Темур Варки

Стихи

 

ПИСЬМО ТАДЖИКСКОГО ГАСТАРБАЙТЕРА ОТЦУ

Представляешь, отец...
Ты мне в детстве рассказывал, помнится:
Как бы нам ни хотеть,
Но Земля обвенчается с Солнцем.

Упадет и сгорит.
И в объятьях расстает, любимая. -
Душанбе и Мадрид,
Да и вся без остатка и имени.

Ни цветка, ни волос,
Ни пьянящего памяти пения,
Ни песчинки, ни слез,
Ни коня, ни сраженья, ни стремени...

И потомков твоих
(Если будут трезвы и рассудочны)
Увезут корабли
На чужбину далекую в будущем.

Наши горы и дом,
И наш сад (извини, это лишнее), -
Все, что будет потом
Дорогим, как цветение вишенное...

Представляешь, отец!
Так же будут, как ныне, гонимые,
Наши дети лететь
В неизвестности ночь пилигримами.

Только не до Москвы
Гастарбайтеровозкой, не Тушечкой. -
До созвездий, где львы
На дистанции разовой, пушечной.

И оттуда смотреть
Кто-то станет в печали и горечи,
Как разверзнется твердь
И погаснет свечение солнечное.

Семь мильярдов годков
В ожиданье последней посудины.
Где-то в глине веков
За грядущее будем подсудными.

Представляешь, отец...
Впрочем, я не об этом. К чему бы я?!
Пообщаться хотел.
И завел болтологию глупую.

У тебя выпал снег?
Перевал только в мае откроется?
А у нас все к весне,
И февраль истекает сукровицей.

Мама сделала плов?
На плите и без газа? Не топится? -
Да, в квартире тепло.
Еду спать, только ехать не хочется.


МАЙ 45-ГО. СКИФЫ В БЕРЛИНЕ

Май 45-го. Скифы в Берлине.
Танки. Чадящие рвы.
Это откликнулся грохот лавины
В жилах степной тетивы.

Ночью "хрустальной" погибла Европа. *
И лихо-радило Русь.
Блоку не вняли вы. Это был ропот?
Как вам теперь этот хруст?

Лязгая, клацая, каркая сталью,
Ваш содрогнулся блицкриг
Там, где разнесся над рейха крестами
Русско-татарский наш рык.

Братство окопное. Сколько на поле
Боя упало семян?
Русская матерь сроднила монголов,
Татов, таджиков, армян.

Май 45-го. Скифы в Берлине.
Танки. Чадящие рвы.
В землю врастая страны неделимой,
Гнали мы вас от Москвы.

Вы наступали тяжелым ботинком,
Страны сжигая в печах.
Но показалось вам небо с овчинку
В наших монгольских очах.

Несовершенство Отца порицая,
Лик заключали в овал,
Циркулем правя. - Мечта подлеца. И
Выродок ваш ликовал.

Знайте, что нами ничто не забыто,
Кровью вскипает Хатынь.
Только сказал мне отец - победитель:
Павшим завидую, сын.

Ведать не ведают братья в покое,
Сделали что со страной... -
Слышит, не веря предательству, воин:
Чурки, обратно домой.

Возглас "зиг хайль"! Подлецаи, мутанты,
Свастика. Та ли страна?
Наци в метро убивают мигранта.
Прут арматурный. Война.

* В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года нацисты осуществили по всей Германии самый страшный
за все годы еврейский погром, который вошел в историю нацистских злодеяний под названием
« Хрустальная ночь ». Имеется также ввиду молниеносный захват Франции.
7, 9 мая 2007 г.


СТРАННОЕ МЕСТО ДЛЯ ЖИЗНИ - МОСКВА, МОСКВА


"Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!" М.Булгаков "Мастер и Маргарита".

Стертые четки ступеней твоих, твоих.
Шепот смиренный, без ропота. Тронут всуе
Путь наш по кругу невыученных молитв.
Палец запретное солнце у губ рисует.

