Инна Ярославцева

Стихи


Древняя моль, уснувшая в янтаре.
Старое слово прячется в словаре -
Желтый цветок,
засушенный на странице.
Если его и вытащат, то не впрок,
В местной газете липкий, тяжелый слог
Пачкает руки. Рецепт пирога с корицей,
вышел куда длиннее, чем некролог.

Моль не покинет солнечный свой мирок,
В каменной капле света, где год – не срок,
Жизнь не вернется, прошлое не стучится.
 

*

Оттого, что мороз, несмотря на немое вранье
Календарных листов да восторженных сводок погоды,
Что по черному снегу когтями стучит воронье -
Может смертных пугая, а может, готовясь к исходу,

Оттого, что весна не спешит, не спешит, не спешит,
Только трещинки птиц на закатном небесном фарфоре,
Очевидно, покой слишком белыми нитками шит,
И хандра сторожит, и мой номер опять не в фаворе,

Оттого, что не гончие – верное время само
Замыкает кольцо, завершая успешную травлю,
Я пишу вам,
mon cher. Впрочем, что там – и это письмо
Все равно не отправлю,
mon cher. Все равно не отправлю. 

*

А они летят – клином,
А они летят – с кликом.
В зеркалах зима – сплином,
На стекле весна – бликом.

А у них лишь дел – взмахи,
И один ведет стаю,
Сверху не видны страхи,
Только подойти к краю.

Только пережить зиму,
День ко дню, и год - к году,
А они всегда - мимо,
И закат скользит в воду.
 

Санта-Лючия

Санта-Лючия, теплый песчанник, белые стены,
Город-улитка, улочки вьются под черепицей.
Плющ по побелке, синие жилки, тонкие вены.
Сок абрикоса,
горстка корицы,
капелька тлена.

Солью белесой сглажены годы, съедены фрески.
Улица вьется, улица гнется знаком вопроса…
Ты удержись от вопроса – я от ответа.
Портик собора, фокус смещенный, кадр нерезкий.
Время
cкользит с волнореза, время струится
к краю сюжета.

Санта-Лючия, кухни на крыше, жар черепицы...
 

Японский сонет.

Дважды в году распускается куст жасмина -
После Больших Дождей и осеннего снега.
Пегая кошка огню подставляет спину,
Белые лисы уходят от человека.

В сумерках грустно рассматривать свиток сада -
Иероглифы веток подвержены многословью.
Путник, прошедший дверцами снегопада,
Издали видит свечку у изголовья.

Нынче не в силах покинуть приют весны
Дикие гуси не носят мне ваши сны.
Впрочем, в разлуке нам снится одно и то же:
Зимние карпы плывут на луну блесны,
Вьюга ведет языком по краям десны,
Время проводит метлой по сугробам кожи.
 

*

А кузнечик поет по-белому, наизнос,
Без настройки смычка и струн в оркестровой яме.
И горячий сад гудит от тяжелых ос,
И зарос жасмином, и пахнет озоном гроз,
И сиренево-синий ирис почти всерьез
Просыпаясь, вежливо кланяется Фудзияме.

Напиши мне письмо. По-японски письмо – тегами.

Как жара заполняет поры - как желтый мед
Заполняет соты, и тело дрожит как улей,
И стучит в глубине виска. И еще – смогу ли
До тебя добраться? А кто его разберет.
Вот и день пройдет. И июль пройдет.
Целый год.

А письмо положить в конверт, да лизнуть обрез.
Шицурей шена кереба наронайн дес*...

* - мне пора уйти (яп.)

 

Скульптору

J.K.

Отсекая все лишнее в воздухе и заливе,
Тяжело опуская резец, вытирая капли
Рукавом, он создал наш город. И в объективе
Эти стены – вверх, замерев у воды, как цапли.

Ты читаешь бетон ладонями, ве ртикали
Обводя привычно - скульпторскими руками,
Через кожу вбирая контуры и детали,
И поверхность крыш, полированных облаками.

Ты читаешь отчаяние в ломком фонарном сгибе,
Неестественно выгнутом локте, посмертном жесте.
Силуэты безумия спрятаны в плотной глыбе -
Пустота, как отсутствие формы, всегда на месте.

Научи меня, мастер – стирать, не жалея слова
За строкою строку, оставляя одни пробелы.
Научи не искать иного – искать простого:
Оглушительной паузы звонкие децибелы,

Тишину, что печально звенит как стальные нити
Над мостом пологим, последним лучом прогретом,
Отсекая все лишнее в мраморе и граните,
И соленом воздухе, вытертом парапетом.
 

Бухарест

Весь страшный век ложится в эпилог
К прекрасному мгновенью
belle epoque.

И город, переулочным кроссвордом
Закручен в романтический сюжет,
От прачкой накрахмаленных манжет,
И до конца с сараевским аккордом,
И с грифелем тупым в карандаше,
До пальцев стертом в зябнущем окопе.
И с призраком, бредущим по Европе.

Пусть мирных дней уже наперечет,
Но май еще не знает – и струится,
И строится восточная столица,
И по перилам скрипочка течет.
Там выгиб лестниц – певчий, лебединый,
Шумит бульвар за окнами гостиной,
И платья непривычно коротки.
Там истин, непреложных и нетленных,
И судеб непролитых, предвоенных
Чугунные, литые завитки.
 

*

А прошлое становится не вдруг
Ненужной пачкой тусклых акварелей...
Евразии раздавленный паук
Висит на паутине параллелей.
Вчера войска форсировали Буг.
Становится привычным цвет шинелей,
Как цвет соломы, уличных панелей,
И деревяшки - по панелям - стук.