Татьяна Кадникова

Чистое время года
 

Мне хочется чистого времени года,
Пусть — осени, только без примеси лета:
Полынные травы, политые йодом,
И музыка ретро.

И музыка ретро, и музыка ретро...
Пластинок осталось штук двадцать от мамы.
Вот девочка Оля танцует в балетках
И в юбке из марли.

Все это уже проходили, должно быть,
Какие-то люди, старея и плача.
Летит за деревьями солнце лесное
В оранжевой «пачке».

Лишь чудо какое-то держит на ветке
Сожженный листочек, готовый сорваться.
Я осень приму, но без примеси лета —
Похожую на стеклянную вазу.


***
Я — ее мать,
И «убивать» ее не хочу,
Даже когда ведет себя отвратительно.
Я ее учу и лечу, забывая о мстительности,

О том, что кричала ей: «Не пущу!»
И «Платья такие носят в борделе!».
Я ее выше неба поднять хочу —
Двоечницу и бездельницу.

И когда по-рысьи сужает зрачки
И точит ногти — мороз по коже,
Я в ней не сомневаюсь почти,
Да и она во мне, видно, тоже.

В домовых книгах перечень бед:
«Теряет ключи», «вымогает деньги»,
Она — блестящая из моих побед.
Мое лучшее произведение.

И, провожая ее в туман —
Почти что лондонский — нашей жизни,
Я знаю: подкрадывается ко мне зима.
Запутываются в волосах снежинки.

***
Бесстыжее лето опять под забором рожает —
Котенка в «носочках» и с «галстучком» белым.
И вырастет кот, его можно считать урожаем—
Смешным огурцом или тыквою спелой.
Он станет срывать паутину в садовых альковах,
Крылатых ловить, выпуская огромные когти;
На валенках спать, что лежат в уголочке укромном,
И мыши придут в эти старые валенки в гости.
В огромных глазах его желтые яблоки вспыхнут.
Откроется рот лепестком фиолетовой розы...
...Я слышала за полночь — август тихонько мурлычет
И лапкой сбивает с небес переспевшие звезды.


***
В последней попытке к тебе приподняться
Я чувствую: скоро останусь без крова...
И время приходит судьбой поменяться
Мне с облаком цвета разлившейся крови.
Красивая люстра над миром господним.
Красивая Женщина Марка Шагала.
Прошу, не зови меня в небо сегодня
На лошади с гривою цвета агата.
О, Белла, мне снилась всю ночь Иордань, и
Я, дерзкий бедняк, целовал тебя робко,
И в реку, покрытую черною тканью,
Упала луна, словно вымя коровье.
И если умру я, узнаешь ты сразу.
Прощай, у тебя ледяные ладони!

...И снова руками холсты перемазал.
И снова не продал — лежат на балконе.

По картинам Шагала



***
Надеюсь, что, будучи бабушкой старенькой,
Себе заведу молодого любовника.
Он будет веселый, как пудель, кудрявенький.
Мы сядем с ним рядом на подоконнике.
И станем смотреть на осенние дворики,
В которых пылают кустарники жаркие.
Любовник — лекарство, простое и горькое
От угрожающей женщине старости.
Он будет хвалить мои рифмы задорные
И пить со мной кофе с орешками в сахаре.
И даже отпустит роскошную бороду
И станет немножко похож на писателя.
О, мальчик мой милый, румяный и клетчатый,
Ладони атласные, когти железные,
Пускай над моей распахнувшейся вечностью
Сияет твоя красота бесполезная!


Пионерки

Мы — три птички, три в форменных платьицах галочки.
Через правую руку висят пионерские галстучки.
Мы на солнечной ветке, на пальце у дедушки Ленина,
А за нами толпится потерянное поколение —
Все — с Артеком, Орленком, с горнами и барабанами,
А у птичек в косичках — счастливые белые бантики,
И, желая взлететь, машут фартучки солнечным кружевом.
—Никогда не реветь!— я молю. — Дай мне, дедушка, мужества!

...На открытке стою, в темный короб заботливо спрятанной,
Где лежат октябри с октябринами и октябрятами.

***
Ну, куда я отсюда, если здесь похоронена мама?
Хоть бываю я редко на кладбище, время бежит все быстрее.
Я живу в своих мыслях среди всякого хлама, как спама.
Вот и с папой встречаюсь я реже.
Никуда мне не деться, вы, могилы мои дорогие,
Вы, рябины мои, и дорога, заросшая за год!
Будет сказке конец — и мое, и твое «жили-были»
Пробежит, словно кошка, пробежит, словно заяц.
Но пушистое чудо, случайно согревшее сердце,
Своим хвостиком куцым упавшее небо поднимет.
Никуда-никуда моей дочке от мамы не деться:
Подойдет и обнимет.


***
Я очень хочу, чтобы небо меня не оставило,
Чтоб небо меня под себя потихоньку исправило:
Не горбилась я и вставала почаще на цыпочки,
Чтоб было оно голубейшим, не серым, не цинковым.
Поверили?! Чушь! Не хочу я его ретушировать!
И драить его, словно пол, не хочу афишировать.
И верой кичиться своей, чтоб от облака близкого
Свой лоб уберечь, и травинкой склониться до низкого.
Будь, небо мое, как и я, совершенно неправильным —
Обманчивым, страстным, цистерной со сбитыми кранами.
Прольемся на всех. Ну, зачем нам себя экономить?!
И я отдаю — голубое, земное, родное.
Пусть двери все настежь, громами грохочут все ящики.
Я в небо смотрю, и оно надо мной — настоящее!







Часовой Интернета

Сетевым авторам

Вращаются счетчики, крутятся баллы.
Я службу несу — часовой Интернета,
Но, кажется, что-то такое попало
Мне в сердце: я больше не буду поэтом...

Как будто на сайте кишащие тролли
Мне душу пронзили тоской безысходной,
И я, на парады стихи свои строя,
Все более становлюсь несвободным.

О, я — оловянный солдатик паролей,
Немыслимых сбоев и дыр в паутине —
Себя ощущаю последним героем,
Которому никогда не платили.

И только посмертно к награде в России
Представят да свежею розой одарят...
Вы, кажется, новое что-то просили?
Но жалко, что старого не разгадали...


***
Я доживу до прозрачности времени.
Станут заметными райские рощи.
И преисподня, и что-то там среднее —
И не плохое, и не хорошее.
Я доживу, это знаю, наверное.
Станет характер мой тверже и правильней.
Смоется мрачное, желчное, нервное,
И обозначится поле астральное.
Бог пожалеет меня, что не верила,
Наспех любила, влипала в истории.
Я доживу до прозрачности времени,
Боже мой правый, а стоит ли, стоит ли?!