Рябью взойдет по стеклу и уснет метро.
Дрожью последний состав пробежит по венам.
Я не вернусь в одиночество тех миров.
Сердце мое там кровило о сокровенном.

Странное место для жизни - Москва, Москва...
Бисер хрустит под ногами. Но Бог не выдаст.
Мне без тебя этот город великоват.
Может быть, все же так нужно, когда на вырост?

Для пониманья тебя я уже подрос,
Фруктом циничным сижу я в чаду трактирном,
Порченный тем же вопросом. И мой вопрос
Мне неприятен чахоточностью квартирной.

Ты по Садовому будешь одна идти.
Там в переулке, как молния, финский ножик.
Страшно, родная. И страх этот мне претит,
Только бы не разминуться. О Боже, Боже!



В НАШИХ КАМЕННЫХ ДЖУНГЛЯХ

В наших каменных джунглях не видно ни зги -
В свете правды экранных друзей.
Я - ослепший осел, все мотаю круги...
Только в сердце дыра - с Колизей.

Кто живет в этих джунглях, мечтать не моги
Свой найти в небесах легион.
На щитах вознесенных - телами торги.
Здесь не я со щитом, а неон.

Это реинкарнация сна про Тельца,
РеcТАВРация нас - как мычал -
Перед бойней во имя большого лица...
Я прищур этот прежде встречал.

В Магадане забытом замерз вертухай.
Он начальником стал, как мечтал...
От Судет до Цхинвали, как мне до греха.
А от Гори - верста не верста.

Отключаю сомнения, правлю мозги:
В тихом стойле - отменный овес.
...Где-то в небе, где время мотает круги, -
Ежевичные заросли звезд.


У СПАСА НА КРОВИ

Пророк распят. Разверстыми глазами
Глядит в меня. Стою пред ним и плачу.
У Спаса на крови я каплей замер,
Врасплох Христом над бездною захвачен.

Любовь и скорбь, и откровений ужас,
И состраданья боль, и сгустки стона.
В глазах и тьма, и пламенная стужа,
И ты, душа моя, - жестокий сон мой.

Над фрескою распятого Иисуса,
Ирония, - заплакал мусульманин.
Когда прощенья заслужили трусы,
Могу ли я судить непониманье?

Могу тебя судить ли, если трижды
Отрекся сам от нас я до рассвета.
Я глаз не отведу, там страхи выжгло.
Бывает жаль. Прошло, пройдет ли это?

Когда меня ты напитала ядом,
Спасти меня мог только этот знахарь.
Как выжил я, не спрашивай, не надо.
Как умер я, известно лишь Аллаху.


06.2004


ДУШАНБЕ-ПОНЕДЕЛЬНИК

Мне тебя не хватает в раю,
В душанбинском далеком краю...
Здесь под солнцем трава выгорает
В середине звенящего мая. -
Гул роящийся ищет дупло
По Гастелло, Нагорной... - тепло,
Горячо! - В Киблаи - На Водянке...
Там, Аки-Ермурод, на тачанке
Разъезжая, поет: "Кук-кур-руз!!!
Подходи и таджик, и урус,
И еврей, и какой есть народ!!!
Будет рад вам Аки-Ермурод!"...

Мне тебя не хватает в раю,
В златотканном, парчовом краю...

Слышишь, иволга первой поет?
И молочник зовет: "Шир да биё!"
Там майнашка на спелом гранате,
Между спелых грудей винограда
Суетится и "криком кричит"!
И в нее не летят кирпичи...
Веришь? Нет? Ну, и ладно, я тоже!
Нет рогатки, допустим. Негоже
Мелочиться нам! Марди худо,
Этот город настроен на до!
Он дойдет, достоит и дождется
Слез твоих, не стыдящихся солнца...




ТЕРРИТОРИЯ

Нет ни имени и ни отчества
У нее. Но она особая.
Территория - прочерк - хочется
Мне поведать о ней. Попробую.

