|
Посвящается светлой
памяти
моего деда Ивана Ивановича Плохова
ДЕДУШКА В МОЕМ ДЕТСТВЕ
Я никогда не видела своего деда. Его не было в доме, но он
незримо присутствовал. Его дух витал в нашей квартире и вошел в
мое детское сердце и сознание.
* * *
Легкий ветерок колышет занавески на окнах. Солнечные зайчики,
мечутся по большому ковру на полу. Бледные розы на зеленом фоне
ковра то вспыхивают, то гаснут.
Бабушка постукивает по стеклу барометра и встревожено говорит: —
Идет гроза! Я удивляюсь: откуда дедушкин барометр знает это?
В руках у бабушки блестящий сосуд.
— Что это?
— Это кофеварка твоего дедушки. Когда он допоздна засиживался за
работой, он варил себе кофе на спиртовке.
Я подхожу к кожаному дивану, на столике перед которым разложена
шахматная доска.
— Осторожнее, детка. Эти фигурки выточил и вырезал дедушка.
Шахматы — замечательные: белая армия — русская (пешки – солдаты
в беретах), а черная — прусская (пешки – солдаты в высоких
касках – «шишаках»). Каждая фигурка имеет «свое выражение лица»!
— А это что за закорючки? — спрашиваю я, доставая из этажерки
альбомы?
— Это ноты, — отвечает бабушка. — Так записывается музыка,
которую читают, играя на рояле.
— А зачем нам они? Ведь у нас нет рояля.
— Раньше был. И твои тети учились играть. Правда, неохотно, но
дедушка так хотел.
Я узнаю, что дедушка был очень строгим. Он не позволял детям
шалить, болтать и смеяться за обеденным столом. Требовал порядка
и послушания. Мог ночью разбудить детей, чтобы аккуратно
разложили одежду и собрали разбросанную обувь. Спать дети должны
были в комнате с окном, открытым в любую погоду, только в
сильные морозы — с открытой форточкой. Требовал, чтобы тщательно
умывались, чистили зубы и полоскали нос и горло подсоленной
водой. Дети должны быть опрятными. Должны добросовестно
трудиться и учиться.
Будучи строгим с детьми, он дозволял проказы своим любимцам:
пушистому песику Дружку и самовлюбленному коту Фитюльке. Папа
рассказывал, что этот кот презирал черный ход и гулять выходил
только парадным. Также и возвращался. Вспрыгнув на перила,
звонил, лапой ударяя по вертушке круглого металлического звонка,
по окружности которого было написано «Прошу повернуть».
Много любопытных вещей, принадлежащих деду, привлекали мое
внимание. В бабушкиной комнате на стене висел настоящий мушкет
со слегка изогнутой рукояткой в серебряном окладе — память о
войне с Наполеоном. Я уже читала и знала наизусть «Бородино»
Лермонтова. Любила рассматривать альбомы, переплетенные
домотканой рогожкой. В них хранилась коллекция открыток на тему
войны 1812 года — репродукций с картин известных русских
художников (Васнецова и других). Альбомы всегда лежали на
большом папином письменном столе, некогда стоявшим в дедушкином
кабинете, вместе с удобным кожаным креслом, спинка которого
украшена резной короной.
— Почему теперь нет кабинета?
— Нас «уплотнили». Раньше эта квартира принадлежала дедушке.
— А где дедушка?
— Слишком много вопросов ты задаешь, — хмурится бабушка, — Пойди
лучше, погуляй с Дружком.
Как и все дети, мы с сестрой Таткой любили праздники. Особенно с
нетерпением ждали Рождества. Папа соблюдал все традиции,
установленные дедушкой. Елку ставил не на Новый год, а в
сочельник, пока мама его не попросила, чтобы у нас, как и у всех
советских детей, праздник начинался с Нового года.
Подготовка к празднику составляла особый ритуал, нарушавший
привычный ритм жизни. Мы с сестрой тоже участвовали в
генеральной уборке квартиры, зная, что будем вознаграждены.
Только раз в году нам позволялось полюбоваться удивительной
вещью, стоявшей высоко, на крыше шкафа в стеклянном футляре.
Это была необыкновенной красоты модель яхты. Ее смастерил сам
дедушка! Она взаправду плавает. У нее настоящий двигатель. И на
конкурсе моделей дедушкина яхта получила первое место, о чем
говорится в грамоте, лежащей под зеленым сукном на деревянной
подставке.
Все-все сделано руками дедушки. Удивительно, он даже … сам
вязал крючком!
