 |
|
|
Елена Кантор Стихи |
|
Лисьи лапы у вдовы любви, Лисьи лапы и пустые очи. Ты ее слезами не трави, Что-то темное она пророчит. Что-то шумное она кладет, В сердце и изымет с сердцем. Ты ее упрячь под душный лед, Чтобы ей в тебе не завертеться, Чтобы разум не кровавить твой Когтя острием, да что ей бренной… Пусть утихнет этот лисий вой И звезда зажжется во Вселенной. *** Прости меня, о Господи, прости. Я так люблю его, что и себя не помню. Цветок мне выдан каменный, и мне его нести, Нести одной − в каменоломню. И разлетится каменный в песок… И на песке я след оставлю грешный. И все равно позволь мне, Господи, идти Пустой сухой дорогой безуспешной. Чтоб сахаром казался мне песок, Чтоб желтое ждало, как золотое. И, может быть, в песке затеплится росток, Авось, не камень… Господи, святое Чувство − почки и цветка, Больное чувство − выдоха надежды. А жизнь, она, конечно, коротка, И я по ней иду в твоей одежде. И я ее снимаю на ходу, Прости мне, Господи, что я почти нагая. А кто-то добывает мне руду, И я ее, мой Бог, оберегаю. *** А может быть и ты пойдешь ва-банк, И будешь биться головой о белый бант, Который почему-то не упал С головушки твоей, когда была малая, Тогда он был − и потолок, и пол, А с ним и ты − милее и смелее. Зачем искать в себе − и детство, и лицо, Которое и в прятках − на крыльцо, А в старости, как на шкафу пижама? А прятки − в старости? Опять все тот же шкаф, Который в трех местах − легонько − швах, И весь в пыли, в режиме − «на пружине». И ты − в жирах, юла на рыбьем жире. И как же жить? Крушась? В каком году?.. От ветра бант полощется в пруду, И ты, как шлюпка, плаваешь в квартире. *** Меня знобит, какой престранный слог. Вот мой роман похож на некролог… Уже заносит папочку в архив Судьба в очках − старуха с пресной рожей, Тесьмой перевязав, похоронив, Упрячет папку и… я слышу: «Боже… Вердикт в тесьме − спи папочка, усни». А что за шум на третьей этажерке? Воспоминанья… Девочки-стажёрки Рвут чьи-то жизни, пишут дневники… А мой роман, еще почивший в коме, В квартире номер… то бишь в этом доме, Уже рождал престранные стихи. *** И вся в слезах − густая, без воды, Кричит и разбивается о скалы Река безумия, и в мыльные пруды Уходит мысль, в песок… Пиши пропало. И вся в слезах − пустая круговерть, Глухая речка, что не может петь, Не может жить вне берега и лижет Воздушной пеной берег речевой, И только ветер знает − это вой, И только вечер, гожий вечер ближе. И что ж ей, речке гулкой, − о воде, Да нет воды, тогда − не быть беде, Да нет воды, тогда − не быть обиде. И лишь в ночи мечтает о ладье, Гребцы ладьи родным кричат Adieu, О господи, да что во сне увидишь, Конечно воду, брызги, паруса, И рукава, как жажду, цвета сини. И яркая небесная слеза, Как звездочка срывается с лица… Как будто бы ее не пригласили. *** Он говорил, что чаша его глубока, а жизнь − вольна. Он твердил: «Я жить хочу!» и наливал вина. Да только не пенилось по краям, у чаши не было дна. И он хмелел день ото дня без лакомой капли вина. День за днем текли на платье его, так в чем же была вина? В чем же была вина его, что жизнь его − без дна?... Упавшим в бездну есть время увидеть крест. А он растерял сладкое - горькое, − Бог весть… А он растерял красное - черное, и чаша его − долга. Он и сейчас видит, глядя в нее, шалые облака. *** Вдова воды, живущая без правил, Пустыня, породившая