Поморская
история
От автора:
В рассказе использована речь народов Поморья.
Запонадобилось Куликам свою
кровиночку Маняшу в замужество пристроить. Чего ради время
напусто тратить в девках. Сваты своё отхорохорили, отшумели, да,
по рукам ударимши, заключив рукобитие, на Покров Пресвятой
Богородицы свадьбу-то и застолбили.
Еще собаки не отбрехали в след «купцам», а Маняша срубленным
деревцем в ноги батюшке повалилась:
-- Тятя, родненький, не губите!.. Вы же на погибель меня
толкаете к нелюбимому да ледяшшному! Он же жабеня злобный, до
чужого добра
жадник загребушший. Мамка его - раскоряка толстенная,
скупяшшая-перескупяшшая. Им же чужая боль не в печаль, а в
радость.
Залилась в долони слезами девонька, да только слёзы её могли
землю прожечь, а не отцово сердце.
Крепко затворены глаза родителя были, не хотели узреть они тоски
лютой в глазах дочери. Деревянной мордой просопел:
-- Испотакали дуру! Ишш зауросила! Не вичикай, гленько в
достатке, как за высоким тыном загородишси...
Исподлобья грозно глянув, тяжелым ходом вышел родитель во двор,
а Маняша так и осталась горьким комочком на полу. Не посмела она
признаться, что сердце её кузнецу Егору давно отдано. Знала -
убьет тятя и его и её. Не ровня Егор её роду.
Со строгим форсом, по всей степенности готовились к свадьбе.
Матушка сундуки с приданым на десятый раз облюбовывала,
переглядывала; вздыхая, укладывала обратно. Батюшка наливками
янтарными и солониной амбары заполнял, да покряхтывал сытно от
вида чуть прогнувшихся под тяжестью полок.
Только Маняша как мертвая. Изголовье в слезах отяжелело, сама -
словно в стужу озябла. Не могла она Егору весточку послать, он
до Покрова с отцом на заработки подался. Как чувствовал -
уезжая, сказал:
-- Горлинка моя, возвернусь с деньгами, нараз к отцу твоему с
поклоном приду, за тебя и себя просить буду.
-- Не отдаст он меня. Он в вашу сторону взаболь ле нарошно не
глянет...
-- Мне не нать жития без тебя!
А теперь и побежала бы, да некуда. Хошь стой, хошь ложись,
только крепче держись. И сроку не то что месяцы, дни остались
считанные. Не вытерпело более страданий сердце Маняши,
понадеялась на жалость родительскую и созналась в полюбови
взаимной:
-- Бейте меня, треплите, хошь убивайте, но только изгасла я по
Егору...
От злобы в глазах у батюшки пестро стало. Кулаки, как тараканы
на постоялом дворе, несчетно посыпались на худенькие плечи
Маняши. И если бы не повисла, закрывая собою дочь, всем телом на
руках отца матушка, убил бы.
А ночью, очнувшись от боли, доползла Маняша до сенника и
полоснула отчаянно и остро серпом по шее. Там её и нашел утром
отец.
Не видала дочь, как отец, изхлестывая в пену лошадей, гнал их.
Как валялся в ногах лекаря, так совсем недавно в его ногах
просила помощи Маняша. Как медведем-шатуном громил потом
настойки да наливки, приготовленные для веселой гозьбы.
На длинном своем хвосте и до Егора сорока весть о беде донесла.
Сразу в дорогу собрался, как подранок от убийцы, так он к Маняше
заторопился.
Ворвался он в Куликовский дом. Глаза в глаза с хозяином в хлёст.
И такая немая битва между ними взыграла, что понял Кулик - не
отступит кузнец, все порушит, но не отступит.
-- Она теперь моя. Сунетесь - как шарну, укотошаю нараз!
Сгреб осторожно своё сокровище, обнял - от всего света огородил
и полуживую, слабенькую Маняшу из дома понес.
Тоненько завыла, запричитала мать:
-- Ох те мнеченько! Егорша, не выгаляйся, не жилец она. Пусть
хоть в родных стенах помрет...
Промолчал в ответ, только и подумал, что если оставит, то живой
уже не увидит её никогда.
Отшумела деревня. В спокой улеглись кривотолки да пересуды.
Как малое чахлое дитя выходил Егор свою горлинку. Дом просторный
с отцом и братьями через год поставили, и тихую свадьбу сыграли.
А еще через год двух сыновей Маняша родила. Фролом и Данилой
нарекли.
Прожили Егор и Маняша в любви и согласии долгую жизнь. Только
иногда студеной болью ныл шрам на шее горлинки - плата за свою
любовь.
Послесловие
Ни убавить, ни прибавить ни
словечка, и не заменить ни единого. И по-настоящему сказово! И
без признаков стилизационных вообще. А для этого очень и очень
надо поскорбеть, всё через себя пропустить. Как от соблазна
стилизационного трудно удержаться в таком "окияне" богатств
словесных народа. А начинаешь играть-самоигральничать ради
словца, оборота, и по каплям в строчки неправда, придуманность,
"авторство" вползает. А тут так всё здорово! Как любили старые
филологи да искусствоведы выражаться: единство формы и
содержания.
Читал и вспоминал, как в Архангельске, в уничтоженной ныне
деревянной Соломбале и на севере Вологодчины за старухами
записывал в тетрадки. Сидим с бабушкой Фелицатой в брошенной
совершенно деревне у озера. У печи сидим открытой, с лучиной -
керосин она берегла для лампы. На дворе тридцать градусов
мороза. Она мне сказывает, я словечки отмечаю, да переспрашиваю,
расспрашиваю. Она смеется. Смешно ей, что не сразу что-то пойму.
И приговаривает старая, а я слышу в речи её древлие дифтонги,
ещё киевские: "Повести временных лет", "Слова о полку Игореве".
"Та я не роусьска"... Вон в какие дали корнями уходит речь
поморская. Я слушаю ту речь, а у самого марушки по спине бегут.
И вправду, как в тех веках очутился! И был у меня даже случай
один записан архангело-соломбальский, про женихание тайное,
похожий на этот сказ твой. Только там по-другому закончилось -
паренька вместе с прочим народцем местным сгребли энкаведэшники
и на каторгу, на строительство Северной Печёрской железной
дороги укатали. А та "северна печерьска" дорога особая - там под
каждой шпалой косточки лежат. Так
поморы сказывали.
Андрей Можаев
Поморы не
знали крепостного права и монголо-татарского ига. К
свободолюбивым поморам даже царские чиновники обращались только
по имени и отчеству (а в остальной России людей называли по
уменьшительным прозвищам). Решения "Поморского Мира", где они
были наделены большими полномочиями, не решился отменить даже
Иван Грозный. А знаменитые поморские личности: Михаил
Ломоносов,священник Иоанн Кронштадтский, Ермак Тимофеевич, Семен
Дежнев.
А если взять речь их: мысли точные и красивые, без снобизма, с
достоинством, с цоканьем-оканьем, заменой "щ" на "шш": "Ой,
доценька, боцёк болит, а нать пойти быцька напоить". "Ишш
трешшит квашонка..."
Елена Слаутина
|