Ян Торчинский 

Пересечение параллельных

(Шолохов и Шекспир)

 
 

В аптеке: «Гражданин, десятый раз повторяю:

для получения цианистого калия нужен рецепт

 врача. А вы мне показываете фото тещи!»

                                                                 Анекдот

 

  История щедра на парадоксы и неожиданные совпадения. Вот и оказалось, что у Шекспира и Шолохова много общего. И это не только совпадение начальных букв в их фамилиях и общее литературное ремесло. Главное то, что они, являясь реально существовавшими людьми (это вам не Kозьма Прутков, Николя Бурбаки или Белкин!), якобы не имеют никакого отношения к своим многотомным сочинениям. Так сказать, мухи отдельно, котлеты отдельно! Причем аргументация, дезавуирующая обоих писателей, поразительно похожа, чтобы не сказать одинакова.

  Любой юрист знает: чтобы стопроцентно оправдать человека, обвиненного в преступлении, нужно найти подлинного преступника. В литературно-исторических исследованиях принцип, в общем-то, такой же: если хочешь опровергнуть авторство не внушающего доверия писателя, найди и докажи, кому, в действительности, принадлежат те или иные спорные произведения.

  Англичане корректно и цивилизованно ищут «замену» Вильяму Шекспиру уже пять столетий, но большого успеха не добились. Кандидатуры многочисленных претендентов – от лорда Бэкона до королевы Елизаветы I, и от короля Якова I до Даниэля Дэфо – рано или поздно отпадали или оставались в качестве зыбкой альтернативы, по принципу «скорее всего...» или «можно предполагать». Но, в конце концов, это их английское дело, хотят заниматься шекспироедством по принципу «ищущий рано или поздно обрящет» – ну, и на здоровье. Но главное: mainstream’ом их поисков является: «КТО, в действительности, является автором произведений, приписываемых Шекспиру?» Тем более, что они никогда не опускались до обвинения актера Шекспира в вульгарном плагиате, а рассматривают его фамилию как некий псевдоним, а кто им воспользовался – неизвестно..

  С Шолоховым дело обстоит иначе: здесь поиски идут под девизом: «КТО УГОДНО, только не ОН!» Позор плагиатору, вору, чуть ли ни мародеру! А вот и объяснение: «... авторство Шолохова с первого дня вызывало серьезные сомнения – настолько не совмещался образ писателя, чье могучее дыхание ощущается на каждой странице “Тихого Дона”, с убогим масштабом личности человека, названного автором романа» (В.Вольский, «Панорама» № 48-50, 2008 г.). К Шекспиру предъявляются примерно те же претензии. За такие дефиниции, вкупе с «малограмотным алкоголиком» (там же) и другими аналогичными «комплиментами» в адрес Шолохова, говоря словами Аркадия Райкина, «можно и схлопотать». Впрочем, мертвым не больно, и предъявлять иски они не могут. А еще – основываясь на таком подходе, можно поставить под сомнение авторство многих классиков: один был алкоголиком, второй картежником, третий развратником, четвертый мизантропом, пятый вообще уголовником и т.д.  Помните, что писал поэт Б.Корнилов о Пушкине: «... бретер, забияка, / юбочник – господь не приведи ... И порой глядишь – не веришь: боже, / ну кому доверил божий дар? / ... безобразник, черт его побрал... /» А кроме того – азартный игрок, оставивший после себя немыслимые карточные долги... Не заплати их Николай I, грустно подумать, что было бы с семьей беспутного поэта. И такой человек смог написать «Медного всадника» и «Бориса Годунова»? Да ни за что в жизни! А ведь написал! «Но стихи! Мороз идет по коже – / лезвие, сверкание, удар...» Величие духа и благородство души, высокий талант и высокая нравственность совпадают далеко не всегда. Значит ли это, что за всех этих грешных классиков писали неведомые гении в ангельски чистых одеждах? Здесь рекорды предвзятости побил журналист Илья К.(из профессиональной солидарности не называю его имени), который умудрился скоррелировать события, разделяемые многими десятилетиями: «...наблюдая  / ... / его (Шолохова. – ЯТ) позорное поведение во время процесса Синявского и Даниэля, – многие (! – ЯТ) решили, что если уж Шолохов дошел до такого, он, разумеется, не мог сам (!! – ЯТ) написать такую книгу, как "Тихий Дон"». Но что делать, если нет других аргументов.  Поэтому парадигмой всех антишолоховских да и антишекспировских ниспровержений является чеховское: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!» Что, разумеется, неопровержимо. Как всякий миф. Писатель А.Балабуха точно подметил: «Природа мифа в том и состоит, что он черпает силы в самом себе, не нуждаясь в обосновании и не страшась никаких доказательств, никаких фактов, сколь бы ни были они весомы» (см. «Когда врут учебники истории» М: Яуза, Эксмо, 2006). Как доказательство, миф о том, что Сальери из зависти отравил Моцарта.  То, что скорее Моцарт мог завидовать славе и благополучию своего небесталанного современника, большинством игнорируется начисто. Это уже потом время все расставило по местам и указало: кто есть кто. Но никто из самых непримиримых врагов Сальери не сказал: «Если Сальери отравил Моцарта, то он не мог сочинить свои оперы!» Фантазии не хватило.

