Борис Рубежов Стихи разных лет   Ночной экспромт Даже если мечты поднимаются музыки выше, Не пристало поэту приравнивать песню к мольбе, Только ты, только ты, только ты никогда не услышишь, А когда и услышишь – поймёшь ли, что это – тебе? На краю бытия, где врачи уже вряд ли обманут, Где всего интересней считать до погоста столбы, Только я, только я, только я никогда не устану Сочинять тебе песню длиною в остаток судьбы. Из покинутой тьмы, той, в которую вряд ли вернёмся, В предстоящую тьму запорошенный тянется след, Только мы, только мы, только мы никогда не сойдёмся, Но спасибо не знаю кому за немеркнущий свет. * * * Из трёх сестёр одна всегда святая. Ты к ней спешишь, рассеянно мечтая О том, чтоб улыбнулась хоть разок, Вторая неприступна, неказиста И холодна. Она играет Листа, И только третья – сочный лепесток. Из трёх сестёр одна всегда угрюма, Она молчит, её терзает дума О пережитом. Всем она скучна, А первая мадонною с иконы Глядит, как ты скитаешься бессонно, И только третья – радость и вина Перед тобой и Господом, и светом, Но недосуг печалиться об этом, Её уста воистину, как мёд, И потому мне всех милее третья, И только с ней хотел бы умереть я – Но первая увидит и спасёт. * * * Кто там радостно мчится на белом коне С неприкрытою грудью? Александр Сергеич, позвольте и мне Прикоснуться к орудью! Вам седло или шпоры давно ни к чему, Вы и сами в полёте, И под Вами столетья несутся в дыму, Вязнут ноги в болоте. Настоящих наездников день ото дня Вырождается племя... Александр Сергеич, пустите меня Подержаться за стремя! * * * Старый причал – не последнее чудо природы, Но от него изумрудная кромка видна, Я и не знал, для чего Средиземные воды – Чтобы на них неустанно глядеть из окна. И потому я ни с чем больше в жизни не спорю, Веря в её неутешенных слёз торжество, Здесь, возле неба, где пальмы спускаются к морю, Там, возле моря, где небо растёт из него. Стансы Лампадами ночь стекля, Пустыни храня и воды, Под куполом спит земля, И ходят по ней уроды. С каких только давних пор Всё, точно в казарме, ловко, И каждый несёт топор, Готовя себе верёвку. Я собственной паре крыл, Что здешней бегут агавы, Устал говорить: «Забыл». Не смею спросить: «Куда вы?» Как эту страну сберечь, Что болью и зноем дышит? Здесь каждый готовит речь – Но кто её, право, слышит? Здесь битва добра со злом Веками на миг не стынет, Здесь я говорю: «Шалом!», Хоть мира и нет в помине. Каких не знавал утех, Какого не пил шартреза – Но дьявольский с неба смех, Но следом – куски железа! И думая превозмочь Судьбу с её томным взглядом, Я вышел сегодня в ночь Под звёзды, что где-то рядом. Я слушал её с тоской, Ту речь, что всегда невнятна, И тронул звезду рукой – И молча пошёл обратно. * * * А.Б. Однажды в ночь, что будет всем полна, Что могут дать иллюзии-смутьяны, Достану одуванчик из вина И возвращу на жёлтые поляны. И с этаким роскошеством у ног, Немного пьян от дерзкого задора, Перешагну, как прежде, твой порог Для лучшего за годы разговора. Всё в этом доме радостно, и мне Так уходить не хочется, но надо, И только тени мечутся в окне Грядущих бурь и выжженного сада. Предчувствие негражданской Е.Н. Далеки от родных берегов, кто в берете, кто в кипе, Не считавшие сроду врагов, ортодоксы и хиппи, Где пустыня с одной стороны, а на западе – море, Кровожадной эпохи сыны салютуют Авроре. По утрам разбудить мастера, соловьиные трели Здесь, где вывески прятать пора от весенней капели, Впрочем, это я так, для словца, чтобы с пылу и с жару Не пугать нашим зноем певца, что роняет гитару. Индульгенцию взять с потолка, отсидеться в колодце, Не получится. Песня легка, да не нами поётся. Сколько пройдено с веком хвороб – ни мечты, ни любови, Ничего я не тратил взахлёб, кроме собственной крови, И взираешь на белый билет налитыми глазами: То ли будет война, то ли нет, то ли вовсе не с нами, Неужели не хватит смертей бесноватым тиранам? У Фортуны немало затей в рукаве её драном. А пока – коль не