Территория моратория -
Без конца и без срока давности -
На возврат к подписанью хвори. Я
Об ушедших, почивших августах,

Триумфаторах лета. Верю я,
Что и в их золотом падении
Отражается грусть империи, -
Отрешения от владения.

Ты осталась ее Хорошеством...
А короны... Да ну их к лешему!
Если в эти места попросишься,
Там бомжует один помешанный.

Не летают над лесом боинги,
По горам не добраться поездом.
Глухомань, что проныра роуминг,
Отказавшись, признался: боязно.

Там на троне почивших августов,
С тростью в правой, а в левой - с кактусом
Завернуться, как в саван, хочется
В территорию одиночества.


КАЗАШКЕ


Говорят, нам не место в московской тщете-суете.
Ты в подлунной Орде родилась, я - у мира на крыше. *
Дочь Великой степи, что мы здесь потеряли и ищем,
В этих джунглях бетонных, неласковых, в жирной черте

Кочевой неоседлости? Где наши седла с тобой?
Позабыты в Кыпчакской степи, где буран табунится,
Где примятый ковыль, и купается в нем кобылица,
И волнуясь, дрожит, и щекочет нас влажной губой.

Там ветра ворожат, и сшибаясь Тэнгри и Тобет, **
Вечный бой продолжают и маками степь осыпают.
Прожил век волкодав, и разбухшая морда тупая
Отступила. Волчица со стаей пришла на обед.

Не спасти нам табун. Нам самим бы уйти от клыков.
В новый век 21-ый врывается та же погоня,
Запах жертвы почуявши, бани кровавой и бойни.
Век продажи, кинжальных щенков и зыбучих песков.

Но однако недолгим союзом с тобой я горжусь.
Разве в дни роковые Москву не спасали мы джузом? -
Чтобы брови твои, нисходящие к точке союза,
Вовлекали Великие Луки в пленительный джуз. *

Помнишь утро охоты? - Пустили по следу борзых,
И летели два вихря в игре кыз-куу над снегами... *
Я тебя на подъеме, на скифском настиг ак-кургане, *
И едва не лишился меня мой согдийский язык. *

Ты в февральской Москве подрумянила щеки слегка.
Мир опять изменен, перелистан и перелицован,
Но хотелось бы вновь оказаться под шубой песцовой,
Даже если опять я на время лишусь языка.

Я в трамвае за миг по снегам и векам пролетел...
И - свою остановку. Тебя же не выдал и мускул.
Мы могли бы с тобой рифмоваться на трепетном русском
И болтать и шутить о московской тщете-суете.

* крыша мира - Памир, Таджикистан
* Тэнгри - бог неба, представляемый в образе волка, дух волка, покровителя монголов
* Тобет - казахский волкодав, среднеазиатская овчарка. Казахская легенда гласит о вечной вражде волка и волкодава. По легенде последний волк побеждает последнего волкодава.
* джуз - род, племя, племенной союз у казахов. Большой, Малый джузы. Ведут начало от рода Чингизхана
* кыз-куу - дословно "догони девушку", конное состязание, где парень должен догнать девушку и поцеловать на скаку. Девушка должна отбиваться кнутом.
* ак-курган - белый курган
* согдийский язык - древний восточно-иранский язык, на котором разговаривали предки таджиков в Согдиане со столицей в Самарканде.



СТВОРКИ ОБЪЕКТИВА

Знаю. Чувствую внутренне. Верю.
А иначе, выходит - кранты:
Взгляд оттуда не дальше Америк,
Взгляд отпущенной мне пустоты.

И не дальше соседнего дома,
На квартире соседской глазка.
Ты сказал, что ведешь, и ведомый
Должен знать, что на пульсе рука,

На артерии сонной, аорте
И в просветах у пальцев моих,
И в лесу, где дорожки ни к черту,
А идущих невидимо. И

Пусть взирают супруга и дети
На причуды отца свысока.
Я свидетель тому, что свидетель
Мой - не дальше, чем длится рука. -

Ночь. Компьютер. Метель неучтива. -
Март. Домашних ворчат голоса. -
Веки глаз, лепестков, объектива
Растворятся в дареных часах.

