Выборы LIFE

 С раннего утра - снова Ангел.

Хохлев открыл глаза - комната залита белым светом. Он привстал на локте и попытался найти источник. Светился Ангел. Сидел за столом и что-то читал. Владимир тряхнул головой, отгоняя утреннюю дрему. Встал, подошел. 

- Вот, нашел в твоем шкафу учебник химии для девятого класса.

- Сын недавно школу окончил.

- Интересная книжица. Чего только не понаписано...

- С огнем разобрался, теперь с чем?

- С водой.

- Тоже нет доказательств, что вода - это аш два о?

- Абсолютно никаких! - Ангел засмеялся.

- Это не смешно. И становится навязчивым. Честно сказать, надоело разбираться во всей этой ерунде. - Хохлев начал одеваться. - Если хочешь, я могу просто поверить в то, что ты говоришь о науке, и закроем тему.

- Рано, рано.

- Ты светишься, как настольная лампа… Расскажи о природе твоего свечения.

- После того как обсудим сиё творение.

Ангел хлопнул по учебнику. На собеседника даже не посмотрел, не обернулся - весь в книге… А Хохлев, одевшись, стоял и не мог оторвать взгляда. Исходящий от небесного существа свет был несравним ни с чем. Игольчатый, лучистый. Но лучей не различить. Какие-то обтекающие, не прямолинейные. И без теней…

Все утро - пока Владимир завтракал и собирался - Ангел сидел в углу и читал. Не проронил ни слова. Увлекательный предмет - химия для девятого класса. Он вернулся к действительности после того, как Хохлев уже в куртке, щелкнул в дверях каблуками и громко объявил:

- Я готов!

- Отлично! - отложил книгу. - Полетели!

Прихожая, лестничная площадка, недавно вымытые ступеньки, дверь на улицу.

- Значит, вода имеет сложный состав и состоит из кислорода и водорода?

- Ну, да.

- Чтобы вода состояла из кислорода и водорода, необходимо, чтобы в природе существовали эти составляющие.

- Их нет?

- Не уверен, что они есть.

- Почему ты никогда не говоришь определенно: есть или нет?

- В некоторых случаях говорю очень определенно.

- И на чем же строится твоя неуверенность?

- На очередных, очевидных ошибках. На ошибочности теории об атомном и молекулярном строении материи.

- И атомов нет?

- Их существование ничем не подтверждено.

- Взрыв атомной бомбы - не подтверждение?

- Какое же это подтверждение? Ученые словами «взрыв атомной бомбы» обозначили явление. Здесь ничего не подтверждается?

- Но структура взрыва, его суть - атомная.

- Кто заглядывал в эту структуру?

- Бомба создавалась, придумывалась как атомная. На основе теории строения материи из атомов... Что же происходит при атомном взрыве?

- То же, что и при простом горении, только в других масштабах. В определенном месте по неведомым вам - человекам - причинам концентрируется огромное количество энергии. В определенный момент количество переходит в новое качество. Вот тебе и взрыв. И не слушай ты всякие домыслы и формулы. Все это от лукавого. Слова - ложь. Если положить их на весы – все они вместе легче пустоты.  

В очередной раз Хохлев был полностью сбит с толку. Ему захотелось бежать домой за учебником. В библиотеку - за энциклопедией. В академию наук - к какому-нибудь заслуженному академику, чтобы тот популярно раскрыл Ангелу суть вопроса.

- Не надо домой, не надо к академику. А в библиотеку пойдем. Покажу тебе, как легко опровергается теория строения материи из атомов.

- Невероятно... Как у тебя все просто. И как мне с этим теперь жить? Хочешь сделать меня изгоем общества?

- Зачем же?

- Затем! Если я что-то вследствие нашего общения и пойму - а остальным ты ничего не объяснишь - на меня будут смотреть, как на идиота. Отвергающего современные достижения науки и техники... Не теории, а конкретные, объективные достижения.

- Ты объяснишь.

- Кто я такой?

- А кто такие: Ньютон, Ампер, Лавуазье? Такие же, как и ты, человеки.

- Гении!

- Мошенники. Одержимые жаждой славы лицемеры. Каждый из них хотел оставить свой след в истории. Любой ценой. Вот и наследили… Нормальному человеку теперь не отмыться от их «научной» грязи.

- Тебе бы на урок в школу. В старшие классы. Посидеть бы там, послушать. Посмотреть на стены. Стены кабинетов увешаны их портретами.

- Наклепали себе кумиров и верите им, как языческим богам... А собственную исследовательскую  мысль глушите. В конце-то концов, разберитесь - кто есть кто. Вольта написал труд о своем электрическом столбе, издал его. В этом же издании, в предисловии напечатал хвалебную статью. Самому себе! Какой он талантливый и гениальный и какой вклад в науку привнес... Сегодня в библиотеке закажи Лавуазье.

- Почему Лавуазье?

- Ну, ты же хочешь разобраться со строением воды. 

- Так я уже понял, что теория строения материи из атомов - ошибочна, или как ты говоришь - не имеет доказательств... И что, соответственно, формула аш-два-о невозможна. Или я все не так понял?

- Так. Но я хочу, чтобы ты понял, как эта формула получилась.

Перед входом в вестибюль метро Ангел отстал - может, не понравилось ему в прошлый раз в подземном царстве. Когда - у дверей - Хохлев обернулся, «возмутитель спокойствия» висел в воздухе у рекламной тумбы и махал рукой. И расправленные крылья тоже покачивались... Как у аиста перед взлетом.

В редакции Владимир первым делом составил отложенное вчера письмо.

Екатерина, добрый день!

Ваш адрес я получил от Маши – мы вместе работаем.

Меня выдвинули кандидатом на пост председателя Союза писателей. Возможно ли пригласить меня на ТВ - в прямой эфир - где я рассказал бы о своей предвыборной программе? Где мы могли бы поговорить о состоянии современной литературы - её целях и задачах?  И о том, что больше всего мешает нынешним писателям.

С уважением, Владимир Хохлев.

Рассказывать о себе, как предложила Мария, - в первом письме на ТВ - Хохлев не стал. Решил дождаться ответа и по нему уже сориентироваться. Что рассказать и как...     

В 16-45 он был в читальном зале библиотеки. В ожидании своего просветителя, лениво - с неохотой - заглянул в книжку Лавуазье. Некоторые из страниц даже не разрезаны. Издание старенькое, бумага желтая, корешок изрядно выцвел. Книжка напечатана в советское время. Неужели её никто так и не раскрывал?

Ангел шумно пролетел по проходу между столами, приведя в движение открытые странички книг под лампами.

- Ну, как? Нашел самое интересное?

- Нет еще. Недавно прибыл... Да и как можно найти это интересное без тебя?

Хохлеву хотелось есть - не успел сегодня пообедать. И вообще домой... Или куда-нибудь подальше от этой пыльной книги.

- 29 марта 1773 года в своем лабораторном дневнике Лавуазье пишет, - Ангел открыл нужное место. - Я увидел с изумлением, что свинец не обжигается больше. С этого времени я начал подозревать, что циркулирующий воздух необходим для образования металлической извести. Возможно, даже воздух, которым мы дышим, не входит целиком в металл при обжиге, а входит лишь часть его, которая притом не имеется в изобилии в данной части воздуха… Воздух в металл, как тебе это?

- Ну, бред, конечно.

- Через полтора года в работе «Об обжиге олова в закрытых сосудах» Лавуазье заявляет: весь воздух атмосферы в целом не находится в состоянии пригодном для дыхания, но лишь его оздоравливающая часть (то есть кислород), которая соединяется с металлами при обжиге. А то, что остается после обжига, есть своего рода удушливая часть, непригодная для поддержания дыхания животных и горения тел... С чего он это придумал? С какого такого «научного» опыта, если он наблюдал за обжигом металла, а не за поведением воздуха. Чистая фантазия.

Ангел присел на свободный стул. 

- В чем ошибся Лавуазье? В том, что из наблюдаемого им «с изумлением» факта остановки обжига он сделал односторонний вывод. Не рассмотрел - как обязан был сделать настоящий ученый - ситуацию с двух сторон. До Лавуазье металл и воздух рассматривались как простые тела. С постоянным составом. В процессе взаимодействия двух тел, на границе их соприкосновения образуется третье тело. Остановка процесса происходит потому что! Вот, здесь слушай внимательно.

Первый вариант объяснения: предполагаемое простое тело - воздух оказывается сложным. Часть этого сложного тела, принимавшая участие в процессе, полностью израсходована. Это по Лавуазье.

Второй вариант: предполагаемое простое тело - металл оказывается сложным. Часть этого сложного тела, принимавшая участие в процессе, полностью израсходована. Это по-нашему.

Два равноправных предположения: первое - выгорела часть воздуха. второе - выгорела часть металла. Доказанным первое предположение можно считать только в том случае, если точно установлено, что в процессе обжига меняется только состав воздуха, в то время как состав металла остается постоянным. Лавуазье этого не установил!

- Он и не мог этого сделать, потому что в процессе участвовала пара элементов. И с этой парой мы всегда будем иметь пару вариантов объяснений.

- Молодец! Заметил, что достаточно любому объяснению явления найти противоположную пару, то есть второе объяснение, как первое сразу теряет научный характер и переходит в область философии, то есть болтовни?

- Вот еще один пассаж Лавуазье. Запись в дневнике, от апреля 1775 года: кажется, что горючий воздух - то есть водород - горит лишь в известной пропорции с обыкновенным воздухом, введенным в сосуд. Если подносить свечу несколько раз, он сгорит нацело. Что же тогда останется?

Наш ученый почему-то убежден, что горит именно горючий воздух! Опытную установку для выяснения «что же тогда останется?» Лавуазье составил из двух газометров. - Ангел нарисовал схему установки на своей глиняной табличке. - Газы по кожаным, гибким шлангам поступали в насадку, которая вставлена в верхний тубус стеклянного колокола, опущенного во ртуть.

Лавуазье признается, что установить в этом опыте точный вес исходных газов оказалось невозможным, - кожаные шланги не были абсолютно непроницаемы для воздуха. Читаем: но в физике, не в меньшей степени, чем в геометрии, целое равно сумме своих частей, а мы не получили в этом опыте ничего, кроме чистой воды без малейшего осадка. Поэтому мы считаем себя вправе заключить, что вес этой воды был равен весу обоих видов воздуха, из которых она образовалась.

Был равен! Весу воздуха! А может, не был? Вода образовалась из двух видов воздуха! А может, из одного? Где доказательства? - Ангел захлопнул книжку. - Если еще не убедил, можешь почитать без меня.

- Убедил.

Хохлев попытался сдержать чих, вызванный книжной пылью, но из этого ничего не вышло. Чихнул так громко, что привлек внимание других читателей. Некоторые - с укоризной во взгляде - обернулись.

- Формула «аш два о» - чистый вымысел.

Ангел взмахнул крыльями и пулей вылетел из зала. Даже не попрощался. Снова зашевелились странички в открытых книгах на столах. Наверное, в этот вечер у него были более срочные дела.

Владимир сдал книжку, вышел на улицу и глубоко вдохнул - проветрил легкие. После умственных потуг захотелось немножко расслабиться. В уютном подвальчике, недалеко от библиотеки.

