Анна Полибина

Из лирической книги «Достать глазами высь иную…»


А я уж не кокон, вмещающий ложь…
Ю.М.Кублановский, 1978 г.

Мой скудный Бог, веди меня, веди,
Рисуй на сердце новые скрижали.
На медленном огне неправоты –
Сгорает – уязвлённая душа ли?
О, сколько жизней в этот эмпирей
Вошло, вместилось – в яркий промежуток!
Рай вспыхивает прямо у дверей,
Но расхищают зной его – минуты.
Сиротство, скудость – это навсегда;
Бог рано нас без выбора оставит.
Не переждать нахмуренную даль:
Ярмо грехов – опять святыню давит.
Мы счастье вымогаем: Бог-отец
На нас глядит всё жёстче, непреклонней.
Совпала воля если бы сердец –
Пришествие застать бы нас могло ли?
Честней, наверно, было бы уйти,
Но милостиво бытиё струится.
Блажь сущая – наземные пути,
И заблуждения приходят – в лицах.
Мир тварный пал. Бездарно бытиё.
Явь – бесталанный круг вот-вот окончит.
А сердце так устроено твоё,
Что вровень стать Создателю – то хочет.
Май 2005 г. – июнь 2009 г.
***
Вижу небо весны
Снова сердца я в прорезь.
Это тяжкие сны,
Это грустная повесть.
Я изречь не возьмусь,
Что внутри накипело.
Восстаёт, как сквозь тьму,
Только память из пепла.
Миг отравлен мечтой –
Ни совлечь, ни очнуться.
Не забвеньем – бедой
Набегают минуты.
Вспять сырой тишине
Отпускаю я эхо –
И космический снег
Вижу сердца в прореху.
Мне не вспомнить уже
Нашей сказки названье
На мосту, на меже,
На пределе сознанья.
Мир дрожит на китах:
Это шаткие сваи…
Я большим занята,
Грёз ярмо изживая.
Вижу небо в огне
Нашей странной весною.
Этот свет – не по мне,
Эта даль – не со мною.
Ночь, что каменотёс,
Мне ваяет сознанье.
Смотрит ключник со звёзд –
Никло – в темень глазами.
Больше сердцу у тайн
Не бывать на постое.
В нас глядит пустота
Беспризорной звездою.
Сквозь мечту о былом –
Хлещет ветер порожний.
Разобщённость с крылом
Одолеть невозможно!
Стынет эхо без сил,
Прячет промельки тайны.
От лакун упаси,
Бог, ночных, позадальних.
Наших отсверки встреч –
Мне как единоверцы.
Не возьмусь я изречь
Всё, что брезжит на сердце.
Апрель 2004 г.
***
…The warmth of its leaves, and the retreat
of its fields, and the kind infinity of its twigs…
John Updike, “Of the Farm”
Развесисты синие ветви,
Как лозы с киотов – туги.
Стремленье неслышное ветра –
Есть на расстоянье руки.
Расселись под лавром с оливой –
Патриции чинные – дни:
Под близкую осень – чванливы,
Жеманны, манерны, бледны.
И ветер, встряхнувши котомкой,
Листвой устилает пруды.
И астрами веет к нам тонко,
И света бутоны – чисты.
Под осень – седое творенье
Влачит сиротливость свою.
На сердце – мелодия реет,
И с ног я – как роща – валюсь.
Ещё эти ветви напевны,
Хватает в бору звонких птиц.
Но тучи взбиваются в пену
Больных, отрешившихся лиц.
Плакуча последняя зелень,
И гибельная желтизна
Встречает пейзаж предосенний
В размытом пространстве окна.
Уходит стерня в занебесье,
Бороздка назрела жнивьём.
На травлю щедры перевесья,
Где подчуют брюхо живьём!
Утоптана валом мякина –
Теперь сбор соплодий играй!
Охочие заживо сгинуть
Заходят в предогненный край.
12 июня 2009 г.
***
А страна такая зверская большая…
Т.Г.Щербина
Изведать вкрадчивый маршрут,
В задальние места.
Чеканит день рубли минут,
Стрижёт гроши – мечта.
Нам время вмелкую крошит –
Рыжеющая высь.
Дано подробно нам прожить
Мгновений ярких снизь.