Корпус яхты обшит металлическими листами, выкрашенными синим и
красным цветом, верх корпуса из темного полированного дерева. По
бокам яхты прикреплены золотые буквы, составляющие слово ЛАДА.
Так красиво называется эта яхта. Над яхтой на длинном флагштоке
возвышается флаг Российского флота. Все любопытно: длинные лоты,
якорь, штурвальное колесо, шкафчики с малюсенькими латунными
запорами, крошечные инструменты. Мы открываем резную дверку в
каюту. В ней светло. Свет падает сквозь круглые окошечки с
трудным названием «иллюминаторы». В каюте столик, а по обе
стороны диванчики, обитые красным бархатом. Вот бы папа разрешил
посадить там наших кукол! Но… стеклянный футляр опускается, и
яхта водружается на шкаф.
Папа рассказывает, что у дедушки была собственная настоящая
яхта, точь-в-точь такая же. Ее реквизировали в 1914 году, когда
началась Первая Мировая война. Она погибла на реке Пине в
Белоруссии.
И вот дедушка сделал на память модель этой яхты по чертежам, в
масштабе 1:10. Оказывается, дед был яхтсменом, членом
знаменитого московского яхт-клуба. Носил красивую форму, от
которой сохранились белая фуражка и медные запонки с якорями.
Иногда папа достает ящик из красного дерева. Раскладывает его,
выдвигает объектив, и ставит на треножник. Это дедушкин
фотоаппарат. Папа снимает нас, детей. Изредка достает дедушкин
фотоальбом с фотографиями. Так смешно видеть маленьких папу, его
брата и сестер! А вот дети (уже постарше) на мотоцикле: за рулем
старший Евгений, сзади наш папа, Владимир, а в коляске — обе
сестры, Нина и Зина. На корпусе мотоцикла надпись нерусскими
буквами: «Harley-Davidson». (Мотоциклы этой марки,
усовершенствованные за столетие, и сейчас остаются престижными).
Я очень любила забраться в мягкое кожаное кресло с ногами,
выбрав из книжного шкафа деда какую-нибудь книгу, и читать,
читать, читать.
Когда в подростковом возрасте я впервые открыла «Войну и мир»
Льва Толстого, я поразилась, узнав в старом князе Болконском
черты характера того образа моего деда, который сложился в моем
детском воображении.
Дед — это трудолюбие, дисциплина, порядок, пунктуальность,
требовательность к себе и окружающим его людям. Его внимание и
забота о детях, на мой взгляд, были деспотичны. Позже я узнаю,
что он вмешался в судьбу своей младшей дочери Зинаиды, отказав
ее жениху — поэту с пышной шевелюрой и красным шарфом на шее,
впоследствии очень известному человеку в литературных кругах и
близкому другу нашей семьи.
А пока…, пока мне шесть лет. Только что прошел ливень, и мы с
Митькой, моим приятелем, сыном нашего дворника дяди Вани
Ибряева, во дворе строим запруды и пускаем кораблики. Я
хвастаюсь, что у нас есть настоящий дедушкин корабль, — яхта
называется. Этого Митька перенести не может, и покраснев,
кричит:
— А твой дед — буржуй и вредитель!
— Сам ты вредитель! — ору я.
С глазами, полными слез, направляюсь домой, зная, что не могу ни
с кем поделиться своей обидой, чувствую, что это расстроит
бабушку и моих родителей.
Ночью я думаю, кто же мой таинственный дедушка? Он не может быть
никаким вредителем. Врет все противный Митька. И засыпаю под
раскаты грома и вспышки молний, не подозревая, что я никогда не
увижу своего дедушку, что дедушки уже нет на белом свете.
МОЙ ДЕД ИВАН ИВАНОВИЧ ПЛОХОВ
Мой дед, Иван Иванович Плохов, родился 23 августа 1879 года в
Москве.
Его отец, мой прадед, тоже Иван Иванович Плохов, 1850 года
рождения. По воспоминаниям родных, он служил управляющим в
Товариществе фарфоровых изделий М.С. Кузнецова, имевшего мировую
известность.
Моя прабабушка, Евгения Карловна, урожденная Гене, немка,
сменила свою кальвинистскую или лютеранскую веру и приняла
православие. А прадед, Иван Иванович старший, похоже, также
изменил древним обычаям своих предков — старообрядцев, иначе он
не смог бы зарегистрировать своих детей. Указ о веротерпимости
появился только в 1905 году.
