Он зашел последним и вытащил первый билет. В смысле, билет номер один. Проще не бывает. Повезло. Но он, похоже, так не считал. Долго в изнеможении пластался на столе, изображая упадок сил и попутно отыскивая в недрах тулова нужную шпаргалку.

 Я уже давно  не обращаю на эти манипуляции внимания, поскольку опыту у меня, как у Барбоски блох. Всегда парой вопросов  выведу шпаргальщика на чистую воду. Думаю, подержу  бедолагу подольше, пусть хоть здесь почитает, глядишь, что-нибудь в башке и застрянет.

 Когда очередь дошла до него, я вдруг отчетливо поняла, что у парня-то… того… последний парад наступает. Просто ударится сейчас оземь – и душа его отлетит туда, где совсем другие экзамены и другому экзаменатору сдают. Изнеможение у студента, судя по всему, вошло в такую фазу, после которой всякая жизнедеятельность за ненадобностью прекращается.

Я отвинтила крышку своего термоса, плеснула туда живительной влаги, которая вот уже несколько часов держала меня на плаву – крепко  заваренный шиповник с барбарисом – и протянула: мол, пей, спасайся.

Парень возвращается к жизни  медленно. И сразу принимается благодарить заплетающимся языком. На мое предложение молчать и экономить силы он так энергично трясёт головой, что выдавливает из страдальческих глаз близкие слёзы.

 Определённо, парень не в себе. Неужто трудовое право того стоит?  Наверное, всё-таки что-то  у него стряслось.

Хоть силы у  самой на исходе и пора уже забирать из садика дочку, хоть холодильник дома пустой и надо бы успеть пробежать по магазинам, хоть давление, несмотря на таблетки, упрямо колотит в затылок, - сижу и жду, когда же студент придёт в себя. Не людоеды же мы, в самом деле…

Заплетающимся языком, сопровождая свой  сбивчивый рассказ  вялой жестикуляцией, парень вываливает традиционный набор несчастий, не позволивший ему должным образом подготовиться к такому важному предмету, каковым для него является мой предмет. Судите сами: неделю назад умерла дорогая бабушка, которая его воспитывала;  мама попала в больницу, а папы у него и вовсе не было; маленькую сестренку целый месяц не с кем было оставить по причине скарла… то есть карантина, а любимая девушка нанесла удар ножом прямо в спину, образно, конечно, говоря:  намедни убежала прямо из-под венца. И к кому? К его лучшему другу, почти брату.  И как тут жить? Можно в такой обстановке качественно подготовиться к предмету, на котором он хотел бы всю оставшуюся жизнь просто вдумчиво специализироваться? Увы! Остаётся только рассЫпаться в прах от постигшего его гнева богов.

…Подобное я слышу регулярно. Но по частям. А тут - обхохочешься, всё в одну кучу.  И ведь не новичок! Третий курс. А как вдохновенно исполняет! За кого же он меня, интересно, держит? 

Несмотря на традиционный комизм ситуации смеяться почему-то не хочется. Мертвенная бледность, провалившиеся глазницы и едва сдерживаемые стоны не сыграешь. По-моему. Или сыграешь? Ну, не знаю… Много чего повидала, но такое – впервые. Неужели  великий артист? Тогда что он в юридическом делает? По нему же столичные подмостки плачут.

 Небрежно пролистываю зачётку Колупельского Антона.  Ндаа… Не густо. Троечки он в основном колупает, этот Колупельский. Что он там бормочет? Стипендия ему нужна?  Какой молодец! Вот это, я понимаю, нахал! Он что, на немедленный зачёт намекает? Чудны дела твои, Господи!

Ну что ж, тогда надо  его слушать. И я строгим голосом прошу Антона Колупельского переходить к делу и отвечать на поставленные в билете вопросы.

 Помните стихотворение Лермонтова «Нищий», где вместо подаяния кто-то камень положил в его протянутую руку? – Так вот, эффект здесь был тот же. Вся боль за проявленную жестокость, все посыпанные солью раны от многочисленных  обид и  незаслуженных унижений, которые до этого момента просто тихо кровоточили,   после моего бестактного вопроса вдруг отверзлись и  невыносимо засвербели в его нежной душе.

 От моих слов парень вскинулся как от удара. Точнее, дёрнулся предсмертным рывком. Вот, оказывается, на что способен простенький с виду вопросец о   льготах  для работников Севера.