И случится, кристаллом крылатым
Буду падать в игольчатый шум
За стеклом. И заснеженной лапой
Светлых слез для весны попрошу.

3.03.2009. 03.50.... 21.04.2009.


ГДЕ-ТО В ПРЕДГОРЬЯХ

Где-то в предгорьях
на тридцать восьмой параллели
дождь и туман.

Хмурятся брови
хребтов. В середине апреля
дым по домам

Стелется низко.
И в воздухе горном цепляясь
за бахрому,

Куст тамариска
Приснится, покажется - аист,
мне одному.

Где-то в предгорьях
на тридцать восьмой параллели
старая мать

слушает море
бессонного сердца в постели,
чтоб задремать.

В зябкости крапа
чадят кизяками постройки,
преет навоз.

Родины запах
въедается в кожу, поскольку
горек до слез.



УБИВАЯ СЕБЯ И СЕБЯ


"Я себя, убивая себя, убивая"
Бозор Собир

Здесь высокие стены и окна-бойницы.
И какого тут люду ни перебывало!
Был и сам я в надменных палатах. И мнится -
Видел тех, кто кормил нас кремнем и металлом.

И сейчас - под стеклом, под сукном копошатся
ФИО тел, бестолковых, что тянутся к верху, -
Бьют челом по спине предстоящего, в шансе -
Упразднить с головой на сопернике перхоть.

Здесь аншлаг, как всегда. В ожидании акций
Громогласных (из тайной невидимой кельи)
Суетится народ, избавляясь от баксов,
Запасаясь листочками фиговых сэйлов.

Здесь однажды и я раздобыл скороходы
И лет пять комсомолил в буржуйской работе
Белофиннов несчастных. К чему им свобода? - **
Чтоб могли мы шагать молчаливо, - напротив.

В красно-белой войне запашок скоробея
И коричневый френч - возвращение горца.
Если есть голубые еще голубее,
Это наши и натовские миротворцы.

Мы бесланно молчим под наганом катынным, *
Мы нордостно проспали Алды и Цхинвали. *
Волгондонски грозны, мы заходим к нам с тыла,*
Убивая себя и себя убивая.



* Финляндия, получившая от Ленина "вольную".
* "Скороход", "Свобода" - прославленные советские фабрики по выпуску ширпотреба, обуви и шампуня.
* Катынь - расстрел в лесу у села Катынь под Смоленском в 1940 г нескольких тысяч польских офицеров, чиновников, представителей "буржуазии", арестованных НКВД в 1939 г во время оккупации Советским Союзом части Польши согласно пакту Молотова-Риббентропа. Часть польских граждан содержалась на Соловках и была расстреляна в лесу у села Медное Тверской области. Советские власти долго утверждали, что поляков расстреляли немцы.
* Новые Алды - массовое убийство федеральными силами мирных жителей чеченского села Новые Алды, в том числе женщин и стариков 5 февраля 2000-го года недалеко от г Грозный. Убито не менее 30 человек. По жестокости зачистка федеральных сил в Н. Алдах стоит в ряду с событиями в чеченских Самашках и Комсомольском.
http://www.interkavkaz.info/lofiversion/index.php/t4283.html
* Волгодонск - Взрывы жилых домов — серия террористических актов российских городах (Буйнакске, Москве и Волгодонске) 4-16 сентября 1999 года.
В результате терактов 307 человек погибли, более 1700 человек получили ранения различной степени тяжести или пострадали в той или иной мере. Был причинён материальный ущерб на сумму более 800 млн рублей.
Согласно приговорам судебных органов России, теракты были организованы и профинансированы руководителями незаконного вооружённого формирования Исламский институт «Кавказ» Эмиром аль-Хаттабом и Абу Умаром.



В ВОЗДУХЕ

В воздухе зреет гром,
Яростный, беспощадный.
Чуют его нутром
Зубры лапши печатной.

Рядышком бьет разряд,
А за разрядом снова.
Гидроудар - в бильярд.
Дальний - из Пикалева.

