Надежда Далецкая

У
роки правдописания
 


ПОЭЗИИ МЁД

Вечереет. И точно едва ли
можно вычислить тот переход,
где спускается день, и в подвале
сонных суток романтик Новалис
«Гимны к ночи» печально поёт.

Дышит влагою ночь. По колено
серебрится запруженный луг.
Вдалеке за рекою степенно
проступает уснувшая Йена,
а над ней – лунный цейсовский круг.

Час за часом. Снующая белка
неусыпна. Без устали бег:
обгоняет минутная стрелка
часовую. Склонилась сиделкой
над землёю луна. На ночлег
все ушли.

Только цверг что-то варит:
до рассвета, всю ночь напролёт
добавляет, колдуя, к нектару
пот, кровь Квасира, дует над паром…

Вдруг зайдётся петух! И кифарой
солнце выкатит бок,
и ударит
в струны воздух!
И утро прольёт
«бог напитков» – Поэзии мёд!

ЛЕТО…ЛЕТА…

Девять месяцев, как сына, жаждем лета.
А пришло оно, и снова недовольны:
то жара, то мошкара, то хлебосольный
дождь достал. Ишь, зарядил! Вчера в газетах
обещали по прогнозам, что надолго.
Только дождь... или жару? Уже не помню.
Полдень скучно переваливает в полночь,
как мужчина от исполненного долга
на семейной койке лени и привычки:
всё знакомо до оскомины, но…надо.
Между делом разговоры: сколько грядок
прополоть, полить? Опять на электричке
ехать за город. Зато без жутких пробок:
как достала эта пыль на автостраде!
И инспектор, сукин сын, ладонь приладил,
взятку ждёт. И не берут его хворобы.
Памятник себе воздвиг. На пару с жезлом.
Для декора в левой «лапе» банка пива.
Вещный знак – карман весомо оттопырен,
в ратном мытарстве – пользительно болезный.
Эх, традиции! В России – всё при жизни.
Что желаем? Бюст на родине героя?
Мавзолеи…для потомков? Хочешь? Строим.
Хочешь? Строем в светлый путь при коммунизме.
Что, в Америках не так? Да ладно, будет!
Чем запальчивее речь, тем ярке враки.
Редко ангелы, всё чаще вурдалаки:
те же страсти, та же скука, те же…люди.
И у всех то дождь случается, то лето.
Ждём погоды: кто у Бога, кто у моря…
Ну…а если кто не ждёт, то это – Лета.
Лета, Лета…солнцем призрачным согрета,
катит Воды в мир иной. А в мире этом
ей дуэтом по классическим приметам:
«Nevermore!» …печальный ворон на заборе.

УРОКИ ПРАВДОПИСАНИЯ

Мы с тобой ведь люди? Люди!
Так, пожалуй, и не будем
на ошмётках серых буден
делать вид, что праздник нынче:
красный день календаря.
А скажи, сей странный праздник
почему окрашен красным?
Разве это не опасно?...
Что к столу? Маца? Куличик? –
Налегай, почём не зря!

Пьём за что? А был ли мальчик?
Что-то вспомнился задачник
средней школы…не иначе
время-сыч не за горами
и пора настала впасть
в детство, в розовые сопли.
Или сызнова в оглобли?
Опыт жизненный – не вопли
счастья о помытой раме
маме за оценку «пять».

Я, конечно, неумёха,
в людях разбираюсь плохо:
что ни фея – то Салоха,
что ни счёт – то третий лишний,
что ни принц – альфонс да тать.
Во вселенской круговерти
водят круг почёта черти.
Знаю больше цену смерти
(и зачем мне знанья эти?)
лучше б мне её не знать.

Спрашиваешь: «Всё в порядке?»
На, проверь дневник, тетрадки!
Вывод правильный и краткий:
как всегда – неисправима,
непорядок, как всегда.
Метастазы и проказы –
нет ума, так надо сразу
обвинить вселенский разум.
Я бы рада раму вымыть:
есть и тряпка, и вода…

Впрочем, Бог с ней, рамой этой.
Неизменно будет лето,
будет осень, будет ветошь
сброшенных на землю листьев,
и дыханье зимних снов…
И капель не за горами…
(всё, что происходит с нами,
норовим облечь словами)
Слышишь? Праздник новой жизни –
пенье мартовских котов!

Что ж мы не живём, а судим?
Люди…что поделать? Люди.
Праздник нам давай на блюде.
А природа вечно праздна –
поле, небо, лес, река…
Будет хлеб, и солнце будет,
только б помнить: мы же люди.
Будем жить в любви, не в блуде.
Жизнь, пока живём, прекрасна!
Хватит Бога упрекать.

ДОМОВОЙ

Всего хватало в жизни понемногу:
пристанищ, сборов в дальнюю дорогу,
глаголов, предложений и предлогов –
не находился лишь один предлог…
Оставить всё, как есть, жить настоящим,
задвинуть прошлое подальше в ящик
комода иль стола. Но снова тащит
мой домовой пожитки на порог.

Те, что снесла вчера тайком на свалку,
на корм воронам, воробьям и галкам –
безжалостное прошлое не жалко!
Ни за богатство, ни за медный грош.
Впустила я его. Без домового –
не дом, а домовина, право слово.
И пусть над дверью ржавая подкова,
но кров есть кров – живи, пока живёшь!

