Yoлт Уитмен

Бруклинский паром 

Перевод Андрея Пустогарова

 

  1.

Вода, бегущая вдоль борта! 

Мы смотрим в лицо друг другу.

Облака на западе – через полчаса солнце закатится –

мы с вами тоже смотрим в лицо друг другу

 

Сгрудившиеся мужчины и женщины в потертой одежде,

какое сильное любопытство будите вы во мне.

Сотни и сотни людей, едущие  домой на пароме,

вы даже не представляете, как вы мне интересны.

Все вы, из года в год пересекающие эту воду,

вы значите для меня гораздо больше,

я думаю о вас гораздо чаще, чем вам может

показаться.

 

2.

Незримая поддержка, приходящая в любое время суток

от тех, кто вокруг,

простая слаженная сплоченная структура –

я сливаюсь с другими, каждый сливается с другими,

образовав целое – такое же, что и прежде,

такое же, что возникнет снова и снова.

Золотые ореолы, как бусины, нанизаны на мои беглые взгляды,

обрывки разговоров, мою дорогу вдоль улиц, переправу через протоку,

на стремительный, уносящий меня поток,

на всех, с кем мне по пути,  на то, что нас связывает,

на их выдержку, их жизнь, их любовь,

на то, что они видят,

на то, что они слышат.

Люди поднимутся на паром, чтоб перебраться на другой берег,

будут смотреть на бегущую воду.

На севере и западе они увидят, как у Манхеттена грузятся суда,

на востоке и юге они увидят холмы  Бруклина,

они увидят большие и малые острова.

Спустя пятьдесят лет люди увидят с парома солнце,

которое через полчаса закатится.

Спустя сто лет или спустя много сотен лет люди увидят все это,

будут любоваться закатом,

смотреть, как вода набегает в прилив

и как уходит в отлив обратно к морю.   

 

3.

Время и место не имеют значения,

расстояние не имеет значения,

люди моего поколения – мужчины и женщины –

я с вами, люди всех будущих поколений – я с вами,

то же, что чувствуете вы, глядя на воду и небо,

чувствовал я,

так же, как любой из вас –  кто-то из этой подвижной толпы,

и я – один из толпы,

так же, как  бодрят вас радостная вода и ясное небо,

бодрили они и меня,

так же, как  неподвижно стоите вы, опираясь на поручни,

а вас уносит поток, стоял и я, уносясь прочь,

так же, как  смотрите вы на этот лес мачт и широкие стволы

пароходных труб, смотрел на них и я.

 

Сколько раз пересекал я эту воду,

глядел на годовалых чаек, что, слегка подрагивая,

парят высоко в небе,

видел, как яркой желтизной вспыхивает конец  крыла,

а сами птицы остаются в глубокой тени,

как они медленно описывают круги, сдвигаясь к югу,

как отражается в воде летнее небо,

и, хоть солнечные искры слепили глаза,

замечал, как тонкие спицы света расходятся от контура

моей головы, скользящего по озаренной воде,

смотрел на дымку над холмами на юге и на юго-западе,

видел, как, словно завитки овечьей шерсти,

наползает на них чуть лиловый туман,

смотрел на нижнюю гавань,

чтоб разглядеть входящие корабли,

видел, как они приближаются, а на борту их люди,

такие же, что и вокруг меня,

видел круглые мачты и белые паруса шхун и военных судов,

корабли на якоре,

видел, как моряки  тянут канаты или сидят верхом на реях,

как раскачиваются борта, извиваются узкие флажки,

как идут мимо пароходы, большие и малые,

как мелькают лопасти  колес,

видел  лоцманов в рулевых рубках и белые следы за кормой,

видел флаги всех государств, как спускают их на закате,

видел в сумерках гребешки волн, их пенистые чаши,

игривые вспышки,

видел, как  вокруг меня тускнеет простор,

видел серые гранитные стены портовых складов

и темную вереницу – большой паровой буксир

с двумя баржами по бокам, барки, везущие сено,

припозднившиеся лихтеры,

а высоко в ночи на приближающемся берегу -

ослепительное пламя над трубами литейных печей,

что бросает глубокие от яростных красных и желтых отблесков

дрожащие черные тени на верхушки домов и в расселины улиц.  

 

4.

Все это и все остальное

значит для вас то же самое, что значило и для меня.

Я так любил этот город,

я так любил эту  быструю гордую  воду.

Мужчины и женщины, которых я встретил –

вы были мне дороги,

так же, как те, другие, что оглянутся на меня,

потому что я смотрел вперед в их сторону.

(Это время наступит, хоть я и останусь здесь –

в наших днях и  ночах).

 

5.

Что же стоит между нами?

Сколько поколений или столетий?

Неважно, ведь время и место не имеют значения.

Я тоже тут жил, широкие холмы Бруклина были моими.

Я тоже гулял по улицам Манхеттена, купался у его берегов.

Я тоже вдруг слышал, как сомнения настойчиво  шевелятся во мне.

Они будоражили меня днем среди толпы народа,

или ночью, когда я пешком возвращался домой,

или когда я лежал в постели.

Я тоже вздрагивал, когда решение дергало поплавок.

Я тоже почувствовал, что я личность, благодаря моему телу.

Мое тело, знаю, делало меня тем, чем я был,

мое тело, знаю, сделает меня тем, чем я должен стать.

 

6.

Не  вас одних запятнала тьма.

Она запятнала и  меня.