В Эйзенах шли баблос,
В евро-юанях лучше.
Что нам теперь Форос?
В Сочи ничем не путче.


СЛЫШИШЬ, ДАЛЕКО И ОЧЕНЬ БЛИЗКО

Слышишь, далеко и очень близко
Ты и я идем тысячелистно.
Ты и я гуляем по карнизам
За рассветы врозь, за ночи, дни за,

Проведенные поврозь, как будто.
Мы идем по листьям, не обуты.
Улыбаясь, мы скользим по окнам,
И судья за это только Бог нам.

Мы играем по карнизам гаммы,
Эсэмэски шлем, как телеграммы,
Богу ли, друг другу ли... Но знаю,
Ты порой читаешь их, родная.

Слышишь, далеко и очень близко
Ты и я идем...

ТРОЛЛЕЙБУС

В троллейбусе забитом запотелом
Гляжу и еду. - Сквозь туман стекла
Вращаю даль, которая влекла
За нить и мир ткала, когда смотрела

Во влажные троллейбуса очки.
Он чистит их и плачет по-стрекозьи.
Ему бы крылья или плавники.
Но он поет стихотворенья в прозе.

Гляжу, как прорастают зерна линз
И нити заплетаются в дорогу.
И смотрят на меня оттуда строго
Седая мать и прожитая жизнь.

И я не знаю, кто в кого глядит.
В размытых отражениях лица - я:
Душа ли, что незрелой там сидит, -
Душа ли, что над миром там мерцает.


ОХУРМЕННЫЕ ПЛОДЫ

Засыпаю. Засыпает город снами лепестков.
Это в дремах откровенных где-то вновь цветут сады.
Пусть привидится: колени, охурменные плоды, *
Налитые. - Я, нет спору, затащил бы их в альков.

Мы надеялись на чудо, на бессмертных мотыльков.
Вот они летят повсюду и касаются воды,
Где плывет луна свечою. Наши глупые следы
Прижимают горячо их к векам падших с облаков.

Этот мир - нелепый случай, по неправилам игра.
Направляясь в завтра, лучше отправляйся за вчера.
И входи без сожалений, двери настежь отвори. -

Анфиладные апрели в зикре сменят январи. *
Там и там тебе пропели: Умирая, выбирай. -
Изгоняемый из рая попадает в не-до-рай.


В РОЩАХ ФИСТАШКОВЫХ

В рощах фисташковых, в рощах челона, олу, дулона
Над Душанбе, над холмами хромая пасется луна.

Там над Табачкой боярка дурманится, брызжет в цвету,
Вишня невестится и ежевика сочится во рту.

Ветер листает страницы и рвет их для семечек дней.
Дырку в кармане ветровки никто не заштопает мне.

Дальше и дальше страницы, границы верстаются, но
Время лукавит и не сокращает того, что должно.

Все еще помню, как ты хохотала, влажнела луна,
Как на холмах наливались челон, алыча, дулона.

Что остается мне - память под солью и перцем седин?
Лампу мечтаний до блеска видений натер Алладин.

Помнишь, как мартовский ветер - в созвездии рыбы - Магриб
Пел нам в грозу и под влагою полнился зреющий гриб?

Где этот ветер, чей шепот смущает примятый ковыль?
Нет ни весны, ни страны, только шорох летящей листвы.

Там в одиноких садах заросли' на стволах имена.
Там запустенье живет, и дрова собирает война.

Вот отчего, отчего, отчего, отчего, отчего
Алые маки встают, окружая засохший челон.

В рощах фисташковых, в рощах челона, олу, дулона
Над Душанбе, над холмами хромая пасется луна.

Там, где прошла ты, был ветер улыбчив, певуч и медов.
Тысячи маленьких солнц поднимались из пьяных следов.

Ветер листает страницы и рвет их для семечек дней.
Дырку в кармане ветровки пусть вовсе не штопают мне.


