Отыскался след «Тарасов». Весной
этого года на экраны вышел фильм Владимира Бортко «Тарас
Бульба». Начали ломаться в полемиках литературные копья,
Украйна глухо волновалась. Что-то не припомню таких по
накалу дискуссий вокруг фильмов «Преступление и наказание»,
«Война и мир», «Плохой хороший человек», «Станционный
смотритель». А ведь те фильмы по своему художественному уровню
явно превосходят произведение Бортко. Значит, дело не в
художественных достоинствах или недостатках фильма, а в тексте
Гоголя. Почему же этот, полуторавековой давности текст, способен
вызвать такие эмоции?
На поверхности лежит объяснение
острыми современными отношениями между Россией и Украиной.
Однако представим, что Бульба воевал, скажем, со шведами
где-нибудь в Карелии или с англичанами где-то в Туркестане.
Сильно бы изменилось отношение русского читателя к герою?
Возможно, злободневность проблемы и снизилась бы, но суть
осталась бы той же. Так в чем эта проблема? Попробуем
разобраться.
Может, дело в том, что Гоголь
создал русский эпос, который и заставляет своей мощью корчиться
в бессильной злобе всех врагов России?
Мысль эта (о том, что «Тарас
Бульба» - эпос) не нова. Вот хоть Белинский: «Тарас Бульба»,
эта дивная эпопея, написанная кистью смелою и широкою, этот
резкий очерк героической жизни младенствующего народа, эта
огромная картина в тесных рамках, достойная Гомера" Ну чего вам
еще?
В свое время остроумно сопоставили батальные фрагменты «Тараса Бульбы» и «Илиады» в книге
«Родная речь» Петр Вайль и Александр Генис. Процитируем: «Нагнулся, чтобы снять с него дорогие доспехи.
И не услышал Бородатый, как налетел на него красноносый хорунжий» - «С рамен совлекал победитель доспехи...
Вдруг на Филида нагрянул Долопс Ламедит, илионский славный копейщик».
«Как плавающий в небе ястреб,
давши много кругов сильными крылами, вдруг бьет оттуда
стрелой... так Тарасов сын, Остап...» - «Как орел быстропарный
на добычу падает, быстро уносит и слабую жизнь исторгает - так у
тебя, Менелай...».
«Вышиб два сахарных зуба палаш,
рассек надвое язык» - «Зубы вышибла острая медь и язык посредине
рассекла».
Есть в запорожской повести свой
список ахейских кораблей, тот самый, который Мандельштам «прочел
до середины»: «Один за другим валили курени: Уманский,
Поповический, Каневский, Стебликивский, Незамайковский,
Гургузив, Тытаревский, Тымошевский».
Есть и одноименные, как Аяксы,
богатыри: «Пысаренко, потом другой Пысаренко, потом еще
Пысаренко».
Есть почти дословный (уже не
Гнедича, а свой) вариант прощания Гектора с Андромахой: «Чтоб я
стал гречкосеем, домоводом глядеть за овцами да за свиньями да
бабиться с женой? Да пропади она: я козак, не хочу!» Конец
цитаты.
Так, значит, эпос?
Ни в коем случае. Как известно, герой древнегреческого эпоса и
рад бы избежать своей судьбы, да не может. Рок управляет героем.
Ахилл в «Иллиаде»
обречен изначально.
Еще более нагляден случай Эдипа – герой хочет изменить свою
судьбу, но тем вернее исполняет ее предначертание. Геракла
судьба настигает в результате насланного богами приступа
безумия. Есть ли что-то похожее на это в «Тарасе Бульбе»? Как
говорится, с точностью до наоборот.
Не
обращая внимания на слова героев, взглянем на то, что они
делают. Отставим на время в сторону поэтический талант Гоголя.
Что же получится?
А вот
что. Полковник Бульба ищет, чем бы ему занять себя и своих
сыновей. При этом пользу "отчизне и христианству" он видит лишь
в стычках с «басурманами»: "и Бог, и Святое Писание велит бить
басурман".
Замечу, просто по факту, что они басурмане. Поскольку кошевой
не соглашается нарушить договор с султаном, Бульба подпаивает
козаков и организует перевыборы кошевого, приводя к власти
своего человека.
"А на другой день Тарас Бульба уже совещался с новым кошевым,
как поднять запорожцев на какое-нибудь дело". (Выделено
мной)
Дело это "счастливым" образом
подоспело.