слышала ты, сообщаю известья: По заливам гуляют флоты, обречённые мести, Миннезингеры пьют молоко, ретрончады слагая… Хорошо, что ты так далеко от меня, дорогая! * * * Быт: 29:11. Лучом с небес дарованная милость Не скроется без яркого следа. Ещё не понимая, что случилось, Я чувствую, что это навсегда. Под лай не приближающихся шавок Стоим на ослепительном ветру, Еретикам не требуется справок, А без тебя я всё-таки умру. Молитвой перекрывшие рычанье, Мы переждём, и высохнет роса, И выплывут навстречу из молчанья Невыдуманных писем голоса, И пастыри, не видящие стада, Отвалят гнёт и выставят костёр, И снова семилетнюю награду Я отслужу для лучшей из сестёр. * * * Так и живу, одной разлукой мучась, Хотя других хватало на веку, Россия – не отечество, но участь. А с участью – как с дырочкой в боку, Свистишь себе резиновую песню, Играешь в пластилиновых ворон. Но без неё – ни Лиговки, ни Пресни, Ни даже перспективы похорон. Пастораль у центрифуги Здесь, где деревья не вянут, сгорая, Солнце и тропики. Море без края, И Андромеда у скал, Вечер. От милой письмо из Лиона, Шёлк и петух у Господнего трона, Вид на зелёный квартал. Ночь. Тишина. Даже птица не пикнет, Меркнет луна и настурция никнет, Мысли устали летать. Что-то опять происходит со мною, Надо бы выспаться перед войною, Только не хочется спать. Ну, а пока – привиденья былого, Сладостный мёд моего часослова, Греки завозят вино. Зря говорят, что, наверное, будет Мёртвое море и мёртвые люди – Умерло море давно... Танки не глохнут от нашей печали, Им что эпоха, что даже скрижали – Воздух из пены морской. Соль и песок – наши плоть и свобода, Ближе контактами третьего рода, Каждому – полный покой. * * * ...И пока не очнулись, пока погони Фараон за ушедшими не пошлёт – Дорогая, по твёрдому скачут кони, То ли грунт под копытами, то ли лёд. Там чуть-чуть до Иаковлева колодца, Станут нашими долы, поля, леса... Только море ещё раз не разойдётся. На земле одноразовы чудеса. Песня о белке Вертит дни неустанная белочка Так, что дух замирает во мне, Голубая застряла тарелочка На подлёте к чужой стороне. Как за что-то наказаны, видимо, В перепаханных дней колее, Здесь живём в тесноте и обиде мы В волей случая снятом жилье. Наше зеркальце явью расколото, Замутилась большая река, Здесь ни холода нету, ни голода – Только смертная чаще тоска Да душа, неподвластная вроде нам, Всё пикирует сверху в толпу, Не за две драгоценные родины – За одну человечью тропу. Монолог N.N. Вот этой чашей звёздною седою Любимая, укроемся с тобою, Пока над миром властвует чума, Ни музыки не надо нам, ни песен: Есть тайны, от которых гибнет плесень И вечная смиряется зима. Пускай не место здесь для упований, Но не ушами – матрицей желаний Пульсирующий в теле слышу звон, И нет пока смятения иного: Моя звезда взошла сегодня снова, Чтобы звук твоих приветствовать имён. Горюют сны над нашими телами, Каким бы здесь они ни мнились силам, Им не познать ребяческих проказ, Я вижу, что затраченное нами Не канет зря. В глубины ляжет илом, И от людских укрыто будет глаз. Когда не будет нас на этом свете, Глубины слов – порознь – услышат дети, Мир новое спасенье обретёт, Но ничего не сложится дороже: Моя рука на этой тёплой коже И твой чуть задыхающийся рот. Ночная радуга Небесный циркуль дрогнул и затих, Под ним Земля, прогалины и дачи, Игра, объединившая двоих, С ключом без права тайной передачи. Пусть нам простит сегодня без затей Тот, кто следит без слуха или зренья Забавы нестареющих детей, Которых создал в шестый день творенья. Ещё видны отсюда вдалеке, Другими не затёртые ногами, Твои следы на шёлковом песке И тонкий лёд на невском островке, И облака, стоящие стогами. Заржавлен, как железный лесоруб, С маслёнкой в незатейливом куверте, Я пробую диковинку на зуб, Как эликсир грядущего бессмертья. И, совести блаженной не коря За всё, что умереть способно скоро, По радуге, упёршейся в моря, Благословенье жаждущим даря, Летит волна ночного разговора.