ТАК ОБРАЗУЕТСЯ ПУСТОТА

Так образуется ( ) пустота.
Все, как вчера, соблюдая обычай:
Лифт, тротуар, щебетание птичье
И остановка под мышкой креста

На перекрестке. В маршрутку садясь,
Знаю - куда, а зачем вот - не очень.
Дождь на стекле оставляет отточья,
Нотные знаки, арабскую вязь

Тихой молитвы, безудержных слез,
Солоноватых, прощальных, безгласных...
Господи, лучше б верховною властью
Грязью обдал меня из-под колес!

Так образуется ( ) пустота.
Не нахожу на картинках отличий.
Катится день, отправляя обычай
И пассажиров в глухие места.


МОЙ ПЕРЕХОД

Не говори, что он пустой, мой переход.
Что он поет, как сухостой, мой переход.
Что это выстрел холостой - мой переход.
Что пахнет каторжной верстой мой переход.

Пусть там бомжи и дворник делят вторцветмет,
И черносотенные ищет нищий мент...
Пусть там с баулами несется на вокзал
Транзитный люд. Не так он лют, как ты сказал.

Гремя колясками, несется на вокзал,
Как будто кто-то мудрый выход подсказал.

Там локтем в бок получишь походя, в ребро,
Как штамп на входе и на выходе, в метро.
Там добр народ, из сумки вырежут добро.
В ходу перо, - он расписной, мой переход.

Там вспомнишь сам или тебе напомнят мать.
Там неприлично ротозейничать, хромать.
В стекляшках Гуччи там нема, Версаччи е.
Там встретишь друга ты случайно в толчее.

Тебе там Клинского предложат на троих,
А также скажут, что пора на тарових. *
Ножи скинхеды там ощерянно несут.
Там рыщут волки и шакалы, как в лесу.

Там с музыкантами тусуется народ
И в тупике поет про новый поворот.
Не говори, что он пустой, мой переход.
Что пахнет каторжной верстой мой переход.

Там генофонд страны, и гений - стар и млад.
Там диогеново обоссанные спят
И мудрецы мои и ангелы мои.
Уж эти знают все тропиночки в Аид.

Они по лестнице кочуют вверх и вниз,
Повелевая: эй, Темур, посторонись!
Они не очень-то и жалуют меня,
Сипя небрежно: эй, Темур, не заслоняй! -

За упокой по горкам скачущей страны
Чадя обрубками неведомой войны.
Не говори, что это сброд и сплошь отстой.
Не говори про переход, что он пустой.

Здесь есть у каждого легенда и рассказ. -
Мой переход здесь через Альпы и Кавказ.

Когда я этот переходик перейду,
Не знаю, где я окажусь, в каком году,
В каком краю, в которой света стороне,
На свете этом ли и в этой ли стране?

Не господин и не камрад, сквозь ада смрад...
Быть может, там его я помнить буду рад...
Что здесь узнал и потерял тебя в толпе
И что остаться и отвыкнуть не успел...

Но если вздумал кто-то сжечь мой переход,
Чтоб ярость жгла, разнила речь мой переход, -
Пусть помнит он, что будет течь мой переход,
И не минует судных встреч мой переход.

Не говори, что он пустой, мой переход.
Что он горит, как сухостой, мой переход.
Что пахнет каторжной верстой мой переход.
Что это выстрел холостой - мой переход.


* Последняя, ночная молитва во время месяца Рамадан, мусульманского поста.


ТВОЙ ПОЦЕЛУЙ КАК АВИЦЕННОВСКИЙ КАНОН

На крыше дома твоего кричит удод.
На лоно дома твоего легла печаль.
Свеча на крыше. Тем, кто светел изначаль-
Но и для тех, о ком тоскует звездочет.
На крыше дома твоего кричит удод. *

На лоно дома твоего легла печаль.
В Хороге крыши из самана, как престол, *
Быть может, это для того, чтоб ты перстом
Могла дотронуться до звездного луча.
На лоно дома твоего легла печаль.