Первые пятьдесят граммов приятно согрели. Сознание размягчилось. Хохлев стал невольно прислушиваться к разговору симпатичных девушек за соседним столиком, к любимому джазу, льющемуся в пространство из-за барной стойки. Заказал еще пятьдесят и бутерброд. Принимать спиртное на голодный желудок без закуски – не есть хорошо. От выпитого закружилась голова, очертания предметов сгладились. Вот и ожидаемое расслабление. Хохлев откинулся на спинку стула и через маленькое зарешеченное окошко устало наблюдал за мелькающими над тротуаром ногами прохожих. Уходить не хотелось. Еще пятьдесят...

Владимир выпил не сразу. Стал отхлебывать небольшими обжигающими глоточками, чтобы растянуть удовольствие. Музыка и остальные звуки ушли вдаль. Пальцы выстукивали по столу свой мотив.

Вдруг! Он! Ангел! Сначала на улице, затем в широко распахнутой двери кабачка.

Встал, как вкопанный. Испепелил взглядом, огнем ярости. Хохлев попытался отвести глаза и не смог. Был как будто парализован. Наконец Ангел сошел с места. В его руках оказался хлыст. Взмахнул им - и самым кончиком выбил из руки рюмку с недопитым. Удар был такой силы, что рюмка со свистом врезалась в стену и разлетелась на мельчайшие осколки. Девушки, к счастью, уже успели выйти, других посетителей не оказалось - никто не пострадал. Кроме стены - водка оставила на тисненых обоях мокрый след. Симметричную - относительно точки удара - расползшуюся во все стороны кляксу.

Ангел исчез так же стремительно, как и появился, не вымолвив ни слова.

Бармен испуганно смотрел в сторону Хохлева. С претензией. Он-то никого и ничего не видел... Значит, рюмку в стенку запустил единственный на тот момент посетитель.

Владимир был ошарашен. Быстро собрался с мыслями. Извинился. Оплатив выставленный счет, на ступеньках выхода обернулся на мокрое пятно на стене. Его тоненькие лучи на концах уже подсохли, но были еще здорово заметны. Клякса напоминала солнышко.

Значит, и выпить - в конце трудового дня - не позволяется? Так что ли?

09.09.2010

В одиннадцать Хохлев был у Рудаковых. Только в такой ранний час и можно было спокойно пообщаться.

Писатели, как и журналисты, преимущественно «совы». Болтаются ночью по гостям, пьют. Или, наоборот, не пьют - пишут. До утра. А на следующий день спят до полудня. Изматывающий график. Но творить днем, в домашней суете или на работе не каждый может.

Когда Владимир служил - сначала в армии, потом на государственной службе, он придумал свой алгоритм. Засыпал после ужина на часок - перебивал дневную усталость. А после, часов до двух-трех ночи, мог спокойно работать. Сейчас к восьми часам утра спешить на службу было не нужно. Поэтому можно было позволять себе засиживаться за письменным столом до рассвета. Вообще, должность главного редактора предполагала свободный рабочий график.

И Хохлев этим пользовался.

Александр Валентинович только что выбрался из-под душа. Наверное, тоже всю ночь писал. Встречая гостя, сушил волосы мохнатым полотенцем.

- Что с рукой?

- Ошпарил кипятком.

- Осторожнее надо быть... Особенно в период выборов. Ну, и к какому решению пришел? -  Рудаков торопил события.

- Выдвигаюсь!

- Поздравляю. Ира-а, ставь чайник, - хозяин закончил с личной гигиеной. - Давай в комнату. Проходи, располагайся.

Владимир расположился в своем привычном месте - на диване, рядом с секретером. Напротив - через журнальный столик - жались к стене хозяйские кресла. Рудаков тучно бухнулся в ближайшее к окну. Ирина Владимировна вошла с подносом. Расставила чашки и сладости по столику.

- А может, кофе? - бросила взгляд на Хохлева.

- С коньяком, - Рудаков был весел. - Надо же отметить начало предвыборного марафона.

- Да, лучше кофе. Без коньяка... Для коньяка слишком рано.

- Значит, так. Я уже все решил... Вас, Владимир Владимирович, мы выдвигаем в паре с Петуховым, как будущих сопредседателей. Это на первом этапе. А дальше - разберемся.

- Как сопредседателей? Устав, по-моему, такого не предусматривает.

- А что нам устав? Нам нужны голоса. В одиночку «половину плюс один» вы не наберете. Вас не все еще писатели знают. Вы приняты по прозе. А секция поэзии самая многочисленная. С кем из поэтов вы общались?

- С Глебом Горбовским. Интервью в десятом.

- Горбовский на выборы не ходит.

- С председателем секции, он мне даже книжку подписал. С Жерловым, хотя какой он поэт? Числится в поэзии. С вами...

- Теперь я не избираю. Короче - ни с кем... Это ваше главное упущение.

- Я не собирался баллотироваться.

- А Петухов всех печатает. В своем «Невском ветре». Его все знают. Но в одиночку ему тоже не пробиться.

- Почему?

- На прошлых выборах его выдвинули. И мог он много голосов получить, но в последний момент струхнул... Снялся! Да и вообще, много ошибок допустил - вышел на сцену и заявил: я не писатель, я бизнесмен... Как такое можно говорить писателям? Многие до самого последнего момента не знают, кому отдать голос. Треть принимает решение на собрании, - Рудаков задумался. - Но в этот раз мы всё  сделаем до собрания...

- Досрочным голосованием, что ли?

- Что-то вроде. Собрание проводить нельзя. Жерлов выиграет по процедуре. Ты был на предыдущем? - Рудаков, когда волновался, говорил с Хохлевым то на «вы», то на «ты».

- Не был. Чтобы не голосовать за Жерлова.

- А зря. Это же цирк. Галочка бегает по рядам, на всех шикает. Всех перебивает. Прыгунец тянет своим гнусавым: воздержавшихся нет, все «за». Слова никому не даёт... Я тогда направил свой список правления. Мне - Жерлова предшественник - Талалай говорит: по уставу нужно было за четырнадцать суток. И даже не огласил... Короче, идти на собрание - это заведомо проиграть.

- Какое предложение?

- Опросить всех заранее. И заставить подписаться. Найти машину с водителем и по справочнику объехать всех членов.

- Триста человек?

- Сто пятьдесят одного.

- Ну, приеду я к тому, кто меня - как вы говорите - не знает... С какой стати он отдаст мне голос? Значит, надо сидеть, убеждать...

- Можно сделать по-другому. Разослать открытки с обратным адресом. Со списком кандидатур. Человек поставит, где надо «за» и пришлет обратно. Список нового правления я уже подготовил. Вот...

Рудаков, не вставая, дотянулся до папки, лежащей у компьютера, извлек из нее и развернул перед новоиспеченным кандидатом какой-то листок. Хохлев вчитался в фамилии.

- Нормальный состав. Давайте открытками.

- Тогда, сейчас кофе попьем, беги на почту. Штук пятьдесят возьмешь - я разошлю.

- И все?

- Нет, не все. Теперь тебе нужно на людях появляться, мелькать. Программу составить. Своих крепких сторонников подготовить.

- Кого я печатаю, те моими сторонниками и будут.

- Если будут... Я восемь лет всех печатал, а как Жерлов финансирование перекрыл – все и разбежались. Неблагодарный народ.

- И я говорю: неблагодарный! - Ирина Владимировна принесла кофе и присела в свободное кресло. - Теперь перед Жерловым лебезят. А он больной человек. Вы знаете, что он нездоров?

- Я думаю, что открытки и досрочное голосование никого не убедят. Все равно нужно готовиться к собранию. К легитимному избранию...

- Да какое собрание! - Рудаков вспылил. - Нате, готовьтесь. - Он кинул папку с бумагами на стол. - Все. Разговор окончен!

- Александр Валентинович, я сейчас схожу на почту. Попробуем с открытками.

- Я был секретарем правления. Знаю все их методы. Что вы мне тут...

- А я на днях с Туркиным беседовал. О выборах.

- И чем же Юрий Сергеевич вас обрадовал?

- Ничем. Сказал, что не мое это дело - писателями командовать.

- Во-от! Они же там все заодно. За что меня с учета сняли?

- Я восстановлю. После победы.

- И на том спасибо.

- Кстати, в текущем номере «БЕГа» я назвал вас выдающимся поэтом.

- Отнесите его Жерлову.

Хохлев понял, что сейчас лучше не спорить. Не возражать. Просто принять к исполнению план Рудакова. И все. Он допил кофе и пошёл за открытками.

После обеда в редакцию по электронной почте пришел отчет:

«Разослал в 14 адресов. Завтра - следующую партию».

Владимир прикинул, что в таком темпе за двадцать дней Рудаков может «накрыть» всё отделение. Успели бы они вернуться. И с нужным результатом.

Смущало придуманное сопредседательство. И то, что фамилия Хохлев стояла в общем списке. Не на первом месте. Бороться имело смысл только за абсолютное лидерство. Новоиспеченный кандидат позвонил Вревскому:

- Толя, твое предложение принято. Я выставляюсь.

- Поздравляю! - голос Вревского звенел. - Только ты и можешь спасти Союз от полного краха. Желаю тебе успеха. Жерлов позавчера был в Москве - с ним никто не захотел разговаривать. Он персона нон-грата. Везде!

Закончив разговор, Владимир написал первый агитационный текст. Под заголовком «Хохлев вместо Жерлова».

Конечно, заголовок был заимствован. В 1996 году, перед выборами губернатора, весь Питер был завален листовками «Яковлев вместо Собчака». На придумывание чего-то своего, ни времени, ни желания не было. К тому же четырнадцать лет назад этот прием сработал - Яковлев победил.

Текст объяснял:

            Почему на выборах нового председателя Союза писателей мы будем голосовать за ХОХЛЕВА. 

ХОХЛЕВ - поэт, раскрытый людям, способный создавать сильнейшие художественные образы. 

ЖЕРЛОВ - графоман, «не видящий людей». Не замечает никого вокруг и превозносит только самого себя. 

ХОХЛЕВ - практически с нуля создал журнал «БЕГ», имеющий самый высокий рейтинг среди новых журналов Питера. Организовал выпуск литературных приложений к «БЕГу» - «Автограф» и «Русский писатель», стремительно набирающих популярность. 

ЖЕРЛОВ - разогнал пять редакций литературных журналов, лишил финансирования социально-значимую программу помощи писателям, утратившим здоровье.

ХОХЛЕВ - издает книги петербургских писателей в серии «Библиотека журнала «БЕГ». Публикует в «БЕГе» и приложениях к журналу произведения поэтов и писателей разных творческих направлений.   

ЖЕРЛОВ - использует служебное положение для издания и продвижения своих графоманских стихов. Большими тиражами печатает свои книги. Годами держит в столе рукописи талантливых авторов.

ХОХЛЕВ - участник круглого стола ведущих поэтов России в Министерстве культуры. Постоянный автор возрожденного «Дня поэзии», издаваемого в Москве, Санкт-Петербурге, Воронеже и других городах.

ЖЕРЛОВ - не пользуется авторитетом среди поэтов и писателей. Объект насмешек и эпиграмм. Не приглашается к участию в популярных поэтических изданиях. 

            ХОХЛЕВ - известен в России и за рубежом. Печатается в Америке и Канаде. Выступал в Оксфорде. «Сказки про Царя» опубликованы в «Литературной газете» и многих литературных журналах. 

