К своему стыду, я ничего о нем не знала ранее, поэтому с большим интересом стала разыскивать какую-либо информацию о нем и его творчестве. И вскоре я поняла, что не знала я все это не к своему стыду, а к стыду нашей бывшей родины, потому что она в лице своих представителей власти и чиновников скрывала 50 (если не больше!) процентов информации, которую считала вредной для строителей коммунистического будущего. В списке закрытой информации было огромное множество имен представителей интеллигенции, в том числе и художников, а особенно – абстракционистов! Кстати, этот жанр сам по себе был запрещенной темой.
Конечно же, что-то просачивалось сквозь железный занавес, и жаждущие все знать как-то находили нужную информацию. Со мной этого не случилось, поэтому, встретив в прессе знакомую фамилию – слегка измененную – я живо заинтересовалась «родственником» Максима Горького.
Еще более удивилась, когда узнала, что Аршил Горки – американский художник, армянин по национальности, рожденный в Хоркоме (турецкая провинция Ван), и вправду частенько называл себя племянником пролетарского писателя, коим взаправду и не являлся. Но оба Горьких встречались однажды во время визита Максима в Америку. И знатоки биографии армянского Горки утверждают, что Возданик Адоян (а это его настоящее имя) взял себе этот псевдоним в связи со схожестью трудного детства хорошо известного нам Алеши Пешкова.
Ну, насчет детства Алеши мы в курсе, потому как он – наш, не буржуйский. Скажу только, что сироте Алеше Пешкову не так уж и плохо жилось в доме деда. Тот, конечно, был сурового склада человек и воспитанием внука занимался серьезно. Но зато бабушка была для него защитницей и одарила будущего писателя лаской, теплом и народной мудростью, и подле нее ему было очень даже неплохо.
Что касается имени Аршил, существуют такие толкования: одни считают, что художник выбрал это имя потому что оно напоминало ему армянское – Ахилл. Другие же утверждают, что выбрано это имя потому, что первые две буквы «Ар» как раз и указывали на Армению, - страну, сыном которой он был, которую он любил преданно в продолжении всей его жизни, даже несмотря на то, что, взяв себе псевдоним, дабы нивелироваться в Америке, избежать лишних расспросов и объяснений, укрыться, обезопасить себя и семью от возможных последствий Армянского геноцида...
Родился Возданик 15 апреля 1904 года в семье торговца. Когда мальчику было 4 года, его отец эмигрировал в Америку, спасаясь от войны и связанных с нею преследований армянского населения и чтобы избежать вовлечения в эти события. Матери, у которой он был не один, пришлось нелегко.
Карлен Мурадян, племянник художника, записывал рассказы своей матери, - младшей сестры и самого близкого друга Аршила Горки, - Виртуш. Вот как им описан эпизод их детства:
«Турки окружили Ван 1-го ноября 1914 года и сразу начали бомбить. В первые же дни разбомбили двор перед нашим домом... Снаряды падали со всех сторон. Кругом – оглушительный шум. Страшно... Казалось, сама смерть идет за нами. Все мужчины воевали. Горки все время носил им ружья, патроны, одежду и продукты. Только вечером возвращался домой.
15 июня 1915 года взяли еды на несколько дней... Все имущество зарыли под домом, думали, что скоро вернемся... Шли днем и ночью, почти не отдыхая. Когда мама находила что-нибудь съедобное, отдавала Горки. Она больше заботилась о нем, чем о дочерях, потому что он был единственным сыном, да еще и очень худым. 16 июля мы приехали в Ереван. Мама работала в приюте для сирот, а Горки нашел работу на полиграфическом комбинате. Мы часто говорили с Аршилом о нашем тяжелом положении, но он все время говорил: «Я буду работать, вы не должны беспокоиться...» Но что может сделать четырнадцатилетний мальчик? Мы работали. Но все равно хлеба не хватало, и мама слабела. Она умерла внезапно, на наших руках. Ей было 39».
Гораздо позже, когда Возданик стал художником, он нарисовал картину, на которой изобразил себя рядом с матерью. Рисовал со старой фотографии. Но память и его чувства перекрыли документальность снимка. Он создал картину, на которой боготворил мать. Вглядитесь в этот портрет, и вы сами проникнитесь одухотворенностью этой женщины. На картине две фигуры. Но мать все равно кажется в центре. Притягивает взгляд ее лучезарно-белый фартук на фоне мягкого переплетение других цветов и необычайно глубокие, задумчивые ее глаза.

