Худо, если принял близко недосягаемое
Она сама не смогла бы
вспомнить - когда это началось: вечерами она выплывает из
смрадного склепа квартиры, пьяная, задиристо-беспечная, и, шатко
чертя каблуками асфальт, переходит улицу под отчаянный вой
автомобильных сигналов, под угрожающий визг тормозов, под
шипение истирающихся шин - к трамвайной остановке напротив дома.
Вдалеке посреди колеи покажется яркий блин прожектора, и будут
гудеть рельсы, пока не подкатит, гремя и вздрагивая, освещённый
изнутри вагон. Она взбирается, спотыкаясь о ступени, держась за
поручни, чтобы не упасть, улыбаясь. Садится где-нибудь у окна, и
полы плаща сползают с её колен. Она смотрит по сторонам, в окно
- в пространство. Потом к ней подсаживается одинокий мужчина,
заговаривает, они едут, пропуская остановку за остановкой, пока
трамвай не пускается в обратную сторону. Она выходит на своей же
остановке в сопровождении нового знакомого, ведёт его в немытый
запущенный быт, а дома угощает попутчика водкой и жалуется на
постылую жизнь. Хмелея, он тащит её в кровать и, не дождавшись
рассвета, исчезает, обещая "как-нибудь заглянуть". "Ты классный
пацан" - говорит она, прощаясь, и забывает о его существовании.
Она помнит лишь последнюю свою привязанность - меланхоличного
уродца-карлика на кривых, вздувшихся от какой-то болезни ногах.
Он живёт неизвестно где и придёт неизвестно когда.
Ночь. Мокрый чёрный
скользкий асфальт. Рябь в грязных лужах. Между домами сырой
неуют. Оставив машину на автостоянке, Бугров добирается в
гостиницу пешком - под подошвами гибнут, но вскоре воскресают
отражения в лужах. В жёлтом свете маячит силуэт женщины,
плывущей в мороси дождя навстречу подъезжающему к остановке
трамваю. У Бугрова в груди сладкий обвал - мечется, как дичь в
клетке, предвкушение, и он взлетает на подножку трамвая. Дверь
закрывается, прищемив Бугрову куртку. В движении он выдёргивает
её и невольно, чтобы сохранить равновесие, бежит по салону,
успевая заметить женщину - из-под голубого плаща видны колени.
Бугров тормозит руками о поручни, останавливается рядом с нею,
забывшейся, и, наклонившись, просит подвинуться, чтобы сесть
рядом. В салоне кое-где пассажиры, и предательски пустуют места,
но она без слов сдвигается и, когда он падает на сиденье,
покорно поворачивает к нему лицо. По улыбке и глазам он видит,
что она пьяна, но это лишь подзадоривает его. Он сетует на
непогоду, и в её чертах лица и в жестах чудится ему что-то
неповторимо близкое, но прочно забытое. Он роется в памяти,
безуспешно силится вспомнить. Белокурый локон, убранный в
сторону, стекает к губам. И в памяти открывается створ, исчезает
пелена.
Тогда, лет десять назад,
судьба свела его, искателя приключений, с хрупкой женщиной -
голос её звучал в проникновенной тональности. Она заговорила с
ним о жизни. Пригласила к себе и всё рассказывала о череде
злоключений, преследующих её: смерти родителей в родном селе,
предательстве мальчика, которому подарила первую любовь, о
напрасном замужестве. Она привела Бугрова в квартиру, где
снимала комнату, уйдя от мужа, и продолжала свой рассказ. Развод
перенесла так напряжённо, что потеряла уверенность в себя и
веру. Состояние её было подавленным. И как-то, во вспышке
отчаяния и боли, попыталась свести счёты с жизнью под колёсами
железнодорожного состава. Её, рискуя жизнью, спас молодой
человек, случайно оказавшийся рядом, студент-испанец. Придавил к
шпалам. Избавлением прогромыхали над ними вагоны. Испанский
Гранд - так назвала она нового и теперь безраздельно своего
друга. В Испании у него семья: родители, жена, дети. Он говорил
ей, что любая испанка, провожая мужа в дальние края, молится,
чтобы муж нашёл на чужбине добрую женщину, чтобы был он
присмотрен, ухожен и не одинок. Зажили вместе: она с ним, а он с
нею и - воспоминаниями о семье. Одолев сессию, Испанский Гранд
торопился домой, в родную Испанию. А она оставалась ждать своего
дорогого испанца. В такое время и состоялось её общение с
Бугровым. Она показывала ему фотографии в альбомах, всё её
достояние. Далеко за полночь ушло время, погасили свет, но два
молодых тела так и не слились в порыве - она осталась верна
Испанскому Гранду, несмотря на пиратские ухищрения Бугрова.
Утром пришёл хозяин квартиры, познакомился и за чаем рассказал
Бугрову, что внук учится у его квартирантки испанской речи. Она
принялась перемывать накопившуюся посуду. А Бугров ушёл -
навсегда, унося в памяти безнадёжную любовь маленькой женщины к
Испанскому Гранду. До поры, до времени помнилось и - забылось.
В салоне трамвая
Бугрову, пока он рассматривает изменения в её лице, становится
любопытно - а что же Испанский Гранд, где он теперь, жива ли
любовь к нему хрупкой женщины, с которой лет десять назад он,
Бугров провёл неразделённую ночь в маленькой комнате?
Сохранились ли фотографии в альбомах? Хорошо ли говорит
по-испански внук хозяина квартиры? Жив ли сам хозяин?
Рассыпанные воспоминания трамвай вколачивает в стыки рельс.
Бугров разговаривает с нею и начинает понимать. И ему становится
не по себе от мысли, что той её, прежней - хрупкой, с волнующе
чистыми нотами в голосе - уже нет, что эта, теперешняя, лишь
отвратительная гримаса судьбы - не ориентируется ни в прошлом,
ни в настоящем, что исчезла навсегда бескорыстно-чуткая
тональность её души. Осторожное напоминание об Испанском Гранде
вызвало у неё сварливое недоумение. Мысль "как же это могло
произойти" мучает Бугрова, и он решается проводить её домой. Но
побыстрее. На ближайшей остановке трамвая они выходят, и он
подзывает такси.
Они едут, а потом идут к
дому, и Бугров видит незнакомый двор, разбитые двери подъезда,
старую лестницу, исписанные хулительно стены. Они поднимаются на
второй этаж, он галантно берёт у неё ключ, отпирает замок и,
впустив женщину в коридор, останавливается. И - прощается,
возвращает ключ и осторожно прихлопывает снаружи дверь. Он стоит
ещё некоторое время на площадке. По ту сторону слышится пьяное
бормотание и слышится, как она шарит рукой по двери, как будто
знает, что он не ушёл. Но ей не удаётся открыть, она замирает и,
всхлипывая, стонет: "Испанский гранд... Испанский гранд...". Он
с облегчением выходит из подъезда на уличный сквозняк, а мимо
него в подъезд ковыляет карлик в шляпе с траурными полями.
|