ЖЕРЛОВ  - не знаком широкому кругу читателей.

ХОХЛЕВ -  имеет 8-летний стаж государственной службы. Занимал высокие руководящие должности в Администрации Санкт-Петербурга. Пользуется авторитетом и уважением среди коллег.

ЖЕРЛОВ - не способен к организаторской работе. Хам и солдафон. Приближает к себе подхалимов и льстецов.

ХОХЛЕВ - любит свою Родину. Отмечен многими наградами, в том числе орденом «За службу России». 

ЖЕРЛОВ - морально неустойчив, склонен к предательству, о чем не раз признавался в своих стихах. Бывший стукач КГБ.

ХОХЛЕВ - приветствует творческий поиск и новаторство. Сторонник обновления и омоложения Союза писателей. Как профессионал высокого класса способен реализовать собственную программу развития литературы в Санкт-Петербурге.

ЖЕРЛОВ - перекрывает путь в Союз писателей талантливым литераторам, обладающим индивидуальным творческим голосом. Носитель косного, просоветского мышления. Проповедник социалистического реализма как единственного метода в искусстве.

Конечно, в тексте было много нескромной похвальбы, не принимаемой многими писателями, но это предвыборный текст. Как еще показать свои сильные - и противника слабые - стороны?

Владимир, решил, что рассылать агитку будет не он. Нельзя дать возможность оппонентам наброситься на кандидата в первый же день предвыборной кампании. К тому же Хохлеву важно было узнать о реакции писателей на его выдвижение. Чтобы первый самостоятельный шаг предвыборной борьбы сделать уже по слегка протоптанной тропинке.

Как доверенное лицо Хохлев принимал участие в двух политических выборах и знал, что предвыборная борьба сродни шахматной партии. Ходы противники делают по очереди.

По электронной почте текст ушел к Рудакову, который и разослал его всем членам и не членам Союза писателей.

Вечером Владимир написал стихотворение «Рушатся деревья», которое - редкий случай - сразу понравилось его жене.

Рождаются слабыми.

Тонкими.

С прозрачными ладонями,

Подвижными головёнками.

Обрастают кожицей,

Шершавой кожурой.

Вверх обращают рожицы,

Увлекшись игрой.

Ласкают небо ветками,

Щекочут, смеются.

Сеют желудями-детками,

С ветром бьются...

Склоняются, уставшие,

Лопаются корой.

Богатыри вчерашние

Теряют строй.

Ломаются пальцы,

Локти, предплечья.

В последнем танце

Сгибаются плечи.

Гнутся колени, ноги трясутся.

Вечером

Безжалостно мнутся

Листья, сорванные за день.

Рушатся деревья, на мир глядя

С чистыми взорами,

Как в детстве...

Рушатся деревья

С людьми вместе. 

10.09.2010

Рано утром позвонил Иван Тихонов:

- Володя, ты что, выдвигаешься на председателя?

- Выдвигают, - Хохлев засмеялся.

- Так это здорово! Что же ты молчал? Я хоть и не член Союза, но двумя руками за тебя... Так теперь что, «БЕГ» в сторону?

- Почему в сторону, делаем... Жду от тебя следующую часть Антологии. Мы обещали...

- А приложение?

- И приложение делаем. Оно же почти готово.

- Мне сейчас Петух звонил. Тоже хочет выдвигаться.

- Еще не факт, что выдвинется.

- А знаешь что? Я вас двоих в приложении представлю. Интервью дашь мне?

- Прямо сейчас? По телефону?

- Минут через десять... Только диктофон настрою.

Хохлев задумался - предложение было неожиданным. А что собственно такого? Кандидат дает предвыборное интервью. Нормально.

- Ну, давай пообщаемся. Звони.

С Иваном Хохлев встретился полтора года назад. Их познакомила Людмила Дербина. Интервью, взятое Хохлевым у невесты - или жены - Николая Рубцова, вызвало большой резонанс. В Вельске, городе на границе Вологодской и Архангельской губерний, восьмой номер «БЕГа» передавали из рук в руки, читали ночами.

А затем администрация города пригласила «БЕГ» в гости. Тихонов с Дербиной ехали на машине, Хохлев поездом. Встретились на вокзале в Вологде и дальше поехали вместе.

Тихонов был талантливым и хорошо известным поэтом. И критиком. Вторая составляющая его творческой натуры сыграла с ним злую шутку. Лет двадцать назад, на заре своей литературной карьеры, Иван опубликовал критический разбор стихов Жерлова и Галочки, в ЛИТО которой в то время занимался. И, что называется, «попал под раздачу». Несмотря на то, что рекомендации в Союз Тихонову дали очень известные писатели и секцию поэзии  прошел с первого раза, документы в Москву доставлены не были. Жерлов кивал на Рудакова - в то время секретаря союза - что, мол, тот потерял папку. Рудаков заявлял, что бумаги выбросил Жерлов. Тихонов бился около десяти лет, пока не надоело, - но в Союз его так и не приняли.

Но Жерлову этого показалось мало. Он мстил. Мстил жестко. Тихонова не печатали. Ни включили ни в один поэтический сборник. Выступать никуда не приглашали.

Иван нашел спонсоров на издание литературного журнала, пришел в Дом писателей с деньгами - Жерлов «зарубил» идею на корню. Мать Тихонова умерла, так и не порадовавшись признанию таланта сына Союзом писателей. Тихонов, не раз помышлявший о самоубийстве, смирился. Он продолжал писать хорошие стихи и острые рецензии, редактировал начинающих поэтов, готовил их к уверенному вступлению в Союз. И люди вступали.

Был период, когда Тихонов очень увлекался стихами Рубцова, читал все о его творчестве и жизни. Даже подражал. И так настроился на поэта, что однажды тот пришел к Ивану во сне. Пришел и сказал всего одну фразу: «Помоги Люде, ей очень трудно». С этого момента  - почти два года - Иван искал Дербину. Нашел и начал поддерживать. И в Вельск согласился доставить на своей машине с ветерком.

В Вельске Тихонов и предложил Хохлеву сотрудничество. Стал поэтическим редактором «БЕГа», начал составлять «Антологию современной русской поэзии». Развил такую бурную деятельность, что редакция оказалась заваленной рукописями. В начале 2010 года партнеры договорились о выпуске литературного приложения к журналу. В него и могло попасть предложенное Иваном интервью.

Телефон зазвенел. Хохлев снял трубку. 

- Володя, готов?

- Готов.

- Я тоже. Включаю и поехали... Почему ты принял решение участвовать в выборах?

- Уговорили друзья-писатели... А если серьезно - всем понятно, что работе Союза писателей нужно придать новый импульс, новый вектор развития, - Хохлев говорил так, как будто готовился к интервью несколько дней, как будто текст перед ним уже лежал. -  Без перемен питерскую серьезную литературу может попросту «забить» рынок и новые литературные открытия до читателя не дойдут.  

Литературный процесс идет без остановки - появляются новые имена, пишутся новые книги... Но вот парадокс - Советского Союза уже давно нет, а советские принципы управления литературой всё еще действуют. Их нужно менять. 

- Что именно?

- Практически всё. Начиная с процедуры приема в Союз писателей... Этот вопрос будет не в моей компетенции, но аргументированные предложения в Москву я подготовлю обязательно. Оценивать кандидата нужно не по количеству изданных книг - сейчас напечатать книжку за свой счет не проблема, а по качеству написанного, по силе литературного языка, которым владеет человек. Я думаю, что принимать можно даже по рукописи. И издавать книжку уже после вступления.

Процедура исключения тоже несовершенна. Нельзя исключать из Союза профессионального литератора, произведения которого уже изданы и живут самостоятельной жизнью, лишь только потому, что у председателя отношений с автором не складывается. Нельзя снимать с учета по причине личной неприязни. Каким бы количеством голосов поддержки председатель ни заручился. И какое бы давление сверху на него ни оказывалось. Не может быть бывших членов Союза писателей. Если писатель уже состоялся, его исключение ослабляет писательское сообщество. И вызывает недоверие к руководству.

- Так было заведено при советской власти.

- Да, конечно. Всем известно, как создавался Союз писателей. Тогдашняя власть видела в поэтах и прозаиках пропагандистов советского строя. Но литература и пропаганда - разные вещи. Имеют разные цели.

- Что еще требует обновления? - Иван задавал вопросы, как журналист. Как будто сам не знал ответы на них.

- Нужно повысить степень доверия к уже принятым в Союз авторам. Часто происходит так: тексты, не отвечающие сложившимся стереотипам, созданные по новым правилам, объявляются экспериментальными. Или, несмотря на то, что писатель уже член Союза и имеет статус профессионала, - графоманскими, даже дилетантскими...

После этого редакторы журналов заявляют автору: экспериментальную литературу мы не публикуем. И рукописи годами лежат в столах. Придуманные когда-то кем-то правила языка не должны сдерживать развития литературы. Наоборот, литературные открытия должны подвигать к изменению правил.     

Где еще автор, кроме как в журнале, может выйти к народу? Даже с «экспериментальными» текстами...

После их обнародования писатель получает возможность обмозговать поступившие отзывы, исправить, где нужно, текст, чем-то его дополнить... и замахнуться на книгу. Другого пути нет. Но редакторы часто предпочитают уже «проверенные временем» произведения. Боятся рисковать.

Нужно менять отношение к книгоизданию. Почему в книжных магазинах города – кроме разве что «Лавки писателей» на Невском - не продаются книги питерских писателей? Я не говорю об уже признанных авторах - их книжки еще можно найти. Я говорю о тех писателях, членах Союза, которые не известны широкому читателю. Это более 270 талантливых авторов. Мы должны иметь прямые отношения с крупными книжными издательствами. Хотя бы питерскими. Нужно «раскручивать» новые имена, доводить их до читателей.

- Союз может найти деньги на печатание книг?

- Ты же в свое время находил... Нужно убеждать редакторов издательств, рекомендовать им наиболее сильных авторов, попадать в их издательские планы. Я понимаю, что издание книг - это бизнес, это всегда риск. Но кто не рискует - тот не выигрывает. Нефтью или газом можно торговать только лишь ради экономической выгоды. Книга - это особый товар. Это духовная пища. В блокаду оголодавшие люди спасались стихами. Экономические вопросы в книгоиздании не могут стоять на первом месте. 

В Петербурге существует система получения грантов на книги и периодические издания. Но пока этот грант получишь и за него отчитаешься - сносишь не одну пару обуви. К тому же сейчас, даже став обладателем гранта, реальные деньги издатель получает только после выхода книги в свет. То есть издает её на свои средства. Нужно работать над совершенствованием этой системы. Вносить предложения в администрацию города. 

Есть планы создать при Союзе некое подобие коммерческой службы или заключить договор с коммерческой структурой схожего профиля  и привлекать деньги на издательскую деятельность. Нужно работать не только с властью - с банками, с крупными компаниями. Находить взаимовыгодные формы сотрудничества, к примеру, размещать на обложках или на дополнительных страницах рекламные модули. Сейчас от рекламы не уйти.

В отделении должна быть создана служба PR, которая взаимодействовала бы со средствами массовой информации. У меня большой опыт такой работы. Жерлов, кстати, зная об этом, уже попытался меня припахивать - не вышло.