С вестью о притеснениях православной веры на
Гетманщине прибывают тамошние козаки. Допустим, что это,
действительно, совпадение. Хотя никто не утруждает себя
проверкой их информации. Можно уже начинать борьбу за
"православное дело". Она и начинается: "Перевешать всю жидову!
... В Днепр их, панове, всех потопить поганцев!" Далее запорожцы
вторгаются на польский юго-запад. Никаких действий, связанных с
защитой православной веры и православных они не совершают -
"избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранные кожи с
ног по колени у выпущенных на свободу". Заметим, нигде не
сказано, что поляки до этого похода убивали мирное украинское
население. Нигде также не сказано, что потом в отместку за
убийства мирных поляков они стали убивать мирных украинцев.
Что же получает Тарас Бульба в результате своей
деятельности "по защите православной веры"? Он становится
сыноубийцей, второй его сын погибает на плахе (тут поляков можно
понять). Сам Бульба получает явное расстройство психики:
"Ничего не
жалейте!" повторял только Тарас... "Это вам, вражьи ляхи,
поминки по Остапе!" приговаривал только Тарас». (Описания
творимых им зверств на сей раз опустим). Да и эпизод с люлькой
- явное проявление психического расстройства, стремления к
своей и чужой смерти. В итоге Бульба погибает на костре.
По-моему, из всего этого можно сделать только один вывод:
подобным образом понимаемая православная вера и подобная борьба
за нее уничтожают и самого борца, и все живое вокруг него.
Заметим, Гоголь подчеркивает:- Бульба был
человек образованный, знал Горация. Не мог не знать он и
евангельское "А я говорю вам: возлюбите врагов своих".
Это был его личный выбор, его личное безумие.
Так что какой же это эпос?
Эпос
– это течение
народной жизни, несущее в своих водах героя.
Бульба же, строя интриги, пытается увлечь казаков за собой и
тонет в устроенном им самим водовороте.
Тут пора вспомнить, что Гоголя
сравнивали не только с Гомером, но и с Шекспиром. И
действительно, мы видим типично шекспировскую коллизию –
герой принимает самостоятельное решение и потом расплачивается
за него. За кровавые убийства и измену платит гибелью Макбет.
За сумасбродно-благородное решение платит своей жизнью и жизнью
своей дочери король Лир.
Наиболее явно эта тема воздаяния,
не обремененная еще постоянными упоминаниями «православной
русской земли» и «православной русской веры»,
читается в первой («краткой»)
редакции «Тараса Бульбы», напечатанной в сборнике «Миргород» в
1835 году.
Кроме Шекспира,
были у
«Тараса Бульбы»
и другие, не столь отдаленные во времени, литературные
источники. Это
«козакофильство» польских романтиков.
В
русской историографии конца 18-го – первой половины 19 веков
преобладал взгляд на казаков как на бродяг и разбойников. Что и
неудивительно в свете участия украинских казаков в походе
поляков на Москву в Смутное время, а также казацких восстаний
Разина и Пугачева.
Несколько особняком стоит, правда, Карамзин, написавший в своей
«Истории…»: «сие имя (казаки) означало тогда вольницу,
наездников, удальцов, но не разбойников, как некоторые
утверждают, ссылаясь на лексикон турецкий: оно без сомнения не
бранное, когда витязи мужественные, умирая за вольность,
отечество и веру добровольно так назывались». Но в целом
отношение в России к казакам было скептическое. Вот и в
вышедшей в 1834 году «Истории Пугачева» Пушкина казаки описаны
очень прозаично - как с проблемами интегрирующаяся в Российскую
империю ее окраина.
В то же время, часть поляков,
мечтавших о восстановлении независимого польского государства,
объясняли былую силу Польши союзом с Украиной. В укор
полякам, потерявшим Польшу, как они считали, из-за своих
мелочных интересов, превозносили они отважных украинских
рыцарей, сражавшихся за общее польско-украинское дело. Питали
«козакофилию» и надежды на то, что союз с украинцами,
направленный против Российской империи, поможет Польше возродить
независимость.
Конечно, поляки не могли
игнорировать непростую и, прямо скажем, кровавую историю своих
отношений с украинцами. Поэтому украинский казак в польской
романтической литературе предстает, как правило, неуправляемым
бунтарем. Хотя и
храбрым воином,
защитником отечества и союзником в определенный момент истории.