И засветло уходит тьма
В расщелье облаков.
Расшумлен сборный люд весьма,
Коль дело – велико.
Глашатай правды – протрубит
Собранию конец.
И царь, попав в мишень судьбы,
Наденет злат венец.
Мудрёно – истину добыть,
Взойти на светлый трон.
Шинкует опыта рубли –
Распевие времён.
Длинна эпоха, манит власть,
Горяч державный зуд.
И с вечевого взвитья – глаз
Не сводит правосуд.
Ох, мудрено как – чин вершить
Над судьбами людей!
А где-то в облачной тиши
Всем правит – Чудодей…
След в палачи кого-то слать –
Свечой всех не согреть.
Не оберёшься в мире зла,
Грех будет долго впредь.
Всем разом – не притечь к Творцу,
Всем грёз – не напасти.
И прибегает Царь к свинцу,
И горестно – вести.
Да, шатка твердь, песок зыбуч:
Кто темень обелит?
Взыскать тут тщетно на судьбу,
Творя тепло молитв.
Виновен Царь – ему принять
Дано крутой финал.
И что на зеркало пенять,
Коль крив оригинал?
Маршрут предсказан наперёд,
Извилиста тропа.
Блажит неистово народ,
И вздорная – судьба.
Нет правды на мирских кругах,
Хоть всяк на вече – мудр.
Дрожит правителя рука:
Удел державца хмур.
Глядите всем потом в глаза,
Вершители расправ!
И плачут, плачут небеса,
Виновных покарав.
***
Созвездья зацвели на ветках,
Сияют влажно с высоты.
Такая тишь – большая редкость,
Как в вечность хрупкие мосты.
А в южном полушарье – осень,
Смежает веки – пегий лес.
И реют звёзды – в теми острой,
Вступая в рьяный переблеск.
Сезоном сна – пробило вечность,
И древо сохлое трещит.
Крылом объемля мрак за плечи,
Кукушка мерно верещит.
В сад духи вышли заокольный,
Вселяясь в странников ночных.
И фитильками – повековье –
На гребне венчиков свечных.
Плывут оранжевые звёзды,
И ум возвыситься горазд.
Покаяться ещё не поздно,
Вкусить не поздно райских яств.
Блажен, кто святости достигнул,
Чей белокрыл на тверди – ранг.
Тот счастлив, солнечные блики
Кто различает – спозарань.
На ветках звёзды цвет набили,
Равняя так – с блаженством прах.
Стеченье небыли и были –
В сапфирных хвоистых борах.
Берёз метёлки, желудята –
И вишня дикая цветёт.
Прощенья назревает дата:
Вот-вот мир пеплом заметёт.
Пойдут побеги в смелость цвета,
Туман рассыплется в щепу.
Затронет кипельное лето
На тверди каждую судьбу.
Тюльпаном здесь – закат затеплен,
И контуры его – резки.
На клумбе дружно встали стебли,
Заколосились – лепестки.
Май светел и единобожен,
А краски ясные теплы.
И к краю подступив, итожат
Весну запевьем – журавли.
Река из звёзд – неугасима,
Усмирены той – холода.
И торжествует Божья сила
В круто налившихся садах.
Цветенья розовая вьюга,
Метелистая стужа крон.
Стрижи опять летят к нам с юга,
Венчая радугу на трон.
Но что весна? Взыгранье цвета –
Лишь передышка палача.
А явь груба и безответна,
Та рубит головы с плеча.
12 мая 2009 г.
***
Здесь смеющийся свет в полумраке,
Мерный стрёкот настенных часов.
В позолоченной зеркало рамке,
Мухи тонко гудят у пазов.
Багровеют соплодия вишни,
Что глядит в боковое окно.
Дух грушёвый – с веранды заслышишь,
А в мехах дозревает вино.
Урожаем табачным и мёдом
Вновь дощатые веют сенца.
Круг акаций идёт хороводом,
В их сени – разбирает ленца.
Дом бревёнчатый, маквица лета,
Чёрной древи кипит глубина.
Кущей райскою – не отболеть нам,
Не очнуться душе от вина.
Вновь прадедушка к ульям выходит,
На межу смотрит, на погреба.