В газетах - и не только литературных - должны печататься стихи и рассказы как профессиональных, так и начинающих авторов. Литературный текст способен усилить любое издание. Это ведь не новостная заметка, которая пишется за один вечер. Над иным стихотворением поэт бьется годами.

- О быте писателей ты думал?

- Как не думать, если бытовые вопросы я решаю ежедневно... Но вопрос о быте - что удивительно - в литературной среде имеет специфическую особенность. Для чего мы пишем? Чтобы нас читали. И ради этой великой цели многие писатели способны смириться с существующими бытовыми условиями и продолжать спокойно работать.

- Главное, чтобы им давали это делать, не мешали... У моего компьютера дети визжат с утра до вечера.            

- Надо понимать, как работает писатель. Внутри себя! В его голове постоянно и днем и ночью - и даже во сне - бьются мысли, которые он должен облечь в некую литературную, понятную читателю форму. Этот изматывающий человека труд требует огромного напряжения и максимальной концентрации. Но этот труд невидим. И у обывателя может возникнуть ощущение, что писатель ничего не делает. Но на самом-то деле делает. Производит самую необходимую для общества работу - совершенствует язык. Значит, общество - и в материальном и в бытовом отношении - должно идти навстречу.

А Союз должен популяризировать писательский труд, говорить о нём как о почетном долге человека, которого Бог наделил литературным талантом.

- Ты молодо выглядишь... Не боишься, что литературные тяжеловесы задавят своим авторитетом?

- Не боюсь. И даже рассчитываю на понимание и поддержку. Чтобы «давить», нужны основания. Я таких оснований не дам. Наоборот, когда будет трудно, приду за советом и подсказкой. Не буду перечислять здесь имена всех «тяжеловесов», с которыми мне довелось встречаться и продуктивно работать. 

А насчет возраста... Мне скоро 49. В такие годы человек еще молод, но уже набил шишек и обрел житейскую мудрость. Тем более человек, много лет проработавший во власти - там быстро научат понимать с полуслова... В Санкт-Петербурге меня знают - всю свою прежнюю деловую и творческую активность я проявлял именно здесь. Мне доверяют - я никого никогда не подвел, не подставил... И наработал, как говорят, «нужные связи», которые должны помочь в новой сфере деятельности.

- Володя, я знаю тебя как уравновешенного и рассудительного человека. А в отделении сейчас - это ни для кого не секрет - обстановка очень нервозная, неспокойная. От этого многие даже болеют. Тебе хватит выдержки? Не боишься заразиться?

- Выдержки хватит... Обстановку создают люди. В первую очередь - руководители.

- Ну, что. Спасибо. К вечеру - расшифрую и пришлю.

- Давай... Может, я еще чего-нибудь добавлю... Или сниму... Говорил не слишком официально?

- Пойдет.    

Агитка «Хохлев вместо Жерлова» оказалась на столе у Жерлова в 14-00. Валентина Павловна хотела выйти из кабинета сразу, Жерлов остановил. Прочитал текст.

- От кого это?

- От Рудакова.

- Никак не уймется, придурок, - он прочитал еще раз. - Зачем ты это, принесла?

- Вы сами просили показывать все от Рудакова.

- Ну, и что это? Склонен, б... к предательству...

- Провокация.

- В урну! На х...! - Жерлов смял лист в комок и бросил его к двери. - Нашел кандидата! Ё... карась!

Валентина Павловна подняла мусор и, наконец, вышла. 

Вечером по электронной почте от Ивана пришел текст интервью. Хохлев прочитал и практически ничего не поправил. Так, запятые... Он готовил обращение к писателям и решил не ждать выхода в свет тихоновского приложения - запустить интервью в электронном виде. В нём присутствовали идеи предвыборной программы.

Текст первого письма получился таким:

Дорогие друзья!

Приближаются выборы нового председателя Санкт-Петербургского отделения Союза писателей. Инициативная группа членов Союза выдвигает мою кандидатуру на эту ответственную должность.

Предварительно я согласился с этим предложением и благодарю за оказанное доверие. Но для принятия окончательного решения я должен быть уверен, что найду понимание и поддержку писательского сообщества.

Ввязываться в предвыборную борьбу без четкого плана действий несерьезно.

В приложении к этому письму - блиц-интервью, данное сегодня утром, в котором я бегло обрисовал своё видение ситуации.

Наверное, некоторые высказанные идеи слишком новы и на первом этапе могут быть приняты лишь в виде стратегических целей. Какие-то моменты я просто не учел и буду ждать ваших предложений. Определив самые болевые точки, мы создадим предвыборную программу, с которой я и выступлю на выборах.

Для тех, с кем мне еще не довелось встретиться лично, прилагаю свою фотографию.

С уважением,

Владимир Хохлев.

К письму прилагалась еще и подробная биография кандидата. Порывшись в своём почтовом ящике, Хохлев собрал около семидесяти электронных адресов знакомых и еще не знакомых писателей, не только членов Союза, так или иначе причастных к литературному делу. И разослал своё послание.

Ответы не заставили себя ждать.

Первой откликнулась Светлана Землякова. Член - или уже не член - Союза, юрист по образованию, пару месяцев назад написавшая заявление о выходе из писательского сообщества из-за принципиального несогласия с принимаемыми решениями. Жерлов, перед выборами не желая объясняться с Москвой, хода заявлению не дал.

Взял и снял Землякову с учета в отделении. Чем вызвал очередную вспышку гнева заявительницы. Светлана отправила Жерлову резкое письмо с обвинениями председателя в юридической безграмотности и самоуправстве. Ведь она заявила одно, а получила другое.

Владимир с Земляковой лично знаком не был. Но читал ее эмоциональные статьи. И в чем-то даже соглашался. Особенно ему запомнились красочные рассуждения об ассоциативности букв-звуков русской азбуки. Буквы у Светланы оживали, как у Кандинского краски или у Скрябина звуки. Да и у самого Хохлева в 1989 году - когда он преподавал в художественной школе основы композиции - ожили линии. Ожили до такого состояния, что удалось создать новый метод ассоциативного проектирования. Здесь было что-то родственное.

Но в статьях Земляковой было и то, что принять Хохлев никак не мог. Писательница числила себя христианкой и истово звала к Богу. При этом ругала Русскую Православную Церковь, путала вопросы веры с вопросами обряда и храмового служения, не понимала, в принципе, целей христианства. И не стеснялась свое непонимание выставлять напоказ.

Запутавшаяся женщина натерпелась жерловских глупостей, избавилась от иллюзий, когда-то подвигавших на творческие свершения, болезненно переживала ситуацию выхода из Союза и нервно реагировала на любые новости литературной жизни. Письмо Светланы ярко свидетельствовало об этом:

Добрый день, Владимир!

Я, к сожалению, а может быть, и к счастью, до сегодняшнего дня не знала Вашего творчества. Поинтересовалась о Вас в Интернете и не нашла ни в прозе, ни в стихах для себя ничего ценного. Однако выскажу свое мнение по Вашему заявлению, если это Вам интересно.

Руководить писателями может только писатель-лидер, коим Вы не являетесь. Если Вы выиграете, Вы окажетесь постоянным объектом насмешек писателей талантливых. Извините за откровенность.

Мне сказали, что Вы идете от Смольного, но власть в Смольном загнивает и скоро загниет совсем. Публикациями за границей, которыми Вы хвалитесь, сейчас никого не удивишь.

Уже как не член Союза писателей, прошу Вас не мучить уже измученных действующим руководством писателей. Они слишком доверчивы - поверят Вам и не заметят под Вашей овечьей шкурой волчьего оскала власти.

Вы слабы и не знаете, куда и как вести наш Союз.

С уважением, Светлана Землякова.

Хохлев прочитал и решил не отвечать. Пребывая в творческой среде почти сорок лет, он знал, что подобная реакция на чье-либо выдвижение - не обязательно на руководящую должность - свойственна людям завистливым, поверхностным или просто глупым. Как можно судить о творческой силе или слабости человека, едва с ним познакомившись? Николай Рубцов среди писателей Вологды был поэтом-лидером, но представить его председателем не мог никто. А мысль о выдвижении Смольным Хохлева просто рассмешила.

Скоро пришло еще одно послание, более конструктивное.

Уважаемый, Владимир Владимирович!

Меня радует, что на высший руководящий пост СПб отделения Союза писателей впервые за много лет претендует приличный человек.

По крайней мере, на грядущих выборах не сложится клинической ситуации «борьбы» алкоголика и параноика, которую мы наблюдали пять лет назад.

Ваша деятельность убедительна, уровень Вашего творчества высок.

Остается надеяться, что среди писателей осталось достаточное количество адекватно мыслящих людей, понимающих всю абсурдность ситуации нахождения на руководящих постах Сергея Жерлова.

Ваш сторонник, Кирилл Дмитриев.

Кирилл - прекрасный поэт, соратник по Академии, но не член Союза. Жерлов и ему в свое время напакостил - «задробил» на приёме. Хохлев ответил коротко: «Кирилл, благодарю за поддержку».

До полуночи пришли еще с десяток писем, в том числе восторженное от Рудакова, с новой стихотворной пародией на Жерлова.

Последним в этот день отписался Слава Крайничев.

Дорогой Володя, очень удивился твоему письму.

Во время нашей последней встречи - в машине - мне показалось, что ты согласился с доводами Юры и оценил идею с выдвижением как «неудачную». Я и сейчас так думаю. Полгода назад Рудаков написал, что хочет выдвинуть меня на эту должность. Я воспринял это как провокацию и откровенную подставу.

На твоем месте всякие мнения всяких «инициативных групп» я бы оценивал точно так же. Видимо, у группы товарищей одна цель - насолить Жерлову. О том, что они хорошего человека (т.е. Владимира Хохлева) ставят в глупое положение и обрекают на провал «с треском» - эти люди не думают.

Лично я на общем собрании буду поддерживать Жерлова.

Будь здоров, Слава.

Значит - Жерлова? Крайничев утверждал это совершенно определенно.

Вячеслав не был другом Хохлева. Но два с половиной года знакомства и совместная работа - особенно смольнинские ночные бдения - сделали их хорошими приятелями. Статьи Крайничева регулярно публиковались в «БЕГе» и получали хорошие отзывы. Уйдя из власти, Хохлев частенько появлялся в Смольном и многие вопросы обсуждал со Славой. Так же как и с Юрой Туркиным.

Бывало, что после напряженного рабочего дня приятели засиживались в «Метелице» - соседнем со Смольным баре, где пил пиво средний состав городской администрации - референты, секретари, спичрайтеры, фотографы, помощники и советники. То есть те, кто обеспечивал деятельность высших чинов. Высшие чины в «Метелицу» не заглядывали, предпочитая для встреч расположенный рядом дорогущий ресторан «Уинстон Черчилль».

Поддержка Смольного на любых выборах определяла многое. Как следовало из письма, этой самой поддержки Хохлев и не получал. Сдаваться сразу он не привык и поэтому ответил Крайничеву так:

Слава, привет. Спасибо за мнение и информацию.

Может быть, посидим в «Метелице», поболтаем? Вдруг мне удастся тебя переубедить... Сообщи, в какой день, на следующей неделе ты сможешь. Я подгребу.

Володя.

