шарфы. Качели и горки ожили, зашевелились, разбуженные визгом. Воспитательница, вразвалочку, перебегая от одной группы к другой, упрашивала детей не ссориться и вести себя прилично, «как взрослые люди». Издалека увещевания напоминали встревоженное бормотание заботливой клушки, созывавшей потерявшихся цыплят. Часть карапузов затеяли неумелую игру в футбол. Толкаясь и скользя в размякшей снежной каше с комочками льдинок, они пытались попасть по мячу. Резиновый колобок юлой крутился между маленьких ног, не приближаясь ни к одним воротам. Один из мальчишек внезапно повалился, и эхо рева заметалось между зданиями. В мгновение ока воспитательница возникла на месте фола, отряхнула ребенка и назначила пенальти. Враз успокоившийся справедливым решением, пострадавший вытер слезы и разбежался для удара. Мяч, пролетев над воротами, шлепнулся в лужу, обдав Дениса брызгами. Малышня ринулась к забору: - Дядя, подай! Сомов протянул мяч и замер. Из глубины прозрачных маленьких голов на него, улыбаясь, смотрели всевозможные рыбины. Резвясь и играя, они помахивали плавниками, приветствуя Сёму. - Ну, что же вы, молодой человек!? – подошла воспитательница. Очнувшись, парень бросил мяч детворе, которая, не мешкая, продолжила игру. Сомов вообще перестал что-либо понимать. Сёма, «изюминка» в Оле, пустота во взрослых телах, внезапное возникновение в конце жизни, детские аквариумы… Разношерстные факты перемешивались друг с другом, мешая выстроить логическую цепочку. Вопросы: «Куда деваются»? «Почему исчезают и по каким причинам»? сталкивались загнутыми знаками, образуя костяные перекрестья символов смертельной опасности, и отскакивали, теряя точки и надежду на разгадку. Легкая грусть запрыгала по волнам морщин. Отяжелев и разбухнув от раздумий, она просочилась через лоб, превращаясь в черную тоску. Ухмыляющиеся поросята с монетами вместо пятачка злорадно глянули с вывески бара на Дениса. - РАБ, - прочел он наоборот наименование питейного заведения и толкнул дверь. Продравшись сквозь пелену табачного дыма и вони блевоты, Сомов уткнулся в стойку. - Двести водки, - попросил Денис, но губы не послушались, промычав нечто невнятное. - Чего-чего? – переспросила продавщица. - Пива? Парень хотел повторить заказ, но вновь выдавил из себя нечто невразумительное. Отчаявшись, он отрицательно помотал головой. - Водки что ли? Денис попытался кивнуть, но вместо этого, сам того не желая, повторил прежнее движение. - Тогда чего? Вина? - Эмемемеме. - Не понимаю я тебя. Иди отсюда. Нажрался уже, сказать не можешь по-нормальному. Проваливай, или ментов вызову! Стоявшие позади оттеснили Сомова от прилавка. Парень вышел на улицу и растерянно пошарил по карманам в поисках курева. Засунув последнюю сигарету в рот, Денис смял пачку и дал ей со злости пинка. Спички у него кончились. - Разрешите прикурить! – бросился он к прохожему. Задымив, Денис осознал, что с речью у него все в порядке. Тогда почему… - Сёма, это ты виноват, урод! – догадался он. – Охренел там совсем! Не видя рыбину, парень интуитивно ощутил, как пасть сома раздвигается в ухмылке. - Ты ничего не попутал?! Я сам за себя решаю! Понял?! И ты мне не указ! Бычок сверкнул хвостом, и Сомов скрылся внутри бара. Через минуту он выскочил на улицу. - Ладно, посмотрим, кто из нас главный! - угрожающе произнес Денис. - Куплю в магазине, там говорить не нужно. Сёма, забеспокоившись, попытался нырнуть в тело, но хозяин вовремя схватил себя за горло, суживая лаз. Рыбина затрепетала, вызывая тошноту. Осознав безрезультатность, она вернулась в голову. - Вот так-то, будешь знать! – обрадовался Денис. – Всяк сомок знай свой… садок. 