Сам Горки писал сестре об этой работе: «Армянские глаза матери критики называют «пикассовскими». Армянскую грусть они определяют, как византийскую или русскую. Если поправляешь их: «Нет, уважаемые господа, вы ошибаетесь, это армянские глаза», — они удивленно смотрят на тебя и говорят о преувеличении, характерном для «шовинизма малых наций». Представляешь? Исправляющего осуждают те, чьи ошибки он исправляет. Наши глаза, говорят прежде, чем губы придут в движение и продолжают говорить еще долго после того, как губы остановятся»...
Эта картина, пожалуй, единственная работа, написанная в традиционной манере.
Итак, в Америку Аршил эмигрировал вместе с сестрой в 1920 году. Там они стали жить на квартире сестры Агали, а после за ними приехал отец и увез в Провиденс, где будущий художник начал свое образование. Он рисовал постоянно, в любую свободную минуту, учился увлеченно и страстно, пробовал работать в разных жанрах – искал себя. Он начинал сразу несколько картин одновременно, рисовал днем и ночью.
Он писал об этом сестре Вартуш: «Когда что-то закончено, это значит, что оно мертво, не правда ли? Я верю в вечность. Я никогда не заканчиваю работу – только останавливаюсь на какое-то время... Мне хочется всегда начинать, но не заканчивать...»
И еще: «Дорогая, я ищу новые бесконечности. Я пишу картины сериями по очень существенной причине. Если одна картина, дорогая Вартуш, это окно, сквозь которое я вижу одну бесконечность, мне хочется вернуться к тому же самому окну, чтобы увидеть другие бесконечности. И прорубить другие окна, открывающие вид из известного мне места на беспредельные пространства. Перенося на один и тот же холст все новые и новые идеи, художник искажает и затуманивает вид из окна. Нужна тщательная разработка до завершенности одного окна или холста, конечной единицы. Поступая таким образом, я пытаюсь извлечь дополнительные части неведомого. Я вношу воздух в свои работы. Это окна, глядящие в бесконечность».
В 1925 году Горки уехал в Нью-Йорк – город, который считался центром живописи Америки. Здесь он познакомился с известными людьми – писателями, художниками, - многие из которых стали его друзьями. Именно здесь родился его псевдоним, с которым он как бы вошел в другую жизнь и который принес ему мировую известность, но не принес счастья...
С 1925 по 1931 год Горки учится в Высшей центральной школе живописи (the Grand Central School of Art). Он увлекается творчеством авангардных художников Поля Сезанна и Анри Матисса и мастерски подражает им. Стиль Пабло Пикассо и Жоана Миро влияет на его мировоззрение, входит в его творчество.

Его друзьями становятся Стюарт Дэвис и Джон Грэм (Иван Домбровский) – художники, в чьих работах превалируют мотивы кубизма. Они часто встречались в кофейне «Romany Mary’s», которая находилась совсем рядом с мастерской Горки. Ее окрестили «Американским Монмартром», ибо тут собирались люди искусства. К тому же владелец кофейни сам побуждал их собираться в своем заведении поскольку был цыганом, приверженным свободе мысли и души. Он мог раз за разом прощать им долги или брать вместо денег нарисованные здесь же эскизы — как мы сегодня можем оценить, это не было с его стороны опрометчивой наивностью.
Что касается трех друзей, которых называли «тремя мушкетерами», вступая за столиком в жаркие споры, они почти никогда не соглашались ни по одному пункту, ведь каждый был не только зрелым художником, но и яркой индивидуальностью.
В 1927 году Горки познакомился с абстрактным импрессионистом Виллемом Де Кунингом, который стал близким ему человеком до конца жизни.
Близким другом Аршила также стал и Милтон (Миша) Резников, эмигрант из Украины, ставший впоследствии тоже художником. Он являлся свидетелем многих событий жизни Горки, в том числе и первой его любовной связи.