  Одним из козырных аргументов, ниспровергающих авторство обоих писателей, является то, что после них  не осталось ни одной строчки архива. Косвенная, но улика.  Презумпция невиновности наоборот. Но, во-первых, от мифологических претендентов на роль автора «Тихого Дона», тоже ничего не осталось. А, во-вторых, рукопись «Тихого Дона»  все же отыскалась через 70 лет у родственников друга Шолохова, писателя Василия Кулешова, который погиб на войне. Рукопись выкупили за полмиллиона долларов, а текстологическая экспертиза вновь («вновь» – потому что компьютерный анализ, проведенный до этого независимым коллективом норвежских и шведских ученых, не смог обнаружить никаких стилистических сбоев в четырех книгах романа) подтвердила авторство Шолохова (см. «Известия» от 17 ноября 2006 г.). И, наконец, чтобы завершить затянувшийся спор, Академия Наук РФ опубликовала первое факсимильное издание «Тихого Дона». По мнению специалистов, эта публикация ставит точку в самом тяжелом литературном споре ХХ столетия об авторстве великого романа ( www. izvestia.ru/ culture/article3098495/ ).  Ну, и что? А ничего! Старая сплетня живет и здравствует  (ну, скажем, распространят слухи, что экспертная комиссия была подкуплена, или отыщут где-нибудь на краю света следы другого, уж точно безупречного автора «Тихого Дона», или придумают, что Михаил Александрович задним числом переписал текст своей же давно опубликованной книги, подобрав бумагу и чернила многолетней давности и т.п.  (Нечто подобное мне уже приходилось слышать. Для чего это было нужно Шолохову – никто не задумывался). Недаром научный руководитель факсимильного издания романа, чл.-корр. РАН Феликс Кузнецов предупреждает: «После факсимильного издания никаких научных аргументов в дискуссии не осталось. Спор будет продолжаться, но только на маргинальном уровне. Для противников авторства Шолохова это уже не категория знания, а вопрос веры», так сказать, «credo, quia absurdum» (верую, потому что абсурдно).

   

  Слово оппоненmам. «...ссылка на дутый авторитет литературного надсмотрщика советских времен Ф.Кузнецова... (кстати, академика, директора Института мировой литературы им. Горького,  сопредседателя Союза писателей России – это в наши далеко не советские времена. – ЯТ)»,  и еще «По мнению каких специалистов (отстаивающих авторство Шолохова. – ЯТ)? Так называемых шолоховедов, крутившихся вокруг этой одиозной личности и сделавших ее восхваление своей кормушкой? Они не специалисты, а подпевалы. Настоящих специалистов, которые не считают Шолохова автором “Тихого Дона”, автор статьи, очевидно, не знает. Их немало...» Очень по-советски, не правда ли? «Наши» –  это подлинные специалисты, а «не наши»  –  подпевалы, крутящиеся вокруг  кормушки. Как говорилось в некой сентиментальной песенке: «Все мужчины подлецы, а барышни душки». А, в общем, товарищ Жданов может спать спокойно!

 

  Всеядность ниспровергателей Шолохова воистину поразительна. Долгое время авторство «Тихого Дона» приписывалось Ф.Крюкову, почившему в 1920 году. Потерпев неудачу с кандидатурой Крюкова, немедленно отыскали В.Севского  (В.Краснушкина), хотя и он погиб примерно в 20-м году прошлого столетия. «Выпадет в осадок» этот, отыщут других, согласятся на кого угодно, даже на черта в ступе, только бы «вчинить иск» Шолохову. По этому поводу журналист Ю.Финкельштейн остроумно заметил: «Сколько пыла, страсти, а порой и ловкости рук уходит на то, чтобы изобразить Шолохова двойником, жалкой тенью, вором-плагиатором при литераторе Федоре Крюкове или журналисте Викторе Севском. Общее достоинство этих двоих: люди они образованные и с Доном связанные. Общий недостаток: жизненный путь обоих оборвался на рубеже 1919 – 1920 годов, и как бы напряженно они ни трудились над романом (условно назовем его ''Тихий Дон'') в огне и буре гражданской войны, события 1920 – 21 и начала 22 года, т.е. суммарно не менее трех лет, они могли описать, даже вчерне, лишь находясь в мире ином». Как бы в ответ на это убийственное соображение, шолоховоеды пустили гулять версию, что Михаил Александрович вообще ничего не написал (даже «Донские рассказы»!), а на него всю жизнь работала целая артель незримых литературных негров, включающая … А.Платонова! (Надо же вот так, походя, бросить ком грязи в двух замечательных писателей, якобы продающего свой и покупающего чужой талант!) Доводы в пользу такой версии настолько несерьезны, что не заслуживают не только обсуждения, но и упоминания. И все же: если уж открыто и даже с некоторой долей бравады заявили о себе подлинные авторы песен Джамбула или Сулеймана Стальского, то кто-нибудь из мифологических литературных рабов Шолохова сказал бы о себе, признался бы в своем вынужденном или добровольном грехопадении, а то и на авторство начал бы претендовать. А не они, так их наследники, не раньше, так позже, особенно в наше безопасное и бесцензурное время. Но никто не признался, и от них тоже ни единой строчки черновиков не осталось. А ведь невероятно, чтобы об этом никто не знал. И не проговорился. Даже шарлатанов и самозванцев не нашлось, которые, на манер Ивана Александровича Хлестакова, скромно проговорились бы: «”Тихий Дон”, “Поднятая целина”,  “Судьба человека?” Это все я написал!» Вот они бы представили и черновики, и заметки, и перечеркнутые страницы.

  Кроме того, есть еще один чисто нравственный аргумент, (см. «Известия» от 17 ноября 2006 г.) в пользу Шолохова. Это его письма к Сталину. Так, в письмах, написанных в 1931-33 годах, т.е. в разгар колхозного ограбления крестьянства, он с самоубийственной откровенностью указывал: «…сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем человеку не положено питаться, начиная  с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями». Он описывал Сталину методы пыток и истязаний, чтобы выбить показания о «спрятанном зерне». И не боялся деликатно намекать вождю, что может ославить колхозную политику советской власти в своей новой книге (что и сделал уже после войны): «Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу ''Поднятой целины''». И в другом письме он ставит, что называется, точку над «I»: «Горько, т. Сталин! Сердце обливается кровью, когда видишь это своими глазами…» Сталин ворчал: «Ваши письма – не беллетристика, а сплошная политика», однако, при всей нетерпимости к критике, он в письме от 6 мая 1933 года поблагодарил писателя за «алармистские» письма, «так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма».