13. Половицы, охая и скрипя, перемывали косточки Денису, бродившему вокруг стола. Жалуясь на невыносимость нынешнего хозяина, они вспоминали о безвременно ушедшей молодости и неприкрашенной старости. Устав от ворчания, парень оседлал табурет и, подперев голову, уставился на стакан. Сорокоградусная жидкость, слегка покачивая круглыми боками, манила забытьем. - Так ты будешь пить или нет? – в сотый раз раздраженно спросил он у Сёмы, заранее зная ответ. Отражение сома в зеркале напротив отрицательно мотнуло головой. Казалось, что рыбина вот-вот расплачется. - Урод! Навязался на мою голову! – взбесился Денис. – И откуда ты только взялся! Чтоб ты сдох! Грани стакана вжались в ладонь, оставляя полосы. Стиснутые зубы клацнули о край обруча. Мгновение, и стена брызнула россыпью водки и осколками стекла. Ощерившееся в оскале дно, петляя и огибая крошки и окурки, покатилась под чумазую плиту. Сомов подскочил и, оббежав вокруг стола, пнул табурет. Повалясь на спину провинившейся псиной, тот жалобно выставил лапы. Стена, пытавшаяся остановить хозяина широкой грудью, глухо ойкнула. - Сволочь! Сволочь! Сволочь! – твердил он, колотясь лбом. Обезумевший от страха Сёма метался в поисках выхода. Наконец, отыскав лаз, он юркнул в горло и ушел в глубину тела. Кипевшая злоба испарилась. В голове прояснилось. - Давно бы так, - усмехнулся Денис. – А то возомнил себе невесть кем. Табурет, повинуясь ласке, резво вскочил на ноги, услужливо подставляя спину. Под хруст осколков, опасливо поблескивая гранями, на клетку клеенки спланировал стакан. Бутылка, облапанная пальцами, кокетливо повела горлышком и наклонилась в готовности отдаться каплями алкоголя. Подол этикетки задрался, обнажая округлость. Неожиданно, словно опомнившись от любовного дурмана, она горделиво выпрямила стан, сохраняя себя в целости и неприкосновенности. Из кисти виновато глянул Сёма. Лоб Дениса заволокло хмурью. Ладонь левой руки шлепнула по стеклу недотроги, склоняя ее к интимному действу. От насилия спас сом, примчавшийся на помощь. Право – лево, право – лево… Всякий раз Сёма успевал переметнуться от одного посягателя к другому. - Ну и долго будем играть в кошки-мышки?! – процедил сквозь зубы слова Денис. – Не надоело? Рыбина помотала головой. - Не понял: да или нет? Хотя какой вопрос, такой и ответ. Значит, ты от меня не отвяжешься?! Ладно. Тогда поступим по-другому… Сёма забеспокоился, не зная чего ожидать от хозяина. Денис привстал и, обхватив ртом бутылку, опрокинул верх дном. Рыбину, попытавшуюся его остановить, смыло обжигающей волной вглубь тела. - Так-то лучше! – вытирая слезы и подавляя рвоту, выдохнул Сомов. – Сиди и не рыпайся! На лучше, пожуй огурчика солененького. Не хочешь – как хочешь. Я и без тебя справлюсь. Опасаясь нового вторжения, он повторил действие. Струйка табачного дыма вытянулась из сигареты, затуманивая внутренний аквариум. Клапан горла фукнул, выпуская избыток сизых клубов наружу. Облачко, подпитываясь новыми порциями, потяжелело и потемнело, грозя излиться дождем из никотина и смол. Денис молча наблюдал за отражением парящей, пузырящейся от ударов сердца, тучей. Сталкиваясь с преградами, она меняла свою форму, напоминая то животное, то предмет, и вновь принимая аморфное состояние. Сверху от черного сгустка отпочковался круглый отросток. Сомов, гадая, чем закончится превращение, предположил, что это голова. Предугадав его желания, туча выправила конечности. Безликий человечек завис на одном месте, смешно и непрестанно дрыгая левой рукой и ногой. Казалось, что они живут своей, отдельной от туловища жизнью. Почернев от досады, фигурка схватила их, но удержать не смогла. Конечности выскользнули и поползли в сторону. Утончающиеся связки, соединяющие с телом, вытянулись щупальцами. Дернувшись, человечек порвал связующую нить. Наслаждаясь свободой, конечности отплыли в сторону и закружились в безумной пляске. Неожиданно рука застыла и нога, не успев остановиться, врезалась в нее. Клякса зависла возле обиженной фигуры. Словно одумавшись, она робко попыталось воссоединиться, но ополовиненный человечек отогнал их прочь. Отплыть