Там сплошной переплеск у колодца,
Здесь по саду петляет тропа.
Сливы, яблони, кущи малины.
Тыквы дружно тучнеют в саду.
Этот день, неповторный и длинный,
В вечность крылья стремит налету.
Покрывальца томятся за печкой,
Топь лоскутных цветных одеял…
Овевает мечтой бесконечность
Двух друг в друга глядящих зеркал.
Всё по кругу идёт, по привычке,
Свет блуждает в проёме окна.
Дед затеплил лампадку в божничке:
Веет копотью, жаром огня.
Бродят запахи зрелого мёда,
Лёгкой браги в кувшине, свечей.
Быт из вечности сказочной соткан,
Из горячих дрожащих лучей.
Старый шкаф, этажерка, подушки
Пирамидкой нарядной – в глаза.
Вечный рокот исправной кукушки
В подновлённых настенных часах.
На проулок села – три окошка
И светлицы нарядный глазок.
Бесконечные дали покосов,
Травостой разнолик и высок.
Где-то у просмолённой приступки
Кот мурлычет лады в полумрак.
Жизнь угасшую – память рисует
На червлёных кусках серебра.
До зазубрины в досках, подробно
Воссоздать облик дома б суметь.
Высота дровяного порога,
Самовара сусальная медь.
Дворик устлан травой-муравою,
Ягод спят на грядах – огоньки.
Всё исполнено старью живою,
С облаками дух – вперегонки.
Я пришла в этот сад опустелый:
Сникли ивы на блёклом пруду.
Но былое нахохлилось тенью,
Понимая, что той я и жду.
Да, лилось благоденствие рядом,
И веками струился уют…
Нынче ж ходики смерть отмеряют
И пощады жильцам не дают!
***
Не разобьёшь в щепу то, что нельзя унять…
И.Ф.Жданов
Мне это море было ни к чему.
Я так скучала по своим рассветам,
В плену у новых, незнакомых мук,
В другом как будто измеренье где-то.
Их было много, новых, ярких лиц,
Повадок, и обычаев, и нравов.
Но я томилась по родной дали,
Да так неистово, что Боже правый.
Всё милое осталось позади,
Я целый рай на родине вкусила.
Мне не было ещё и девяти,
Но жгла тоска с неистовою силой
Меня, девчонку, от семьи вдали.
Что занесло меня на это море?
Оно сверкало в розовой пыли,
Невнятным завлекая разговором.
Дни эти были с видом на причал,
На южную забористую хвою.
Давалась даром яркая мечта,
Но дальний сон владел лишь – головою.
Семь месяцев вдали от милых мест,
На непонятном, на приморском юге.
Была там радость с грустью вперевес,
В глазах вихрились образы разлуки.
Как идилличен южный был пейзаж,
Но набегала всё ж на душу – темень.
Опять стоял далёкий край в глазах –
Я северное, стало быть, растенье.
Втройне мне ясно стало, что замен
На свете не найти родному дому.
В руках ракушек осыпался мел –
Всё было тут, на взморье, по-другому.
Пролязгали свинцом – на юге дни,
И море было зябко, неутешно.
Зима в горах – и северные сны
У этих гор в пленении кромешном.
Вдали от стойбищ милых – я пойму
В который раз, что дом был – остров света.
Нет, это море вправду ни к чему:
Вполне мне вдосталь северного лета.
***
Глинобитный погреб, и амбар,
И гряды махорки у оврагов.
В ягодник уводит нас тропа,
Сквозь цикорий и посевье злаков.
Серебро малинника, гумно,
Клеверная пажить со шмелями.
Всё в душе – для грёз отрешено,
Застит разум – вздымье над полями.
Рубежом – за низкой банькой – лес
И оползший узенький проулок.
Куполов непостижимый блеск:
Там запевье, колокол там гулок…
Тишина над улицей села,
Только дали – в крике петушином.
Эта лишь зазывчивая мгла –
И холмов обманные вершины.
Беспокойство вздыбилось для глаз,
И в силки нечистый уловляет.
Храм открыт, но истовый соблазн
Всё рога к иконам приставляет.
Апрель 2009 г., Москва

***
Для выси дух освобождён,
Опять вкусить готовый слова.
В истоке призрачных времён –
Созвучий чёткая основа.
