 |
|
|
Лев Зиман |
|
Вечный вопрос Зачем меня ты создал? Разберись! Пасти стада? Возделывать угодья? Зачем в меня вдохнул ты эту жизнь И увенчал ее венцом надгробья? Зачем раскаялся однажды в день дурной И разом стер все тряпкою потопа, Но сохранил по паре по одной Ты каждой твари, чтоб продолжить опыт? И с той поры и сеянье, и жатва Сменяются унылой чередой, И давит нас божественная клятва Тяжелою могильною плитой. Конец лета Автобусы с табличкой «Осторожно, Дети» гуськом засеменили За город, ошибиться невозможно, Что лето на исходе, и сменилась Пора беспечная порой трудов и тягот, Порою возвращений, расставаний, Порою заточенья спелых ягод По банкам, заготовленным заранее, И снова облака идут по небу Неспешною, но твердою походкой, На землю скоро ляжет бремя снега, А мы достанем банки и в охотку, Остатки лета, разложив по блюдцам, Напьемся чаю с яблочным, клубничным, Секунды будут сутками тянуться, И время станет снова безразличным, И облако над чашкою горячей, И на столе цветут цветы варенья, И зимний вечер, как гамак на даче, Беспечности приют последний. Переложение 1-го псалма Блажен ты, не идущий на совет Нечестия, и не спешащий вслед Толпы безумной, не деливший хлеб С губителями своего народа. Но день и ночь ты волей устремлен К божественному слову, и закон Господень для тебя – отрада. Ты словно дерево, растущее у вод, Густа его листва, плоды из года в год, И всё, что ты задумал в свой черед Ты совершишь. Но не таков удел Нечестия, как ветер пыль несет, Так нечестивый на земле живет, И воскресенья день его не ждет, И путь его погибнет, как плевелы. Сладострастие Телесной сладости несытая змея, Я продался твоей жестокой власти, Ты заползаешь, медленно скользя, В мой ум и сердце, превращая в пищу Своей утробы мой земной состав Души и тела, и за днями дни Ты отравляешь ядами своими, И вот я сдавлен кольцами твоими, Ум помрачен и сердце, и огни Любви, надежды, веры не горят В моей душе, тобою побежденной, Истерзан я, и Божии законы Меня без милосердия казнят. Моя душа Моя душа – потерянная нота, То зазвучит, а то внезапно смолкнет, То на свою линейку встанет гордо, А то сорвется, словно камень с горки. Моя душа – потерянная строчка, То встанет в строй и весело шагает, А то рассыплется на мелкие кусочки, И словно лист осенний умирает. Моя душа – потерянная драхма, То светится монетой благородной, А то забьется в щель последним прахом, Бессмысленным и ни на что не годным. Душа моя, потерянная Богом, Скитается одна, и еле дышит И все никак не выйдет на дорогу, Лишь ей одной назначенную свыше. Душа моя, потерянная Богом, Скитается одна в местах пустынных, И ей никто не послан на подмогу, И ей самой найти придется выход. Конец осени Любимая, осенний этот день Богат был солнцем, воздухом и небом, Казалось всё ничтожным и нелепым И маленьким, но всё же дорогим. Деревья каждой черточкой своей Касались неба и благодарили За то, что тоже в этом мире были, И зимний холод был не страшен им. Зима стояла рядом и ждала И с нами вместе миром любовалась. Она, казалось, даже растерялась И думала: быть может, неправа Ее намерений уверенная поступь, А что, если оставить навсегда Такое небо и такое солнце, И отменить недели и года. Как я люблю… I Как я люблю провинциальный город, Его дома не тронуты рукой Ни времени, ни властного безумца, Их стройный ряд напоминает строй Органа древнего, где каждая труба Содержит звук, лишь ей одной присущий, И вместе с тем и чистый и простой, И этот город строен, как хорал, И скроен, как торжественная риза, Там дышится легко, там небо близко, Он будто крепость посреди разрухи, И будто мирный луг средь диких скал. Я не был в нем, лишь мимо проезжал, Но города божественные звуки В себе еще я долго различал. II Как я люблю маршрутное такси, Мне предстоит в нем