По справочнику «Вся Москва. 1901 год» во всей Москве в то время
значился только один И.И. Плохов, мой прадед. Он жил в доме
издательницы журнала «Мир развлечений» Соедовой на 2-ой
Мещанской (ныне улица Гиляровского). Семья Евгении Карловны,
судя по этому же справочнику, жила в центре Москвы, на Тверской.
Кроме сына Ивана, у Ивана Ивановича Плохова и его жены Евгении
Карловны была еще дочь Клавдия, сестра моего деда. По
воспоминаниям родных, семья была довольно состоятельная.
Родители дали хорошее образование Ивану и Клавдии. Оба закончили
гимназию. Клавдия даже училась игре на фортепьяно.
А мой дед Иван Иванович прошел курс обучения в Московском
императорском техническом училище (теперь МВТУ им. Баумана). Я
не знаю, был ли он выпускником этого престижного заведения, но
вряд ли молодой человек без основательного образования мог бы
получить место главного инженера текстильной фабрики в конце
19-го — начале 20-го века.
Это было время развития промышленности, модернизации экономики.
С 1890-х годов правительство активно содействовало
изобретательству, участию России в международных выставках.
Особое внимание уделялось специальному образованию.
Предприниматели понимали, что в условиях конкуренции без
профессионального образования не обойтись. Огромный вклад в
развитие промышленности вносили выпускники Московского
императорского технического училища (МИТУ). Их знания
применялись в самых различных технических сферах, в том числе и
бумагопрядильном, льняном и льнопрядильном производстве.
Директором льнопрядильной фабрики стал выпускник МИТУ Сергей
Александрович Щербаков.
Именно с ним на этой фабрике работал мой дед, Иван Иванович
Плохов, в качестве главного инженера. Внимание его живого ума
было обращено на совершенствование ткацкого производства.
Результатом его работы были полученные им многочисленные патенты
на изобретения, увеличивающие производительность труда и
обеспечивающие значительный экономический эффект. Успех окрылял,
давал уверенность в своих силах и возможностях. По словам
бабушки и папы, дед трудился днем и ночью. Он интересовался
всеми новостями науки и техники, применяя их на практике: на
производстве и даже дома.
Возникали научные и профессиональные общества. Иван Иванович
Плохов стал членом «Комитета содействия развитию ткацкого дела».
Комитет располагался на Большой Никитской улице в доме
Александра Густавовича Рихтера, ставшего деду другом. Рихтер был
восприемником (крестным) его дочерей при крещении, которые
впоследствии вспоминали его внимательное и доброе к ним
отношение. По метрической выписке старшей дочери Нины, Рихтер
значился московским купцом лютеранского вероисповедования. В
семейном альбоме сохранилась его фотография с дарственной
надписью деду. Он был владельцем нескольких домов в Москве. Ему
принадлежал Лосиный остров, где были выстроены дачи, которые
охотно снимали на лето москвичи.
По рассказам родных я знаю, что дед имел переписку с великим
нашим изобретателем, Владимиром Григорьевичем Шуховым — автором
проекта уникальной радиобашни на Шаболовке в Москве. (Переписка
исчезла при обстоятельствах, о которых речь пойдет ниже.
Возможно, она сохранилась в архиве ученого, почетного академика
АН СССР).
Из статьи Яна Шнейберга, посвященной 65-летию со дня смерти В.Г.
Шухова, в журнале «Мир связи. CONNECT !»:
В.Г. Шухов — разработчик теории арочных покрытий с
использованием сетчатых поверхностей. Эта теория принесла ему
всемирную славу. Но мало, кто знает, что под его руководством
было построено около 500 железнодорожных мостов (через Волгу,
Оку, Енисей). Среди его творений доменные и мартеновские печи,
элеваторы, авиационные ангары, водопроводы (в Москве, Киеве,
Харькове) и т. д. Сотни изобретений! Один из учеников ярко
охарактеризовал необычайную одаренность В.Г. Шухова: «Нефть,
поднятая из недр шуховскими насосами, рационально переработанная
в шуховских крекинг-аппаратах, хорошо сохраненная в шуховских
резервуарах и без потерь доставленная наливными шуховскими
баржами или нефтепроводами, сжигалась с максимальным извлечением
тепла шуховскими форсунками в шуховских котлах.
По воспоминаниям друзей и коллег Владимир Григорьевич отличался
доброжелательностью и скромностью. Он был очень общительным
человеком, встречался со многими видными учеными, инженерами,
архитекторами, художниками, актерами, увлекался музыкой,
шахматами, фотографией, велосипедным спортом. Шухов обладал
«искусством» работать, думать о совершенстве техники и
несовершенстве жизни, любил формулы, но еще более слыл истинным
патриотом своей родины и решительно отвергал многочисленные
предложения уехать в Европу или США, старался быть в стороне от
политики, но с тревогой воспринимал трагические события 20-30
годов. В своем дневнике в 1919 году он писал: «Мы должны
работать независимо от политики. Башни, котлы, стропила нужны, и
мы будем нужны».