В 1929 году Горки встретился с Рут Френч, которая была натурщицей в школе живописи. Их знакомство было бурным, но не продолжительным. Рут Френч оказалась армянкой, к тому же из той же местности, откуда был и Аршил. Ее настоящее имя до иммиграции было Сирун Муссикян. Может быть, поэтому Аршил увлекся ею в одно мгновение. Девушке польстило ухаживание художника, она сама напросилась в его мастерскую после совместного обеда и попросилась остаться на ночь. Горки уступил ей кровать, а сам устроился на кресле-качалке. На следующую ночь Сирун появилась опять... В 3 часа ночи Аршил постучался к своему другу Мише и сказал, что девушка пригласила его в кровать...
Миша дал ему некоторые советы, к которым Горки попросил сделать рисунки...
Аршил и Сирун стали любовниками...
Из воспоминаний Сирун Муссикян: «Он был увлечен мною. А я думала: он – зрелый мужчина влюблен в какую-то неизвестную девчонку! Мы такие разные. Разве что я хороша собой... И, конечно, одна-единственная причина: я была армянкой».
Сирун позировала Аршилу для нескольких его картин...
Свою первую жену Аршил встретил на выставке «First Municipal Art Exhibition» в феврале 1934 года. Марни Джорж прибыла в Нью-Йорк из Сиэтла в 1933 году учиться на модельера одежды. Она была на 10 лет моложе Горки. Брак их был внезапный, сумбурный и короткий.
Марни покорила Аршила своей внешностью. Она была большая и высокая, имела роскошную фигуру. Позже Горки признается одной из своих подруг: «Марни напомнила мне мою мать»...
На вечеринке Марни написала Аршилу: «Я желала бы быть миссис Горки»... За этим и последовало предложение художника стать его женой. Однако этому браку не суждено было существовать долго. Из воспоминаний Марни: «Такое впечатление, что с нашим браком началась наша война. Аршил старался разрушить этот барьер сначала по-доброму, а потом с усилием. Но барьер рос и превращался в безумие. Это было трагедией для нас обоих. Мы любили друг друга и в одночасье ненавидели...»
Однажды утром, когда Марни еще спала, Горки получил письмо с сомнительным обратным адресом. В письме незнакомец обращался к Марни и спрашивал, почему она так неожиданно вышла замуж... Этой причины было достаточно для того, чтоб сложить все вещи жены в чемодан и выставить ее за дверь. Их брак был исчерпан.
В эти годы Горки был уже признанным художником. Развивая принципы сюрреализма в сторону все большей беспредметности, он стал одним из самых значительных мастеров абстрактного экспрессионизма. Переходной от фигуратива к абстракции стала серия «Сад в Сочи» (1940–1942).

Из писем Аршила к сестре Виртуш:
«Я работаю над картиной, рожденной из очень яркого воспоминания о нашем доме на Ванском озере. Временами я могу вдохнуть соленый запах его воды. Временами гонюсь за тонкостями, которые пытаются ускользнуть от меня. Размеры трех наших домов сочетаются с красными фруктовыми садами и голубыми палисадниками. Живопись визуализируется как мобильное позиционирование и разделение элементов материального. Дома, построенные трудом человека, и абрикосовые деревья, созданные по формуле природы, и художник, который присваивает все это себе через контроль над движением, подобно дирижеру, управляющему оркестром. Прямоугольные стены с маслобойками и глиняной посудой для печи. Армянские ковры, растянутые на стенах или скрученные, в поиске соприкосновения с пшеничными полями, деревьями, украшенными лоскутами материи, с армянскими журавлями и садовыми камнями. Все перетекает одно в другое, увлекаемое непрерывной движущей силой Вселенной — как кровь, питающая жизнь, течет по телу, напирая по пути на стенки артерий».
Горки стал признанным мастером, но он продолжал жить в бедности, так как работы его не продавались. И все равно он много работал, искал новые средства выражения.
Вот что пишет в своих воспоминаниях Милтон Резников: «...он (Горки) начал использовать в своей работе все новые и новые техники. Например, часто раскладывал холсты на полу, поверх специальных деревянных форм, и лил на них краску целыми ведрами, как бетон. После этого он процарапывал краску, создавая что-то вроде эффекта барельефа. Холсты, конечно, становились очень тяжелыми, и Горки нравилось смотреть, как кто-либо пытался подвинуть или повесить его работы. Он часто шутил, что ему бы надо было оценивать свои работы на вес... »
Но, к сожалению, его бесценные творческие попытки все еще не продавались, и материальное положение художника оставалось желать лучшего. Только в 1940 году к работам Горки возрос интерес коллекционеров, они стали покупать весьма оживленно; художник получал серьезные заказы, и у него была организована большая персональная выставка в Музее искусств Сан-Франциско. Возможно, это было самое счастливое время в его жизни.
