 |
|
|
Александр Хавчин Заметки о Троцком-литераторе |
|
«…проявляет свою талантливость»
Ленин называл себя профессиональным литератором, но он выступал только в немногих, традиционно политических жанрах (статья, рецензия, полемические заметки, некролог) и вряд ли мог бы на достойном уровне сочинить, допустим, очерк, фельетон, составить отчет или корреспонденцию. Его бы не взяли работать в «обычную», рассчитанную на массового, а не политизированного читателя газету. Короче, журналист не по призванию, а в по необходимости, в силу обстоятельств. То же самое можно сказать о Сталине, чьи статьи «несмотря на всю осторожность автора, кишат не только теоретическими несообразностями и наивностями, но и грубыми погрешностями против русского языка». (Троцкий). Сказано с понятной пристрастностью, с преувеличениями (к примеру, грубые языковые ошибки у Сталина встречаются, но не кишат). Но по существу правильно. Я бы только добавил, что осторожность Сталина, некоторая неуверенность в русском языке и заставляла его писать с пресловутой лаконичностью, упрощать грамматические конструкции, использовать «близко лежащие» синонимы, бедные обертонами. Троцкий умел писать фельетоны (Бернард Шоу называл его королем фельетонистов), памфлеты, эссе и даже военные корреспонденции и репортажи. Был журналистом с современном смысле слова, «широкого профиля». Стиль Ленина – энергичный, несколько торопливый, как правило, безОбразный: автор не тратит сил и времени на литературные красоты, спешит высказаться только «по делу». Исключения довольно редки. В публицистике и критических работах Троцкого явно ощутима работа над словом, стремление выразиться не только точно, но и красиво, афористично, с оригинальными эпитетами и неожиданными наречиями - чтобы запомнилось. «Филистер силен девственностью своей пошлости». «…безличная массовидность жизни и ее святая безответственность». «История уже занесла свой гигантский солдатский сапог над этой муравьиной кучей». «В Жоресе много мягкости, которая светилась на лице как отблеск высшей культуры духа». «…ненависть, захлебывающаяся от своей полноты». Иногда слог Троцкого цветист до напыщенности (Рихард Вагнер считал, что эти черты типичны для «еврейской стилистики»). Ленин имел основания характеризовать тексты раннего Троцкого как вычурные и полные фельетонного пафоса. «Революция - великая пожирательница людей и характеров». «Жестокое издевательство судьбы над человеком, которое называется несчастным случаем». «Подлейшая контрреволюция веревочной сетью своих виселиц хочет навсегда закрыть солнце нашей родины». «… душевная музыка одиночества и молчания». Кстати, Именно Троцкий автор крылатых слов «попутчик», «краса и гордость», «политика дальнего прицела», «руководить – значить предвидеть». И присягу бойца Красной Армии («Я, сын трудового народа...») сочинил тоже он. Мечтатель-хохол из светловской «Гренады», мечтавший облагодетельствовать испанских крестьян, - это типичный троцкист. Нагульнов из «Поднятой целины», мечтавший расправиться с врагами трудящихся индусов, - это типичный троцкист. Присыпкин, он же Пьер Скрипкин из «Клопа» Маяковского, решивший, что довольно он навоевался, натерпелся, теперь пора сосредоточиться на внутренних проблемах, - сторонник Сталина. Бог с ними, крестьянами в Гренаде – давайте разбираться, как взять хлеб у своих русских крестьян. Троцкий не мог не потерпеть поражения, потому что «караул устал»: вождю весьма затруднительно «перманентно» удерживать массы в состоянии романтической приподнятости, она же истерическая взвинченность. Тем более что цель – мировая революция – становилась все более неясной и призрачной. Павка Корчагин (если кто не помнит, это главный герой романа Николая Островского «Как закалялась сталь») активно борется с троцкистской оппозицией. Мне это казалось странным: по складу характера Корчагин (и сам Николай Островский) скорее должен был быть среди троцкистов. И вот в перестроечные времена я прочитал, что в черновом варианте страстный боец революции, как и можно было предположить, примкнул к левой оппозиции и лишь позже, с муками и метаниями, отказался от ужасного заблуждения. В процессе редактирования это компрометирующее обстоятельство, разумеется, выкорчевано с корнем, и эпизод исправлен в правильном духе. Нас учили, что Победоносиков из «Бани» – это сатира на Троцкого. Но мне кажется, что бить лежачего совсем не в характере Маяковского. И что, собственно осмеивается в образе Победоносикова? Бюрократизм? Но как раз за бюрократизм Троцкий нападал на Сталина. Неравнодушие к женскому полу? Но Троцкий был прекрасным семьянином, до старости влюбленным в свою вторую жену Наталью Седову. Победоносиков диктует статью о Льве Толстом – «этой Большой Медведице пера»? Но мало ли кто из вождей писал о Льве Толстом. С таким же успехом Победоносикова можно считать карикатурой на Луначарского или Бухарина. Как практический психолог (человек, умеющий использовать сильные и слабые стороны окружающих в своих интересах) Троцкий сильно уступал Ленину и особенно Сталину. Но как теоретик, аналитик, портретист… Вот как он характеризует Сталина: «он отталкивал меня теми чертами, которые составили впоследствии его силу на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала, которого марксизм освободил от многих предрассудков, не заменив их, однако, насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием». Если не ошибаюсь, в сочинениях Сталина слово «психология» не встречается.