в сторону у него не получилось, поэтому спустя некоторое время он смилостивился, приняв беженцев обратно. Облачко радостно вытянулось в костыль, примыкая к туловищу. Порция водки, хлынувшая внутрь, смыла фигурку инвалида. - Пустую посуду на стол не ставят, - еле ворочая языком, просвятил Денис, закатывая бутылку в угол и откупоривая новую. Водка коснулась ватерлинии стакана. - Ну, за тебя! Чтоб ты сдох! – провозгласил парень. Рыбина метнулась из последних сил и выбила емкость из рук. - Твою мать! – рявкнул Денис. – За такие вещи вообще убивают! А ну, где ты там? Вылазь! Путаясь в рукавах и штанинах, он стащил одежду и бросил на пол. Пьяный взгляд уставился в двоившееся тело, пытаясь разглядеть притаившуюся рыбину. - Все равно найду, пожарю и сожру! – пугал парень. – А, вот ты где! Сёма, решивший, что его рассекретили, рванул, поднимая внутреннюю муть. - Вижу, вижу! – орал Сомов. – Сейчас в ноге! Ага, в руку решил, в спину… Ату его! Лови! Не зная, куда деться, сом метался из стороны в сторону, содрогаясь от нервной дрожи. Вконец уморившись, он заплыл в левую руку. Немигающие зрачки, полные тоски и безысходности, глядели на хозяина. Тот, не замечая немой мольбы, ударил по рыбине кулаком другой руки, стараясь оглушить. Розовый пузырь воздуха выскользнул из пасти, цепляясь за усы. Гримаса ужаса накрыла Сёму, выцарапывая из него последнюю надежду на спасение. Всхлипнув и цепляясь плавниками за кость, он пополз в направлении сердца. Новый удар остановил попытку к бегству, закрывая глаза и разум тусклой пленкой тьмы. Один, другой, третий… Конвульсии перевернули рыбину вверх брюхом. Впавший в ярость, не в силах остановиться, парень схватил нож и, пронзив собственные вены, пригвоздил рыбину. Смесь крови Сёмы и Дениса хлынула из раны, окрашивая бесцветное тело и клетки стола. Парень непонимающе и удивленно таращился на расплывающееся пятно. Стеклянь руки розовела, закрывая от взора рыбину. Дверь тренькнула звонком. Держась за стенку, Сомов добрался до входа. - Ты в курсе, что люди спят и им завтра на работу, - вшагнул в квартиру Валька. – Потише можно?! Ты чего тут сабантуй устроил?! Взгляд соседа пробежав по другу, застрял на торчащем в ране ноже. - Бля! Да ты совсем ох… - успел услышать Денис, прежде чем стена яростно врезала ему кастетом угла по носу. 14. Холод стерильного света, обступив со всех сторон, ослеплял и резал глаза. Тонкие иглы лучей пронизывали тело, заставляя корчиться и вскрикивать. Боль обволокла разум, вырвав из него способность соображать и ориентироваться в пространстве. Внезапно неведомая сила схватила Дениса за шкирку и поволокла от жестокой белизны. Сияние, казавшееся бесконечным, ограничилось овалом и осталось далеко впереди. Неясные очертания длиннились и толщились вокруг нее, наполняясь серой, постоянно уплотняющейся мглой. Насытившись, плоть занялась тонкостями и деталями. Образовавшаяся фигура съежилась и, вытягивая потускневший овал в ломтик пасти, глянула на Сомова. - Сёма! - догадался тот. – Живой! Я ж тебя вроде того… порешил. Ты уж меня извини, дурака! Как-то само собой все получилось. Рыбина радостно помахала плавником и поплыла навстречу, увеличиваясь в размерах. Придвинувшись вплотную, она внезапно злобно и холодно блеснула стеклом глаз. Пасть оквадратилась марлевой повязкой, на голове вырос белый колпак. Денис попытался отпрянуть, но уперся спиной в преграду. Страх выполз липкой испариной. - Ну что, больной, очнулся? - произнес Сёма, выпрямляясь и обретая тело, облаченное в халат. – Сколько же ты вчера выпил, если такое учудил. Скажи спасибо соседу, иначе мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Ладно. Мы тебя заштопали. Отлежишься, и в путь – к новым подвигам. Пространство скрутилось в больничную палату. Качнулась дверь, выпуская удаляющегося доктора. Щурясь от яркого солнца, бившего из окна, Денис прикрыл