  Вновь с большим письмом Шолохов обращается к своему опасному адресату 16 февраля 1938 года, т.е. на пике «Большего Террора». В этом письме Михаил Александрович, над которым самим висела угроза ареста, как врага народа, активно защищает своих друзей, сидящих по тюрьмам и подвергающимся пыткам: «Т. Сталин! Такой метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдается в руки следователей глубоко порочен /…/ Надо покончить с постыдной системой пыток, применяющихся к арестованным».

  Это свидетельствует о незаурядной гражданской смелости писателя и никак не вяжется «с убогим масштабом личности человека, названного автором романа». Но главное то, что на такую смелость никогда бы не решился заведомый плагиатор. Потому что на воре-плагиаторе постоянно шапка горит. Не стал бы, по словам Маугли, дергать смерть за усы. Уж от кого, от кого, а от Сталина плагиатор постарался бы держаться подальше!

  Казалось бы все ясно. Как бы не так. Запущенный миф гуляет по свету. Потому что «жить в привычной парадигме мифа куда спокойнее и удобнее» (А.Балабуха). А я еще добавлю из Маяковского, «доходней оно и прелестней». А поэтому вновь и вновь муссируются старые аргументы.

 

   Слово оппонентам.  «... приходила в издательство давненько, сразу после опубликования 1-й части книги, некая  старушка, говорила о рукописи сына – белого офицера...». Это прекрасно иллюстрирует стиль аргументации адептов антишолоховской версии: противопоставить приход в неуказанное издательство некой старушки с разговорами о якобы  существующей рукописи ее сына (о чем эта рукопись, разумеется, ни слова!),  реально существующему манускрипту,  написанному рукой Шолохова.

  

  Например, В. Вольский иронизирует: «Вот и у Шолохова тоже (как и у Шекспира. – ЯТ) не было ни строчки архива, и по той же самой причине, утверждают его поклонники: ему он был просто не нужен. Мало ли что в истории не было писателя, который не оставил после себя груду черновиков, заметок и справочных материалов (или груды пепла от второй части “Мертвых душ”. – ЯТ) А вот наш Шолохов прекрасно обходился без них. Потому что гений, вот почему!» Ну, во-первых, черновики  были (см. выше). Во-вторых, в истории прецеденты такого рода известны, и мы о них скажем. А, в-третьих, и это самое главное, – а вдруг действительно гений? Природа гениальности загадочна до мистицизма. И гений – не априорный титул, присваиваемый по праву наследования, или вручающийся вместе с билетом члена Союза писателей. Обычно человек удостаивается такой чести после проверки временем ценностей, которые он подарил цивилизации. Хотя методы объективной оценки еще не придуманы. 

  Джек Лондон в романе «Мартин Иден» писал о критиках Стивенсона: «Воронье, стервятники! /.../ Мерили его меркой своего ничтожного “я ” /.../ Пытаются ухватить звездную пыль, издеваются над великими, кто проносится над миром точно огненный метеор». В этом все дело, потому что оценивать гения, пользуясь обычными шаблонами («меркой своего ничтожного “я”»), – все равно, что пытаться измерять объем шара с помощью линейки. 

  Как бы предваряя мои мысли, в тех же номерах «Панорамы» опубликована прекрасная статья В.Кючарьянца об инженере и ученом Николе Тесле «Воспламеняющий небо». И в ней сказано: «Как Моцарт, видевший в светящемся воздухе партитуры своих произведений, которые он потом лишь записывал, Тесла в минуты вспышек отчетливо видел свои аппараты и установки  во всех мельчайших деталях, видел взаимодействие всех их частей, знал точные параметры. Давая затем задание исполнителям, он чертил на листе бумаги крошечный эскиз, устно называл размеры, затем уничтожал чертеж. Он навсегда сохранял в памяти конструкцию всех создаваемых им машин и даже через десятки лет мог назвать размер любой детали».

  К этому я могу добавить имя наставника будущего академика А.Крылова, кораблестроителя-самоучки (!) Петра Титова (1843-1894), под руководством которого были  построены крупные военные корабли: крейсеры, броненосцы, фрегаты и др. – и который разработал передовую для того времени технологию кораблестроения (см. СЭС, 1988). Размеры деталей кораблей он зачастую проставлял на глазок, а потом контрольные расчеты, выполненные с помощью теории кораблестроения и высшей математики, давали те же результаты с точностью до миллиметра. Он не проектировал корабль в обычном понимании термина «проектировал», – он его видел целиком и в деталях!

 

   Слово оппонентам. «Утверждение о расчетах прочности деталей кораблей с точностью до миллиметра ничего общего с практикой судостроения и  машиностроения не имеет». Ну, разумеется, не имеет! Прочность в миллиметрах вообще не измеряется. И в километрах тоже.  Она, как известно, измеряется в кгс/кв.см. И еще: «... дефицит информации об условиях будущей работы и экономические ограничения исключают возможность проектирования силовых деталей с точностью до миллиметра».  Но все расчеты и конструирование в машиностроении – от мясорубки до космического корабля   выполняются именно с точностью «до миллиметра! И все размеры любых деталей проставляются на машиностроительных чертежах только в миллиметрах, а это и есть искомая точность. Только в популярном советском мультипликате длину удава измеряли в попугаях. «... тщательнее надо...» поучает автора оппонент. Вот именно! И еще приходят на память стихи А.Иванова: «Образованность все хочут показать...»

 

  А вот очередной невероятный прецедент. Голливудская красавица киноактриса Хэди Ламмар, получившая образование в театральной школе, в годы Второй мировой войны по наитию изобрела сигнальное устройство, с помощью которого обеспечивалась секретность военной связи. И получила патент! А без ее изобретения – технологии «прыгающих частот» – не летали бы сейчас военные спутники, не работали бы радиоуправляемые торпеды и не было бы сотовых телефонов стандарта GSM. Конечно, если бы в недрах научных институтов силами дипломированных ученых со временем не родились те же идеи. Невероятно, но факт!