У Троцкого есть «общеполитические» изречения, которые с таким же успехом могли бы принадлежать перу Ленина. Или Плеханова. Или Сталина: «Не будем капризничать и обижаться на историю, что она ведет свое дело сложными и путаными путями. Понять, что происходит, - значит, уже наполовину обеспечить победу». «Не может быть большего идейного падения для революционного политика, как обманывать массы!» «Партия, которая недостаточно сильна, чтоб отвечать за свои действия, не имеет права брать власть». Но многие ли из марксистских политиков могли бы создать афоризмы в лучших традициях Ларошфуко, Лабрюйера и Ницше? А Троцкому это иногда удавалось: «Время, несмотря на свою относительность, есть наиболее абсолютное из всех благ». «Благородная страсть проповедничества растет вместе с ростом пороков». «Выбор пути не менее важен, чем выбор цели». «Иногда из страха перед мнимой опасностью люди способны накликать на себя опасность действительную». «Для лавочников помешательство начинается там, где прекращается барыш».
Василий Розанов (о коем Троцкий отзывался с величайшей брезгливостью) упрекал царя в том, что не привлек Николая Чернышевского к государственной службе: прекрасный был бы чиновник и государственный муж. Можно только гадать, какими государственными мужами оказались бы Писарев, Белинский, Михайловский, Шелгунов. Но истории угодно было поставить эксперимент с превращением мыслителей и пламенных публицистов, так сказать, вольтеров - в революционные фельдфебели, комиссары и генералы. Можно констатировать, что большевистские «золотые перья» (Покровский, Воровский, Ольминский, Скворцов-Степанов) не показали себя выдающимися администраторами, крупными государственными деятелями, а Луначарский на посту наркома оказался весьма посредственным организатором. Самое меньшее, что можно сказать о Троцком-литераторе: его талант и мастерство ничуть не уступает вышеназванным публицистам, Но, в отличие от них, Троцкий был не только «пером», но и «мечом» партии. Образы художественного критика и стратега, создателя армии, сурового правителя, беспощадного воителя - совмещаются с большим трудом. (Поэтесса Лариса Рейснер была комиссаром на крейсере, но это все же совсем не тот масштаб). «Импрессионизм – это смакование жизни через трубочку». «Развитие искусства есть высшая проверка жизненности и значительности каждой эпохи». «В искусстве человек выражает... потребность в гармоничном и полноценном существовании, в котором ему отказывает классовое общество. Поэтому каждое истинное произведение всегда выражает сознательный или подсознательный, активный или пассивный протест против реальности». С трудом веришь, что это выводила та же рука, что подписывала приказы о расстреле каждого десятого в полках, «запятнавших себя позором отступления», директивы о взятии заложников, предложения об организации концлагерей... Этот эстет и тонкий ценитель художеств сочинил злобную статью «Диктатура, где твой хлыст?!», после которой выслали из страны другого эстета и тонкого знатока художеств Юлия Айхенвальда (преступление, требовавшее хлыста, состояло в том, что этот критик посмел пожалеть расстрелянного Николая Гумилева). Поистине, непостижима душа человеческая! …А Сталин очень любил оперу и в юности писал стихи. Троцкий всюду возил за собой секретарей и стенографисток – чтобы, значит, ни единое словечко из его речей не пропало для истории. Какое тщеславие! Пушкин и Лев Толстой берегли свои черновые рукописи. Зачем? Ведь произведения уже были опубликованы! Почему классики хотели сохранить для истории каждое свое словечко? – неужели тоже из тщеславия? Нет, каждому истинному литератору свойственно уважительно относиться к слову: большим трудом оно дается.