глаза рукой. Глухая боль, прорвавшись сквозь толщу бинта, заставила скривиться. Переждав, когда она поутихнет, Сомов открыл глаза и не сразу понял, почему оказался в полумраке. Шершавая повязка царапнула по лицу, освобождая обзор и впуская свет. Пробежав по забытым тропинкам ладони, он пошевелил пальцами, и вдруг осознал: прозрачность исчезла. Убеждаясь, Сомов повертел рукой, рассматривая ее со всех сторон, и подергал за густые поросли волос. - Не тревожьте рану! – вскрикнул девичий голос. Сомов повернул голову и встретился с зеленью наивно-удивленного взгляда незнакомки, сидевшей на соседней кушетке. Завитушки рыжих волос плющом цеплялись за ткань халата, из-под которого выглядывали острые коленки. - Лет двадцать-двадцать два, - определил Денис, вглядываясь в доверчивое, но в то же время ничем не примечательное лицо. - Хорошенькая. Хотя молоденькие все ничего. Или почти все. - Ты кто? – выполз вопрос, цепляясь когтем за иссохший язык. – И почему здесь? У нас что: мужчины и женщины теперь в одних палатах лежат? - Самоубийц вместе кладут. Знаешь, раньше их за оградами хоронили, а сейчас в одну палату сгоняют. Да ладно, шучу. Просто мест в больнице нет. Меня временно сюда поселили. Не волнуйтесь, скоро выпишут. - Я не самоубийца. Просто, просто… - Жить надоело, - подсказала девушка. - Нет? Тогда несчастная любовь. Тут к вам гости наведывались, но их не пустили. Среди них блондинка крашеная, вся заплаканная. Красива-а-я. Все переживала – тушь потечет. Не из-за нее случайно? Она вас бросила… Нет, скорее, изменила. Вы с горя запили, жалко стало себя, и решили отомстить. Не стоило из-за нее вены резать. Хотя не мне судить. Знаете… Меня, кстати, Маша зовут… глупости все это. Я вот тоже с моста сиганула. Сейчас думаю: «На фига»? А тогда мозги переклинило. Думала все – жизнь кончена… Дверь посторонилась, пропуская сначала швабру с ведром грязной воды, а затем уборщицу. Тряпка по-матерински шлепнула по линолеуму запачкавшегося пола. - Привет, теть Галь, - поздоровалась Маша. – Как дела? - Как видишь, пока не родила, - буркнула старушка, шурша тапочками. – А ты все щебечешь, пигалица. - Это с какого моста? - перебил Денис. - С моста самоубийц, как его в народе называют. С него каждую неделю кто-нибудь прыгает. - Не свисти. Если бы ты с него сиганула, то - все. Там высота метров шестьдесят. Плюс лед. - Не 60, а 58 метров 40 сантиметров. Специально в Интернете посмотрела. Но все равно много. Повезло или, наоборот, не повезло. Зацепилась курткой за какую-то железяку и повисла. Руками-ногами дрыгаю, отцепиться не могу, вылезти тоже. Болтаюсь, как пугало. Водители из машин выскочили. Стали вытягивать - воротник оторвался. Я чуть вниз не улетела. Сама реву! Знаешь, как страшно! Ну, все-таки кое-как вытащили. Вот спину порвала и… описалась. Денис хмыкнул, а когда представил всю картину, расхохотался. Маша улыбалась, довольная тем, что развеселила соседа, а затем сама рассмеялась. - Смешно им, - проворчала тетя Галя. – Сидят – хабалятся. Все хиханьки да хаханьки. Едва в могилу себя не загнали – и гогочут себе, как ни в чем не бывало. Будто не живут, а в игрушки играют. Стрельнуло в одно место – побежали с мостов скакать. Давайте - давитесь, режьтесь, травитесь… Не живется вам спокойно. Чуть что - и лапки кверху. Что за молодежь пошла... Вот в наше время такого не было. Весело жили, к светлому будущему стремились. Чижало было, ой, как чижало… Помню, нас у мамки семеро по лавкам. Мал мала меньше. Одну рубашку по очереди носили. С голоду да с лебеды пухли. Мамка в поле работат, колосков понапрячет и нам тащит. Ладно, председатель ей дядькой двоюродным приходился, не делал ничего. А других раз – и под суд лет на десять. Чтоб знали, как воровать. Пашку тогда, Матрениного сына… Годков пятнадцать почитай не исполнилось. В кармане зерно нашли. Пришли, забрали…Мать в ногах валялась, да