Ум затевает смыслы – въявь,
Им поддаётся, цепенеет.
Верней, прямей – тропа моя,
И плодоносней – звёздный невод.
И равноценнее любовь –
Впустую каплющему быту.
Упразднена для духа – боль,
За гранью видимой – излита.
Затопленный в озёрах рай –
Как внятный контур оживает.
И дух литого серебра –
Себе ночлег в пути свивает.
Пригубить радужных небес –
Славней и лакомей для мысли.
И волен слог в самом себе,
Он словно заключает выси.
Я осязаю эту даль,
Песком ту пальцы пропускают.
И неизведная мечта
Глаза мне очерком ласкает.
Как жаждущ и взыскующ – дух,
Неотвратимое – стремленье.
Я чую крылья налету,
От золотого зноя млея.
Садится смугло солнце дня,
Сто снов мне навевая в душу.
И слово помнит про меня,
Пророчит то маршрут мне лучший.
Подёнщины глубок затон,
Но сложность вьётся из простого.
Для жизни дух освобождён,
Вкусить с небес готовый слова.
*** Дерзание
Кокошник Успенский – и два пятиглавья.
В звонарне – резьбы лепестки.
Канон благочинного тут богуславья,
К высотам нездешним – витки.
Высок напечаленный розовый купол:
Любовь неземная – внарост.
Мотива и строгость, и вещая скудость.
И ангельский хор – вперехлёст
С неведомой и услащённою тишью.
Равняются луквицы – в стать
Тому, кто над воздухом, там, много выше,
В несчитанных дальних верстах.
Уж так повелось в многотрудной эпохе,
Что маквицы – символ красы.
Душа норовит воспринять первый постриг –
И благ у высот попросить.
Но меч занесён – хоть проржавлены ножны;
Мишени достигла пищаль.
Всегда – исполинское единобожье –
Разборчиво в малых вещах.
Змей ярый крылат – значит, тоже он в Боге;
Чешуйчат звериный покров.
Кроваво-темны – меж когтей перепонки,
Свиреп глаз и густо-багров.
Пощады не будет под строгой стрелою:
Ворсинки нахохлит змея.
И пусть одесную – Георгий незлобный,
Ошую есть правда своя.

***
Завязь тишины, ростки надежды,
А река забвенья – в берегах.
Маревом далёким – дух утешен,
Пристаньку обретший в облаках.
На причале – призрачные мачты,
Бриз седой полощет паруса.
На дорогах встретила корма – что?
Здесь повсюду свет да бирюза…
В парусниках рыжих – дремлет гавань,
Очерк розового пирса спит.
Я плыву на край – за облаками,
Где сердца назначены любить.
Замер островком немого света –
Свыше нам обетованный порт.
Просыпаюсь от скольженья ветра –
От волны, ворвавшейся на борт.
Эта бытность нам – как потопленье
Без надежды выбраться на пляж.
Парус в далях сумрачных белеет:
Рослых волн там вечный антураж…
Дни земные ветер нам овеет,
Обовьёт, мечтою наделит.
Я не верю смутным каравеллам,
Призрачное море что сулит.
Контур берегов иных – запретный,
Плавает по отмелям душа.
Рай мерцает – дальний, необретный,
Правя к ложной пристани нам шаг.
Видится глазам даль оробелым:
Не очнуться впредь от миражей.
Сродствен тут закат – чешуйкам пепла
И деяньям гадких ворожей.
Втуне – золотой предел блаженства
Смотрит в нас заманчиво из тьмы.
Небеса взмахнут однажды жезлом –
И в стремленье совпадут умы.
Чаянье безбрежности заморской
И нездешних, южных островов
Возжигает лакомые звёзды –
Их беззвучный дальний хоровод.
Завязь тишины, проростки веры
И закатов ярких берега.
И в соблазн душе – прилунный венчик –
Ангельская вывела рука.
***
Алатырь-камень, островок Буян,
Хвалынское невидимое море.
Мотив Пинеги и озерных стран –
Вдруг сердце упованием омоет.
Из-под сквозных теснин сосновых пусть
Волна вширь неохватно разбежится.
Здесь хороводов пряничная грусть
И сон лампад в торжественной божнице.
