Раби Яков, цадик из
города Божин, рассказал сию историю своим хасидам со слов жены
Голды, которая знала эти события не понаслышке, а была их
свидетельницей пока жила в доме отца и матери, мир их праху.
Голде очень хотелось держать речь самой, и раби Яков готов был
потрафить супруге и уж было заколебался, но соображения
строгости, осторожности, праведности, верности традициям –
всего, чего угодно – взяли верх, и цадик не дерзнул дать слово
женщине в мужской аудитории. Люди предпочитают старые истины и
неохотно привыкают к новым. Итак, на исходе субботы, раби Яков
поведал собравшимся за огромным столом в горнице его дома
хасидам следующую повесть.
Хана – девица
прелестная лицом, мягкая нравом, мечтательная и вовсе не
практичная. И нет ей нужды обременять нежную головку прозой
заботы о будущем. Почему? Да потому, что Хане повезло родиться в
богатом, даже очень богатом доме. Отец нашел ей достойного
жениха и жаждет породниться с его семьей, соединить капиталы,
сделаться еще богаче и, конечно, дать счастье любимой дочке. А
Хана вовсе и не ищет выгодной партии, мысли ее все только о
любви. Хана любит Ханоха, высокого и плечистого красавца с
черными кудрями и карими глазами. Хана вполне уверена, что отец
не выдаст ее замуж против воли, ведь она как-никак –
единственное дитя.
Ханох, возлюбленный
Ханы, живет далеко от нее, в другом городе. Бедняга рано
осиротел и кормился от щедрот общины. А подрос – и отдали его в
помощники к местному торговцу. Ханох парень хваткий. Торговец
заметил таланты ученика и вскоре произвел его в приказчики, а
затем и в старшие приказчики. Ханох сделался незаменим на
службе. Большим стал мастером: завлечь покупателя, расхвалить до
небес торговый дом, продать товар по хорошей цене – в этом
старший приказчик превзошел хозяина. Ханох повсюду разъезжает по
торговым делам. Так вот и повстречался с Ханой, и, кажется,
полюбил девицу.
- Яков, разве такими
словами я говорила тебе о любви Ханоха? Тебя послушать – он
вовсе и не любит Хану! – с досадой прервала Голда самозванного
рассказчика.
- Милая Голда, разве
это беда, если я вижу дело несколько иначе и позволяю себе кое в
чем сомневаться? – возразил раби Яков, отстаивая право на
собственную интерпретацию.
- Всякий рассказчик –
это интерпретатор, - словно читая мысли учителя, произнес хасид
Шломо, получивший европейское образование и знающий много
лишнего.
- Ты сомневаешься в
очевидном, мудрец! Ну, будь по твоему, - оставила Голда за собой
последнее слово, а цадик продолжил.
Любовь Ханы и Ханоха –
все больше в письмах. Но и это неплохо для начала. Что приплыло
в руки Хане само собой и без труда, того нет пока у Ханоха и
того он алчет пуще всего – богатства. Уж много раз думал
старши й приказчик, что
хорошо бы жениться на дочке богача: приданое, родня, любовь,
наконец, - и все разом! Годы сиротсва и ученичества, однако, не
приучили его к легкой добыче. Чтоб такое свершилось, требуются
обстоятельства исключительные.
Отец Ханы не так-то
прост, его вокруг пальца не обведешь. Знает богач: золото трудно
приобрести, да легко потерять. За дочкой нужен глаз, не то
уплывут из рук и дитя и приданое. Охотников много. А посему
бдительный отец вступил в тайный сговор с корыстным почтальоном.
Письма в оба конца читаются прежде адресата. Все знает хитрец,
но молчит до поры до времени.
***
Худая весть пришла к
Ханоху: городской голова сговорился со своими приспешниками, и
задумали злодеи изгнать из города всех евреев. И отцы города
душевно понимают
и поддерживают своего
предводителя. Горюют городские евреи, горюет хозяин торгового
дома, горюет Ханох. “Все, что трудом завоевано – все пойдет
прахом. Хозяин мой стар, на другом месте нового дела не начнет.
А моего капитала не хватит. Значит, начинать все сначала” –
тяжко думает Ханох и вспоминает о Хане. “Теперь уж забыть
придется любимую мою Хану. За бездомного неудачника она не
пойдет. Ах, впрочем, что за глупые мысли у меня в голове, ведь
она так любит меня. Стоп! А не явились ли к нам с Ханой столь
долгожданные исключительные обстоятельства?” – размышляет Ханох.