Аршил много рассуждал о творчестве, и об этом делился со своей сестрой – самым близким другом. Вот, к примеру его рассуждения об абстракции: «Абстракция — ключевой фактор творческого воображения. Это мысленное исследование доселе неизвестного, способное облегчить его оценку. Вселенная бесконечна, но та природа, где человек себя обнаруживает, конечна — по крайней мере, в его представлении. Представить себе природу как конечный объект, а растения, животных, камни, воду и прочее, как клетки и скелет, наделяющие объект формой и содержанием. Эта осязаемая реальность легко воспринимается глазом, который ограничен в своих возможностях. Ограничиваясь тем, что можно видеть физически, отказываясь от творческого воображения, человек пребывает в застое. Абстракция позволяет увидеть мыслью, то, чего нельзя увидеть глазами».
В 1941 году художник женился вторично. Женою его стала Агнесса Макгрудер, которой он дал имя Мугух (что-то ласковое из армянского языка) и в 1943 году родилась его первая дочь Маро, позже - Наташа. Однако и этому браку не суждено было быть счастливым.
Впрочем, дальнейшая жизнь Аршила Горки сложилась даже более, чем трагично. В 1946 году пожар разрушил его мастерскую и уничтожил все картины, написанные в связи с очень важной для него персональной выставкой в галерее Джулиан Леви, а также всю его любимую библиотеку. Все это повергло художника в глубочайшую депрессию. В этом же году он перенес тяжелейшую операцию по поводу рака.
И все же Аршил нашел в себе силы подготовиться к выставке, которая открылась в феврале 1947 года. Он написал 25 больших картин и несколько полотен меньшего размера.
А в 1948 году Горки попал в автомобильную аварию, в которой он сломал позвоночник, из-за чего рука, которой он работал, оказалась полностью парализованной. Он пробовал рисовать левой...
Мугух написала в своем дневнике: «После аварии все стало ужасным. Горки был в депрессии. Все вокруг как будто обрушилось. Его рука не становилась лучше... Он был в отчаянии».
Болезнь постепенно создавала большую пропасть между ним и его молодой женой - Мугух была намного моложе Аршила. Она увлеклась художником Роберто Матто, и в один из дней призналась в этом Горки. Она пробовала уйти от Аршила, но начались мучительные объяснения, просьбы вернутся. Она возвращалась и снова уходила. И наконец, она покинула его окончательно.
21 июля 1948 года Аршил Горки свел счеты с жизнью, он повесился в мастерской, оставив запись: «Good-bye, my beloved...» Друзья вспоминали потом, что он часто употреблял это слово «beloved», что означало «горячо любимые», и адресовал его и друзьям, и родным, и своим картинам... Кому адресовалась эта запись в этот раз?..
* * *
О Горки написано много воспоминаний, книг. Снят фильм. Очень интересно читать письма самого Аршила, адресованные его сестре Виртуш Адоян-Мурадян. Младшая сестра и самый близкий друг Аршила Горки сохранила для истории драгоценные письма его, адресованные ей, ее супругу и сыну Карлену. Эти письма и рисунки – философия художника, его мысли об искусстве и жизни, летопись десяти последних, самых плодотворных, лет жизни художника. Это личное завещание Аршила Горки, написанное его рукой на языке его предков, на языке его мышления. В них самое главное для него – мысли и об Армении, которую горячо любил и в которой он стремился побывать.
Все это также – в картинах художника Горки. Они – не просто краска на полотне, они пульсируют, восклицают.
Друг Аршила - Милтон Резников - написал: «...глядя на картины Аршила Горки, видишь больше, чем печать какого-то определенного времени. В них проступают и его личное, и всеобщее — глобальные борьба и страдания, угнетение и свобода, жизнь и смерть. Другими словами, картины Горки — это опыт и испытания самого человечества».

Фотографии и отдельные цитаты взяты из Интернета