«Человек, повторявший расхожие в его среде русофобские шаблонные суждения и не сумевший найти ничего ценного в русской культуре, стал считаться олицетворением высокой культурности... И хотя он мог к случаю процитировать русских писателей, он, очевидно, воспринимал их как примеры отсталой культуры». Это пишет историк Юрий Емельянов в своей книге о Троцком. Сам он повторяет предельно шаблонное суждение: «Если Троцкий русофоб, значит, поклоняется Западу». Между тем, Троцкий не «к случаю», а постоянно цитировал русскую классику, в том числе какую-нибудь «Василису Мелентьеву» и другие малоизвестные произведения. Но сказать, что он не нашел ничего ценного в русской культуре? Считал ее отсталой и только? Наш большой историк, видимо, не читал литературно-критических этюдов Троцкого о русских писателях, от Жуковского, Гоголя и Толстого до Есенина и Маяковского – но тогда как хватило наглости делать такое безапелляционное заявление? Другой вариант: Емельянов сознательно, как бы помягче сказать, пытался ввести читателя в заблуждение. Троцкий свысока отзывался о некоторых деятелях русской культуры? Так он и о многих очень крупных деятелях западной культуры отзывался свысока, в высшей степени непочтительно - такой это был человек. В чем можно упрекнуть Троцкого, так это в переоценке некоторых деятелей русской культуры: и Гоголь у него «сделал бесконечно много», и Жуковский сделал «страшно много», и Глеб Успенский «оставил колоссальное наследство», «как драгоценный камень, он будет очаровывать игрой красок и линий», и Леонид Андреев «к чему ни прикоснется, все превращает в чистейшее золото поэзии». Нет, пожалуй, слово «врет» более точно определяет некоторые пассажи из книги историка Емельянова!
Троцкий умел наносить обиды и наживать себе врагов. Он пишет (по поводу книги «Шаг вперед, два шага назад»): «Бедный Ленин!», «Такой скудости мысли, какую обнаруживает тов. Ленин, мы не ожидали», «Ленин поставил себя в смешное положение». И еще: «Для него (Ленина – А.Х.) марксизм не метод научного исследования, налагающий большие теоретические обязательства, нет, это… половая тряпка, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!» И это всё о человеке, который в совсем не далеком прошлом был его учителем и наставником, хвалили и защищал его и чьим вернейшим младшим товарищем считался Троцкий («ленинская дубинка»- говорили их общие противники)! Такое не забывается. Трудно упрекнуть Ленина в том, что он, чрезвычайно высоко оценивая способности Троцкого, до конца жизни так и не смог вполне его простить и избавиться от некоторой подозрительности по отношению к нему. Ради красного словца не жалеть матери-отца – черта литератора, дорожащего сиюминутным эффектом, но не политика. Истинный политик, полемизируя с бывшим единомышленником, никогда не дойдет до последней черты оскорбительной насмешливости, не сожжет за собой мосты. Истинный политик имеет в виду, что сегодняшний оппонент завтра может вновь стать соратником. Значит, идейные споры нельзя превращать в личные обиды и непримиримые ссоры, не отталкивать окончательно потенциального союзника.