Отправив письмо, Хохлев заглянул в прогноз погоды и выключил компьютер. Через пять часов он должен был проснуться, чтобы успеть на первую электричку до Дивенской.

Дачно-грибной сезон был еще не завершен.

            11.09.2010

На первую электричку Владимир не успел. Слишком длинной оказалась очередь в билетную кассу. Но зато вторая - через двадцать минут - оказалась полупустой. Хохлев добежал по платформе к голове поезда, до второго, безмоторного вагона и устроился, как обычно, - у окна.  

Небо за окном плакало. Не каплями - струями. Они ребрили оконные стекла и, казалось, пробивали крышу. Ангел влетел в вагон, стряхнул с крыльев воду и присел рядом с Хохлевым. Материализовался, приняв вид увлеченного наукой студента. Или аспиранта. В круглых - как у Джона Леннона - очках.

Хохлев виновато опустил глаза. Вспомнил об инциденте в подвальчике. 

- Ну, как? Перетер? Воду в ступе?

- Перетираю. Я думал после среды, ты больше не появишься.

- Я же не говорю: пить нельзя. Я сказал: нельзя пить лишнее. Всё, забыли об этом.

- Забыли! Сегодня снова будешь заставлять меня копаться в чужом навозе. Разгребать заблуждения каких-то далеких от меня людей. Зачем? Мне  рассказывали о них в школе. Давно. Я и забыл уже. И выводы, и законы их.

Хохлев вытянул ноги, съехал телом на край сиденья и сложил руки на груди. В такую погоду, при низкой облачности и большой влажности он неважно себя чувствовал. Ломило суставы, начинала болеть голова, не было никакого желания что-либо делать. О чем-либо думать. Хотелось спать.

- Не выспался, что ли?

- Да... Тяжело как-то. С этими выборами засиделся вчера. Сейчас полежу пять минут...

- Любите вы, человеки, придумывать себе разные послабления. Телом нужно руководить. Вести его. Не подчиняться внешним факторам.

- Не прогибаться под изменчивый мир?

- Именно. На вот тебе - Николая Коперника «Об обращении небесных сфер», - Ангел-аспирант покопался в рюкзачке и достал из него серую книжку.

- И он ошибся?

- Не то слово.

- По-моему, недавно отмечали юбилей этой книги? - Хохлев подтянул ноги и собрался.

- Мир продолжает поддерживать придуманный Коперником миф. Некоторым это очень выгодно.

- А почему Коперник? Мы же начали разбираться с теорией строения материи из атомов.

- Разберемся позже. Сейчас ты должен увидеть, как в одной разгоряченной голове родилась планетарная модель Солнечной системы. Которая в слегка измененном виде была применена и в теории строения материи из атомов. Астрономию в школе проходил? Солнце в центре, вокруг эллиптические орбиты. По ним скользят вращающиеся планеты, среди них  круглая Земля... И прочий бред. Помнишь?

Хохлев кивнул. 

- Вот читай, разбирайся... Откуда пошло. Вас определенно губят ваша доверчивость и легковерность. Достаточно человеку облачиться в мантию ученого, водрузить на голову шапочку с кисточкой, написать книжку, в которой заявить что-либо авторитетно… и вы верите.

- Нельзя?

- Нет, конечно. Открывай первую главу. О шарообразности Вселенной. Читай. А я буду комментировать.

Владимир подчинился.

- Вселенная шарообразна, потому что все самостоятельные части ее, я имею в виду - солнце, луну и звезды - мы наблюдаем в такой форме.

- Принцип визуального подобия не применим при научном исследовании мира. С некоторых точек такие объемные тела, как шар и цилиндр, в своем внешнем очертании подобны друг другу, но их объемно-пространственное строение различно, – Ангел пролистнул несколько страниц. - Теперь вот здесь. Глава вторая. О том, что сферическую форму имеет и земля.

- Земля тоже шарообразна, потому что со всех сторон тяготеет к центру.

- Во времена Коперника наука не располагала информацией ни о природе тяготения, ни о том, что у Земли есть центр. Где доказательства?

- Тем не менее ее совершенная округлость заметна не сразу из-за большой высоты ее гор и глубины долин, что, однако, совершенно не искажает ее округлость в целом.

- Заметная глазу округлость Земли - недостаточное условие ее шарообразности. Кроме шара округлостью обладают и эллипс, и тор, и любая кривая выпуклая сферическая поверхность. 

- Такой же формой, по наблюдениям мореплавателей, обладает и водное пространство, поскольку земля, неприметная с корабля, видима с верхушки его мачты. И обратно, огонь, горящий на вершине мачты при отдалении судна от земли, кажется тем, кто остается на берегу, мало-помалу опускающимся. До тех пор пока, наконец, не скрывается, как бы закатившись.

- Это свойственно любым сферическим поверхностям. Невооруженным глазом видно, что приведенные доводы о шарообразности Земли не выдерживают никакой критики. Идем дальше, - пролистнул еще несколько страниц. - Вот. Глава пятая. Обладает ли Земля круговым движением и о месте Земли.

- Земля есть то место, с которого мы наблюдаем небосвод, откуда он открывается нашему взору. Следовательно, если предположить…

- Подчеркнем - именно  п р е д п о л о ж и т ь!

- Если предположить какое-нибудь движение у Земли, оно непременно будет обнаруживаться во внешних частях Вселенной, но как идущее в обратном направлении, как бы мимо Земли. Таково, прежде всего, суточное обращение, ибо оно представляется нам увлекающим весь мир в целом, кроме Земли и всего, что около нее. Но если допустить…

- Именно д о п у с т и т ь!

- Что небо вовсе такого вращения не имеет, но что вращается с запада на восток Земля, то всякий, кто внимательно обдумает явление восхода и захода Солнца, Луны и звезд, найдет, что это так и есть на самом деле.

- Замечательно! С чего это «так и есть»? 

- А так как небо есть общее, все содержащее и таящее в себе вместилище, то отнюдь не видно, почему не приписать движения скорее содержимому, чем содержащему, вмещенному, чем вмещающему.

- П р и п и с а т ь !!! - Ангел положил руку на страницу. - Вот главная ошибка Коперника. В науке подобного рода допущения и приписывания невозможны. Они ведут к неверным выводам и глубочайшим заблуждениям. Как ученый Коперник обязан был рассмотреть оба варианта движения: Первый - небо вращения не имеет, вращается с запада на восток Земля, и второй - Земля вращения не имеет, вращается с востока на запад небо. Однако второй вариант ученым отбрасывается, а научные доказательства, подтверждающие правильность выбора первого варианта, заменяются историческими ссылками. Вот они, читай дальше.

- Такого мнения действительно и держались пифагорейцы Герклид и Экфант и, согласно Цицерону, Никет Сиракузский,  придававшие Земле вращение в центре мира.

- Придававшие… Вот здесь читай.

- И совершенно не будет удивительным, если кто предположит у Земли какое-нибудь другое движение, кроме суточного ее вращения.

- Предположить можно все что угодно. Дальше, вот здесь - глава шестая: О необъятности неба в сравнении с величиной Земли.

- То, что вся громада Земли совершенно ничтожна по сравнению с величиной неба, можно видеть из того, что круги ограничители…

- Таково значение греческого слова «горизонт».

- Пересекают всю небесную сферу пополам.

- Откуда Коперник знает, что то, что скрывается за линией горизонта, представляет собой невидимую половину видимой части небесной сферы? Именно половину, а не треть, четверть или какую-либо другую часть. 

- Не знаю.

- Как будто ясновидец какой-то. Сквозь землю видит.

- А это было бы невозможно, будь величина Земли или расстояние ее от центра мира значительны в сравнении с небом.

- Бред. От какого центра мира? Как он определил размеры земли и неба?

- Гораздо более удивительным должно нам представляться круговращение в течение 24 часов такой необъятности мира, а не столь малой части его, то есть Земли.

- Какой необъятности? Откуда? Небо ему кажется необъятным. Почему необъятным? Небо очерчено кругами ограничителями, дальше них ничего не видно. Совсем у человека голова кругом пошла. Открой девятую главу. Можно ли приписать Земле несколько движений и о центре мира. Читай. 

- Итак, раз ничто не противоречит подвижности Земли, я полагаю, следует рассмотреть, приличествует ли ей также несколько движений, чтобы можно было считать ее одной из планет.

- Придуманная фантазером Коперником планетарная модель заняла крепкое положение в его уме. Это похоже на одержимость. Для логической завершенности этой модели необходимо, чтобы Земля стала одной из планет и закрутилась вокруг Солнца. Вот здесь.

- Если заменить годичное обращение Солнца таковым же обращением Земли, а Солнце принять за неподвижное…

- Достаточно волевого акта человека и движение Солнца остановлено. Фантазия побеждает здравый смысл.

- В центре мира находится Солнце! Во всем этом нас убеждает строгий порядок последовательности и смены явлений и гармония всего мироздания, если только мы рассмотрим существо дела, как говорится, обоими глазами.

- Демагогия! Коперник выпускает в мир ложь, которая живет в умах до сего дня. Знакомая всем - по учебникам астрономии и телепередачам - модель Солнечной системы, где центральное место занимает Солнце, а вокруг него крутятся по своим орбитам другие планеты, среди которых и Земля, не имеет ничего общего с действительным строением нашей Вселенной.

В голове Хохлева - после всего прочитанного и услышанного - заварилась какая-то несъедобная, не перевариваемая каша. Он закрыл книжку и повернулся к окну. Оказалось, что поезд уже пролетел Гатчину и «подлетал» к Карташевской - где, как и в известном всем Комарово, - стояли литфондовские дачи.

Дождь кончился, облака разошлись. Небо улыбнулось рассветом.  

Вдруг случилось невероятное. Хохлев увидел центр мира. Ощутил присутствие в нем своей мысли. Обнаружил свечение внутри себя. И тепло - в груди, в области сердца. Свет и тепло исходили из одного источника. И текли через  внутренние органы, мышцы и кожу в мир. 

- Что это было? - Владимир развернулся к спутнику, когда явление прошло.  

- Может быть, ты прикоснулся к Сущему?

- Опять загадки.

- И отгадки будут. После испытательного срока.

- Я что, неблагонадёжен?

- Сегодня надёжен. А завтра? Некоторые личности, получив настоящее знание, свернули с правильного пути. И начали свою игру. Сейчас тебе нужно упорядочить мысли, распределить поступившую информацию по веточкам своего ума.

- У нас говорят - по полочкам.

- Ум человека подобен дереву. Структура та же. Ствол, ветки, веточки. Помнишь: «дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». Это про ум. Он разветвлен и занимает много пространства. Но не все. Как ствол и ветки дерева не занимают всего объема кроны. В каждой веточке ума хранится своя информация. Энциклопедисты считают ум складом и загружают его нужной и ненужной информацией. От этого он тяжелеет, разбухает, теряет гибкость и способность работать с живыми мыслями.

- Живыми?

- Да. Есть мысли мертвые, непрозрачные. Беда тяжелого ума - присваивать себе ложные, темные мысли. Вследствие чего и происходит оглупление людей - ваша главная беда и проблема. В стане бесплотных сущностей - как и в человеческом роде - не все одинаково чисты и светлы. Есть темные духи, демоны, не знающие правды и не желающие добра ни себе, ни людям.