Свеча на крыше. Тем, кто светел изначаль-
Но и для тех, кто множит чистый белый свет,
Кто на челе ночном оставил беглый след.
Наш Путь - Сенной, хоть мы лежим на курпачах. **
Свеча на крыше. Тем, кто светел изначаль-

Но и для тех, о ком тоскует звездочет.
На крыше кокон завивается свечи.
Дитя кричит и будит плачем сонный чид, *
И страстный Гунт для нас бушует и течет, *
Но и для тех, о ком тоскует звездочет.

На крыше дома твоего кричит удод.
Здесь небо близко, в ослепительных свечах.
Я засыпаю на спине, на курпачах
Под детский плач и шепот вечно страстных вод.
На крыше дома твоего кричит удод.

Твой поцелуй, как авиценновский канон. *
Таруд яй, jon, ба ту кэнум, кэнум, кэнум. *

* Птица удод поет обычно в ночи, ахая, как бы отсчитывая что-то, падающую или родившуюся звезду.
* Хорог - город, столица Горно-Бадахшанской автономной области в Таджикистане, на границе в Афганистаном. Саман - смесь глины и соломы.
* Путь Сенной - у таджиков Млечный путь - Рохи кахкашон, Путь сеновозов.
* курпача - таджикское ватное одеяло, на которых сидят и спят.
* чид - памирский традиционный дом с пятью колоннами в знак пяти элементов и магическим окном в потолке.
* Гунт - река на Памире.
* Авиценна - Абу Али ибн Сино, таджикский философ-энциклопедист 11-го века, медик, автор "Канона врачебной науки".
* Иди, милая, я тебя поцелую (шугнанский - один из памирских языков, относится к западно-иранской ветви иранской группы языков, близок к санскриту, распространен на таджикском Памире, на северо-востоке Афганистана, севере Пакистана и Севере Индии. Около 500 тысяч носителей языка).

ЕСЛИ ЖИВ ЭТОТ МИР

Я - кувшин, извлеченный и в прах обращенный не раз.
Я - диван полоумных и сам обитатель дивана.
Я - хурджин караванщика. Я - девона каравана, **
Что бежал из Шираза, а после стремился в Шираз.

Я - манежа звезда из ослиного братства кольца.
Я вращаюсь "на оп", а потом возвращаюсь "на оппа".
Впереди, как у всех, - неизбежно по кругу в галопе
Чья-то данность сурово маячит у морды лица.

Я - разбитый вагон, я - уставший от стонов металл,
Что пожизненно сроки мотал по шестой доле суши
То с углем, то с ЗК. Я - твой суженый - шарик воздушный,
Что ловил поцелуи твои и от них улетал.

Я - колчан, тетива и дремучего орка стрела
Над молитвой Imagine, над временем оно и Оно.
Я - не око за око. За нами слепых легионы,
Злопыхателей света - чумных благодетелей зла.

Я - мураш в паутине. Я пленник в морозной трубе.
Я тоскую, родная. И в этом и этим я скучен.
Если жив этот мир, это значит, воюет он лучше.
Просто я не стрелял. И за это спасибо - тебе.

* хурджин - кожаная переметная сумка
* девона - сумасшедший, блаженный
 

ИМЯ КАПЛИ

Я жду, душа моя, когда прибудешь снова.
Сосуд мой пуст*, уставший от пустого.

Ты уезжаешь. В лужах дробь дождинок
Разделит ожиданья половинок.

Как ты и я, две капли дождевые
Мелькнули в луже, растворились в Тыя.

Пройдет. И дождь и лужи.
У цветка
Никто не спросит,
звали каплю
как.

Я ПРИДУ

Я приду упоенно тихим
ветром, вечером и дождем
в терпком розливе облепихи,
в непреложности убежден.

В том, что был я: беспечно-жарким
зной-прибоем и пел во тьму,
сном случайным и ветром в арке,
не привязанным ни к кому.

Я приду покаянно тихим
утром вы-мы-тым октября.
Просветленного рта пиррихий
скажет: Видишь? Ты шел, - не зря.