Похоже, что В.Г. Шухов стал для молодого инженера-изобретателя,
Ивана Ивановича Плохова, учителем и наставником, образцом для
подражания.
По делам службы дед часто бывал на Нижегородской ярмарке. Именно
на Нижегородской ярмарке под руководством В.Г. Шухова впервые
были построены арочные покрытия над павильонами самой различной
формы.
Мой папа говорил, что дед был лично знаком с Горьким. Насколько
было близким это знакомство, я не знаю. Возможно, встреча
произошла на Нижегородской ярмарке.
Колорит Нижегородской ярмарки, характеры и образы купцов и
предпринимателей ярко описал в своем рассказе «Нижегородское
обалдение» московский писатель и репортер Владимир Алексеевич
Гиляровский.
По рассказам моих родных дед, Иван Иванович, был в близких
дружеских отношениях с Гиляровским, несмотря на значительную
разницу в возрасте. Мои отец и тети вспоминали шумные вторжения
Владимира Алексеевича в нашу квартиру в Сокольниках, его
незабываемую внешность. Рассказывали, как они расстраивались,
когда родители и их гости во главе с Гиляровским садились на
велосипеды и отправлялись на дачу в Болшево, а их, детей,
оставляли дома с няней.
В семейном альбоме сохранилась фотография моего молодого деда на
велосипеде.
Это было время, когда Москву захватило увлечение различными
видами спорта, в том числе и велосипедным, покровителем которого
стал В.А. Гиляровский. Он издавал и редактировал собственный
«Журнал спорта». И даже некоторые статьи и репортажи о
соревнованиях подписывал псевдонимом «Владимир Велосипедов».
О Гиляровском слагались легенды. Он издавал спортивную газету,
организовывал гимнастическое общество, водил дружбу с
писателями, актерами, художниками, градоначальниками,
жандармами, ворами и нищими. Обо всем этом можно прочитать в его
книгах и в воспоминаниях о нем современников. Особенно интересно
о Гиляровском рассказывает Антон Чехов в письмах к друзьям.
Внешность Гиляровского была настолько колоритной, что его
запечатлел И.Е. Репин в своей картине «Запорожцы пишут письмо
турецкому султану».
Где и как мой дед познакомился с Гиляровским, я не знаю.
Возможно, в доме Соедовой на 2-ой Мещанской улице, где проживали
его родители. Госпожа Соедова была издателем, а ее брат главным
редактором журнала «Мир развлечений», в котором печатался и
Гиляровский.
В 80-ые годы XIX-го столетия произошла знаменитая кукуевская
катастрофа (в результате размыва почвы под железнодорожное
полотно провалился целый состав). Гиляровский первым примчался
на место крушения, участвовал в разборе завала две недели,
посылая репортажи в газету «Московский листок».
В 1984 году, когда не стало моего отца, Владимира Ивановича, я
впервые открыла ящики его письменного стола. В них я обнаружила
некоторые документы, касающиеся деда, Ивана Ивановича, его
юношеские рисунки и одно стихотворение, под названием
«Кукуевская катастрофа». Конечно, оно было написано под
впечатлением от репортажей Гиляровского.
Гиляровский посещал и яхт-клуб, членом которого был дед.
Императорский московский речной яхт-клуб существовал с 1867
года. Располагался в собственном доме на Берсеневской набережной
у развилки Москвы-реки и обводного канала. (Кстати, здание
сохранилось до сих пор, в нем успешно работает гребная база
«Стрелка»). Первоначально там занимались только гребным спортом.
К 1911 году в яхт-клубе состояло 124 активных члена, и
насчитывалось около 40 гребных и парусных судов. Руководство
клуба активно пропагандировало плавание, стрельбу, фехтование,
катание на буерах, лыжах и коньках. (Сохранилась серебряная
медаль за 3-ье место по прыжкам в длину с потерянной эмалевой
вставкой на лицевой стороне. Возможно, дедушкина медаль).
Яхт-клуб имел, помимо основного здания, лесную станцию с особым
театральным фойе на Воробьевых горах, каток на Петровке и
лыжную станцию на Б. Царицынской. У яхт-клуба были собственные
хорошо оснащенные мастерские по ремонту и изготовлению гребных
судов.