Успехом для людей является приближение к чистому ангельскому состоянию. Чтобы помешать этому, демоны тьмы постоянно вбрасывают в умы человеков всякую чушь. Ложные - яркие, как елочные игрушки - научные теории. Правдоподобные гипотезы. Человеку может показаться, что он открыл нечто важное. Слабые умы на этих фокусах обманываются и передают ложь другим людям.

Хохлев услышал, но никак не отреагировал. В его голове сидел вопрос: что это за существа - Ангелы? Что за форма жизни? Способная так менять свою структуру. Обретать плоть и снова становиться бесплотными. Перетекать из одного измерения в другое. И люди, наверное, смогли бы этому научиться. Если бы кто-нибудь научил.

- Научу, всему свое время, - Ангел снова прочитал мысли.

К концу поездки разболелась спина. Так бывает. Перемена погоды, долгое сидение в одной позе. На платформе Хохлев слегка размял плечи, растер шею. Обрадовался старым, скатным деревенским крышам, печным трубам с почерневшими козырьками. Утренним, таким вкусно-пахнущим, дымкам. Уже на лесной дороге, за деревней, Ангел спросил:

- Ну, как? Распределил?

- Вроде да.  

- Коперник, конечно, натворил дел... Но что может один человек без поддержки окружающих? У Ленина в 17 году ничего бы не вышло, не пойди за ним народ. Так и с Коперником. Его фантазия понравилась многим. В нее поверили. А ученые - в кавычках - мужи постарались украсить ее дополнительными деталями.

- Кто и как?

- Во-первых, Джордано Бруно. Еще один философ-фантазер. Не читал его «О бесконечности Вселенной и мирах»?

- Нет еще.

- И не читай. Вот тебе из третьего диалога: небо, следовательно, единое безмерное пространство, - про безмерность лепечет, как и Коперник - лоно, которое содержит все. Эфирная область, в которой все пробегает и движется. В нем бесчисленные звезды, солнца  и земли. Безмерная, бесконечная Вселенная составлена из этого пространства и тел, заключающихся в нем...

Яркая и манкая придумка - ничего больше. Ненаучная фантастика.

А пятый диалог: на этих мирах обитают живые существа, которые возделывают их. Сами же эти миры - самые первые и наиболее божественные живые существа Вселенной. И каждый из них точно также составлен из четырех элементов - земли, воды, огня и воздуха, как и тот мир, в котором мы находимся, с тем только отличием, что в одних преобладает одно активное качество, в других же другое...

Вредная, очень опасная сказка.

Но Бруно не претендует на роль ученого. Он поэт. Упертый и одержимый. На костре его сжигают за идеи. Этот факт делает их невероятно популярными. Но вернемся в науку. Иогана Кеплера в схеме Коперника не устраивают круговые орбиты. Он придумывает законы движения планет. Орбиты становятся эллипсами, со смещенным центром силы притяжения. Удивительно - Кеплер пишет свои законы, не обращая внимания на самый существенный факт. Для того чтобы планета двигалась по орбите, одной силы притяжения недостаточно. Под ее действием планета будет двигаться по прямой линии к центру притяжения, пока не достигнет его. Какая сила толкает планету вокруг центра притяжения? На этот вопрос наука не знает ответа до сих пор.

- Невероятно.

- Идем дальше. Итальянец Галилео Галилей в свой телескоп долго наблюдает за Солнцем. После чего пишет: я обратил внимание на темные пятна, появляющиеся на солнечном диске. Продолжительные наблюдения убедили меня в том, что пятна представляют собой вещество, связанное с поверхностью солнечного тела; они то появляются на ней в большом количестве, то расплываются, одни быстрее, другие медленнее, перемещаясь вместе с обращением солнца вокруг оси…

Как просто, не правда ли? Коперник раскрутил Землю, Галилей - Солнце. И не нужно как-либо подтверждать свои мысли. Они просто сказали народу, что хотели, а народ поверил. Между тем Галилею, как ученому, прежде чем объявить о своем выводе, требовалось научно доказать, что природа наблюдаемых пятен вещественна, что это не тень от чего-либо, а именно вещество; что Солнце имеет поверхность, с Земли мы наблюдаем его в виде светящегося плоского диска. Как будто в твердом небе просверлили круглую дырку, через которую на землю льется тепло и свет. Также требовалось доказать наличие оси вращения у Солнца. Он этого ничего не делает.

Далее - Исаак Ньютон. Вбрасывает в умы людей идею о тяготении.

Далее: благодаря открытию Лобачевским неэвклидовых пространств и придуманной Эйнштейном теории относительности уже советский умник Александр Фридман в 1924 году предлагает модель расширяющейся Вселенной. Он заявляет, что искривленное пространство не может быть стационарным, что оно должно расширяться или сжиматься. Почему Фридман выбрал именно первый вариант развития Вселенной - он естественно, никак не объясняет. Но главная его ошибка не в этом. Это мелочь.

В искривленном пространстве такое геометрическое тело, как шар, наружная поверхность которого состоит из точек равноудаленных от одной, центральной – невозможно в принципе. В кривых пространствах нет равных расстояний. Но  современных ученых мужей это не волнует, они по-прежнему считают Солнце, Землю и планеты шарообразными. Крутящимися под действием неведомых сил в почему то расширяющейся Вселенной. Ты меня слушаешь? 

Хохлев вздрогнул, очнувшись от своих дум.

- Да, я все слышал. Могу, как в школе, повторить.

- И услышал?

- Да.

- Видел я нечестивца грозного, расширяющегося подобно укоренившемуся, многоветвистому дереву...

- Это о ком?

- О том, кому все это нужно. Сам думай о ком... Сегодняшнее занятие окончено - трудись, садовод... На своей земле. Возделывай! В поте лица своего!

Ангел оторвался от дорожки. Сделал «круг почета» вокруг березы, посаженной двадцать лет назад. И - как учебный «ястребок», после выполнения лётного задания - плавно покачивая крыльями, взлетел над миром.

Хохлев понял, что стоит около своего дома, до которого - непонятно как - он так быстро «добежал».

12.09.2010

Вечером Хохлев заметил Ангела, сидящим у куста роз.

- Удивительный запах у этих цветов. Сижу вот и дышу им... И не надышаться. Присоединяйся, - он подвинулся, освобождая место на скамейке.

- Благодарю, - Владимир присел и глубоко, до головокружения вдохнул. - А я мимо этого куста бегу каждый раз - то с тачкой, то с лопатой, то с лейкой - и не замечаю. Выходные короткие, земли много - как её всю обработать? 

- Всеобщая болезнь современных человеков - гнать себя по жизни. Полезнее было бы вам в мир всматриваться пристальней, запахи и звуки различать... Это ведь для вас все... А вы уже и обедать на ходу - или не вылезая из машины - научились. Куда спешите?

- За материальным.

- Дурачки. Объясняешь вам, объясняешь. Как глухие. Разбогатеть хочется?

- Да нет... - Хохлев извлек из пачки сигарету и закурил.

- Ну вот! Взял и все испортил.

- Мужчины в садоводстве цветы не нюхают. Им ближе запах опилок... Или табака. 

- Ладно, не нюхай.  Давай вчерашний разговор закончим, и будешь своей землей заниматься. Ты понял, в чем современная наука делает главную ошибку?

- В чем? В методе.

- Метод - это инструмент. Хороший хирург способен и плохим скальпелем грамотно прооперировать. Не в этом.

- В чем же?

- В необоснованных и глупых изначальных установках. В научных догматах: материя вечна и неизменна. Материя первична - сознание вторично.

- То, что материя не первична - это уже давно всем понятно. А вот по поводу вечности и неизменяемости – не знаю.

- Одно следует из другого. Если она не первична, значит, изменяема… Значит, умрет. Не умирает то, что есть всегда.

- Может, было бы лучше, чтобы материя была вечной и неизменяемой?

- Зачем?

- Как зачем? Чтобы мир стоял прочно. Чтобы никакие человеческие происки - бомбы там всякие, взрывы - не могли его поколебать. Чтобы в этом прочном и неизменяемом мире рождались и жили люди. Познавали его.

- В неизменяемом мире скучно жить. И скучно изучать его. В один прекрасный момент можно подойти к финальной черте познания. И что дальше?

- Не знаю. А ты помнишь Михаила Васильевича Ломоносова? – почему-то Хохлев неожиданно вспомнил вызубренное в школе правило. - Все перемены в натуре встречающиеся такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Так ежели, где убудет несколько материи, то умножится в другом месте. Это тебе не хухры-мухры, а закон сохранения материи.

- Не смеши. Это не закон, а именно хухры-мухры. Ученым нужно было как-то объяснить наблюдаемые химические реакции, в которых якобы сохраняются количества веществ.

- И здесь ошибка?

- Никаких доказательств сохранения вещества нет и быть не может. И Михаил Васильевич их не приводит. Все это кажущиеся закономерности. Это не наука. 

- Одним росчерком пера или взмахом крыла готов закрыть такую науку, как химия. Где главный и единственный способ передачи сути химической реакции - уравнение равенства. Количество вещества после реакции равно количеству вещества до нее. 

- Раз доказательств нет, пора закрывать.

- Ты фанатик. Не ценишь того, что создано людьми на протяжении многих веков.

- Не фанатик - Ангел.

- Прости, забыл.

- Забывчивый… Никто не опровергает литературу, живопись или архитектуру. Если человеки открыли законы гармонии и, следуя им, создают совершенные произведения искусства – кто и что против этого скажет? Но если одни - самовлюбленные глупцы - придумывают несуществующие законы устройства мира, а другие - как попугаи - разносят их по всему свету... И обязывают других людей - детей - изучать эти законы...  Тогда - лженауки следует закрывать. Они туманят мозги людей. Уводят от настоящих знаний.

Ангел высказывался эмоционально, в повышенном тоне:

- А насчет всяких там равенств и уравнений. Физика, как известно, тоже часто использует запись в виде уравнения со знаком равенства посередине. Равенства как такового - в мире не существует. Нет двух одинаковых предметов, явлений, состояний, величин. Если наука стремится изучать объективные закономерности жизни, а не абстрактные фантазии, она не должна иметь в своих арсеналах равенств.

- Скорость не равна произведению времени на расстояние?

- Не равна! Потому что скорость - это характеристика непрерывного движения, а время и расстояние, используемые в формуле, прерывны, конечны. Вы вставляете в формулу определенное, конечное - вырванное из непрерывного течения времени - количество секунд и определенное - механически вырванное из длины пути - количество метров. Знак равенства между двумя частями уравнения - незаконен.

В природе не существует ни одного движения, которое было бы непрерывно, равномерно, абсолютно одинаково - во всех временных промежутках и на всех отрезках его траектории. Значит скорость - как величина - вообще неопределима. Физика изучает не природный мир, а абстрактный миф о нём. 

- Боюсь что-либо еще спрашивать, - Хохлев театрально отодвинулся от Ангела.

- Извини. Просто и нас - Ангелов - может достать откровенная ложь и искажение фактов. Ну, вот идея Ломоносова о сохранении материи! Нужно быть полным идиотом, чтобы не замечать, как материя уничтожается. Или создается.

- Где уничтожается? - Владимир все-таки осмелился вставить слово.