Ну что же, заходи, мой друг косматый!
Что ж не отшиб мне память? Иль расплаты
другой мне ждать? Куда же ты, куда ты?
Перезимуем как-нибудь вдвоём.
Домовничай, стучи, возись ночами.
Давай уж так и быть, развесим память
по стенам, для красы. Поставим чайник.
Я буду развлекать тебя стихами…
И… как ты говоришь, (прости, прощаю…)
случится неслучайная случайность –
и прорастёт, зазеленеет дом!

ОСЕНЬ. УТРО РАННЕЕ…

Осень. Утро раннее. Туман.
На прогулке Бог. То тут, то там
тихо-тихо бродит по дворам,
выдыхая облака в рассвет:
капельки минут, часов и лет.

У подъезда вислоухий куст
головой мотает. Лёгкий хруст
позвонков зевающей зари…
Прочищают горло сизари,
перекатывая ночь в груди,
кашляют, бормочут: «Будь-буди»

Им в ответ, не раскрывая глаз,
сонные качели: «И-и-и-и, сейчас…»

Стряхивая утренний озноб,
куст зевает, упирая лоб
в спину Бога, в синий свод небес…

Под окном дворовый пёс Балбес
за туманом носится, чудак!

Закипает в чайнике вода…

Я смотрю в окно. В осенний день.
Где плывёт божественная тень…
Где зевает утренний покой…
Где туман стекает на балкон…

Господи! Сбежало молоко!

ОСЕННЯЯ ССУДА

Ну, скажи, какая разница:
Буду я или …не буду?
Осень – вредина, проказница
предоставила мне ссуду:
куцых мыслей клок нечёсаный,
горький привкус снов рябины…
Хорошо мечталось вёснами!
Ветер не в лицо, а в спину
подгонял на встречу вечером,
затихал в ночи. Под утро
тоненько скулил: «Полегче Вам?
Легче, лёгкая, премудрей?
На свиданье не торопитесь?
Расставаться страшно, страшно!»
В паклях рыжих листьев…оторопь,
злая лесть о дне вчерашнем.
«Как Вам, легче, покалеченной?»
Год прошёл – всё та же ссуда…
Обнажением отмечены
дерева – осенним блудом.

Зло смеётся осень: «Легче Вам?»
Стылым, одиноким вечером,
как разгневанная женщина –
снег о землю! – бьёт посуду.

…ЕЩЁ БЫТЬ МОЖЕТ…

Спесивость поэтической строки –
приумноженье скорбей для поэтов.
Красивая, добротная карета,
как на охоте – выводок левреток,
в век скоростей нелепа. Далеки

слова эпох, дворцов для новых лет,
для ищущих себя, своё меж строчек.
Так для чего усердно ты хлопочешь
над вычурною рифмой дни и ночи,
себя воздвигший в гении, поэт?

«Уже» меняешь на «ужо», пижон!
Не говори красиво! Сивый мерин
не фаворит на скачках! Не поверю
в вуали, в кринолины. Как в тетерю
глухую за рулём авто Пежо.

Ты кто, мой брат – сеньор или вассал?
Твои мелкопоместные игрушки –
писать о пушке, сидя на опушке,
покрякивая: «Ай да я…ай, Пушкин!»
А отрок Пушкин, между тем, писал

о том, чем жил, о тех, о ком страдал.
Ты ж архаизмом, как лопатой, роешь
могилу слову. Да и я порою
то свечи жгу, то баррикады строю,
то возвожу себя на пьедестал…

Порой: ни в бровь, ни в глаз, ногой ни в зуб –
толкаю воз и малую тележку.
Купив гуся на рынке, душу тешу,
что, ощипав беднягу, делом грешным
УЖО пишу, УЖО перо грызу!

Шустра рука! А как легка строка?!
Поэт – О ТОМ, и я – О ТОМ же. Тоже!
Ряды бессмертных (точно!) приумножу.
«Любила Вас…любовь ещё быть может…»
Не может? Ну и…с ней, себе дороже:
А кони быстры…и броня крепка!

ОТ ЯТЬ ДО АЗ

На вавилонских лестничных пролётах
обдумать можно многое. От…кто Ты?
До…почему я? И на каждой сотой
нелепости споткнуться о порог,
о неподвластность судьбооборота.
И мысли – в отступленье, как пехота –
вразброс, вразброд, по топям, по болотам,
назад! Домой: да Бог бы уберёг!

Уйти без боя, сдаться в плен оказий.
Раз не сошлось, то и ни в коем разе
не сочинять себе о третьем глазе:
спираль предначертаний… суета.
Так по зыбучему песку барханов
отправить поливальным караваном
поток машин и воду лить из крана
в Сахары пересохшие уста!

А сколько в жизни лестничных пролётов
проходим мы? И сколько поворотов…
на триста шестьдесят?...казалось, вот он,
тот дом, где ожидают только нас!
Наш первый дом. Роддом или пещера…
Наш первый крик – земной ступенью первой.
И наш последний вздох, как шаг на берег…
в безбрежность Бытия. От ять до аз.