толку…Отец с войны пришел больной весь. Дома есть нечего, да он еще калека. Года два прожил, да на Ильин день отмучился. И ничего, жили как-то, не жаловались. Все в люди вышли. А у нынешней молодежи - кишка тонка. Пожили бы в наше время. Избалованные все. С жиру бесятся. И чего только не хватат?! Вздумали тоже - с моста сигать. О себе токмо и думаете. Когда руки на себя наложить решили, чай о родителях-то не думали. Каково им потом жить-то будет. Э-хе-хе… Горе луково. - Теть Галь, тогда другое время было, - попыталась оправдаться Маша. - Время-то другое. Да человек - он всегда человек. Тем и отличается от собак да от кошек неразумных. Головой думать надо, любовь там или не любовь. В наше время-то, чай, тоже любовь была. Вон Клавдия Пигалева на фронт жениха свово проводила, ждать обещала. А Степан, тот, что с Липовки – деревни соседней, раньше по ранению пришел. Тогда с мужиками туго было. Бабы на всех бросались. Главное, чтоб руки-ноги на месте были. За него и выскочила. А чего?! Он видный, в форме с медалями. Жених ейный Колька пришел да сначала к нам в дом заглянул. Стол накрыли, он сидит, выпиват, да все про Клавку спрашиват. Ну, мамка молчала-молчала, да возьми и брякни: «Замуж она вышла». Колька револьвер хвать да хотел себе в голову стрельнуть. Мамка - в ноги! Передумал тот, хотел Степана порешить – так посадят, и в потолок – бах. Раз, другой, третий. Ничо, потом отошел - другую невесту нашел. Детишек нарожали. А ты говоришь – любовь. Ноги-то подними! Тряпка, пройдясь лохматым языком под койкой Маши, скривилась над лязгнувшим ведром. Журчание ручейков разогнало пляшущий на поверхности сор и оборвалось тишиной. 15. Старый мост, утыканный иглами столбов с неизбежной рекламой, безучастно взирал на ледоход у своих ног. Посеревший и вечно простуженный от промозглой сырости, привыкший к жужжанию моторов и беготне легковушек, он на миг выходил из оцепенения от топота тяжелых грузовиков. Вздрогнув, мост удивленно поводил бровями перекрытий и, убедившись, что все в порядке, вновь погружался в раздумья. Денис и Маша, перегнувшись через резьбу перил, наблюдали за выползающими из-под него зачерствевшими облаками. Льдины, неумело вальсируя под звуки течения, ежеминутно сталкивались, громоздились друг на друга, выбивая крошево. Смущенно раскланявшись, они продолжали кружиться, вновь врезались и извиняюще расшаркивались. Река, освободившись от сковавшего движения одеяния, весело хлюпала почерневшим нутром, унося обрывки ледяных лохмотьев вдаль. Ленту затягивало в резь горизонта, где она попадала в крутящиеся валики выжималки гигантской стиральной машины Бога, затеявшего уборку. Избавленные от излишней влаги, отбеленные и растрепанные, они прицеплялись прищепками на лазурь небесной реки. Ветер-помощник разбрасывал белоснежное белье, не давая ему скапливаться в одном месте. - Вот отсюда я и хотела прыгнуть, - перекрикивая шум машин, рассказывала Маша. – Сейчас плыла бы с льдинами, а потом вместе с ними – на небо. - «Таких не берут в космонавты», - шутя, процитировал Сомов строчку из песни. – Канула бы в Лету. - Не факт! Хотя все может быть. Отправилась бы на корм потусторонним рыбам. Интересно, в той мифической реке кто-нибудь водится или нет? - Ага, - помрачнел Денис. – Сомы. Выпрыгивают из воды и выхватывают зазевавшиеся души из лодки. - Необязательно. Мы же не знаем, кто именно в ней водится. Может, там какие-нибудь особенные рыбы. Помнишь античные мифы? В них души мертвых через подземную реку Харон перевозил. Мне недавно приснилось, что я, вроде как, туда попала и его встретила. И якобы он не лодочник совсем, а рыбак. Сидит на пристани – ловит на обычную удочку. А вместо наживки людские души, которые он из земли выкапывает. Они почему-то очень на червяков похожи. Изгибаются, сопротивляются, не хотят насаживаться, но Харону до лампочки. Что хочет, то и делает. Особо