 

  Слово оппонентам. «Да, гений в малолетстве мог написать гениальную музыку (как Моцарт), юный Пушкин мог написать стихи, восхитившие Державина, но для произведения исторического, с великолепной психологической разработкой характеров, с картинами недавней войны (кстати, Пушкин в Полтавской битве не участвовал, Лев Толстой в кампании 1812 года тоже, а как-то с картинами давних войн справлялись. – ЯТ), нужны были еще ЗНАНИЯ, а также жизненный и литературный опыт, чего – во всяком случае, в те молодые годы (и за это спасибо! – ЯТ) – у Шолохова напрочь не было». Напрочь – и не меньше! Видимо, мой оппонент всерьез считает, что можно в детстве писать гениальную симфоническую музыку, не зная основ гармонии, оркестровки  и прочих профессиональных премудростей, а еще не  обладая огромным духовным богатством, напрочь отсутствующем у ребенка. Конечно, можно, но только в том редчайшем случае, когда  юный композитор (писатель, художник и т.д.) – гений, и данный ему Богом дар, именуемый гениальностью, заменяет все остальное. Но мой оппонент считает, что у  трехлетнего Моцарта этот дар был,  а у Шолохова в «те молодые годы» – априори нет! Потому что Моцарт – гений, а Шолохов – ну, никак. Я вновь повторяю: гений – это отклонение от нормы, носитель дара Божьего. Поэтому к нему неприменимы обывательские  оценки «может – не может». Кстати, для любителей искусстововедческой клубнички предлагаю версию: музыку в действительности писал папаша Моцарта Леопольд и объявлял сына автором для раскрутки в качестве вундеркинда! Почему бы и нет? Ни черновиков, ни записок, ни прочих доказательств не осталось...  Начинаем антимоцартовскую кампанию! Приглашаем маэстро Сальери...

 

  Постичь тайны мышления гения, природы его озарений, прозрений, ясновидений, процессов, происходящих в его мозгах, творческой манеры, их инсайдов (т.е.  не связанных с рациональным и логическим путем методов постижения истины) и проч. – дело безнадежное. Так же, как понять природу телепатии и экстрасенсорики. И чеховскую парадигму, приведенную выше, я бы скорректировал так: «Этого не может быть, потому что это не может быть никогда сделано мною». А потому вызывает «у меня» скрежет зубовный и побуждает к ниспровергающему мифотворчеству.

  Кстати, творческий процесс у разных людей – гениев и простых смертных – протекает по-разному: одни творят, так сказать, на бумаге: пишут, зачеркивают, снова пишут и т.д. А другие, перелопатив мысленно многие варианты, записывают окончательный текст. Вроде шахматиста, который, поразмыслив и перебрав в уме десятки вариантов, делает ход. Кстати, не может быть никаких гарантий, что окончательный вариант является действительно лучшим. Например, поэт Д.Кедрин практически уничтожал черновики стихов, которые казались ему неудачными. Когда их восстановили после гибели автора, оказалось, что это одни из самых лучших его произведений.

 

2.

 

  Я хочу еще раз процитировать Ф.Кузнецова о том, что «После факсимильного издания (рукописи “Тихого Дона” – ЯТ) никаких научных аргументов в дискуссии не осталось. Спор будет продолжаться, но только на маргинальном уровне. Для противников авторства Шолохова это уже не категория знания, а вопрос веры». Уточним терминологию: 1) факсимиле – это точное воспроизведение графического оригинала (документа, рукописи, подписи) фотографическим или печатным способом; 2) маргиналы – люди, выпавшие из нормы общественных отношений и поведения (см. «Словарь иностранных слов», 1998). Действительно, «вера» продолжается, потому что человек, убежденный, что жирафов нет и быть не может, будет твердить свое, сколько ни показывай их в зоопарке. Вот и под флагом «нет и быть не может» сразу же пополз слушок, что Шолохов задним числом переписал свой роман, чтобы доказать свое авторство. Видимо, адепты такой версии плохо представляют, что значит переписать книгу в несколько сотен страниц  типографского текста (макая ручку с перышком рондо в «невыливайки» с чернилами разного цвета!), зачеркивать, перечеркивать и делать вставки «для убедительности», а если представляют и все равно верят в свои фантазии, то это делает честь их жестоковыйности. Впрочем, душа и образ мыслей фанатика – потемки. Но главное не в этом. Было бы наивно думать, что российское правительство, как последние, извините за сленг, лохи, отвалило полмиллиона долларов на выкуп рукописи романа без предварительной многократной и всесторонней проверки ее подлинности (почерк автора, бумага, чернила, время написания и др.), исключив всякую возможность фальсификации. А то, что все четыре тома написаны с 1926 по 1940 г.г. рукой одного человека, т.е. все того же Шолохова, доказано давно и на самом высоком научном и объективном уровне как в России, так и за ее пределами.

 

  Слово оппонентам. «Утверждение, что группа авторов работы является “независимым коллективом ... норвежских и шведских ученых” далеко не очевидно. (Как утверждение может быть очевидным или не очевидным, пусть объяснит мой оппонент. – ЯТ) Невольно приходит в голову мысль о сверхзадаче коллектива сохранить чистоту мундира Нобелевского Комитета». За счет подлога, да? Действительно, если Шолохов – плагиатор, то почему бы не объявить причастных к нему специалистов жуликами?! Мол, каков поп, таков и приход. Интересные мысли, однако, приходят в голову моим оппонентам!

 

  Ф.Кузнецов был не совсем прав в другом: попытки доказать, что Шолохов не является автором своих произведений всегда делались на маргинальном уровне, в виде слухов, сплетен, оскорбительных намеков и т.п., поскольку против Михаила Александровича не было выставлено ни одного сколько-нибудь обоснованного обвинения, а слухи эти, в основном, питало патологическое неприятие личности писателя (см. эпиграф). Вот пример таких выпадов в адрес Шолохова, принадлежащий уже упомянутому  Илье К.: «Мнение прогрессивной российской общественности о Шолохове было однозначно (!! –ЯТ): горький пьяница, хам, завистник, подхалим и антисемит» (1997). Ну, как тут не вспомнить Васисуалия Лоханкина из «Золотого теленка» с его знаменитой репризой: «Не инженер ты, хам, мерзавец, сволочь, ползучий гад и сутенер притом»? Воистину, нет ничего нового под луной.