В половодье на Москве-реке яхт-клуб ежегодно устраивал
спасательные станции.
Командором яхт-клуба и основным меценатом в 1915 году был
известный предприниматель, владелец водочной и коньячной империи
— Сергей Николаевич Шустов. С.Н. Шустов был страстным,
увлеченным и талантливым гребцом, чемпионом России.
В нашей домашней библиотеке на почетном месте книги В.А.
Гиляровского. Мой папа очень любил книгу «Москва и москвичи»,
и, когда был в хорошем расположении духа, читал нам вслух.
Все свое рабочее время дед отдавал работе, а свободное —
яхт-клубу. Иногда его сопровождала бабушка, Александра
Федоровна. Сохранились фотографии, сделанные дедом на лесной
станции яхт-клуба, расположенной на Воробьевых горах. На одной
фотографии - моя бабушка на ступенях входной лесенки
Театрального фойе, на другой – она же за столиком в саду в
компании членов клуба.
Когда в Первую мировую войну в Белоруссии на реке Пине затонула
реквизированная у деда яхта, он занялся моделированием речных и
морских судов. Мастерил он их со знанием дела, так как раньше
много времени проводил в мастерских по ремонту и изготовлению
гребных судов. В письменном столе папы я нашла странную большую
иглу с кусочком суровой нити. Я не могла понять, зачем папа
хранит сапожную иглу? Потом мне объяснили, что это специальная
игла, которой сшивают паруса. Дедушкина игла!
Модели, тщательно изготовленные дедом, были изящны. Позже, в
20-е голодные годы, их пришлось продать. Бабушка с гордостью
говорила, что в Торгсине (торговля с иностранцами — так
расшифровывается это слово) за них платили золотом. Таким
образом, все модели, сделанные руками деда, покинули Россию, за
исключением красавицы яхты «Лады» и шестивесельной лодки, а
также двух незаконченных маленьких лодочек.
Дед продолжал активно работать, изобретать. Бабушка —
поддерживать комфортную атмосферу в доме. Дети — учиться.
Мальчики — в Александровском коммерческом училище. Девочки были
малы, сам отец занимался с ними.
Он находил время для детей. Вместе с ними готовился к любимому
празднику Рождества. Мастерил вместе с ними игрушки, учил
работать аккуратно. Сохранилась панорама на евангельский сюжет
Рождества Спасителя, которую дедушка делал вечерами вместе с
детьми. В небольшом застеклённом с лицевой стороны деревянном
футляре расположены ясли с Младенцем, над ним склонились Дева
Мария и Святой Иосиф. Ясли подсвечены хитро спрятанной
лампочкой. Над яслями на тёмно-синем небосводе сияет золотая
Вифлеемская звезда с прозрачным светящимся камушком в центре,
парят ангелы и трубят в трубы, возвещая о Рождестве Христа. На
переднем плане — пальмы с глянцевыми листьями и необычные
кустарники, цветы и травы. На поклон родившемуся Младенцу пришли
пастухи с животными (осликами, коровами, овцами) и волхвы с
подарками (золотом, ладаном и смирной). Все фигурки выполнены из
жести. Лица и одежда пастухов и волхвов дивно раскрашены
масляными красками.
Сохранились и необыкновенные елочные игрушки того времени, в
основном немецкий объемный картонаж.
Нельзя не рассказать еще об одном друге Ивана Ивановича Плохова,
который был значительно старше него.
Семья дедушки до 1911 года жила около парка Сокольники. Рядом
строился храм, посвященный Воскресению Христову. Храм строился
по инициативе протоиерея Иоанна Кедрова, председателя
строительного комитета и его первого настоятеля. Выполнен храм
по проекту архитектора П. Толстых. Он и сейчас украшает
Сокольническую площадь перед входом в парк, и до сих пор
именуется в народе «Кедровской церковью».
По воспоминаниям современников, протоиерей Иоанн Кедров был
человеком «высокой духовной жизни», очень верующий и сильный.
И вот с этим замечательным человеком мой дед, Иван Иванович,
состоял в близких отношениях. Кедровы и Плоховы дружили семьями.
Жили по соседству на Егерской улице: семья Кедровых — в доме №
13, а семья деда в доме № 11. Ходили вечерами в гости друг к
другу. Распивали чаи, вели задушевные беседы и много спорили.
Дедушка и бабушка были прихожанами храма Воскресения.
