Елена Новикова Нежное сердце (новогодняя история)   Ему нестерпимо хотелось рассказать ей обо всем. Не потому, что он был слабак и не умел держать язык за зубами, когда это было по-настоящему нужно, - а потому что видел: она на пределе. И если немедленно не вывести ее из этого состояния – может быть поздно. Ее горячее нежное, хрупкое – почти хрустальное! – сердечко просто разобьется. Рассыплется на тысячи сверкающих кристалликов и перестанет биться. Но если он расскажет ей все – исчезнет сказка, то волшебство, которое, он надеялся, поможет ему найти путь к ее сердцу. Пока он ворочался в поисках решения, зазвонил будильник. А следом за ним -телефон. - Глеб, телефон! – раздался из спальни недовольный голос матери. – Я уже, кажется, просила тебя поговорить со своей девочкой, чтобы она не звонила до девяти утра и после девяти вечера? Будь добр… Он, конечно, недослушал. - Алло, Аленький! С добрым утром! Ему нравилось называть ее так – «Аленький» - потому что ее имя, Альберта, казалось ему резким, жестким и даже слегка мужиковатым. От него пахло тяжелым табаком, кирзовыми сапогами и терпким мужским потом. - Ты и правда считаешь его добрым? – она почти плакала в трубку. – Неужели ты не понимаешь, что сегодня уже тридцать первое, а нам негде встречать Новый год? Я полночи крутилась в поисках вариантов. Ты, небось, дрыхнул без задних ног. Для вас, мужчин, праздники – повод лишний раз выпить и от работы отлынить. А для нас это – сказка, волшебство, ожидание чуда… Нам никогда не понять друг друга. Он промолчал, опасаясь, что если откроет рот, хотя бы приоткроет слегка! – из него посыплются осколки его тайны. - Почему ты молчишь? Тебе абсолютно все равно, что с нами будет через двадцать, да нет, уже через шестнадцать с половиной часов? Ты не понимаешь, что как встретишь новый год, так его и проведешь? Ты хотя бы разведал, уходит твоя мама куда-нибудь вечером – или дома будет сидеть, как клуша? Намекни, что она еще вполне молодая женщина и сидя дома никогда не устроит своей старости… Нет, так не говори, она может обидеться. Лучше скажи – устроить свою личную жизнь. И даже не так. Найти свое женское счастье. Это действует, я знаю… - По-моему, она готовит праздничный стол и пригласила своих подружек… - Он кашлянул. – Не переживай, Аленький. Все будет хорошо, я тебе обещаю! - А я тебе обещаю, что если и на этот раз нам придется всю ночь мерзнуть в подъездах, я поищу кого-нибудь другого. Я понимаю, у тебя долги и денег на рестораны нет, но ведь и я живу только один раз. Я не хочу, чтобы моя молодость прошла в подворотнях, нищете и ожидании благ в будущей жизни. - Прости меня… - Что он мог ей сказать? Поняв, что перегнула палку, она опомнилась и сбавила тон. – Глелик, ты на меня, пожалуйста, не обижайся, просто я в панике. Я купила себе такое платье, в котором даже в троллейбус или «Газель» войти невозможно. Только в Мерседес или Кадиллак – и ехать на бал во Дворец к королю. И туфли – абсолютно прозрачные, хрустальные, как у Золушки. В таких не пойдешь на площадь, к Новогодней елке… Неужели и этот новый год встречать в джинсах и свитере? Она всхлипнула. – Моих тоже не сдвинешь с места. Прилипли к телевизору, ведро салата себе нарезали еще вчера, пельменей налепили – и больше им ничего не надо. Неужели и мы в их возрасте такими будем? Ужас! Ну миленький, Глеличек (так она называла его в порыве нежности, а еще – и когда собиралась о чем-то его попросить) – придумай что-нибудь!? Мне так хочется сказки! Может быть, в последний раз! А поженимся – и тоже будем смотреть «Аншлаг» и грызть семечки, перебрехиваясь по привычке, как пара шелудивых псов… Ну что, веселенькую перспективку я нарисовала? Это чтобы встряхнуть тебя. Так как, ты мне обещаешь? - Я постараюсь. – Он гордился собой, своей волей, выдержкой, а где-то даже и мужеством. *** …С утра с крыш капало, и он слегка расстроился, но уже после обеда явно похолодало. Начал сыпать мелкий снежок, деревья засверкали на солнце. Все шло как по маслу. В десять вечера, нарядный и загадочный, с букетом цветов для родителей Али и коробкой конфет для нее (подарком для отвода глаз) он постучал в дверь ее квартиры. - Ты как хочешь, а я решила быть красивой! Лучше погубить платье и туфли, чем встретить