Здесь в окнах оплывает свечный блеск,
И прядево сиреневое снега
На козырёк резной успеет лечь,
Покуда спит старинная Пинега.
В царевичевых белых теремах
Несёт архангел ночью сторожевье.
И молоком окутаны дома
Небесным – с золотых созвездных жердей.
Тут заговорье вечное черниц,
Морщинистых Кащеевых прислужниц.
Тут розовые сполохи зарниц
Несмело развлекают дух недужный.
И песнь заводит старчиком – баян,
И неустанно в стишьях – богомолье.
Алатырь-камень, островок Буян,
Хвалынское неведомое море.
***
Путь на закат. И тени ближе,
И солнца всё смуглей река.
А сумрак контуры нанижет
На нитку белого песка.
Река петляет по оврагу,
Ивняк окутав синевой.
И запада ало надвратье
От краски сохнущей, живой.
Багровый сумрак в ночь уходит;
Мой ужин – с видом на закат.
Окно распахнуто на воду,
И меркло плещется река.
Дорога замечталась в кручах,
Гора суглинком оползла.
Нет для души пейзажа лучше,
Чем высь, что красок припасла.
И встречи явственней в дороге,
И чётче очерк новизны.
И нужно памяти немного,
Сбылись чтоб о грядущем сны.
Прислышился путь знобкий, дальний –
И тотчас воплотился въявь.
И хлябь небес разверзлась тайно,
И с ангелом узналась я.
Преображаться – назначенье
Поймёшь – на Масличной горе.
Лишь Елеонское ночевье –
И плач апостолов – к заре.
Тень – на полдневном аналое,
А смуглый свет – ночи в аду.
Грядущее – вплету в былое,
С недавним – нынешность сведу…
19 апреля 2009 г., Пасха
*** Северное вино
Позимок сдёргивает властно
Листву. Недалеко до вьюг.
С крыш скатных ласточки сорвались,
Оравой хлынули на юг.
Снимаются с протоки утки
И вслед теплу – за даль летят.
Опять ветра поют в погудки,
И солнца тяжела ладья.
Желта лоза, остыло поле,
Пожухло пегое жнивьё.
И я иду глухой тропою
В жилище зимнее своё.
Кучней копны, и свеж их запах,
С осин сдирается кора.
И сыр туман, и воздух зябок –
Признаться в том себе пора.
Курленье журавлей ведомо
В чужие веси, за моря.
Размётана вдоль крыш солома,
Дрожит задворица моя.
Увязла в борозде телега,
Дождь в шаткие бьёт бубенцы,
Стучит по сваинам и слегам –
Перепоют ли тот певцы?
Хибарка завывает ветром,
Скрипит прилатанный карниз.
Я помню, что в вине – путь верный,
Черпая мёд осенних тризн.
Осклизло всё, ползёт суглинок,
Но смоляной порог упруг.
И дышит брагою калина:
In vino veritas, мой друг!
Какие ранние потери!
На мир – ночь рьяно пала – наш.
И в цепкой памяти теперь я
Тот северный ловлю пейзаж.
***
Улеглась – закисшая душа,
В тишину недвижную врастая;
И, свои заглубия глуша,
Мнит она, что явь – дотла простая.
Разложив мозаику времён,
Та над мигом ветреным хлопочет;
Разум весь – помпезным опалён
И к причалу – до поры – не хочет.
В рыбоносных топях – жемчуга
Медленно восходят островами.
Пропастью колышутся века:
Темень вслед охотится за вами…
В непоправной ржави – якоря,
И захрясли за века – штурвалы.
Нам исчезнуть – вызрела пора,
И зудят немолчные провалы.
К берегам прибиться – самый час,
Время нам в ночи отдать швартовый.
Пристанька же, издали лучась,
Шлёт привет свой – тихий, горький, вдовий.
Завладела патина морей
Духом, нанося ему увечья.
Мы ль нашли благополучный дрейф,
Вброд пройдясь по крови человечьей?
Февраль 2010 г.

И ещё стихи – на Ваш выбор…
Анна Полибина. Из опубликованного (альманах «Дар слова», Москва, 2007 г. и др.; редакция 2010 г.)
