Стихи

настигнут адресатов похоронки

поминки приголубят мертвецов

жрецы зарежут нового телёнка

кобылы побегут от жеребцов

и смилуются боги-первоптицы

взмахнут крылами, обмолотят жмых

но только ничего не обновится

в миру, где мёртвых больше, чем живых

где тленный дух – залог хлебов и весей

где каждый съел кусочек мертвеца

не все воскреснут

лишь они воскреснут –

телец

       жена тельца

рабы тельца 

*** 

РУССКИЕ АНГЕЛЫ

Светлые духом будут стоять – как сосны,

Даже в раю из пластика и акрила.

Даже в краю, который чума накрыла,

Будут – как Солнце.

В этих таёжных дебрях чужих историй,

В этих алмазных копях многоэтажек,

В этих печах – скитуют льняные стражи

Белого моря.

Денно волшбят серебристыми голосами –

При ветре любом слышен напев их вольный.

Их видно в толпе по хлебным карманам, полным

Разными чудесами…

Сердцами лазоревы, пепельны волосами –

Вяхири наших посадов, побитых градом.

Им ничего, ничего для себя не надо

Под небесами.

В этих картонных углах, на бетонных пашнях,

В воздухе, сгнившем от пагуб и пустословий,

Молят они хозяев своих гнездовий

За – нас, за – наше… 

*** 

Пала Мессена, лакедемонянин,

пала Мессена...

Взмыл, отражённый её зеркалами,

камень измены

над плодородием нив, над стадами,

над головою,

чтоб уничтожить, что названо – нами,

названо – мною...

Пей! Победитель всегда веселится,

пей до упаду!

Мне твоей новой богатой столицы

будет – не надо!

Что мне теперь твоё звонкое имя,

паж и повеса?

Пала – Мессена, и Спарта – отхлынет

в руки Гадеса... 

*** 

ПОСЕЙДОН

По сей день Посейдон погоняет коней

по следам ускользающих лун –

мимо ржавых вулканов и спящих камней,

островов, кипарисов и дюн…

Мимо мифом поросших сыновних могил,

от которых так сине в груди…

Он хотел бы, чтоб Хронос его пощадил,

только тот никого не щадит.

Он так сед, что не видит ни яви, ни снов,

ни того, для чего он живет.

И не в силах своих удержать скакунов,

он несется за ними вперед.

Над сточившими сломы костями трирем,

над меандром гористого дна

Гиппий гонит ветра. И по-прежнему нем

горизонт и блудлива волна… 

*** 

Голорукий апрель коромысло повыше забросил…

Звонкопалые звёзды горстями рассыпаны рядом не им ли?

Небо вырастет к лету и в жёлтое вызреет к осени,

Но пока черновик его слева направо в зелёных чернилах.

Высоко-высоко, там где белый барашек пасётся,

Где своих созывают на вече вечернее новые ливни,

Зарождается смерть, и кто стар и плешив, тот спасётся,

А кто светел и юн – добровольцем уйдет на войну и погибнет.

Оттого так апрели горчат, что никак не собрать их

В толстостенный сосуд – молодильным нектаром, бессмертною влагой…

Оттого повторяют себя, как близнечные братья,

Что чем меньше отсчитано их на героев, тем больше отваги

Залегает в сердцах ископаемым неким ресурсом,

Без которого вряд ли избегнет планета вердикта Вселенной.

И апрели звенят, изумрудятся прямо по курсу,

Словно нет ничего, кроме первой листвы и небес белопенных. 

*** 

Над камнем древнеримским колышется тимьян –

Здесь время, загрубев, застыло вне приличий.

Спасётся и погибнет святой Себастиан,

Аттила бросит клич и захлебнётся кличем,

И будут гипподромы властителей и вражд,

И в пурпуре чума, и лепра с колокольцем…

… И юный лжепророк, и отравитель-паж,

И грязные стада старух и богомольцев…

Как ветер по траве, как вешняя вода –

Меняющие лишь названия и лица,

Они проходят здесь. Они спешат туда,

Где мрак небытия надорван летописцем.

Колышется тимьян. Всесилие и власть

Обещаны тому, кто нерушим и вечен…

Проходят времена, но камню – не пропасть.

И ты на камне том – печать. Поэт. Предтеча. 