длинных наполовину разрывает, маленьких целиком напяливает. Клюет у него постоянно – одну за одной таскает. Причем и маленькие, и большие попадаются, разных видов. И караси, и вобла, и золотые рыбки, и щуки, и пескари, и какие-то экзотические. Я таких никогда и не видела. Улов в бочку складывает и складывает. В ней уже места не осталось. Рыба кишмя кишит, воды не хватает, она задыхается. Харону все мало. Потом, бочка сама собой – раз - и как песочные часы перевернулась. Вся рыба в реку. Он заново ее наполняет. Как Сизиф, только тот камень на гору закатывал, а этот с бочкой мается. Странный сон. Ты не знаешь, к чему рыба живая снится? Окурок, чертыхаясь искрами, скрылся в подмостовой бездне. - К бейеменности! После удачной ыбалки. Может, пойдем, еще пау аз поыбачим?! У меня такой «кьючок»…, - закартавил Денис. - Дурак! – смутилась Маша, легонько шлепнув его по спине неумело сложенным кулачком. – Я серьезно. - Я тоже. Ладно, пойдем домой, зайка. На автобусе или троллейбусе поедем? Руки Дениса нырнули в омуты карманов. Пальцы, ощупывая позвякивающие монеты, наткнулись на бумажный комок. - На проезд ищешь? Так у меня есть. - Да, нет. Вот… Забыл выбросить, - показал Денис посеревший билет. – В дупле нашел. - В каком дупле? Опять шутишь. Давай развернем, а вдруг счастливый. Так и есть! Загадывай желание. - Нет уж, спасибо. Загадал я как-то раз недавно. - И что? Не сбылось. - Не совсем. После расскажу как-нибудь. - В тот раз не сбылось, а в этот - обязательно. Ну, давай же. Не трусь! - Во-первых, он грязный! А во-вторых, – глупости все это. - А вдруг! Ну, хочешь, загадаем одно большое желание на двоих. Дай сюда. Маша отобрала мятый клочок и аккуратно разорвала пополам. - На, держи. Жуй-жуй, давай, глотай. Под траурный аккомпанемент молчания над билетом заработали лопаты зубов. Локти ткнулись в озябшие перила, перенимая холод. Круговорот льдин-облаков притянул задумчивые взоры, утягивая их за собой к точке слияния земной и небесной рек. Взгляд Дениса, прогуливавшийся с речным караваном, споткнулся об одинокий силуэт рыбака, показавшийся ему знакомым. Мужчина, сидя на деревянном ящике на берегу, щурился, закрываясь рукой от блеска ряби. Перед ним радостно плескались солнечные зайчики вперемежку с пластиковыми бутылками, прибитыми течением. - Валька, что ли? – мелькнула мысль у Дениса. – Вроде похож. Чего это он, интересно, приперся. Вроде бы рано еще, не сезон. Надо проверить, он или не он. - Ва…! – заорал Сомов, пытаясь развеять сомнения, но не закончил и поперхнулся счастливым билетом. Рыбак вскочил, резко подсекая. Мост, выгнув спину рыболовным крючком, пошатнулся и, взлетая, завертелся, кувыркаясь в пространстве. Сёму с выпученными от ужаса глазами выдернуло из темноты ввысь. Он распахнул пасть, давясь и задыхаясь глотками ослепительного воздуха. Боль обожгла, разрывая и уродуя губу. Сом плюхнулся в воду и, мало что соображая, инстинктивно рванул в глубину. Заросли водорослей, похожие на размякшие деревья, укрыли беглеца в тени. Придя в себя и отдышавшись, Сёма огляделся. Кругом ни хвоста. Лишь пара вялых улиток с раздвоенными рожками фонарей глазели на него да тусклые камни, среди которых теплилась скрытая от посторонних глаз жизнь. Дорожки ила асфальтом разбегались в стороны, не взбаламученные ничьим движением. В брюхе заворочался тяжелый ком, и сома вырвало пузырьками свежего воздуха. Жутко болела пасть. - Счастливый червяк, счастливый червяк, - корил себя Сёма. – Попался на наживку. Как малек попался. Еще и радовался, что кольца на нем считать не надо. Плавник прошелся по губе, ощупывая искалеченный ус. Рыбина опустила глаза и в страхе замерла. Сквозь чешую его рассматривало Нечто. Не разбирая дороги, сом рванул в темноту камней. - Ладно, - решил он, когда спокойствие вернулось на место. – Я назову вас Семья. Кто же еще может водиться в Сёме, как не Семья.