*** Пиршество повековий
Из пропасти, провала, мерклой бездны
Когда повеет ветром снеговым,
Второе «я» воспрянет и воскреснет:
Ведь правила движенья таковы.
Очнётся круг второй, скрепивший сваи
Двух навсегда потерянных миров.
И притязательное зренье свалят
Ветра несостоявшихся пиров.
Отпраздную я воздуха мерцанье,
Полярным светом гулко прозвеню:
Тогда пойму, зачем мне созерцанье,
И навсегда лады в себе сменю.
Отпряну от весельного разгара
И разум накреню по зеркалам.
По данности нам, стало быть, и кара,
По прежней воспричастности балам.
Отгромыхаю вширь по высшим сферам
С хрустальным позастолием своим.
Мерцает запахом, крутым и свежим,
Пусть в палочках – добытая ваниль.
Дух специй призапасши на востоке,
Событий из окружья – рост и стать –
Я выхвачу бессонным карим оком,
Чтоб в сладостном опивстве наверстать.
И снежная подхватистая буря
Меня в ладони топкие возьмёт.
Я на руках заботливых пребуду,
Пиров струистый раскушая мёд.
И что мне пропасть чёрная падений,
Раз на поверку – дна ночного нет?
И распускаю ветви, что растенье,
Из непробудных мысленных я недр.
Пусть повековий в пиршестве пребудет
Моя неутолённая печаль –
И темнота дух выспренний отпустит
За полог, что разверзся при свечах.

***
Зашли в разум волны рассвета –
Померкшей и зяблой луной.
Как грёз золотые навесы –
Расплетье времён надо мной.
В душе, что с неведомым в братстве,
Я чую намывы даров.
Ах, мне б на восток перебраться,
Где солнце топорщит перо.
И вновь обживаю я взморье
Глазами, что жнут благодать:
Песок, шелестящий и мокрый,
Напрасно в крупицах считать.
А день широко разметался,
Пионом луна отцвела.
За что только свет ни хватался –
К смерканью тот эра вела.
Кто небо скоблит до сиянья,
Морскую кто соль ворошит?
Ума с понаитьем слиянье
Нам лучики в бухту крошит.
Край, омут, обрыв, порубежье
Главу овлекают мою.
Дня скорый конец неубежен,
Как раньше предрёк Гамаюн.
На пирсе ночном – поотбытья
Я жду за девятую ширь:
И тихое чудо отплытья
Сбивается пенкой души.
А конь убегающий солнца –
С ошалиной крепкой в груди:
В степях он прохожих пасётся,
Ждёт бриза нещадных хлудин.
У пирса мелькают пираньи,
Роятся в вечерних лучах.
Елей Бог вливает мне в раны,
Чтоб веры огонь не зачах.

***
Потакать темноте и потворствовать ночи,
Соглашаться на мерклую залежь в душе…
Звёзд оранжевый строй крепко в небо вколочен,
Против роста – полесия чешется шерсть.
В кутерьме, в суматохе, в сплошной круговерти –
Купол с ядрами звёзд: яркость – ранг старшинства.
Удивляться согласию жизни – и смерти,
Скорби неутолимейшей – и торжества…
Как веществен туман, в пыль галактик заглублен;
В чане неба – светил лики омрачены.
Хвост вечерней кометы – наотмашь отрублен,
И разбиты созвездия в ночь – на чины.
Нитка куцая света тиха и протяжна,
Внятна солнца колючего острая спесь.
Но желает душа островов недосяжных
Под ослепшими пальцами дальних небес.
Мы случайные встречи в пути отметаем,
И космической мы недостойны семьи.
Никому не узнать, где душою витаем
В паре миль от обильной мы, щедрой земли.
И не чаем найти одноверца-собрата;
В нас вулканы потухшие горько глядят.
И морей пересохших нам вержатся пятна,
Что вот-вот в веру гибели нас обратят.
Но вострублены ангелом – звёзд понакосы,
И струится нам в мысли вода синих пойм.
Опояском – в несбыточность тянется мостик,
Овлекая немерклые грёзы – собой.

*** Французский юг
Повсюду – деликатная cuisine:
Запечены, притушены здесь тайны.
А улицы враскос бегут – вблизи,
Дух неразгадных призраков витает.
Кварталы я французской старины –
В плюще и мху – кругами избраздила.