  Считается, что в науке отрицательный результат может быть не менее ценным, чем положительный. С этим спорить не приходится, но только в двух случаях: 1) если при этом закрывается некое тупиковое направление в исследованиях или 2) такое отрицание является основой для получения новых позитивных знаний. Например, М.В.Ломоносов, экспериментально доказав отсутствие в природе флогистона (теплорода), сформулировал закон сохранения материи. Иначе опровержение общепринятой в то время «флогистонной» теории не принесло бы российскому гению всемирного  признания. Возвращаясь к нашему предмету, можно сказать, что псевдолитературоведческая возня вокруг романа «Тихий Дон» и других произведений Шолохова, может быть, имела бы смысл, если бы преследовала цель установить подлинного автора (подлинных авторов) якобы написанного им.

  Великолепные И.Ильф и Е.Петров оставили нам образцы мудрости на все случаи жизни. Они писали: «Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны “Мертвые души”, построена Днепровская гидроэлектростанция и совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь “уйди-уйди”, написана песенка “Кирпичики” и построены брюки  фасона “полпред”. В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно – как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода». Продолжая эту мысль, можно сказать, что в большом мире пытаются установить, кто скрывается за именем Шекспира, а в маленьком – пригвоздить к позорному столбу Шолохова.

  Но даже самые заклятые враги Михаила Александровича понимали, что в таком деликатном и ответственном деле мало выкрикивать оскорбления, а потому пытались придать своим инвективам некую доказательность.

  Например, А.Солженицын в предисловии к анонимной книжке «Стремя Тихого Дона» приводит такие сентенции: «Но вперемешку с последними частями “Тихого Дона” начала выходить “Поднятая целина” – и простым художественным ощущением, безо всякого поиска воспринимается: не то. Не тот уровень, не то восприятие мира». Значит, сначала было «то», потом пошло «не то», а после снова «то»? Вперемешку! Ну, разумеется, «Поднятая целина» не то, что «Тихий Дон»! Точно так же, как «Евгений Онегин» и «Сказка о рыбаке и золотой рыбке».  Потому что описание событий «Тихого Дона» носило эпический ретроспективный характер, а «Поднятая целина», посвященная разгрому крестьянства на примере одной станицы, написана в самом эпицентре событий, и только чудом органы НКВД просмотрели ее антиколхозный и антисоветский характер! И отчаянное мужество автора добавляет весомые штрихи к его нравственному портрету, отвергающие причастность кого-либо, кроме Шолохова, к его произведениям. Хотелось бы увидеть смельчака, который хоть сто раз по заказу осмелился написать такую смертельно опасную контрреволюционную повесть! И далее у А.Солженицына: «Да один только натужный грубый юмор Щукаря совершенно несовместим с автором “Тихого Дона“ (?! Видимо, с авторством.– ЯТ), что сразу дерет ухо, – как нельзя ожидать, что Рахманинов, сев за рояль, станет брать фальшивые ноты». Причем здесь Рахманинов и чего можно, а чего нельзя ожидать сегодня от давно почившего музыканта, понять невозможно. А относительно прочего, сомнительно, что очень уж убедительными являются ссылки на «простое художественное восприятие» (которое, согласитесь, вещь очень субъективная), да еще «без всякого поиска» (а если поискать хорошенько?) или аргументы типа «дерет ухо». Что касается деда Щукаря – то юмор оного соответствует его личности. Ничего другого от него и ждать невозможно. Ведь не приходится спорить, что Щукарь – не Кола Брюньон, не Тевье-молочник, не Ходжа Насреддин и тем более не Рабле, Вольтер или Марк Твен. И, наконец, юмор Прохора Зыкова из «Тихого Дона» по своей «изысканности» ничем не отличается от шуток Щукаря. И не удивительно: они – люди одного сорта. Почему же «натужный юмор» Зыкова никому не драл ухо?

  Или такое соображение А.Солженицына: «А еще удивляет, что Шолохов в течение ряда лет давал согласие на многочисленные беспринципные (? – ЯТ) правки «Тихого Дона» – политические, фактические (? – ЯТ), стилистические, сюжетные /…/  Из двух матерей оспариваемого ребенка – тип матери не той, которая предпочла отдать его, а не рубить…». Попробуйте разобраться в последней косноязычной фразе, во всех этих невразумительных аллегориях! Но при желании, легко понять: если Шолохов, cкрепя сердце, давал согласие на правки романа, то именно для того, чтобы не загубить свое детище. А, может быть, правки были не «беспринципные», а наоборот, свидетельствовали о постоянной работе автора над своим произведением? Кстати, о беспринципных изменениях. Когда Сталин проворчал: «Почему, товарищ Шолохов, ваш Мелехов колеблется между красными и белыми? Почему вы не хотите, чтобы он полностью принял советскую власть?», – писатель ответил: «Я-то хочу, он не хочет». Уверяю вас, что любой плагиатор кинулся бы со всех ног выполнять пожелания вождя. И только подлинный автор (именно «тип матери той»!), рискуя головой, мог так демонстративно проигнорировать пожелание, а, по сути дела, указание Сталина.