Еще о том, как Троцкий наживал себе врагов. Он, кажется, находил особое удовольствие в том, чтобы оскорбить как можно больше выдающихся современников. О Розанове: «возведенный в гении взбунтовавшийся семинарский любомудр», Об Андрее Белом: «трусливо-суеверная пачкотня», «самодовольное отыскивание психологических гнид». О Бердяеве: «кокетливый философский фланер». (И после этого Бердяеву хватило христианского всепрощения назвать Троцкого блестящим талантом и одним из немногих, желающих сохранить красоту образа революционера»). О Мережковском: «преждевременный культурный себялюбец», «всегда имеет вид тревожный, но никого не тревожит», «цитатами, как трупом на войне, защищается от вражеских выстрелов». Над Струве Троцкий поизгалялся так, что только человек с таким огромным самомнением, как Петр Бернгардович, мог спокойно пережить эти убийственные издевательства и уничижения. Стихотворение Бальмонта он воспроизвел в обратном порядке, от последней строчки к первой, чтобы доказать: он такой замены слагаемых смысл и ценность художественного целого не меняется (таковы, стало быть, смысл и ценность!). Попробуйте догадаться, к кому относятся эти ужасно резкие и – заранее скажу – несправедливые отзывы: «…Не точку зрения свою проводит, а предъявляет свою талантливость». «…бесцельное самопроявление». Одну из лучших статей этого автора, о футуризме, Троцкий называет «крикливой и гримасничающей». Трудно поверить, что все это – о Корнее Ивановиче Чуковском! Ну, если придираться, можно неохотно согласиться с тем, что Чуковский скорее блестящ и импрессионистичен, чем глубок и методичен. Но разве это недостаток?! И разве самого Троцкого постоянно не противопоставляли Ленину и Сталину по тому же признаку: те двое, мол, глубоки и основательны, а этот всего лишь ярок и блестящ. Можно подумать, Фриче, Авербах и Ермилов, имевшие правильный марксистский «метод мысли» имели какое-то преимущество перед Чуковским, с его «самопроявлением»! Не может быть, чтобы Троцкий читал Чуковского, не испытывая удовольствия, и не видел, насколько он как критик выше Потресова, Фриче, Ольминского, с их «правильным, т.е. марксистским методом мысли». Так и кажется, что Троцкий использовал Чуковского не только для показательной экзекуции «безыдейного литератора», но и для «собственного самопроявления». В некоторых отношениях эти двое были одного поля ягоды. Судя по его дневникам, Чуковский надолго запомнил нелестные характеристики. Странные, совершенно не типичные, даже нелепые в устах К.И. восторженные слова о Сталине (тоже в дневниках, так что о целенаправленном подхалимстве нет речи) – не оттуда ли идут, не от копившейся обиды на Троцкого? «Враг моего врага…»
Энгельс, Каутский, Лафарг, Меринг, Плеханов, Ленин и другие теоретики-марксисты не обращали особого внимания на ницшеанство и не считали нужным специально разоблачать его философию, видимо, не считая его опасным конкурентом в борьбе за влияние на рабочий класс («другое дело Дюринг или Бернштейн!»). Не удивительно, что Троцкий счел это пробелом и решил его восполнить. Троцкий считает, что Ницше - идеолог паразитирующих на буржуазии крупных жуликов, финансовых мошенников. Если бы Джеффу Питерсу и Остапу Бендеру нужна была бы философская поддержка, они обратились бы именно к Ницше. Издеваясь над этическими нормами буржуазии, поклонники Ницше охотно не пренебрегают удобствами, которые создаются буржуазным обществом, и всячески оправдывают пользование благами, в созидании которых они не принимают никакого даже формального участья. Ницше отрицает мораль, «но это касается главным образом тех сторон ее (как сострадание, милосердие и пр.), которые нормируют (,,,) отношение к тем, "которых слишком много". Что же касается "сверхчеловеков" в их взаимных отношениях, то они вовсе не освобождаются от моральных обязательств. Когда Ницше говорит об этих отношениях, он не боится употреблять такие слова, как добро и зло и даже почтительность и благодарность». (Иными словами, не только благородные и великие художники, но и благородные жулики и великие комбинаторы обязаны быть честными между собой). Не удивительно, что он говорит о Ницше «на равных» и даже сверху вниз. Не удивительно, что его анализ блестящ. Удивительно, что автору этого блестящего анализа всего 21 год - возраст студенческий, но Троцкий не получил систематического образования, он в философии самоучка, а по мнению некоторых неуч, невежда, профан.
|
 |