полчаса трястись И унестись от жизненных реалий. Я как та тварь, что втиснута в ковчег, Для чьих-то, мне неведомых, утех, Вот только пару мне не подобрали. III Как я люблю ночной аэропорт, Его печальный полусонный облик, Стук каблучков по мраморному полу, И переход от суеты в полет, И первый вдох, когда пройдешь границу, Границу между завтра и вчера, Там быль была, а это - небылица, Там тяжесть веса, здесь – полет крыла. Приятно в небе находить опору, Приятно как по облаку ходить, И легкому предаться разговору, И вдруг губами губы находить. Приятно вдруг забыть все и забыться, И окунуться в небо милых глаз, И целовать пугливые ресницы, Мгновенью приказать остановиться, Чтоб ты и я – навеки – как сейчас Уныние Мне нельзя приближаться к Тебе, Я не то, что Тебя, я себя недостоин, Как усталый, израненный воин, Все бои проигравший судьбе. Я, рожденный на радость и страсть, Избегаю того и другого, Только слово, одно только слово, Не дает мне навеки пропасть. В пустоте наплывают слова На меня, и темны, и невнятны, Неуместны и невероятны, Как под снегом живая трава. Все сковало морозом и страхом, Жду, в бессилии руки разъяв, Как природа, лишенная прав На движенье, становится прахом. Но настойчиво в клетку души Пробиваются звуки и жесты, Нежелательны и неуместны В этой зимней и сонной глуши. Нерешительность Оторопелых дней невнятные капризы, Тоска и канитель, и мокрый снег с дождем, Живу как будто в ожиданье визы, Что даст мне право быть с тобой вдвоем. Мечтатель, фантазер, зануда и бездельник, Чего ты ждешь, какой еще листвы, Что занесет светло и безраздельно, Твоей вины глубокие следы. Ты пропустил весенние капели И летний дождь, и летний беспредел, Осенние ветра листвою отшумели, Легли снега, ты этого хотел? * * * День прожит. Что в остатке?- Ничего. Метели морок, и тумана вата, Как в блюдце на пророст кладут зерно, И медлят в ожидании результата, Так время обложило нас кругом И ждет когда прорвется оболочка, И мы путем, проложенным зерном, Потянемся, сначала в одиночку. И этот морок, этот дымный чад, Что давит на глаза и лезет в уши, И не дает нам ясно различать, И слышать не дает и голос глушит. Он словно ватный увлажненный ком, В который положили нас на время, Пока мы, как зерно не прорастем. Пока мы, словно дети, не поверим. * * * К кольчецам спущусь и усоногим. О. Мандельштам Невнятных звуков перекличка, Язык еще не родился, Увы, паучья, а не птичья Повсюду слышится возня. Мы превратились в усоногих И сократились до червей, Нам дорог лишь уют берлоги И обещания теней. Но в этом жарком перегное Не на виду и в тишине Цветы растут, каких немного Отыщется по всей земле. * * * Рифма – это не хитрый трюк, А слова - не колечки жонглера, Рифма – это сигнал и опора, В склон надежно забитый крюк. Я не фокусник и не жонглер, Моя роль на арене другая, С неизвестным вступить в разговор, Все неназванное называя. Я буду схвачен за руку Я буду схвачен за руку, И выведен на свет Из морока и зауми, Из тьмы прожитых лет. Безжалостно, как штопором, Прорезав пробки плоть, Я выдернут из прошлого Всесильной тягой прочь. И булькает простужено Прокисшее вино, И голова закружена Отпущенной виной. * * * Душу натяни струною И не отпускай колки. Пусть покрыты сединою Грустью сжатые виски. Жизнь, она всегда вначале, Каждый день начни с нуля, Нам стоять на пьедестале Все равно, что выпить яд. Только в тишине затвора, Только в глубине души Нету мелочного сора, Что ж ты медлишь? Поспеши. * * * Живи и не пиши стихи, Когда не надо их писать, Пусть будут дни твои легки, Как сон, как пух, как благодать. Живи, не зная рубежей, Пусть целью станет каждый миг, Будь счастлив нищетой своей, Останься – вечный ученик. Любуйся крышами в снегу И фонарем среди ветвей, С любимой в лютую пургу Наплюй на все, свари глинтвейн. |
 |