Новый год абы в чем и лишить себя шансов быть роскошной дамой в течение всех двенадцати предстоящих месяцев. Ты согласен? – Она поцеловала его, едва совладав с собой, чтобы скрыть разочарование от дешевого и весьма рядового подарка. Было, ох, сколько было у нее ухажеров, для которых коробка конфет (плюс фрукты, хорошее вино, безделушка, что-то из дорогой косметики) – обычный подарок, сопровождающий каждую встречу! - Принцесса, иначе не скажешь! Место такой дамы – хрустальный трон в хрустальном дворце, – и корона из шоколада! Пойдем! - Ты уже нашел теплый уютный подъезд? – засмеялась она польщенно. - Самый теплый из всех уютных и самый уютный из всех теплых! – Он поцеловал ее, помог надеть шубку сапожки и торжественно вывел из квартиры. *** - Куда ты меня ведешь? – удивилась она, когда, вместо того чтобы повернуть направо, к гудящей от многолюдного пьяного гомона площади, Глеб, крепко сжимая ее локоть, направился в противоположную сторону. – Разве мы не идем к городской елке? Там хотя бы весело, люди, песни, танцы, бенгальские огни, а может быть и фейерверк… Окунемся в атмосферу праздника, надышимся им… Хоть так прикоснемся… - но ответа не последовало. И тогда у нее появилась надежда. - Ты умеешь держать слово? – спросил он строго, и сердце ее забилось. - Я постараюсь, - прошептала она. - Пообещай мне, что сейчас крепко зажмуришься, полностью мне доверишься и не откроешь глаз до тех пор, пока я тебе не разрешу? Из крохотной птички, едва заметной, меньшей колибри, ее надежда вдруг превратилась в огромную галку, нет – в белую цаплю, нет – в громоздкого птеродактиля. Она яростно кивнула, сжала его руку и зажмурилась так, что заболели виски. - Чуть наклони голову, - сказал он и ввел ее куда-то, где сразу стало тепло и холодно одновременно. – А теперь можешь открыть глаза. Она помедлила, словно боясь вселенского разочарования, но все же исполнила его просьбу. То, что она увидела, превзошло все ее ожидания. Сказка вошла в ее жизнь в виде крошечного ледяного дворца, не настолько, впрочем, крошечного, чтобы там нельзя было посидеть на роскошном хрустальном троне, съесть порцию королевского мороженого и выпить фужер ледяного шампанского, глядя на пляшущие язычки пламени нескольких витых свечек. - Эх, жаль, что я не в туфельках! – воскликнула она и прижалась к нему. - Это мы сейчас исправим. – Глеб достал ее сверкающие туфельки, которые тайком сунул к себе в сумку вместе с шампанским, тремя коробками лучшего мороженого, двумя фужерами и маленькой елочкой, а музыка полилась из его мобильника. Он открыл бутылку шампанского, как и положено – с шумным хлопком (без которого какой же смысл пить именно шампанское?) – наполнил фужеры и тепло произнес: - С Новым годом, родная! - С Новым годом, - оглушенная счастьем, прошептала она. Они выпили, поели мороженого, потанцевали. Поцеловались, конечно. Оказывается, и не в подъезде, не у ободранной батареи, это тоже очень приятно. – Ну что? – Он взглянул на часы. - Время загадывать желание? Ты готова? - Готова. – В ее голосе появились странные нотки, а от колючего взгляда, не имевшего уже, как ему показалось, никакого к нему отношения, Глеб даже поежился. Он снова наполнил бокалы, они чокнулись – и замерли, проговаривая про себя каждый свое желание. Даже не проговаривая, а представляя его уже в картинах, чтобы помочь небесам сделать все строго по их заказу, без самоуправства. Он ясно видел теплый дом, огонь в камине, дымящийся борщ на плите, детишек вокруг стола, много, свою беременную жену с вязаньем в руках и себя, возвратившегося с работы и достающего из огромной сумки всяческие вкусности и подарки любимой жене и детям. А она (мысленно) сидела в роскошном офисе, из окна которого видна была площадь с сотнями маленьких хрустальных домиков – и очередь влюбленных парочек, купивших, весьма недешево, право побыть в таком домике час или два. Билеты продавал Глеб, с каждой новой тысячей поднимая вверх большой палец, так, чтобы ей из окна теплого офиса было лучше видно. Позволить себе отойти от окна надолго она не могла: этот рохля так и норовил пропустить кого-то из неимущих без денег. А у нее от предчувствия этой глупой его благотворительности сжималось сердце. Ведь оно у женщин такое нежное!