С одним из
польских романтиков-украинофилов Богданом Залесским Гоголь был
знаком лично. А свое письмо к нему подписал так: «Дуже,
дуже близький земляк, а по серцю ще ближчий, чим по земли.
Мыкола Гоголь». («Очень, очень близкий земляк, а по сердцу еще
ближе, чем по земле. Мыкола Гоголь».) Вероятно, близость эта
заключалась и в сходных взглядах на украинское казачество, и на
украинские «казацкие» песни, которые и Гоголь, и польские
украинофилы склонны были называть «настоящей историей».
Наиболее же ярким представителем
польского литературного украинофильства считают Северина
Гощинского. В отличие от Залесского, который воспевал общность
поляков и казаков, Гощинский более драматично представлял себе
их отношения. В 1828 году в Варшаве выходит его поэма
«Каневский замок», которая была с энтузиазмом встречена в кругах
романтиков. С этой поэмой, на наш взгляд, «Тарас Бульба»
обнаруживает близкие сюжетные совпадения.
(Сам же Гощинский
признавался, что «Каневский замок» был навеян «Девой озера»
Вальтера Скотта.)
Рецензия на поэму Гощинского
была опубликована в «Московском Телеграфе» в 1830 году(1), и
знакомство с поэмой Гоголя представляется более чем вероятным.
Действие поэмы происходит на
Правобережной (польской) Украине во времена восстания
Колиивщина (1768 г.). (Восстание это сопровождалось массовой
резней поляков и евреев и было подавлено с помощью Российской
империи. А вскоре после него в 1772 году и состоялся Первый
раздел Польши, покончивший с ее самостоятельностью.)
Герой поэмы – казак Небаба.
Комендант замка, используя обман, сочетается браком с
возлюбленной Небабы Орликой. Желая отомстить, Небаба
присоединяется к восставшим, которые осаждают замок. (В повести
Гоголя замку соответствует крепость Дубно, где находится
прекрасная полячка). В подожженном замке погибает Орлика.
Небаба ищет смерти. Подоспевшие польские войска берут Небабу в
плен и сажают его на кол среди розвалин замка. (В первой
редакции «Тараса
Бульбы» поляки не сжигали героя, а прибивали его к стволу
дерева. Да и Каневский замок, как и место смерти Тараса,
находится на берегу Днепра.)
По –моему, общность сюжетных
мотивов и деталей более чем очевидна.
Итак,
в основе сюжета «Тараса Бульбы»
лежит шекспировская
коллизия в
романтическом исполнении. Но, может, если это и не эпос, то
отражение исторической действительности, надолго определившей
судьбы народов? И в этом источник актуальности повести Гоголя?
В 1833 году Гоголь с
энтузиазмом принялся за
«историю нашей любимой бедной Украины», намереваясь написать
историю Малороссии « от начала до конца» «в шести малых или
четырех больших томах» и сказать «много того, что до меня не
говорили»: «Малороссийская история моя чрезвычайно бешена, да
иначе, впрочем, и быть ей нельзя. Мне попрекают, что слог в ней
слишком уже горит, не исторически жгуч и жив; но что за история,
если она скучна!»
Но уже через год энтузиазм
Гоголя ослабел: «Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в
них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том
времени, которое должно бы быть богаче всех событиями. …Я
недоволен польскими историками, они очень мало говорят об этих
подвигах... И потому-то каждый звук песни мне говорит живее о
протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи».
Пришлось Гоголю создавать
собственный художественный мир, который соответствовал бы его
представлениям о том, каким должно быть прошлое. Тут, помимо
народных песен и произведений польских козакофилов, подвернулся
ему и подходящий «исторический источник»,
В то время по Украине в
рукописях ходила «История русов», которая позже, в 1848 году,
была напечатана в Москве. Известный историк 19 века Николай
Костомаров, сам много писавший о козаках, называл ее «мутным
источником». Дают ей и другое определение – политический
памфлет. Спорят о том, кто именно сочинил эту «летопись» на
рубеже 18 и 19 веков (если не позже), но почти никто не
отрицает ее литературное происхождение.
О задаче «История русов» прямо
говорится в ее предисловии: «привнесены
некоторые нелепости и клеветы в самыя летописи Малоросийския, по
несчастию, творцами их, природными Рускими, следовавшими по
неосторожности безстыдным и злобливым Польским и Литовским
баснословцам. Так, на пр., в одной учебной историйке выводится
на сцену из Древней Руси, или нынешней Малоросии, новая некая
земля при Днепре, названная тут Украиной, а в ней заводятся
Польскими Королями новыя поселения и учреждаются украинские
козаки; а до того сия земля была пуста и необитаема, и Козаков в
Руси не бывало».