Когда в 1914 году началась Первая мировая война, отец Иоанн
подал прошение об отправке его на фронт. Тогда прихожане
обратились с письмом к отцу Иоанну, чтобы он не покидал свою
паству. Среди многочисленных подписей есть и фамилия Ивана
Ивановича Плохова. (Это письмо сохранилось в архиве потомков
отца Иоанна). Его сын, Георгий Иванович Кедров, военный врач,
лечил меня и сестру, когда нам случалось заболеть.
Россия в эти годы жила неспокойно: Первая Мировая война,
отречение Императора Николая I. В марте 1917 года Москва кипела
страстями.
Безусловно, дед был свидетелем сцен, подобных той, которую
изобразил поэт Максимилиан Волошин:
МОСКВА
1917 год
В Москве на Красной площади
Толпа черным-черна.
Гудит от тяжкой поступи
Кремлёвская стена.
На рву у места Лобного
У церкви Покрова
Возносят неподобные
Не русские слова.
Ни свечи не засвечены,
К обедне не звонят,
Все груди красным мечены,
И плещет красный плат.
По грязи ноги хлюпают,
Молчат…проходят…ждут…
На папертях слепцы поют
Про кровь, про казнь, про суд.
И грянул гром — Октябрьский переворот 1917 года.
Всё, что достиг дед, было потеряно. Религия оказалась под
запретом. Как же! «Опиум народа»! Отдельная квартира? Ещё чего?
Уплотнить! За изобретение выдать патент и деньги? Как бы не так!
Твоя мысль, твои мозги принадлежат не тебе, а Советскому
государству. Ишь, чего захотел! Да ты вообще — враг народа!
Мир, прежний мир в одночасье рухнул.
Начались репрессии. Видных учёных, не принявших новые порядки, в
лучшем случае выдворяли из страны. Остальных учёных, религиозных
деятелей, священников, военачальников, трудолюбивых крестьян —
так называемых «кулаков», отправляли в ссылку, в Гулаг.
Дошла очередь и до инженерных работников.
Были проведены несколько показательных процессов: сначала как
проба прошло в 1928 году «Шахтинское дело», затем в 1930 году
«Дело Промпартии» и еще несколько менее «показательных»
процессов. В результате из промышленности и транспорта были
уволены около 15 тысяч высокопрофессиональных инженеров и
технических работников старой выучки и воспитания в возрасте от
40 до 70 лет. Причины увольнений были разные. В архивах, среди
различных протоколов и постановлений РКП (б) 30-х годов,
сохранились, например, докладные записки о фактах задержки
реализации рационализаторских предложений и изобретений.
Иван Иванович Плохов продолжал работать в новых условиях на
национализированном предприятии. Наверняка, ему с его
независимым характером, с глубоким, доскональным знанием
производства было нелегко работать с окружавшими его
выдвиженцами и партийцами. И, конечно, случилось то, что
неминуемо должно было случиться. У Ивана Ивановича потребовали
немедленного внедрения в производство его последнего
изобретения, которое он считал еще незавершенным. Произошел
конфликт.
Светлой майской ночью в нашем тихом зеленом дворе на Егерской
улице в Сокольниках раздался резкий скрип тормозов. У парадного
хода дома № 11 остановился черный «воронок». В квартиру № 10
позвонил дворник. Это случилось 8-го мая 1930 года. Как было
всегда в этих случаях, представители НКВД бесцеремонно
разгромили квартиру при обыске. Ничего криминального,
естественно, не нашли. Изъяли толстую папку с дедушкиными
патентами, последние его работы, документы, фотографии, всю
переписку и даже извлекли родословную нашей московской ветви
рода Плоховых, которая велась с 1680 года и хранилась в футляре
иконы Николая Чудотворца.
Деда увезли на Лубянку, оставив в шоке бабушку и детей.
Ивану Ивановичу Плохову инкриминировали какое-то общеуголовное
дело, не имея никаких доказательств какой-либо его вины, и
потребовали, чтобы он в 24 часа покинул Москву. «Особым
совещанием» он был лишен права проживания в 6-ти больших
городах.
Дедушка, естественно, выбрал текстильный центр — город Иваново.
Место, даже просто инженера, ему занять не позволили. Он получил
работу консультанта-товароведа в Ивхлоптехснабе.
Потекли долгие горькие годы без семьи и детей в чужом городе.
(Совсем недавно мой сын побывал в городе Иваново и привез
фотографии дома № 41 на Лежневской улице, где проживал его
прадедушка).
Какое-то время изредка Ивану Ивановичу разрешали посещать
Москву, но только на 24 часа с обязательной отметкой в милиции о
прибытии. А ровно в 12 часов ночи приходил наш дворник дядя Ваня
Ибряев, чтобы проверить: не остался ли, случаем, дедушка дома?