Лучшее из того, что я сделал,

казалось мне пустым и подозрительным.

Мои возвышенные мысли, а, может,

вы были просто недалекими?

Не вы одни знаете, что такое быть злым,

я тоже знаю, что такое быть злым.

Я тоже все сильней  затягивал

этот закостенелый узел противоречий.

Болтливый, боязливый, обидчивый, лживый, вороватый,

завистливый, вероломный, раздражительный, похотливый,

с желаниями, о которых не отважусь рассказать,

капризный, хвастливый, мелочный, жадный,  хитрый,

коварный, малодушный,

волк, змея, свинья – все это у меня внутри,

соблазняющие взгляды, завлекающие слова,

безнравственные желания – всего хватало,

высокомерие, ненависть, нерешительность,

подлость, лень – все это у меня внутри.

Я был, как все, жил, как все,

слышал, как мое самое заветное имя

отчетливо произносили голоса юношей,

к которым я подходил или мимо которых я проходил,

чувствовал, как их руки обнимают за шею меня, стоящего,

или как они невзначай прижимаются ко мне, сидящему,

встречал тех, кто мне нравился, на улице, на пароме, на вечере,

но не сказал им ни слова, жил, как все, смеялся, маялся, спал,

играл роль, словно актер или актриса, эту старую роль,

что будет такой, какой ты ее сделаешь,

захочешь – великой, захочешь – незаметной,

а захочешь – великой и незаметной сразу.

 

7

Я подхожу к вам все ближе.

Думаете ли вы сейчас обо мне?

Я часто думаю о вас –

я загодя заготовил для вас свои истории,

я заранее предусмотрел ваше появление на свет.

Кто знает, чего мне еще ждать,

но мысль о вас радует меня.

Кто знает, но сквозь все расстоянья

я и вправду вижу вас,

хоть вам меня и не разглядеть.

 

8

Что еще в силах  восхитить меня так,

как огражденный мачтами гордый Манхеттен,

бегущая вода, закат, гребешки  на волнах прилива?

Чайки, что покачиваются в небе, в сумерках –

барки с сеном и припозднившийся лихтер?

Разве в силах боги дать мне что-то большее,

чем все это, что пожимает мне руку и, как только я приближаюсь,

голосами, что нравятся мне, звучно и живо

окликает меня по моему самому заветному имени?

Есть ли что-то более неуловимое, чем то, что

связывает меня с женщиной или мужчиной, глядящими мне в лицо?

Чем то, что, как сплав, соединяет нас, переливая   

в  вас мои мысли?

Но ведь мы знаем, что это, да?

Ведь вы же принимаете то, что без слов предлагаю вам я?

И то, чему не научат ни в школе, ни в церкви –

вот же оно!

 

9

Беги, вода! Набегай в прилив и  уходи в отлив!

Резвитесь, гребешки волн!

Озаренные закатом облака!

Напоите меня своим блеском

или их - мужчин и женщин, что будут жить после!

Плывите с берега на берег,

бесчисленные толпы пассажиров,

высоко подымайтесь, мачты Манхеттена

и прекрасные холмы Бруклина!

Пытливый, бьющийся в тисках мозг,

отшвырни прочь  раздумья и решения!

Остановись, непрерывный поток сомнений!

Влюбленные, жаждущие глаза, вглядывайтесь в лица

на улицах, в театрах, на вечерах!

Раздавайтесь, юные голоса! Мелодично и звучно окликайте меня

по моему самому заветному имени! 

Продолжись, старая  жизнь! Играй, как актер или актриса,

старую роль - ту, что можно сделать или великой, или незаметной!

Все, кто вглядывается в меня,

а вдруг и я неведомым образом вижу вас?

Стойте прочно, поручни, чтоб на вас опирались, отдыхая,

те, что несутся над  быстрой водой.

Чайки, летите над морем! Или парите в вышине,

описывая широкие круги.

А ты, вода, вбирай  летнее небо и храни  до тех пор,

пока не уловят его  все уставившиеся на тебя  глаза.

Тонкие спицы света, расходитесь от контура моей головы или

от контуров других голов, скользящих по озаренной воде!

Спускайтесь к нижней гавани или подымайтесь к Манхеттену,

белые паруса шхун, сторожевых кораблей и лихтеров!

Развевайтесь на ветру, флаги всех наций!

Сбегайте вниз с мачт в урочный час на закате!

Гори над высокими  трубами, пламя литейных печей!

Рисуй в сумерках черные тени!

Отбрасывай красные и желтые отблески на верхушки домов!

Внешний облик, отныне и навсегда, указывай нам  на суть!

Непременная оболочка,  что окружает  нашу душу,

что делает мое тело  моим, а твое – твоим,    

будь достойна  божественного ее аромата.

Богатейте, города - принимайте грузы,  принимайте нарядный вид

полноводные  широкие реки -

разрастайтесь, чтоб не было ничего более духовного, чем вы,

а все, что я вижу, оставайся на своих местах,

чтоб не было ничего, что существует дольше!

 

Вы ждали, вы всегда ждете, молчаливые прекрасные посланники,

наконец-то освобожденные наши чувства принимают вас и будут всегда теперь томиться этой жаждой, а вы никогда уже не сможете скрыться от нас, а мы не прогоним вас, вы будете врастать в нас, мы не хотим измерить вашу глубину, мы просто любим вас, ведь вы тоже совершенны,

ведь вы добавляете свою долю в вечность

и становитесь, большой или малой,  частью души.