  Но если антишолоховские выпады носили у Солженицына, так сказать, спорадический характер, то для израильского литературоведа российского происхождения Зеева Бар-Селла ниспровержение Шолохова стало пожизненной идеей фикс, своего рода, комплексом Герострата или навязчивой идеей римского сенатора Катона Старшего, завершавшего каждую речь в сенате призывом: «Carthaginem esse delendam (Карфаген должен быть уничтожен)» – и не меньше!  Для начала Зеев Бар-Селла составил перечень условий, которым должен (! ), по его мнению, отвечать автор «Тихого Дона»,  и доказал, что Шолохов им не отвечает. Как будто речь идет о требованиях к автомобилю: экономичность, быстроходность, маневренность, ремонтопригодность... Ах, не отвечает Шолохов условиям Бар-Селлы, значит, и толковать не о чем: наконец-то, найдена черная кошка в черной комнате, хотя этой кошки там нет!

А вот и аргументы. Например, в статье «Жизнь мародера» (кстати, не кажется ли вам, дорогой читатель, что такое название могло бы стать поводом для судебного преследования? Но из израильского безопасного далека можно себе и такое позволить) он обратил внимание на разночтения в разных изданиях «Тихого Дона». Уж не о тех ли «беспринципных», по Солженицыну, правках идет речь? Так, в одном издании встречается строчка: «Конь – понес вдоль улицы», а в другом она представлена иначе: «Конь – понес по улице». Очевидно, Бар-Селле невдомек, как трудно взыскательному прозаику отыскать наилучший из практически равноценных вариантов, предлагаемых богатейшим русским языком. И поэтому идет постоянный мучительный поиск совершенной формы, используется метод проб и ошибок, особенно, если многократные публикации предоставляют такую возможность. Зеев же трактует это иначе. «Шолохов не знал одного конкретного специфического глагола “нести”: – “лошади несут” – “понесли, взбесились и помчали”». На основании этого и подобных ему «открытий», в том числе, обнаруженных описок и оговорок, практически неизбежных для такого крупного полотна, даже при наличии штата редакторов и корректоров, Зеев Бар-Селла приходит к выводу, что Шолохов вообще плохо знал русский язык. А потому не мог быть автором своих произведений: за него писали другие. И теорема доказана! Убедительно, не правда ли?

  А роман (вернее, главы из романа) «Они сражались за родину» окончательно приводит Бар-Селлу в нервное состояние. Нужно сказать, что судьба этого романа трагична. Я думаю, что она была задумана Шолоховым как реквием третьей часть рокового несчастья, постигшего Россию: гражданская война, коллективизация, Великая Отечественная война. Первые главы романа появились в газете «Правда» в 1943 году. А потом, по неизвестным причинам, писатель работу над романом прекратил. Одно это подтверждает авторство Шолохова. Если на него работали литературные поденщики, то что бы им стоило дописать роман до конца? Неужели у Шолохова средств для оплаты их труда не нашлось бы?

  Но Зеев Бар-Селла находит «неопровержимые» подтверждения своей версии. Он приводит цитату: «”Ты, Лопахин?” – окликнул / … / из темноты старшина Поприщенко. – ”Я – нехотя отозвался Лопахин. Старшина отделился от стоящей возле плота группы, пошел навстречу / … / Он подошел к Лопахину в упор, сказал дрогнувшим голосом: ”Не донесли … умер лейтенант”. Лопахин положил на землю ружье, медленным движеньем снял каску. Они стояли молча», – и комментирует ее так: «
Ситуация нестерпимо (! – ЯТ) искусственная: старшина, а уж тем более старшина, ставший командиром роты, ни при какой погоде не будет давать отчет рядовому бронебойщику. И никакими предыдущими приятельскими отношениями этого разговора не объяснить – до 13 февраля 1944 года старшину Поприщенко никто не встречал». Загадочная дата, не правда ли? Действие романа «Они сражались за родину» происходит во время летнего отступления Красной Армии 1942 года. Но еще более странным выглядит то, что искусствовед, увидевший «отчет рядовому бронебойщику» в горестной фразе пожилого человека о смерти последнего офицера в полку, сомневается, что один из корифеев отечественной прозы знает русский язык! Вернее, не сомневается, что не знает. О полном непонимании Бар-Селлой трагичности этого момента, о нравственной глухоте израильского искусствоведа я уже не говорю. И о том, что на войне бывали ситуации, уравнивающие фронтовиков, независимо от их чинов (помните, «Мы все войны шальные дети: и генерал, и рядовой»), объяснять не стану.  И догадываться, как Зеев во фразе: «Не донесли ... умер лейтенант» –  увидел «отчет рядовому бронебойщику», – не буду. Кстати, через несколько абзацев после цитированного Зеевом текста следует: «''Ну, вот и отрыли нашему лейтенанту последний окопчик…'” – ”Да”, – снова сказал Лопахин / … / Желтое, измятое бессонницей лицо его вдруг сморщилось, и он отвернулся, но быстро овладел собой, твердым голосом сказал: ”Пойду старшине доложу”…» И субординация, «пошатнувшаяся» было под влиянием человеческого горя, к вящей радости Зеева Бар-Селлы, восстановилась! Если, конечно, цитировать корректно, а не вырывая клочки из текста. И, наконец: где тут доводы против авторства Шолохова: «нестерпимо искусственную ситуацию» мог сочинить и сам писатель, не прибегая к помощи посторонних.

