Паровозом у них была Саша: грин-карту выиграла –
она, хлопотала и за документами вы́бегала бесчисленные инстанции
– тоже она. Даже таможенники в аэропорту их родного города,
когда вылетали в одну из европейских столиц, чтобы там пересесть
на рейс в чикагский аэропорт О’Хара, сразу же определили, кто в
семье главный, и за взяткой обратились именно к ней, а не к
Паше. Так ей и сказал один из них – разбитной мужичок средних
лет, с прозрачными глазами и намерениями: «Вы – главная в семье?
Пройдите, пожалуйста, сюда…» – и завёл в комнату с какими-то
металлическими стеллажами по стенам. Так эти серые стеллажи и
остались у неё в памяти, как последняя картина родины. И мужичок
- тоже, конечно.
– Понимаете, – говорит он,
так вразумительно, – согласно американским требованиям, мы
должны сейчас вскрыть все ваши чемоданы и баулы и тщательно всё
проверить. Это займёт очень, ну, очень много времени, и
упаковочку вашу всю нарушит, и на посадку, не дай бог, можете
опоздать... А если вы пожертвуете двадцать долляров (так и
сказал, «долляров») на пользу таможни, мы сейчас весь ваш багаж
опечатаем нашими самыми серьёзными печатями – и никто его больше
досматривать не будет, ни на пересадке, ни в Америке…
Саша так и сделала – дала
ему эти двадцать баксов. Он их рассмотрел, вежливо поблагодарил,
спрятал. Вернулись они в общий зал, где возле многочисленной
поклажи околачивались Паша с Ксюшей, а дальше – как по маслу.
Таможенный мужичок не обманул: баулы запечатали и действительно
больше нигде по дороге не открывали. И к «пограничнице» их
подвёл, громко так, ответственно ей сказал: «Это – хорошие люди,
всё у них в порядке». Та, видимо, поняла: понаставила печатей,
почти без вопросов, быстро и учтиво. Саше так приятно стало, что
всего-то за двадцатку у них «всё» стало в порядке! Если б на
самом деле – всё...
Короче, проехали. И дальше
их семейный паровоз продолжал тащить свои два вагона по путям
новой родины. Первую квартиру в ортодоксальном еврейском
квартале, где по традиции купно селились наши соотечественники
независимо от их национальности, нашла и сняла Саша – через свою
школьную подругу Маринку, прожившую в Штатах пять лет. И новые
нужные американские бумажки снова оформляла Саша – Павел
по-английски знал пока только «thank you very much» и «what time
is it?», потому как в школе изучал немецкий и «тысячи» в
институте сдавал также на нём. Да и что Паша? Он и дома был
всего-навсего товарным вагоном – ведомый и хорошо управляемый.
Саша познакомилась с ним в
секции бодибилдинга. Сама она большой крепостью организма не
обладала, скорее совсем наоборот: миниатюрная, личико –
узенькое, лисье, правда, вовсе недурное, волосы – неопределённо
русоватого оттенка, лёгкие и ломкие. Но сила её была в тяге, в
устремлениях. И когда она, к двадцати пяти годам, поставила себе
задачу – найти жизненную опору, то по библиотекам, конечно,
расхаживать не стала: муж должен был быть, по определению,
крепким и выносливым. Очень интересно выглядела хрупкая девушка
среди «качков»: Паша нашёлся – вместе со своим накачанным
торсом – и подошёл знакомиться уже на первой неделе её занятий в
секции. После чего эти занятия вскоре можно было и прекратить…
Проехали!
Из занюханного заводского
КБ она быстро заставила его уйти, ему было определено другое
поприще – фотографа. Зимой – ёлочного, дедоморозного, летом –
курортного и круглогодично – свадебного. Заработки пошли просто
замечательные, можно было и ей перестать юбку на работе
просиживать, и квартиру купить (ну, в микрорайоне, не в центре,
но тоже неплохо), и Ксюшку завести. А через четыре года новая
идея – Америка! И очень зря все знакомые и свекровь зудели, мол,
«будешь ты в Америке – на зелёном венике»! Вот они – Саша, Паша
и Ксюша – сейчас гуляют по Мичиган Авеню и американские
пончики-«донатсы» жуют... Пончики – это, впрочем, чепуха
(проехали!), надо дальше двигаться, к другой остановке… Тут
Ксюша прилипла к уличной витрине туристического агентства «Эпл
вакэйшн»: томная дама в тёмных очках и бикини лежит на надувном
матрасе в перламутрово-бирюзовом бассейне и потягивает коктейль
из бокала с маленьким радужным зонтичком, а на заднике –
сказочные пальмы и море... Агитка, конечно, но красиво. Вот и
она – Сашина следующая остановка.