 Но мои циничные сравнения здесь не уместны. Ведь жизнь  на моих глазах стремительно покидает юношу.  Он уже не просто как тот северный снег по весне сереет и бледнеет, он буквально  на глазах  тает и испаряется.  Кажется, затяни я этот процесс еще на несколько минут, - и Антон Колупельский просто дематериализуется. И останется от него лишь небольшая лужа.  А  в деканате её не предъявишь.

            К слову о деканате. Надо поторопиться, уже конец дня, там  ждут ведомости. И что с этим Колупельским мне делать? Потратила на него больше часа, а кроме опорожненного термоса,  никаких ощутимых результатов. Принимаю компромиссное решение, понятно, не самое лучшее. Объявляю, что ставлю ему из состраданья к его страданиям  зачёт в ведомость, а в зачётку поставлю тогда, когда он придет в себя, подготовится и нормально мне ответит.

Парень снова впадает в ступор, в этот раз – от переполнившей его организм  благодарности, выразить которую – не хватает никаких сил и слов. Он тихо бормочет:  вот посмОтрите, прямо завтра, на днях, я приду и всё   отвечу, вы не пожалеете, что помогли мне, большой души человек, век буду помнить…  - при этом он быстренько сползает со стула и деликатным бочком выкатывается из аудитории.

Я в некотором недоумении:  чего это он… ради какого-то зачёта?  Чудной парень. А может и в самом деле, всё таким роковым образом совпало… Впрочем, эта наивная мысль в моей трезвой голове  быстро растворяется в делах и думах, которые  на время были отодвинуты этим странным  Колупельским. Что-то на лекциях я его ни разу не видела… Так и  не сподобился. Вот ведь, никогда не знаешь, кто вдруг явится к тебе на зачёт.

…Прошла сессия, пролетели каникулы, наступил следующий семестр, а парень не казал носа. Я, конечно, в голове его особо не держала, просто как-то мелькнула мысль: не помер ли  вообще? Помнится, на последней  нашей встрече был совсем плох. К тому же и в зачётке у него не проставлено. Или  решил вопрос как-то иначе? Да не похоже, что блатной, те не играют, там всё просто и сурово. Но так или иначе, а Антона Колупельского я не видела месяца три.

И вот однажды спешу домой, усталая,  после  рабочего дня и кружкА  напоследок. Темнеет, слякотно, по-мартовски неуютно. Обгоняет меня на узкой тропинке элегантный, дорого одетый парень. Вдруг притормаживает, поджидая, когда я поравняюсь с ним, и каким-то приблатнённым шорохом начинает что-то шипеть в мою сторону. Я даже не сразу поняла, что происходит. Таких слов про себя я отродясь не слыхала. И уж конечно не сразу узнала в этом приблатнённом красавце своего припадочного задолжника.

Между тем это был именно он, и сейчас он шипел и присвистывал в мою сторону  какой-то грязной тюремной фистулой: «Чё, гориссься собой? Ну, и чччё ты доказала? Ума в тебе меньше, чем мочи в мышке. Любишь командовать? И чччё? Думаешь, без зачёта твоего не обойтись?  Да зашибись!»

Это было так несусветно, так противоречило той базовой системе координат, в которой я до этого жила, что  опять подумалось: а нормален ли он, тот Колупельский Антон? И принялась внимательно его разглядывать.

 Это было затруднительно, потому что шёл он на шаг впереди, не пропуская меня по плохо очищенному снежному проходу и цедил свои словесные плевки вполоборота. Между тем приближалась освещённая остановка, на которой толпилось некоторое количество моих кружковцев. Я прибавила шаг, надеясь, что какие-то слова этого извращенца долетят до их слуха, и можно будет взять их в свидетели. А то ведь - поди, докажи! Один на один изгалялся.

Но будто поняв мои намерения, хулиган резко свернул  в сторону, оставив меня наедине с одним вопросом: что это было?

…Знаете, до сих пор не могу на него ответить, хоть и прошло уже больше трех лет. С тех пор никакие личные обстоятельства студентов меня не волнуют вообще. Пресекаю эти разговоры на корню. Верите, до сих пор в недоумении: что это был за человек такой? - Артист великий? Но ведь великие гадами такими не бывают.  Или бывают?