  Но это еще цветочки. В арсенале Бар-Селлы нашлось совсем уже убийственное  «доказательство», что Михаил Александрович пользовался услугами литературных поденщиков. Вот оно: в главах романа «Они сражались за родину» некоторые герои носят имена, почерпнутые из русской классической литературы. Вот теперь ясно: это они, коварные поденщики, заложили мину замедленного действия под квази-автора: рано или поздно подвох будет обнаружен, и тогда все поймут, кем был Шолохов! И взорвется к чертовой матери все так называемое шолоховедение. Вот и появился в якобы шолоховском романе Лопахин (см. «Вишневый сад» Чехова), Настасья Филипповна (см. «Идиот» Ф.Достоевского) и даже Поприщенко (см. «Записки сумасшедшего» Гоголя – правда, у Гоголя «Поприщин»; почему поденщик проявил такую недоработку или непоследовательность, и почему он не дал другим персонажам имен: Безухов, Чацкий или княжна Мери, – пусть ответит автор версии).  И, стало быть, взорвалась эта мина, пусть через 60 лет, а взорвалась. Здесь уже не знаешь, смеяться или плакать. Во-первых, нужно быть совершенно ослепленным ненавистью, чтобы допустить, будто Шолохов не читал русской классики. Но даже, если это так, то в окружении писателя было достаточно грамотных людей, секретарей, консультантов, референтов и т.д., которые указали бы ему на это. И чего бы стоили такие шалости поденщику, представить нетрудно: дай Бог, чтобы он потерял только кусок хлеба… А во-вторых, в русской классической литературе часто встречается персонажи с одинаковыми фамилиями.  Например, Кирсанов (Тургенев и Чернышевский), Протасов (Толстой, Горький, Шишков), Санин (Тургенев, Арцыбашев) и даже Гуров (Чехов и – кто бы мог подумать? – недавно почивший писатель-детективщик Николай Леонов!). Более того, некоторые классики питали необъяснимое пристрастие к определенным фамилиям: у Льва Толстого Каренин появляется в «Анне Карениной» и «Живом трупе», у Островского из пьесы в пьесу кочуют Глумов и Счастливцев… Ясное дело: всех этих лопухов-корифеев, поденщики подставляли! А помните, как звали «идиота» князя Мышкина? Лев Николаевич, вот как! И Достоевского, который, видимо, понятия не имел об имени-отчестве автора «Войны и мира» и «Воскресения», подвели! Однако, если приведенная аргументация Бар-Селлы относится к литературоведению, то что относится к профанации?

  Определенно, шекспироведению повезло больше. Как уже было сказано, там самые парадоксальные версии носят пристойный, по крайней мере,  характер. Вот вкратце одна  из них, которая принадлежит Арнольду Кепелю, москвичу, ныне живущему в США*.

  Кандидат технических наук А.Кепель подошел к загадке Шекспира, как ученый, и подверг произведения  великого британца статистическому анализу. Он обнаружил, что в шекспировских драмах настойчиво повторяются одни и те же числа: 7, 11, 23, 52... В одних случаях они обозначают количество войск, в других – расстояние между городами, порядковый номер месяца или недели, ту или иную сумму денег и даже ... количество волосков в бороде. Например, «Вот на твоем подбородке 52 волоска, и лишь один из них седой» («Троил и Крессида»), или «Старая карга без единого зуба в голове и с кучей болезней, как у 52-х кляч» («Укрощение строптивой»), или «Турция, владеющая 52-мя королевствами» («Генрих IV») и т.д. Случайно ли это? Исследователь пришел к выводу, что не только не случайно, но и содержит шифр и даже некое зловещее пророчество. 11 - столько букв в фамилии писателя (Shakespeare), а 7 – в его имени (William). А в 135-м сонете Шекспир прибегает к игре слов, откровенно указывая на свое имя: «Недаром имя, данное мне, значит / “Желание”» (т.е.“WILL” – сокращенное от “William”). Но это еще не все. Шекспир родился 23 апреля 1564 года, а умер 23 апреля 1616 года, прожив 52 (!) года. Такое совпадение дат рождения и смерти – явление достаточное редкое, с вероятностью около 0,27%. А если упорно педалируется и намек на год смерти (1564+52=1616), то вероятность такого совпадения практически равна нулю. Поэтому настораживает упорное повторение тех же цифр: 23, 52 (дата и возраст Шекспира) и 11, замаскированное  в годе смерти Шекспира – 1616. Такими жизненными отметками отличался только актер театра «Глобус», и никому из многочисленных высокопоставленных претендентов на его роль они не были присущи.

  Напрашивается вывод, что дата смерти была известна Шекспиру заранее. Другими словами, что он покончил самоубийством, мысль о котором вынашивал много лет. Повторил, таким образом, судьбу многих своих героев: Ромео, Джульетты, Отелло, Регана, Клеопатры, Антония... Недаром тема смерти неоднократно встречается и в сонетах Шекспира. Например, «Но, ограничив жизнь своей судьбой, / Ты сам умрешь. И образ твой – с тобой» (№3), «А это – смерть! Печален мой удел» (№64), «Зову я смерть» (№66), «Ты погрусти, когда уснет поэт» (№71) и др. Откуда такая суицидальная идея у преуспевающего в общем-то драматурга и поэта? Но, может быть, это только своеобразная дань декадансу XVI-XVII веков?

  Нет, дело тут, скорее всего, не в эффектной позе, а в трагических событиях в судьбе Шекспира. В его жизнь «вторглась» страстная любовь к Эмилии Боссано (Ланье), которая, с подачи Б.Шоу, стала известной как «смуглая леди сонетов». В ней все было необычно: и наружность (жгучая брюнетка в белобрысой Англии), и профессия (придворная музыкантша, играющая на маленьком клавесине – спинете), и несколько туманное прошлое. Роман драматурга с клавесинисткой, его перипетии и трагический для Шекспира конец могли бы стать сюжетом для его очередной драмы. Так оно и получилось, только драма эта была написана в виде сонетов. Ее сюжет этот начинается с высоких нот: «Но если счастье выпало струне, / Отдай ты руки ей, а губы мне» (128), «Вот почему и волосы, и взор / Возлюбленной моей чернее ночи /.../ Но так идет им черная фата, / Что красотою стала чернота» (127), «Я не хочу хвалить любовь мою, – / Я никому ее не продаю!» (21) и др. И снова откровенный намек на свое имя: «Ты полюби сперва мое прозванье, /  Тогда меня полюбишь. Я – желанье!»  Но когда Эмилия связала жизнь с другим человеком, и Шекспир потерял надежду вернуть ее, тональность его сонетов меняется: «Мешать соединенью двух сердец / Я не намерен. Может ли измена / Любви бессмертной положить конец?» (116), «Я думал бы, что красота сама / Черна, как ночь, и ярче света – тьма!» и даже «Беда не в том, что ты лицом смугла, – / Не ты черна. Черны твои дела!» (131). Не потому ли тема предательства, измены, коварства и тому подобных низменных черт души человеческой так часто встречаются в его драмах и заставляют шекспировских героев говорить одним и тем же языком – языком самого автора?