И пишет старший
приказчик своей возлюбленной чрезвычайное письмо. Сообщает о
надвигающейся но него беде и излагает свой план. “Избранница
моя! Сговоримся, когда и где встретиться, и убежим подальше от
родительского дома. Я найду раввина, что согласится поженить
нас. Отец твой - человек практический, пересилит горе и не
бросит нас на произвол судьбы. И станем мы счастливейшими людьми
на свете. Решайся, Хана. Сейчас, или никогда!”
И прочитала Хана
письмо, и захватило у нее дух от страха и восторга, и немедленно
ответила она: “Да, мой милый, да, да, да!” А еще, подумавши,
добавила, что о месте и времени встречи сообщит не письмом, а
через верного человека, ибо великую тайну нельзя доверять
бумаге, правда на чужой язык и уши полагаться тоже небезопасно,
но выбора нет. Выходит, не такая уж и непрактичная она девица.
Посвященный в тайну
заговора, богач погрузился в глубокую думу. Как отвести беду?
Где путь к спасению от позора? Неужто золото уйдет в чужие руки
и не умножит самое себя? И совета у людей не спросишь. Права эта
ветреная чертовка, нельзя доверять тайну ни бумаге, ни языкам,
ни ушам. Но супругу свою решил уведомить – не помешает матери
получше знать, что на уме у непутевой дочки. Богач сообщил жене
драматическую новость, привел ее в сознание после неизбежной
потери чувств, но, к досаде своей, не встретил безоговорочной
солидарности. Как-то раз довелось родительнице видеть этого
черноволосого стройного красавца. Хоть и содрогнулось все нутро
ее от страха, но, кажется, понимала она отчасти и никчемную дочь
свою. Видя, что помощи ждать не приходися, изобретательный богач
самолично составил дьявольский план спасения.
- Странно ты
выражаешься, Яков. Похоже, мужчине не дано внять мукам
материнского сердца, - сказала Голда.
- Прости, женушка, я,
кажется, увлекся, - виновато ответил раби Яков, пряча улыбку в
усах.
- Не отвлекайся, раби!
Рассказывай! – загомонили хасиды.
- Ну, слушайте дальше,
друзья.
***
Быстро несутся кони.
Летит коляска, уносит Хану и Ханоха все дальше и дальше.
Миновала опасность отцовской погони. Страх сменился нетерпением.
Молодые сердца бьются в унисон. Любовь переполняет обоих. Мчатся
влюбленные навстречу чуду, что случается в жизни лишь только
раз. Твердо знают оба: верны й слову раввин приведет их к вратам
рая.
Подъезжают к станции.
Время подкрепиться, отдохнуть, сменить лошадей. А там – снова в
путь. Сидят за столом, смотрят друг на друга влюбленными
глазами, говорят без умолку. О чем беседуют заврашние
молодожены? Мечтают, должно быть. А вокруг – еще столы. Едят и
пьют люди. Кому завтрак несут, кому ужин. В дороге все
смешалось.
Гости входят и
выходят. Вот зашел рыжебородый еврей, черная ермолка на голове.
Огляделся по сторонам, присмотрел себе место неподалеку от наших
голубков и уселся за стол в компанию себе подобных. Вступил в
общий разговор. Что обсуждают незнакомые евреи, встречаясь в
пути? Жалуются на беды и гонения. Хвастаются друг перед другом,
кому солонее приходится.
Голос новичка громче
других голосов, и можно разобрать слова в общем шуме. Ханох
поневоле прислушался. Рыжебородый в черной ермолке рассказывает,
как в соседней волости городской голова задумал выселить евреев,
и отцы города были с ним заодно. И ясно стало сынам Израиля, что
беды не миновать, и пришло время кончать дела, повыгоднее
продавать имущество и бежать без оглядки из проклятого города.
Но случилось непредвиденное: самый рьяный и неподкупный
городской патриот подал свой голос против изгнания. А без
идиногласия в таком деле – нет и указа. Так устроены
справедливые законы Империи. И замысел злодеев не осуществился,
и евреи одурачены, и самые расторопные едут назад.