*** 

Февраль – когда почти весна,

почти единорог

копытом будит ото сна

ручьи больших дорог…

… когда – почти щенячий визг

и горлицы призыв…

прочти – лучи в бокальцах брызг

прочти – позыв грозы

прочти – адонисов огни

бросаются под нож…

так близко – руку протяни

и кажется – возьмешь

и схватишь за конец платка,

за локоть, за рукав

великолепного божка

весенних троп и трав…

И громко так, и гулко так

колотится в груди:

– Февраль, бессребреник, батрак, –

прости меня, прости! 

*** 

ОДЕССЕЯ

            …по следам посещения городского совета

касательно помощи одесским литераторам

Я люблю этот город, как любят мышьяк.

Он – как сказочный мёд – только мимо течет.

Он бы продал другому меня за пятак,

Только я не даюсь, я упряма, как чёрт.

Я ношу этот город в карманах пальто.

Ему тесно, мне тоже – квартирный вопрос.

Он мне всё – предлагал, но со зла, но – со льдом.

Я купила его – за пяток папирос

И бутылку вина урожая тех лет,

От которых – бронхит, ностальгия и сплин.

Мы сошлись – как оратор и анахорет,

Как борцы, из которых погибнет один,

А другой повредится в уме. Дуэлянт

Невозможен без повода выстрелить в лоб.

Я люблю этот город, как любит земля

Начинённый последом химическим гроб…

Если любишь, не смей расставаться, не смей!

Я любовь сохраняю – до лучшего дня,

Как зерно, из которого вырастет змей

И заест, и забьёт, и задушит меня. 

*** 

ПИСЬМО В ПИТЕР

Мой питерский Гесиод,

от южных недужных дел

умчавшийся на санях,

сорвал на границе свитку.

Мой питерский Гесиод

молчит с параллели «Л»

о мелочных трудоднях,

болтающихся на нитках…

На набережной – вода.

Над набережной модерн –

седой великан блокад,

бомбёжек и революций.

На набережной вода,

и кто б ни стоял в воде,

все реки впадают в ад,

пока существуют нунции.

Пол-унции счастья – в рот.

Пол-устрицы неба – впрок.

Балтийский неровен час,

но Север – по-русски праведен.

Мой питерский Гесиод,

храни тебя святый Блок,

и тот сумасшедший в нас,

бегущий босым – по наледи… 

*** 

ПЕРВОПОЭТ 

Убивающий зверя углём на стене

Первобытный поэт шевелится во мне,

И я знаю, что я не охотник, а маг,

Что нужны мне – стена, уголёк и очаг,

Что копьё моё в зверя уже не летит,

Что пишу я тем лучше, чем больше обид

И камней от моих соплеменников жду.

Они мамонта делят и сеют вражду,

Они пальцами тычут в меня, хохоча.

Если я говорю, они мрачно молчат

Или грубо пеняют на то, что я не

Добыл мяса на зиму в жестокой войне

За убогие прятки в глубинах пещер…

– Я – поэт, провозвестник неведомых эр,

Превращающий звуки в ухоженный руст

Первобытный профессор изящных искусств…

– Я – цена, за которую куплен ваш быт.

– Я – заложник. Залог. Берегите…

Убит.  

*** 

ТОТЕМУ 

                        Мы больше не …

                        Владимир Высоцкий

Мы – волки. Мы – волки. Мы – дети Луны.

Нас черти тесали из лунного света,

На серых загривках блестят галуны.

Лови нас – за это. Гони нас  за это –

В дремучие зимы. В больные леса.

Овчинная кровь успокоить не может

Тоски межпланетной. Спасай телеса,

Покрепче схватив непослушные вожжи,

А крест – не поможет. Мы сами – кресты

Под пристальным взглядом голодной двустволки.

Мы – дети. И кто-то за нас отомстит.

Стреляй, несвободный. Нас много. Мы – волки.

***

Сыграем в землю – нам ящик не по карману.

Пока тепло ещё, пока всё не заледенело.

Что толку плакать о Курте и ждать нирваны,

когда не пуля стремится к телу, а к пуле – тело…

Сыграем! Что нам терять кроме раскладушки,

протертых джинсов, язвы, десятки любимых книжек?

Чем путь длиннее, тем ласковей зов психушки,

тем забубённей тоска и пакостней television…

Пока есть небо и небо свежо и сине,

в каких войсках такие как мы пригодится могут?

Нас горсткой фишек поставили на Россию,

и мы стоим – на плахе, в шинелях на босу ногу,

и мы умолкаем, ладонями прикрывая

кораблики глаз, налитые любовью груди…

Мне будет стыдно разве что в холле рая.

А пред Престолом Его мне стыдно уже не будет.