- Где, где… В костре, например, в любом огне. Что происходит при сгорании березового полешка в твоей печке? В пространстве около него концентрируется теплота - в топке, в печных щитках, в пространстве дома. Когда количество тепла достигает критической точки - вспыхивает огонь, в котором полено - то есть материальное тело из древесины - исчезает, лишается бытия. И ничего в другом месте не умножается.

- А выделяющееся при сгорании тепло?

- Да не при сгорании... Мы ведь об этом уже говорили. Вы не знаете, что происходит при горении. Тепло и огонь всегда рядом. Но что из них вначале?

- А серый пепел с дымом?

- Ты хочешь между серым пеплом с дымом и белой березой поставить знак равенства. Одна материя исчезла, другая появилась, и при этом никто из людей не скажет, равны ли между собой количества исчезнувшей и появившейся материй. Вот тебе материя!

Ангел взмахнул крылом, и прямо перед Хохлевым - на траве - из ничего собралось березовое полено.

- А вот тебе - нет материи.

Полено исчезло.

- Это не материя, это чудо, - Хохлев был смущен.

- Так и занимайтесь природой чуда. Изучайте его, исследуйте. И не говорите, что чудес не бывает... Но ты знаешь: стоит в научном мире заикнуться о чуде - все сразу прячут головы в песок. А какой-нибудь умник еще и «авторитетно» заявит: до изучения чуда наука еще не доросла. Или: наука чудесами не занимается. Почему не занимается? Боится, что придется опровергать саму себя? А трусам мир не откроется. Знание берется смелостью. Что такое атомный вес - еще одна научная несуразица. 

- Вес - это сила, с которой тело действует на опору или подвес, - это определение тоже прочно засело в голове Хохлева со школы. - А вот атомный вес - не помню.

- И не можешь помнить. Так называемый атом вещества не способен действовать ни на подвес, ни на опору! Словосочетание «атомный вес» является абсурдным. Однако ученые его используют. Зачем?

- Насколько я знаю, чтобы дать количественную характеристику отличия одного вещества от другого. Чем вещество - согласно периодической системе элементов Менделеева - легче, тем меньшим весом обладают его атомы.

- Это в схеме, но не в жизни. Вес - в вашем понимании - может быть определен лишь в единичном - самом нехарактерном для материи - состоянии, в покое. Для других состояний такая категория, как вес - бессмысленна. Он отсутствует, абсолютно неопределим или постоянно изменяется.

Вот все три случая.

Вес отсутствует, когда некое количество материи совершает свободное падение. Это состояние невесомости.

Вес неопределим, когда количество материи помещено не в воздушной среде. Кусок льда архимедовой силой выталкивается на поверхность воды и не может действовать на подвес или опору. Или когда «количество легкой материи» двигается в воздушной среде, но в направлении, противоположном действию так называемой силы тяжести. Это поднимающиеся водяные пары, легкие газы, улетающий в небо воздушный шарик, летящий вверх подпрыгнувший человек.

Вес постоянно меняется, когда количество материи движется, и среди действующих на него сил имеются вертикально направленные. К примеру, камень, брошенный горизонтально, постепенно приближается к земле.

Если внимательно присмотреться ко всем остальным движениям реального живого мира, мы обнаружим, что отсутствие вертикальных сил - такой же исключительный случай, как и состояние покоя. Лавуазье и его коллеги производили опыты и измерения, якобы подтверждающие принцип сохранения материи в самом нехарактерном для материи состоянии. В характерных состояниях способ измерения количества материи через взвешивание недостижим. А Парацельс утверждал: вес не обманывает. Еще как обманывает! Тебе все понятно? 

- Более или менее.

- Теперь про атомы. Джон Дальтон - отец современного атомизма. Его книга «О строении тел» - настоящий фантастический роман. Вот послушай, я процитирую: «Сущность атомического учения состоит в том, что вещество предполагается состоящим из совокупности малых, уже более неделимых (силами природы) частей - атомов, не наполняющих сплошь пространства, занимаемого телом, а отстоящих друг от друга, подобно тому, как планеты, солнце, звезды, астероиды и тому подобное не наполняют пространства Вселенной, а отстоят друг от друга».

- Дальтон употребляет слово «предполагается». 

- Не перебивай. Частица вещества по этому представлению столь же сложна, как целый мир, и в ней есть свои уединенные тела – атомы, подобные солнцам и планетам, удерживающие присущими им силами в подвижном, но прочном равновесии свои спутники и прочее. Найти в малейшем сходное с громаднейшим - составляет одно из достоинств атомизма, привлекшее к нему новые века... Столько патетики и ни одного доказательства!

Вот как Джон Дальтон подтверждает «истинность» атомизма: «Имеются три различные вида тел, которые особенно привлекали к себе внимание химических философов, а именно те, которые обозначаются названиями «упругие флюиды», «жидкости», «твердые тела». Вода представляет хорошо знакомый пример тела, которое в известных случаях способно принимать все три состояния. В паре мы узнаем вполне упругий флюид, в воде совершенную жидкость, а во льде вполне твердое тело. Эти наблюдения привели к заключению, которое является, по-видимому, общепринятым, что все тела ощутимой величины, как твердые, так и жидкие, состоят из громадного числа чрезвычайно малых частиц или атомов вещества...».

Ангел слетел со скамейки и начал прохаживаться.

- Как тебе это нравится? Ни о каких научных, опытных подтверждениях своих мыслей Дальтон не заботится. Ему достаточно «общепринятости заключения»! Я продолжаю: «...связанных между собой силой притяжения, которая более или менее велика в зависимости от обстоятельств и которая, поскольку она стремится предотвратить их разделение (какое разделение, почему?) вполне правильно с этой точки зрения названа - притяжением сцепления. Но, поскольку она собирает атомы из распыленного состояния - как, например, из пара в воду - она называется притяжением соединения, или проще сродством».

Ангел присел.

- А ученые пудрят людям мозги идеей о расширении Вселенной. Оказывается все наоборот! Вещество во вселенной сначала было распылено, а затем «притяжением соединения» собралось в планеты, солнца, звезды.

Бесовские мудрования. Сначала Дальтон объявляет о составлении тел из громадного числа атомов. Затем своей волей устанавливает стремление этих атомов к разделению и определяет силу, стремящуюся это разделение предотвратить. Богатое воображение! Не правда ли?

Ангел снова вскочил. Хохлев следил за мыслью, не вмешиваясь в его монолог.

- Мы уже имеем все основания всерьез не рассматривать эту тему. Но нам нужно посмотреть, как одна ошибка рождает другие. Как следующие поколения «ученых», не замечая ошибки, увеличивают степень ошибочности учения об атомах. На очереди Менделеев. Цитата: «Атомное учение согласуется и вызывает первые законы определенных химических соединений: закон постоянства состава и закон кратных отношений...».

Хорошо, что Дмитрий Иванович не говорит «доказывает», а лишь «вызывает»! Надо бы доказать, что в химических реакциях при получении нового тела происходит именно соединение тел, а не, к примеру, замещение, происходящее по неоткрытым пока законам, одного тела другим.

Но Менделеев шпарит дальше: «Законы постоянства составов, кратных отношений и паев - суть законы природы, а отнюдь не гипотезы». Как раз гипотезы! «Потому что, будь все учение об атомах совершенно отвергнуто все же указанные законы останутся, ибо отвечают фактам». Каким?

«Природа химических сил также сокрыта поныне от нас, как и природа всеобщего тяготения, но как без знания этой последней, прилагая механические понятия, астрономические явления стали подлежать точному обобщению и подробному предсказанию множества частностей, так без знания природы химического сродства есть надежда достичь в изучении химии значительного успеха».

Ложь! Вернемся к понятию «атомный вес». Его абсурдность вовсе не в том, что какой-то предполагаемый атом имеет какой-то неуловимый, ничем не фиксируемый вес. В другом! Допустим, что вся материя состоит из этих самых атомов и что они заполняют все реальное пространство жизни - как это представляют себе ученые атомисты - и каждый из этих атомов обладает весом – силой, действующей по направлению действия силы тяжести к центру этой тяжести. Вопрос: почему все эти атомы под действием силы тяжести до сих пор не собрались вокруг этого центра тяжести? И не замерли без движения? Что их удерживает в распыленном состоянии? Может быть, было бы интереснее, чтобы из них слепилась какая-нибудь новая сверхплотная материя. А? Как ты думаешь?

Хохлев не отвечал. 

- Может быть, в телах эти атомы удерживаются силами притяжения, действующими между ними самими. Такое было бы возможно, если бы одни атомы имели вес, а другие, которых большинство, его не имели, но зато имели бы достаточно мощные силы притяжения к себе. Тогда, может быть, силы притяжения невесомых атомов и погасили бы действие силы притяжения к центру тяжести на весомые. Но ученые утверждают, что все атомы весомы. Следовательно, все должны стремиться к центру. Что же им мешает реализовать это стремление? Никто не знает.

А Дальтон взял да и определил атомные веса элементов. После чего «ученым» потребовалась новая теория, объясняющая, почему атом от элемента к элементу меняет свой вес. И появился Джозеф Джон Томсон - «первооткрыватель» электрона. Цитата из Томсона: «До последнего времени представление физиков об атоме не давало ключа для объяснения различий в химических свойствах атомов и поэтому мало помогало химикам в той части работы, которая по справедливости считалась ими наиболее важной. Химики хотят иметь значительно более определенное представление о различиях между атомом водорода и кислорода, чем то, которое ограничивается утверждением, что атом водорода представляет малую частицу одного рода материи, а атом кислорода – более тяжелую частицу другого рода материи».

Раз «хотят иметь», значит, будут иметь...

            Ангел в очередной раз присел

- Человеки - удивительные существа. Они все хотят классифицировать, ввести в систему, в понятную схему. Привести разные «роды материи» к одному показателю, к материи единой и неделимой. Воспринимать мир просто они не могут. Они хотят командовать этим миром. Подчинить себе материю и все остальное. Какая жажда власти! Какая одержимость! Прямо болезнь!

Томсон пишет: «подобно тому, как некоторые из физических свойств вещества потребовали для своего объяснения предположения, по которому вещество не является сплошным, но построено из ограниченных и измеримых зерен, так и в деле объяснения химических свойств вещества нельзя идти с успехом далее, прежде чем мы не откажемся от представления, по которому атом является неделимым сплошным и однородным и не припишем атомам известного рода строение».

Что стоит Томсону разделить atomos, по-гречески неделимый? Да ничего не стоит.

- Опять «припишем», - Хохлев расхохотался. - В СССР очень любили приписки в экономических отчетах.

- Не перебивай. Слушай, что Томсон пишет дальше: «Открытие электрона в 1897 году было первым доказательством такой структуры. Было доказано - вранье! - что электроны происходят из атомов всех родов и, какой бы ни был источник их происхождения, получаются всегда идентичные электроны. Было доказано (как они любят это слово!) что не изменяющийся электрон является постоянной составной частью всех атомов. Затем были открыты методы, позволяющие определять число электронов в самых различных химических элементах. Было найдено, что в атоме каждого элемента число электронов равняется его атомному номеру. Атомным же номером называется число, показывающее место элемента в списке элементов, расположенных в порядке возрастающих атомных весов». Ничего из утверждаемого Томсоном доказано не было.

Ангел нагнулся к лицу Хохлева, заглянул в глаза.