Но до этой остановки опять
были полустанки: поскучнее и пострашнее. Сначала – маленькая
двухдверная «Хонда Сивик» (очень старенькая, но без машины здесь
никак). Потом – бесплатная школа английского для неимущих, а
параллельно – Пашу на работу пристроить, потому что привезённые
с собой десять тысяч уже на исходе. Фотографы тут никакие,
конечно, не нужны. Пошёл в небольшой цех к русскому хозяину:
нажимать ногой (по двенадцать часов) на педаль пресса –
штамповать платы для мобильников. Работа тупейшая, за целый день
– десять слов с соседями по конвейеру, и заработок не велик, но
на еду и квартиру хватало. A Саша, после полутора лет школы – на
курсы по программированию… Подходил двухтысячный год со своими
тремя ноликами, и в Америке началась компьютерная истерия – на
работу требовалось всё больше и больше специалистов, чтобы
срочно переделывать и проверять коды на наличие в них правильных
дат. (А то вдруг 1 января 2000 года от этих ноликов компьютеры с
ума сойдут – и Мистер Американский Бизнес сдохнет!) Поэтому
устроиться на работу программистом с высокой стартовой зарплатой
можно было и без хорошего английского, и без большого опыта, а
липовые рекомендации давали сами программистские школы. Как
говорили Сашины учителя: нужно придумать себе рабочую историю,
резюме – и, главное, во всё это самому поверить.
– Я по трупам пойду, –
патетично провозглашала уже хорошо расслабившаяся Саша, когда
они, наедине с Маринкой, обсуждали свои женские американские
жизни, при участии двух больших бутылок «сухаря». Обычно они
расслаблялись в отсутствие Паши, сидя на матрасе, постеленном
прямо на полу в съёмной квартире, где, кроме двух матрасов
(одного двуспального и другого – поменьше, для Ксюшки), пожилой
тумбочки с телевизором, трёх уродливых стульев, выброшенных
соседями, и кухонного стола, половину которого занимал
компьютер, ничего не было.
– Вот ты, Маринка, уже
столько лет здесь маешься, всё учишься в своём «калледже» – что
толку? Где «бойфренд»-американец? Где хорошая работа? Вкалываешь
в этом сраном магазине за шесть пятьдесят в час? Нет, я по
трупам пойду... – повторяла Саша, выливая остатки вина в чашку.
Работу она искала – как
ходила на работу. Ксюшку – к соседям, то к одним, то к другим,
благо, много русских вокруг. На личико – чуток краски; на тело –
строгий, простенький, единственный, но очень аккуратный чёрный
костюмчик; в ручки – пластиковую папочку с резюме, которое
сочинили специалисты (отнюдь не бесплатно); в зубы – заученный
десяток английских выражений; в «Хонду» или на «сабвэй» – и на
интервью, иногда по два раза в день.
Она научилась производить
впечатление в своей монолитной уверенности и знании предмета.
Если её спрашивали о чём-то и Саша не имела представления, как
ответить, – а случалось это частенько, – она, выразительно глядя
собеседнику прямо в глаза, размеренно тянула что-то ничего не
значащее, типа: «Actually...»,
«I think...»
или совсем пробивное: «What do you mean by that?».
Далее следовала, естественно, пауза, но собеседник сам почему-то
начинал заполнять возникшую после этого тишину, ощущая
неловкость оттого, что, видимо, задал какой-то бестолковый
вопрос и именно поэтому она затрудняется с ответом...
В общем, первое предложение
подвернулось достаточно быстро – всего два месяца массированного
поиска. В соответствии с нарисованными в резюме опытом и
знаниями, ей предложили сделать новый проект для консалтинговой
компании. Срок – шестнадцать недель, и работать можно было дома!