  Все это убедительно показывает, как творчество и жизнь Шекспира прорастают друг в друга, отделяя великого Вильяма от, повторяю,  псевдопретендентов на его роль, в судьбе которых (а их было около пяти десятков!) не было ничего подобного.

  Можно ли считать, что исследования Арнольда Кепеля однозначно решают спор главного вопроса шекспироведения? Разумеется, нет. Слишком велик пресловутый квадрат расстояния между нами и XVII веком, чтобы претендовать на познание истины в последней инстанции. Тем более что во время пожара в театре «Глобус» в 1613 году сгорели все рукописи Шекспира, предварив судьбу дома Шолохова и его содержимого в станице Вешенская во время Великой Отечественной войны. Да это что! В арсенале антистратфордианцев есть такой аргумент, которому позавидовали бы гонители Шолохова:  в своем завещании Шекспир отписал своей вдове Анне Хатуэй только «вторую по качеству кровать» – и все! Значит, больше ничего у него за душой не было! Так что истину смогут установить только после изобретения машины времени. Да и то вряд ли.

  Однако, при всей убежденности в истинности своей версии, А.Кепелю, как добросовестному ученому, хотелось получить компетентное заключение о проведенном им исследовании. С этой целью он направил свою книгу, изданную в Москве, в Российскую Академию Наук, а также лично академику Н.Балашову и известному российскому шекспироведу (вернее, шекспироеду) И. Гилилову, кстати, «открывшему», что все шекспировские произведения написали граф Р.Рэтленд и его супруга Е.Сидни – очередные претенденты на лавры Шекспира. А.Кепель просил провести экспертизу его труда и дать квалифицированную оценку правильности сделанных им выводов. Как писалось в старинных романах: «Молчанье было ему ответом».  По этому поводу Э. Говорушко, изложивший основы гипотезы А.Кепеля в альманахе «Панорама» №1, 2009, остроумно замечает: «Вроде и понятно, почему молчат, А вдруг придется поставить точку в теме, которая вскормила и принесла признание не одному ученому мужу...» Как говорится, умри Денис – лучше не скажешь! Остается только добавить, что не только признание, но и  детишкам на молочишко тоже кое-что перепало.

  А главное, не кажется ли вам, дорогой читатель, что параллельные линии шекспироведения и шолохововедения пересеклись в очередной раз?

 

 Слово оппонентам. «Так что любите себе Михаила Александровича на здоровье!» Спасибо огромное за разрешение! Все же и среди оппонентов встречаются душевные люди. Однако это разрешение не по адресу. Никаких чувств, ни любви, ни ненависти, я к Шолохову не испытываю. Я никогда с ним не встречался, и поэтому он мне безразличен как личность со всеми его пороками и добродетелями. Кем бы он ни был: алкоголиком или трезвенником, антисемитом или юдофилом – не имеет никакого отношения к вопросу, кто написал «Тихий Дон» и другие произведения, «приписываемые» Шолохову. А именно в качестве автора «Тихого Дона» меня и интересует Шолохов, поскольку других претендентов на эту роль пока не видно. «Но когда соберетесь писать “для людей” (что бы это значило? – ЯТ), вооружитесь, пожалуйста, новыми фактами (если они будут) и новым, Вашим, анализом “Тихого Дона”, а не общими рассуждениями и личными горячими чувствами к давнему жителю станицы Вешенской». Интересно, как оппонент сразу же сбивается с добросердечного тона. Это по форме. А вот и по существу. Во-первых, при чем здесь анализ «Тихого Дона», какую роль он может сыграть в вопросе об авторстве Шолохова? Кстати, анализу «Тихого Дона» я в свое время посвятил немало страниц, и оппонент при желании мог бы с ними ознакомиться. А во-вторых,  известных уже фактов достаточно, чтобы убедиться, кто является автором лучшего русского романа XX века. По крайней мере, единственным заслуживающим внимания и доверия претендента на эту роль. Но если «новые факты» появятся, мои оппоненты все равно истолкуют их по-своему или объявят фальшивкой и подлогом, руководствуясь как раз общими рассуждениями и личными горячими чувствами к давнему жителю станицы Вешенской, в которых обвиняют меня, но только с противоположным знаком.

 

 Последнее слово оппонентам. «Позволю себе цитату о нем (о Шолохове. – ЯТ) из моей статьи от 2003 года...»; «...писал я об это в статье, опубликованной в июне 2006 года..» Действительно, что может быть убедительней, чем ссылка на самого себя? Насколько я помню, это позволял себе только Иосиф Виссарионович, который, правда, избегал местоимений типа «я», «мною» и т.д., а называл себя в третьем лице «товарищем Сталиным». Скромный, однако, был человек!

 

   Пушкин писал: «Гений и злодейство – две вещи несовместные». Он ошибался: очень даже совместные, правда, не в том смысле, который вкладывал в свою мысль Александр Сергеевич. Поскольку ничто так не притягивает злодейство, как гениальность. И нет человека более беззащитного, чем гений, если это не гений дзюдо (был такой японский кинофильм) или других восточных единоборств.

  И когда я вижу, как в очередной раз танцуют кощунственный канкан на могиле Шолохова, мне очень хочется, чтобы автором «Гамлета», «Короля Лира», «Ромео и Джульетты», других пьес и всех 154-х сонетов был не кто иной, как актер театра «Глобус» Вильям Шекспир из Страсбурга. 

 

................................................................................

*) См. А.Капель «Зашифрованный мир Шекспира или игры гения», М.: 2001, «Брандес», фрагменты которой можно найти в поисковых сайтах интернета.

 

Приложение.  Страницы из факсимильного издания «Тихого Дона».