Вот автор «Истории русов» и
старается доказать, что славяне упоминаются у античных
историков, начиная с 1610 года до нашей эры, а Малороссия всегда
имела самостоятельную государственность с гетманом во главе и
лишь входила в государственные союзы с Литвой и Польшей. Поляки
же (как, впрочем, потом и Российская империя) всегда плохо
обходились к украинскими казаками, совершая над ними всякие
зверства. Автор предусмотрительно разделяет казаков на
Запорожских и реестровых (гетманских), приписывая все эксцессы
именно казакам Запорожским.
К примеру, гетман Брюховецкий
«всяческими кознями повыгонял из полков противных ему
Полковников, а на их места поставил Запорожцев Полковниками. И
те Полковники, зная только разврат и своеволие, разрушили всю
регулу и дисциплину воинскую, в полках реестровых введенные от
Гетмана Князя Ружинского и укрепленные от Гетмана Зиновия
Хмельницкого, и вместо того допущено в них янычарское убийство,
произвол и ослушание».
Но, с другой стороны, именно
Запорожские козаки «могли удобно хранить права и свободы
воинские и отвращать от них насилие Поляков».
Сразу после своего выхода в свет
«Тарас Бульба» попал под пристальное внимание поляков. Они и
указали на то, что только из «Истории русов» мог Гоголь
почерпнуть рассказы о медных быках, в которых шляхта живьем
сжигала козаков, или о католических священниках, запрягавших в
свои таратайки украинских женщин. Попутно «пройдясь» и по
анекдотическим на их взгляд
деталям
отношений знатной польки с украинским хлопцем.
К разряду небылиц относится и
пересказанная Гоголем история о том, будто евреи получали от
польских панов в аренду православные храмы, а за ключи от них
требовали щедро платить.
Но пусть это детали, хотя и они
много определяют в повести. А в целом, что можно сказать о
сути происходивших на Украине в 16 -17 вв. исторических
процессов?
Вот что писал Костомаров
в статье «О
козачестве», вполне апологетической по отношению к
казакам:«Между козаками являлись люди, которых соблазняло
завидное положение польского шляхтича; они хотели само
козачество превратить в шляхетство, в привилегированный
класс, возвышенный особыми правами над остальною массой, а
вместе с тем и поработить себе эту массу… С этой целью козацкая
верхушка и вела свои игры с польскими королями, выторговывая
привилегии
в обмен на лояльность – свою и украинских крестьян». Лучше,
по-моему, и не скажешь. С приходом на Украину Российской империи
взгляды украинской шляхты обратились к Москве, игры стали
вестись с имперской администрацией. При этом упор делался на
самодостаточности Украины в прошлом и на добровольности
вхождения в Российскую империю, что, естественно, должно было
повысить цену украинской лояльности. Именно этого и добивалась
«История Русов», приводя в подтверждение свои вымыслы.
Интересно сравнить взгляды
Гоголя на историю украинского козачества с изданной Пушкиным в
1834 году «Историей Пугачева», где он говорит о казаках
уральских или яицких. Лишенный к тому времени уже всякой
романтики, глаз Пушкина видит отсталую территорию с архаичной
системой местного самоуправления, которая с проблемами
постепенно интегрируется в состав Царства Московского и
Российской империи. Этот болезненный процесс интеграции
сопровождался введением налогов и повинностей и изменением
привычного уклада жизни. Жесткие действия имперской
администрации порождали бунты, самым масштабным из которых и
была пугачевщина. Пушкин испытывает сочувствие к попавшим в
жернова истории казакам, но подробно описывает зверства,
творимые бунтовщиками, и явно не видит другого выхода, кроме
военного подавления восстания. Имперская диктатура, с его точки
зрения, лучше провинциального бандитизма. Ход истории не на
стороне казаков.
Следовательно, и так называемая
историческая основа «Тараса Бульбы» не имеет никакого
реального подтверждения. Не зря Гоголь выбрал для действия
не исторически достоверную эпоху Колиивщины и Уманьской резни,
а легендарные и не датированные им точно времена то ли 16-го,
то ли 17 века.