В один из таких приездов дед познакомился с моей мамой и впервые
увидел меня, только что родившуюся. Папин выбор он одобрил. Был
с мамой ласков и приветлив. Очень обрадовался появлению на свет
своей внучки. Держал меня на руках и очень беспокоился, когда я
пищала, просил маму развернуть пеленки, чтобы убедиться, что нет
никакой складочки, никакой помехи. Может быть, тогда я
почувствовала биение и ритм его сердца и навсегда ощутила
родство и полюбила своего дедушку?
Эта встреча была единственной. Больше дед не приезжал.
Наступила 20-ая годовщина Великой Октябрьской Революции. Москва
ликовала. Гремели бравурные марши.
Спустя какое-то время после праздника к нам домой пришел
невзрачный человек. Дверь открыла моя мама. Он робко спросил,
здесь ли живет Александра Федоровна Плохова? Мама проводила его
к бабушке. Бабушка заперла дверь изнутри. Они сидели и долго о
чем-то разговаривали. Что это был за человек, мама не смела
спросить, так как вид у бабушки был окаменевший. После этого
визита бабушка замкнулась.
О дедушке больше не было никаких известий…
ВСЕ ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ
Пронеслась Вторая Мировая война. Наступил Великий День Победы!
Народ ликовал. Ликовала и наша семья во главе с бабушкой.
Папа на фронте не был, так как на его предприятие по бурению
скважин была наложена бронь. Самые тяжелые дни, когда шли бои за
Москву, папа оставался в городе, дежуря на крышах домов во время
налетов немецкой авиации и гася фугасные бомбы.
У меня сохранилась открытка с изображением скульптуры Веры
Мухиной «Рабочий и колхозница», присланная папой в деревню
Пыркино Пензенской области, куда нас с мамой эвакуировали. Это
было первое в моей жизни письмо от папы, в котором он просит
меня читать и обещает выслать еще много книг, а также слушаться
маму и не капризничать.
Это письмо было написано папой 10-го декабря 1941 года, в самый
тяжелый день московской обороны!!! На открытке стоит штамп
«Проверено военной цензурой». Я, малышка, была так горда тем,
что, словно взрослая, я получила настоящее послание, что
сохранила его.
А когда враг отступил, папа стал выезжать на буровые объекты в
Уфу, в Барнаул и другие города.
Позже папа был награжден медалью за оборону Москвы и медалью за
доблестный труд в тылу во время войны, которую ему вручил в
Кремле член Правительства Шверник, о чем свидетельствует
сохранившаяся фотография.
Вернулся с фронта его старший брат, Евгений Иванович, прошедший
всю войну от Москвы до Берлина. Он был награжден орденом Красной
звезды за очень важную и опасную операцию в тылу врага. Он
служил в разведке, так как с детства знал немецкий язык.
В 1946 году от злокачественной опухоли на 66-м году жизни умерла
моя бабушка, Александра Федоровна Плохова, урожденная Герман.
Отпевал ее дома священник Кедровской церкви, — храма Воскресения
в Сокольниках. Похоронена она на Введенском (немецком) кладбище
в Москве.
Шли годы. Жизнь в доме в Сокольниках текла своим чередом.
Родители работали, а мы, дети, учились.
Жилось, как и всем в то время, материально трудно. Мне
вспоминается грустно-забавная сцена. Папа случайно узнал, что
мама взяла в долг деньги у соседей. Возмущению его не было
предела:
— Мы должны жить на то, что имеем!
Мама оправдывалась:
— Нам не хватает, девочки растут. Может быть, ты прислушаешься к
совету твоего руководства?
— Какому совету?
— Тебе же намекают, что, если ты вступишь в Партию, то
немедленно получишь и повышение по службе, и высокую зарплату, и
новую квартиру. Лучше бы мама этого не произносила. У папы
волосы буквально дыбом поднялись на голове, искры из глаз
посыпались. Дрожащими руками он схватился за брючины и присел в
глубоком реверансе:
— Сейчас я вам! Продавать себя пойду! Задницы лизать!?
Раньше я никогда не слышала от отца грубых слов.
Папа был уважаемым специалистом, автором нескольких книг по
бурению скважин на воду. Некоторые из них были изданы в Китае и
Франции, переведены на латвийский язык. За этот труд платили
гроши, — все забирало государство. Вечерами папа преподавал на
специальных курсах.
Папа старался соблюдать дедушкины правила и традиции. Он был
внимателен к нашей учебе, к нашим проблемам.