Глядит окно на ярус пелены
Небесной, и земли в горшках настилы.
Из этой сплошь просеянной земли
Произрастают пальмы – прямо в небо.
Давно здесь колкой не было зимы –
Застать её над хвойным парком мне бы.
Под черепицей – своды в разный рост,
Под крышами – свет цедящие ставни.
Едва заметный – разнолик народ:
Им стоптаны рубцы фонтанов давних.
И, как взапрежде, выхолен уют:
Тут Круазет, там Сен-Тропе со взбрежьем.
Автомобили яркие снуют,
А старые фургончики – всё реже.
Но и теперь здесь, как в былом кино:
Обрыв из глины, контур вод разъятый.
И, сдёрнутые пенистой волной,
Трепещут шхуны, парусники, яхты.
Крик чаек над особицею вилл;
Тугие кипарисы небо режут.
Такое вечер шёпотом явил,
Что не спугнёт и суетное взбрежье.
Курорты у немецких рубежей;
Пале спят над проливом обозримым.
Предоставляет берег всё душе,
Когда скользишь на белой яхте мимо.
Ривьера с просинью спесивых недр,
Где бурое вновь солнце потухает.
И сколы тускло явленных планет
Морская исторгает гладь тугая.
Восторгом – отдаём мы дань векам,
С которыми теперь вступаем в узы.
Конечно, Ницца. Безусловно, Канн.
Предместья, вне сомнения, Тулузы.

*** В Торуне
Торуня строгие своды.
Вислу вспорол пароход.
Подперли с Балтики воды
Звонкий, тугой небосвод.
Замков тевтонских руины,
Улочек тесненьких ряд.
Очерк «Святой Катаржины».
Грёз силуэты парят.
Окрик вдоль по небу птичий –
Клин там идёт журавлей.
Взвивья соборов готичных,
Мётлы резных тополей.
Башни в мозаиках частых.
Бюргерский мрачный квартал
В небыль вот-вот поотчалит:
Столько он перевидал.
Хвоей аллею да шишкой –
Полдень сентябрьский мостит.
Небо каштаны колышет,
Ветер в старинном гостит.
Кариатиды, лепнина
И черепиц ветхий прах.
Призрак прекрасной Янины
Взмыл сквозняком во дворах.
Взгляды атлантов – картинны,
Сказка гнедых распрягла.
Искуса суть двуедина,
Словно приречная мгла.
Клюшки и шляпки, сигары;
Дух обжитой старины.
Кирхе, костёл за бульваром –
В облаке растворены.
Вдоль канделябров из снега –
Промельк былых партитур.
Утро не этого века –
Флюгерный пой трубадур.
Шелест фламандских батистов:
Взнидут в несвядной тьме лет
Острый мотив забалтийский,
Пряный румынский куплет…
День – серебро с изумрудом,
Вечер – в латуни коралл.
Нет ожидания чуда,
Плачет вдоль сводов хорал.
Провозглашённых театров
Мечется вкось мишура.
Спи, белокурое чадо:
Грёзы твои – на ура.
Панночка – мерклая зорька –
В цвети выходит обнов.
Тянет часовни к высотам –
С ночи, не видящей снов.
Торунь, Польша, сентябрь 2007 года

*** Саваофу
А Саваоф ведёт на сушу воды –
Непредречимых в отсверках планет.
Из этих битв увечными выходят,
И в промышленье – богоравных нет.
Как тать, нас застают стихии свыше:
Уносят многих, устрашают всех.
А времена последние всё ближе,
Луну друид сказует по росе.
Из саги позабредшие герои
Руническое вывели письмо.
И мы сквозь тлен провидчивы порою,
И стянут мир наш цветкою тесьмой.
Восходит серп, зажжённый Оссианом,
Предупреждением о скорой тьме.
А дух пока не расточил сиянье,
Ему надёжно в стянутой тесьме!
И что нам исполины Стоунхенджа,
Что остров Пасхи грешным шлёт сюда?
Святыни спят, оставленные прежде;
Седых морей топорщится слюда.
Придёт луна в зенит великолепья,
И смуглый зной прольётся за края…
Свят Саваоф. Исполнись земь и небо
Снедающей всё славы Твоея.