Скажите, везение? Может быть. Только как этот проект сделать –
она и понятия не имела, когда сказала им «yes»...
Начался новый,
сверхскоростной поиск того, кто знает, как это сделать.
Порекомендовали дорогого, но знающего Михаила. Саша приехала к
нему вечером, и скромный таунхаус в пригороде показался ей
дворцом, а Михаил – лысоватый и значимо медлительный – крутым
специалистом. Старательно поддерживая это впечатление, он не
спеша провёл её в небольшой кабинет с компьютером и выслушал
долгие, детальные объяснения.
– Всё это сделать можно, –
так же неторопливо, как бы нехотя, произнёс он, – но это будет
дорого стоить...
– А денег у меня пока нет,
– попробовала игриво улыбнуться Саша.
– Ну, деньги они вам по
контракту заплатят, и вы тогда заплатите мне... половину того,
что получите... – Михаил пристально смотрел Саше в глаза. – А в
качестве аванса...
Не отводя от неё взгляда,
он протянул руку к красивой бутылке коньяка, стоящей, как
оказалось, на соседнем столике:
– Я, думаю, мы
договорились?
– Договорились, – Саша
внутренне крепко зажмурилась, но внешне чуток покраснела…
«Другого нет у нас пути,
В
руках у нас винтовка.»
Контракт был сдан вовремя,
и денег заплатили много. Даже половина – это было очень хорошо.
Потом срослось ещё несколько контрактов: и работа, и Михаил –
продолжались. Саша решила, что и Паше надо учиться, и теперь он
мог покинуть свой ножной пресс. Выучился на техника по
обслуживанию кондиционеров – здесь это тоже верный заработок.
Денег становилось всё
больше, купили новые машины и новый дом – тоже очень большой.
Уже был и бассейн в Мексике, и море на Карибах, и коктейли в
круизах.
Маринка теперь появлялась у
них редко. «Завидует», – усмехалась Саша.
Через год, с опытом
нескольких проектов, Саша перешла в другую компанию, потом – в
следующую… Оказалось, что Михаил не так уж много знает, да и
делает всё, как известно, чересчур медленно, и теперь она может
обходиться совсем без него… Проехали!
Подбор новых партнёров для
новой жизни у Саши продолжался ещё пару лет, но однажды, очень
жарким и влажным летним вечером, когда ничего не ведающий Паша
вернулся домой после рабочего дня из определённого ему зимнего
мира компрессоров и фреона, вдруг прозвучало – без интонаций,
как закадровый голос в дублированном на русский язык зарубежном
кино:
– Знаешь, у меня есть
другой человек... Я не буду возражать, если ты снимешь квартиру
и переедешь от нас жить. Ксюшу будешь видеть сколько захочешь...
– Кто этот другой – Саша и объяснять не стала.
Потерянный Паша пробовал
что-то мычать, помыкался по знакомым, рассказывая подробности,
но все и так знали, что к чему: вот и его проехали...
– Ну, и зачем было
рассказывать эту банальную историю? – скажете вы. – Что в ней
такого интересного? И конец был заранее известен...
Согласен, скажу я, много
нас – проживающих свои собственные банальные истории с заранее
известным концом... Так что даже не знаю, зачем я всё это тут
нагородил. Может, потому, что в прошлый выходной я случайно
встретил Пашу в торговом центре? Он говорит, что всё у него
«окей», он работает, в свободное время самозабвенно поёт в
русском народном хоре при православной церкви. И Ксюша, вместе с
двумя подружками-американками, была с ним – такая взрослая...
Только уже не очень хорошо говорит по-русски... впрочем, зачем
ей здесь русский? Про Сашу он ничего не сказал, а я и не
спрашивал.
Вокруг нас шуршали,
лопотали голосами и мобилками, мелькали всевозможными оттенками
джинсовой ткани, формой и цветом воскресных лиц жители
благополучного чикагского пригорода, и в этом шумовом потоке,
под высоким, прозрачно-невесомым потолком, среди десятков модных
мелодий из дверей зовущих магазинов и магазинчиков мне всё
слышалось бравурно-воинственное... нет-нет, смешно, уж это никак
не могло прозвучать здесь...
«Наш паровоз, вперёд лети...»
Чикаго, 2006
|