Также все вместе готовились к Рождеству. Папа снимал со шкафа
дедушкину модель яхты, и мы рассматривали и восхищались. Также
украшалась елка, и ее огни отражались в крупных белоснежных
изразцах печи и тончайшем фарфоре чайного сервиза на праздничном
столе. Также дарились подарки. Только бабушка в свое время
получала украшения с бриллиантами, а для мамы ставились под
елку…резиновые ботики, черные, глянцевые с розовой фланелькой
внутри, или духи «Красная Москва» (других не было в продаже), а
для нас — милые тряпичные куклы, а не барышни с фарфоровыми
головками, и обязательно, большая стопка книг. Папа вспоминал
свое детство. Но о судьбе деда никогда не заговаривал. Он
оберегал нас. Для нас: дедушка умер от сердечного приступа.
Конечно, взрослея, мы не слишком верили в эту версию.
Папы не стало в 1984 году 3-го декабря. В этот горький день я
впервые открыла ящики его письменного стола, чтобы взять
паспорт. И только много дней спустя, смогла вернуться к столу и
разобрать содержимое ящиков.
В столе я обнаружила личную печать деда, всякие мелочи,
принадлежащие деду.
Но особенное мое внимание привлекла рукопись — толстый,
небольшого формата альбом с рисунками, схемами и чертежами
различных приборов и механизмов, начиная с песочных часов и
кончая самолетами. В нем не меньше 300 листов! Это — настоящая
энциклопедия, в которой дедушка представил развитие техники с
древних времен до начала 20-го века.
Рукопись начата в июле 1930 года (!). Значит, и в ссылке дедова
инженерная мысль работала. И я представила, как вечерами
дедушка, тоскуя по семье, по родному дому, садится за эту
кропотливую работу. Он не мог не работать! Он презирал безделье.
Он продолжал творить! И только труд давал ему силы и
удовлетворение.
Этот альбом, на мой взгляд, уникален. Жаль, что работа не
завершена. Не хватает пояснительного текста.
Увлекшись разглядыванием альбома, я чуть не выбросила синий
ветхий конверт. Он мне показался пустым. В последний момент я
все-таки проверила. В нем оказался маленький бумажный листочек с
водяными знаками, размером 10,5 х 7,0 см. На нем было
напечатано:
«СССР, УВ 232891, Лагеря Особого Назначения, ОГПУ, расчетная
квитанция, 50 копеек». А ниже мелким шрифтом: «Принимается в
платежи от заключенных исключительно в учреждениях и
предприятиях Лагерей Особого Назначения ОГПУ» и подписи:
начальника УЛАГ ОГПУ и начальника Финотдела ОГПУ, 1929».
Сердце мое оборвалось. Похоже, подтверждаются мои догадки о
судьбе деда. Следовательно, папа, оберегая семью, все эти годы
держал втайне от нас правду. Но как это оказалось здесь? Мне
вспомнилось, что мама рассказывала о визите незнакомца к
бабушке, об их разговоре за закрытыми дверями, о последующей
реакции бабушки и ее настроении. Возможно, этот человек принес
бабушке страшную весть и, может быть, последний привет от деда?
Но, окончательно все прояснилось в 1993 году. Распался Советский
Союз. Министерство безопасности рассекретило архивы 30-ых —
50-ых годов. И мой двоюродный брат Александр, внук Ивана
Ивановича, написал запрос в Министерство безопасности. Ответы и
Справка о Реабилитации Плохова Ивана Ивановича хранятся в семье.
Несмотря на то, что я предполагала, а брат знал правду от своей
мамы, Нины Ивановны, которая перед своей смертью в 1985 году
рассказала ему подробности гибели деда, о которой молчали
столько лет, это известие ошеломило нас, поразило болью сердце.
Мы все собрались вокруг моей мамы, теперь самой старшей в семье,
вспоминали наш родной дом в Сокольниках, минувшие годы и ушедших
в мир иной дедушку, бабушку и их четверых детей. Сколько горя
выпало на их долю! Но их дух и воля не были сломлены.
* * *
По преданию на допросе дед держался уверенно и независимо.
Взбешенный следователь выхватил револьвер…
… Последними словами Ивана Ивановича Плохова в его земной жизни,
произнесенными с достоинством, присушим ему, были:
ПРОШУ МНЕ НЕ ТЫКАТЬ!
Повесть была опубликована в журнале
«Вохонский край» №7, Павловский посад, 2008 с предисловием
журналиста и поэта Виктора Ситнова
|