Итак, «Тарас Бульба» -
это не эпос, выражающий
основы народной жизни, а повесть о запутавшемся в собственных
сетях авантюристе. Это и не исторический взгляд на конфликты
прошлого, отзывающиеся в современности, а фантазия на тему
литературного памфлета «История русов». Это еще и достаточно
вторичное и ходульное по своим сюжетным линиям произведение.
Так откуда же эмоции?
Что там цепляет? Неужели только поэтическое слово Гоголя?
Обе редакции «Тараса Бульбы» - 1835 и
1842 годов – помещаются между двумя событиями: подавлением
польского восстания в 1831 году и подавлением венгерской
революции в 1848-м.
В 1831 году генерал-губернатор
Малороссии так объявлял о формировании казацких полков для
участия в подавлении польского восстания: «Добрые и верные
казаки!.. Избранные среди вас воины, находясь под начальством
малороссийских начальников при армии, будут ограждать кровную
свою родину, земли и дома родителей своих от мятежных поляков,
вероломных и неблагодарных изменников, отродия тех самых ляхов,
которые некогда хотели уничтожить святую веру ваших храбрых
предков и отнять у них собственность, но праотцами вашими были
побеждены». (2)
А это извлечение из Высочайшего
манифеста Николая Первого от 14 марта 1848 года,
провозглашенного перед походом в Европу: «По заветному примеру
Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего,
Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали, и, не
щадя Себя, будем, в неразрывном союзе с Святою Нашей
Русью, защищать честь имени Русского и неприкосновенность
пределов Наших.
Мы удостоверены, что всякий
Русский, всякий верноподданный Наш, ответит радостно на призыв
своего Государя; что древний наш возглас: за веру, Царя и
отечество, и ныне предукажет нам путь к победе: и тогда, в
чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах
святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог!
разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!»
Не правда ли, как нельзя лучше и
идейно, и стилистически, ложится в этот ряд вторая редакция
Тараса Бульбы с ее призывом « чтобы пришло наконец такое время,
чтобы по всему свету разошлась и везде была бы одна святая вера,
и все, сколько ни есть басурманов, все бы сделались
христианами!» и пророчеством «Уже и теперь чуют дальние и
близкие народы: подымется из русской земли свой царь, и не будет
в мире силы, которая бы не покорилась ему!..»
Реальность продолжила этот ряд
следующими военными конфликтами в ходе территориальной экспансии
Российской империи:
1817-1864 – Кавказская война,
1839 – 1895 – туркестанские
походы,
1853-1856 – Крымская война
(начавшаяся с оккупации Россией дунайских княжеств),
1863 -1864 – подавление
польского восстания,
1877-1878 – русско-турецкая
война,
1904-1905 – русско-японская
война.
В 1914 году Российская империя
под предлогом защиты православной Сербии вступает в Первую
мировую войну, рассчитывал присоединить к себе Константинополь
и морские проливы. Чем для Российской империи кончилась Первая
мировая война, хорошо известно.
Я думаю, в этот ряд можно добавить и подавление
«Пражской весны» в 1968-м и ввод войск в Афганистан в 1979 году.
Самым ярким идеологическим обоснованием этой
русской военной экспансии и стал «Тарас Бульба» Гоголя. Поэтому
так задевает он – ведь какой русский не любит поразмыслить о
Большом Русском Проекте. И до сих пор идет у нас в России спор,
каким быть этому проекту: силовым, основанном на военной мощи,
природных ресурсах и территории, или цивилизационным и
культурным, ведущим равноправный диалог со всеми языцами.
«Широк человек, - говаривал Митя
Карамазов. - Я бы сузил».
На одном полюсе безбашенный Тарас Бульба с его
"Ну, дети! что и как? кого и за что нужно бить?", на другом -
Акакий Акакиевич Башмачкин с метафизическим ужасом перед
реальностью.
Но, может, это не два полюса, а две стороны одной
медали? И Башмачкин – это задумавшийся над своими «подвигами»
Тарас Бульба?
Может, нам поискать себе других героев?
А.Пустогаров
(1)
- В.
У. (рец.) Zamek Kaniowski, powieść przez
Severyna Goszczynskiego. Каневский замок, повесть в стихах,
сочинения Северина Гощинского. В Варшаве. 1828, in 8. 160 стр.-
Моск. телеграф, 1830, ч. XXXIII, № 9, с. 75-97; № 10, с.
196-223.
(2)
– Цит. по «Западные окраины
Российской империи», Л.А. Бережная, О.В. Будницкий и др., М.,
НЛО, 2006, стр.58.
|