“Вот, значит, как
дело-то повернулось, – думает Ханох, и лицо его бледнеет. -
Прежний путь наверх вернее нынешнего. Нельзя спешить. Я должен
позаботиться о том, чтобы мой грош превратился в золотой, а уж
золотой позаботится о себе сам. Тогда и жениться можно. А сейчас
надо возвращаться.”
- Надо возвращаться,
милая Хана! – горячо говорит Ханох.
- А как же... А как же
все-все-все, что мы задумали? – шепчет Хана, губы дрожат, глаза
полны слез.
- О, любимая, дай
только на ноги встать. И мы поженимся, и не будет в мире никого
счастливее нас! А про побег наш ни одна живая душа не узнает.
И горят новой надеждой
глаза Ханоха, и беззвучно плачет Хана.
- Я думаю, Ханох прав,
предпочитая конвенциональную свадьбу, - вновь желая блеснуть,
сказал образованный Шломо.
- Какая неспокойная
публика у меня сегодня, - недовольно заметил раби Яков, - прошу
не перебивать, я продолжаю.
***
Глубокая ночь. В доме
богача никто не спит. Свечи горят повсюду. Хозяин расхаживает
взад и вперед по большой зале. Нет в сердце его ни растерянности
ни страха за судьбу беглянки дочери. Он уверен в себе, он
полководец, ждущий донесений с поля брани. Стук в дверь.
- О, это, верно, мой
долгожданный слуга, открой ему, - командует хозяин своей неуемно
плачущей супруге.
Та послушно встает и
открывает дверь. Входит слуга.
- Говори, быстрей, не
томи! - рычит ему навстречу богач.
- Все отлично, хозяин,
все – как ты задумал.
- Едут назад?
- Едут, хозяин.
- Молодец, дружище,
отлично провернул дельце. Вот тебе за труды.
- Покорно благодарю,
хозяин, - сказал слуга, отправляя в карман горсть золотых монет
и откланиваясь.
- Да сними ты эту
рыжую бороду и усы, даже я тебя с трудом узнаю, - крикнул богач
вслед слуге.
Богач просветлел
лицом. Вновь заходил по зале, злорадно потирая руки.
- Если я не вижу
средств достижения цели, я создаю их. Я был уверен: он захочет
вернуться к своему корыту, как только угроза минует. Я вижу
насквозь этого молодчика!
- Хвастун, что мне до
твоего Ханоха! Дитя наше верни домой, Хану мою ненаглядную!
- Не реви! Вернется
Хана жива и невредима. И тут же выдам ее замуж. Довольно с меня
ваших женских прихотей! И без того голова лопается от забот.
Знала бы ты, женушка, сколь облегчил мою казну добродетельный
христианин, пока согласился вступиться за тамошних евреев, - в
сердцах посетовал богач и подумал про себя: “Жажда золота
иссушает души наших гонителей, хулящих нас за алчность. Какое
счастливое сходство!”
***
Ханох и Хана держат
обратный путь. Тихо и уныло в карете. Как может, Ханох утешает
Хану. “ Да, милый”, “Ты прав, милый” – только и слышит он в
ответ.
- Еще два-три часа
дороги, и ты – дома. Ночь темна, соседи не увидят, - говорит
Ханох.
- А ты, милый?
- Я продолжу путь, к
утру доеду. Напишу письмо.
- Буду ждать, - почти
беззвучно произнесла Хана, - Опять письмо... Сердце писем не
пишет.
***
Как обещал богач жене
своей, так и сделал – без промедления выдал своенравную дочь
свою замуж и согласия ее не спросил. И довольны мать с отцом –
гора с плеч. И прошли годы. Ханох хоть и шибко продвинулся в
делах своих, но скромно полагает, что на ноги пока не встал.
“Чтобы дойти – надо прежде всего идти” – вот его слова. Зато
жених он завидный. Присматривается. Для сватов – лакомый кусок.
И совсем забыл свою Хану. А Хана помнит былого красавца и черные
его кудри.
- Яков, ты снова
сочиняешь. Разве ты слышал от меня такое? И поварачивается у
тебя язык говорить так о замужней женщине? – прервала мужа
Голда.
- Да я ничего плохого
не имел в виду, Боже сохрани. Так, для красного словца
присочинил. Хасиды, ведь правда, вы ничего дурного не подумали?
– обратился раби Яков за спасением к своим слушателям.
- Конечно, раби, не
подумали. Продолжай!
- А на этом история
кончается, друзья. Какое тут может быть продолжение?
|