песок. Её никто от зноя не избавил И от ветров никто не уберег. И стелятся барханы на каменья, И скуп ее бесхитростный язык. Вот так и я горю до онеменья И вожделею к капельке росы. Вот так и я горю и оступаюсь, К песчаным замкам не найти замка. Раба любви, беспутная раба я, Прошу воды, и жажда глубока. *** Винить его за то, что он без боя Берет любую… Нет − ценой любою… Ей о любви, ей − о надежде, вере, И о какой-то славно слепленной химере. Она ему: «О, да, судьба моя, тебя я…». Она одна такая, жаль, она − любая. Любая, как любовь к его соблазнам… Мы всё о прежнем, надобно − о разном. *** А ты себе не лги, А жизнь, она все вяжет узелки На каждой тонкой нитке. А ты все шить пытаешься и шьешь. Но швы лохматы так, что медный грош Проскочит… Тем смешны убытки. Скорей не досчитаешься петель, А жизнь − одна пустая канитель. Гнилая штопка. Новые заплаты. И сколько не затянешь узелков, Ты все равно заика, пустослов. Ты все равно по жизни виноватый. *** Найти иголку в сене − да, слова, Но ты лежишь в стогу, иголка колет плоть. Ты дышишь, значит, ты еще жива, И значит, есть беда невольно уколоть. Трава − уже увядшая, но стог Так прян. Что ищешь, потерявши? Желанье жить, да что там, видит Бог, О, как бессильно поле после жатвы… И с каждым дуновеньем ветерка, Теряешь час по скошенной травинке. И каждый вдох, быть может, «День сурка». И каждый выдох − по цветной полянке… А пчел терпенье, знаешь, делать мед… Пчела ужалит − вот она, иголка. А жизнь, она бежит, скорей − течет… И кто еще уходит в самоволку?.. *** Нам жизнь казалась скукой, чепухой, Пока мы не направились к причалу. Там все было окутано печалью И не был виден берег за рекой. И не был виден берег за рекой, И мы безмолвно плакали от страха. И каждая взлетающая птаха Уже не обещала нам покой. Уже не обещала нам покой. А плыть ли нам? И путь держать какой? Какая дурь уложена в корзину? Зачем с тобой спускались мы в низину, Где не был виден берег за рекой. *** Редкая птица долетит до середины Днепра, А я все лечу, а воздух и душен, и грязен… Воды не видать, как не зачерпнуть и ведра, А хочется дальше, а хочется − восвояси. Да что там, Господь, середина Днепра? А ты все кличешь Марка, Матфея, Петра… И видишь обезображенный облик Иуды… Зачем ты, Господь, не уберег, не простил его, et cetera… Он в петлю полез, а я еще каяться буду. А я уже каюсь, и Днепр огромен и сиз, А мне бы лететь, какой-то недетский каприз… О, как мне без страшных немых обстоятельств. А я, поднимаясь выше, наверное, падаю вниз… И я, опускаясь ниже, уже не боюсь издевательств. И ветер, да что ему ветру, так стынет душа, От блуда воздушного, яркого горького змея. Днепр иль Лета, как будто боюсь рубежа, А я и спросить никого о пути не смею. Редкая птица долетит до середины Днепра, А мне бы летать и прощать, И возлюбить. И, возлюбив, я не струшу… Годы падают в воду, какой-то корабль Быть может, потонет… Господь, сбереги мою душу. *** Это ж яма, Аксинья, это яма. Господи, как мне покинуть яму, мама? Господи, как мне найти дорогу божью? Только нет дороги вокруг, − бездорожье. Это ж бугры, Аксинья, это камни. Кто на пути следы мои запомнит? Как не стать под камнями синей? Аль не буграми идешь, Аксинья?! Это море, милая, выше − небо. Кто ж, Аксинья, пока здесь не был? Смотришь − Авель, а видишь − Каин. Будто ропщешь, девочка. − Нет, я каюсь.
|
 |