- Ты устал.

- Да, есть немножко.

- Тогда - к лешему всех этих Томсонов, Парацельсов, Дальтонов... Пошли гулять.

Вышли к воде. Присели на траву.

- Значит, химики тоже запутались? - Хохлев невольно вернулся к прерванному разговору.

- Не только химики! Все! Настолько, что будь я каким-нибудь государственным мужем, подписал бы распоряжение, приостанавливающее преподавание в школах и вузах таких предметов, как астрономия, физика и химия.

- Лихо. А как же физические расчеты? Если бы они были ошибочными, падали бы небоскребы и самолеты. Ракеты не могли бы летать в космос. Но они летают.

- Небоскребы стоят, самолеты и ракеты летают, потому что человеки верят в силу тяготения. По Ньютону. 

- Верят?! Значит, если мы перестанем верить - небоскребы начнут рушиться, самолеты и ракеты падать, производство встанет.

- Не исключено.

- В таком случае, чтобы ничего плохого не случилось, нужно продолжать верить Ньютону. Химическая промышленность должна работать - производить пластиковые стулья, столы, строительные материалы, к которым уже все привыкли. 

- Пусть производит.

- Для этого люди должны учить химию в школах и институтах. А ты - сразу запретить.

- Стулья производят единицы, а головы дурят всем. Нравится тебе химия - занимайся ею. Факультативно. Долби гранит, клей стулья, столы. Тебя только благодарить будут. Но при этом не утверждай уверено с кафедр, что все вещества состоят из атомов и молекул. Это вредно для здоровья окружающих тебя людей.

- Не понимаю. Если не состоят и три упомянутых тобой науки - полная туфта, как удается по якобы открытым в их рамках законам производить станки, машины, электронику разную, новые материалы? Почему это все происходит? Как получается?

- По вере. Я уже сказал об этом.

- Законы действуют только потому, что люди в них верят, - Хохлев недоумевал. - Невероятно.

- Да, а что тут такого?

- Как что такого? Если перестанут верить - вся наша привычная жизнь в век технологий, производства и потребления остановится.

- Говоришь прямо как с трибуны. Почему же вся остановится? - остановится только привычная. А что такое привычка? Преходящее. Зато человеки вернутся к натуральному производству. Без технологий. И все! Разберете станки и механизмы и выбросите их на свалку.

- К натуральному производству? В третьем тысячелетии?

- Ну, мы же не виноваты, что вы поверили не в то. Людям захотелось царствовать над природой. Всю её объяснить. И эти желания были сильнее желания докопаться до истины. Вот они и увлеклись яркими идеями, как дети малые - блестящими игрушками. Человеческие умы размягчились, воли стало не хватать - всякий бред и пополз в головы. И защититься вам нечем...

- Но Ангелы же сильнее людей. И твердыми умами, и волей. Что же вы не вмешались? Объявили бы сразу о кричащих ошибках Коперника, - глядишь, люди и не пошли бы за ним. Не поверили бы.

- Объявляли. Кричали. Хлопали крыльями, пытались открыть людям глаза… Вы были, как одержимые. Вы ничего не хотели слушать. Носились со своими науками, как придурковатые.

Ангел, наконец, замолчал. Он долго смотрел на воду, на отраженное в ней заходящее багровое солнце. Блики прыгали по водной глади, зажигали.

- Завтра будет ветер, - Хохлев прервал паузу.

- Опять? Откуда ты знаешь, человек, что будет завтра? Мы этого не знаем!

Небесное существо постучало пальцем по лбу Хохлева, взмахнуло крыльями и растаяло. А Хохлев посидел еще немного, погрустил - с Ангелом было интересно - и поспешил на свой участок. К своей земле.

Шагал по дорожке и мурлыкал про себя стихотворение, написанное года три назад:

Небо топчется в саду...

Ветры, шелест, скрипы, стон.

Сад вздыхает, я иду

Между яблоневых крон.

В двух руках несу корзины –

Добрый нынче урожай!

Под ногами почва стынет,

Скоро холод... Приезжай.

            В коротком цикле из двух стихотворений это - с названием «И его окончание» - шло вторым. Хохлев вспомнил первое, которое называлось «Начало сезона»: 

Вся под снегом майским вишня,

Облетают лепестки,

Как снежинки... Солнце вышло,

Веет холодом реки.

Лето будто бы настало,

Пробивается трава.

- За зиму земля устала,

Ей оттаять бы сперва…

- Мы потерпим, ты права.

            Реки в садоводстве не было, холодом могло веять лишь с пруда... Но для рифмы... И образа...

13.09.2010

Странно, что до понедельника никто не сообщил Жерлову о письме Хохлева. Сергей Евгеньевич сидел в своем кабинете и готовился к встрече с Сизарёвым - начальником управления по субсидиям, грантам и государственному заказу в сфере печати.

Не за горами конец финансового года, а у Сизарёва вырисовывалось неосвоение. Лишние деньги. Несовершенство финансовой политики Смольного. Выделенные на год бюджетные средства необходимо было использовать до 31 декабря. Неосвоение - это возврат денег в казну города, без гарантий их возвращения на прежние бюджетные статьи в следующем финансовом году. Виновные наказываются выговорами, а иногда и депремированием. Ведь если деньги не истрачены, значит, либо бюджетная заявка составлена неверно - с превышением предполагаемых затрат, либо конкурсные и всякие другие процедуры проводятся непрофессионально. Бюджет - это городской закон, а законы нарушать нельзя.

Казалось бы, при постоянном дефиците средств на печать неосвоение, в принципе, невозможно. Но! Атавизм советской планово-распределительной системы - перекидывать средства с одной строки бюджетной росписи в другую нельзя. Если деньги запланированы на издание книг, журналов и газет, то и тратиться они должны только на эти цели. К примеру, на газетные деньги запрещено издавать книги. Если распределитель бюджетных средств нарушает этот порядок, ему светит «нецелевое использование». Со всеми вытекающими. 

Законодательство предусматривает процедуру корректировки бюджета - по итогам первого полугодия. Когда - после анализа трат - законная перекидка денег возможна. Но её Сизарёв - в июле укативший в отпуск – «проспал». И почти полмиллиона бюджетных рублей на книгоиздание зависло в воздухе.

На проведение официального конкурса времени не оставалось. Полмиллиона  нужно было срочно куда-то деть. На выходных, после парилки, под пиво Сизарёв с Жерловым договорились, что запустят эти деньги на издание большого сборника стихов петербургских поэтов о Петербурге, оформив заказ без проведения конкурсных процедур - «у единственного источника». Положение о госзакупках это позволяло. Правда, весь питерский цех поэтов пришлось обозвать «единым источником», а составителем сборника – чтобы о «лишних деньгах» никто больше не знал - назначить Жерлова. Как бы не заметив, что в городе существует несколько писательских сообществ.

Жерлов включал в сборник поэтов не только «своего» Союза и тем самым отвечал на жесткие условия, навязанные Сизарёвым. Список для утверждения в Смольном был почти готов, когда в кабинет вошла Валентина Павловна.

- Сергей Евгеньевич, тут по электронке, в пятницу вечером... пришло от Хохлева, - в руке секретарши дрожали несколько листков бумаги.

- От Хохлева? - Жерлов оторвал взгляд от списка.

- Да.

- Покажи. - Посмотрел на часы. – Почему, б... , сразу не сказала?

- Вы уже уехали. - Валентина Павловна положила листки перед председателем и быстро вышла.

Жерлов прочитал письмо, биографию и интервью. Выскочил в «предбанник» перед кабинетом.

- Это точно, б... , от Хохлева? Не от Рудакова? Этого п...?

- Вот смотрите, - секретарша открыла почтовый ящик и показала начальнику обратный адрес.

- А где, б... , то? От Рудакова?

- Я его выбросила в урну. Как вы сказали.

- Идиотка! Где оно? Ё... т... м... , распечатай. Быстро! 

Валентина Павловна, путаясь в кнопках клавиатуры, нашла «Хохлев вместо Жерлова» и запустила текст на печать. Жерлов выхватил лист прямо из принтера и скрылся в кабинете.

Значит, не провокация? Он еще раз перечитал письмо Хохлева. Значит, все так и есть. Он смотрел на фотографию неожиданного противника. В светлом костюме - какие обычно носят президенты преуспевающих компаний - в белой рубашке без галстука, без очков. Почему без очков? Глаза Хохлева были скорее строги, чем добры. Но при этом и добры. Спокойный, уверенный в себе человек. Седая борода, седина на висках и в усах... И прямой, вызывающий на бой, взгляд.

У Жерлова похолодело в паху. Руки вспотели и потеряли твердость. Такими же мягкими стали и ноги. В памяти поочередно всплывали все прежние разговоры с Хохлевым... Что это за человек? Почему он выдвигается? Про соперника Жерлов практически ничего не знал. А вот же биография... Родился в 61-м. На пять лет младше меня. Член Союза с 2003 года. Тут преимущество у меня значительнее... Книги. Сказки про Царя. Стихи. Романы... Публикации за рубежом. Образование. Место работы...

Глаза Жерлова бежали по строчкам биографии, но возбужденное сознание кипело совсем другой информацией. Жерлов вспомнил свое позорное списание с корабля. Тождественность ситуаций налицо. С той лишь разницей, что отставку из литературы - не пережить.

Это крах. Провал. Если выборы будут проиграны, Жерлова забудут на следующий день. Его стихи всерьез никого не трогают. Всякий раз их приходится навязывать, предлагать. Председательство, как подпорка к творчеству, позволяло держаться на виду. А без него? Небытие. Забвение. Жерлов с трудом приподнялся со стула и подошел к окну. Услышав скрип паркета, в кабинет заглянула Валентина Павловна. Жерлов тут же обернулся и, не дав сказать ни слова, заорал:

- Во-он... С той стороны! - Слова «закрой дверь» в окрик не вписались. - Пошла на х... !

Глаза скользнули по календарю. Недаром сегодня тринадцатое... Нужно готовиться к обороне. Навыки военного мышления в голове Жерлова были пока живы. Годами, по кирпичику, выстроенную систему личной власти и управления податливыми писателями он будет защищать всеми законными и незаконными способами. А помогут ему... Секретарша заглянула еще раз.

- Сергей Евгеньевич, вы про Смольный не забыли?

Жерлов опомнился и заорал:

- Который час? - сам посмотрел на часы. - Все! Мне, б... , не простят. - К Сизарёву он катастрофически опаздывал. - Что же ты, ё... т... м... , не напомнила? – набросился он на Валентину Павловну. - Просил же... б... !

- Я пыталась, - женщина отгородилась от разбушевавшегося председателя закрытой дверью.

Жерлов сгреб в портфель все бумаги, что были на столе, и, на ходу застегивая куртку, выскочил на улицу. Если бы он добежал до метро - опоздал бы минут на десять-пятнадцать. Но в тот момент Жерлов соображал туго... Он поймал частника. И застрял в пробке у Московского вокзала на сорок минут. Чиновники, опаздывающих на час не ждут. Сизарёв уехал на совещание. Жерлову пришлось гулять по коридорам Смольного до шести часов вечера. Он присаживался на стулья и банкетки, стоящие вдоль стен, и вчитывался в строчки полученного послания. Проблема Хохлева отодвинула на задний план и неосвоение, и все остальное...