|
Аркадий Маргулис
Испанский гранд |
Она сама не смогла бы вспомнить - когда это началось: вечерами
она выплывает из смрадного склепа квартиры, пьяная,
задиристо-беспечная, и, шатко чертя каблуками асфальт, переходит
улицу под отчаянный вой автомобильных сигналов, под угрожающий
визг тормозов, под шипение истирающихся шин - к трамвайной
остановке напротив дома. Вдалеке посреди колеи покажется яркий
блин прожектора, и будут гудеть рельсы, пока не подкатит, гремя
и вздрагивая, освещённый изнутри вагон. Она взбирается,
спотыкаясь о ступени, держась за поручни, чтобы не упасть,
улыбаясь. Садится где-нибудь у окна, и полы плаща сползают с её
колен. Она смотрит по сторонам, в окно - в пространство. Потом к
ней подсаживается одинокий мужчина, заговаривает, они едут,
пропуская остановку за остановкой, пока трамвай не пускается в
обратную сторону. Она выходит на своей же остановке в
сопровождении нового знакомого, ведёт его в немытый запущенный
быт, а дома угощает попутчика водкой и жалуется на постылую
жизнь. Хмелея, он тащит её в кровать и, не дождавшись рассвета,
исчезает, обещая "как-нибудь заглянуть". "Ты классный пацан" -
говорит она, прощаясь, и забывает о его существовании. Она
помнит лишь последнюю свою привязанность - меланхоличного
уродца-карлика на кривых, вздувшихся от какой-то болезни ногах.
Он живёт неизвестно где и придёт неизвестно когда.
Ночь. Мокрый чёрный скользкий асфальт. В грязных лужах
вздрагивают отражения. В городе между домами сырой неуют.
Оставив машину на автостоянке, Бугров добирается в гостиницу
пешком - под подошвами гибнут, но вскоре воскресают отражения в
лужах. В жёлтом свете маячит силуэт женщины, плывущей в мороси
дождя навстречу подъезжающему к остановке трамваю. У Бугрова
сладкий обвал в груди; мечется, как дичь в клетке, предвкушение
- похоть и он взлетает на подножку трамвая. Дверь закрывается,
прищемив Бугрову куртку. В движении он выдёргивает её и невольно,
чтобы сохранить равновесие, бежит по салону, успевая заметить
женщину - из-под голубого плаща видны колени. Бугров тормозит
руками о поручни, останавливается рядом с нею, забывшейся, и,
наклонившись, просит подвинуться, чтобы сесть рядом. В салоне
кое-где пассажиры, и предательски пустуют места, но она без слов
сдвигается и, когда он падает на сиденье, покорно поворачивает к
нему лицо. По улыбке и глазам он видит, что она пьяна, но это
лишь подзадоривает его. Он сетует на непогоду, и в её чертах
лица и в жестах чудится ему что-то неповторимо близкое, но
прочно забытое. Он роется в памяти, безуспешно силится вспомнить.
Белокурый локон, убранный в сторону, стекает к губам. И в памяти
открывается створ, исчезает пелена.
Тогда, лет десять назад, судьба свела его, искателя приключений,
с хрупкой женщиной - голос её звучал в проникновенной
тональности. Она заговорила с ним о жизни. Пригласила к себе и
всё рассказывала о череде злоключений, преследующих её: смерти
родителей в родном селе, предательстве мальчика, которому
подарила первую любовь, о напрасном замужестве. Она привела
Бугрова в квартиру, где снимала комнату, уйдя от мужа, и
продолжала свой рассказ. Развод перенесла так напряжённо, что
потеряла уверенность в себя и веру. Состояние её было
подавленным. И как-то, во вспышке отчаяния и боли, попыталась
свести счёты с жизнью под колёсами железнодорожного состава. Её,
рискуя жизнью, спас молодой человек, случайно оказавшийся рядом,
студент-испанец. Придавил к шпалам. Избавлением прогромыхали над
ними вагоны. Испанский Гранд - так назвала она нового и теперь
безраздельно своего друга. В Испании у него семья: родители,
жена, дети. Он говорил ей, что любая испанка, провожая мужа в
дальние края, молится, чтобы муж нашёл на чужбине добрую женщину,
чтобы был он присмотрен, ухожен и не одинок. Зажили вместе: она
с ним, а он с нею и - воспоминаниями о семье. Одолев сессию,
Испанский Гранд торопился домой, в родную Испанию. А она
оставалась ждать своего дорогого испанца. В такое время и
состоялось её общение с Бугровым. Она показывала ему фотографии
в альбомах, всё её достояние. Далеко за полночь ушло время,
погасили свет, но два молодых тела так и не слились в порыве -
она осталась верна Испанскому Гранду, несмотря на пиратские
ухищрения Бугрова. Утром пришёл хозяин квартиры, познакомился и
за чаем рассказал Бугрову, что внук учится у его квартирантки
испанской речи. Она принялась перемывать накопившуюся посуду. А
Бугров ушёл - навсегда, унося в памяти безнадёжную любовь
маленькой женщины к Испанскому Гранду. До поры, до времени
помнилось и - забылось.
В салоне трамвая Бугрову, пока он рассматривает изменения в её
лице, становится любопытно - а что же Испанский Гранд, где он
теперь, жива ли любовь к нему хрупкой женщины, с которой лет
десять назад он, Бугров провёл неразделённую ночь в маленькой
комнате? Сохранились ли фотографии в альбомах? Хорошо ли говорит
по-испански внук хозяина квартиры? Жив ли сам хозяин?
Рассыпанные воспоминания трамвай вколачивает в стыки рельс.
Бугров разговаривает с нею и начинает понимать. И ему становится
не по себе от мысли, что той её, прежней - хрупкой, с волнующе
чистыми нотами в голосе - уже нет, что эта, теперешняя, лишь
отвратительная гримаса судьбы - не ориентируется ни в прошлом,
ни в настоящем, что исчезла навсегда бескорыстно-чуткая
тональность её души. Осторожное напоминание об Испанском Гранде
вызвало у неё сварливое недоумение. Мысль "как же это могло
произойти" мучает Бугрова, и он решается проводить её домой. Но
побыстрее. На ближайшей остановке трамвая они выходят, и он
подзывает такси.
Они едут, а потом идут к дому, и Бугров видит незнакомый двор,
разбитые двери подъезда, старую лестницу, исписанные хулительно
стены. Они поднимаются на второй этаж, он галантно берёт у неё
ключ, отпирает замок и, впустив женщину в коридор,
останавливается. И - прощается, возвращает ключ и осторожно
прихлопывает снаружи дверь. Он стоит ещё некоторое время на
площадке. По ту сторону слышится пьяное бормотание и слышится,
как она шарит рукой по двери, как будто знает, что он не ушёл.
Но ей не удаётся открыть, она замирает и, всхлипывая, стонет: "Испанский
гранд... Испанский гранд...". Он с облегчением выходит из
подъезда на уличный сквозняк, а мимо него в подъезд ковыляет
карлик в шляпе с траурными полями.
|
|
|
|