Стояло самое время начала комариной
поры. Отгремели талыми водами апрельские ручьи, и отпушила
первым весенним цветом нежная верба. Под пологом сосновых боров
выбросил первый цвет душистый ландыш. Отпылила снеговым дождем
черемуха, а в садах, на яблонях налились малиновым цветом бутоны
– вот – вот раскроют лепестки и загорятся сады цветочным
заревом. Мало – помалу затихала неугомонная птичья суета, и лишь
на зорях, все так же как в самом начале мая, не унимались
громкоголосые зарянки и соловьи. Отошли первые грибки – строчки
со сморчками, а в лугах отцветал ковер одуванчика. Подходила к
концу весна.
В настежь распахнутое окно веранды,
вместе с низовым ветерком, врывался. отсчитывая время, голос
поздней кукушки. Совсем стемнело, и высыпали первые звезды, а
кукушка все не унималась. Эхо разносило ее рваный голос по всей
округе.
Окно распахнуто в яблоневый сад.
Всегда когда выхожу во двор вижу эти яблони – раскидистые в
кронах, плотные, объемистые в стволах, словно коренастые дубки.
Кое – где кора на них лопнула и на свет божий проглянула белесая
древесина. Припустился по яблонькам серый навязчивый лишайник,
плотно окутал комли у самой земли. Одеваются в майскую пору
яблони в цветочный наряд - стоят, словно в снегу. Вот только
снег их цветов не обычный, с малиновым отливом. Зардеет зорька и
яблоневый цвет еще сильнее вспыхивает малиновым отблеском. Роем
кружатся в яблоневой кроне, наседая на цветочные соцветия,
пчелы, шмели, да лесные букашки, желающие отведать нектара..
Недолговечен яблоневый цвет – глянешь, а уж вся земля под
яблонями павшим лепестком усыпана, и лишь молодой лист,
изумрудом горит на них.
Зреют лето народившиеся в год яблочки,
и вот уж августовский яблочный Спас дарит их к столу. На ранних
сортах яблочки опадать начинают, а вот на антоновских до самых
ноябрьских холодов держатся, наливаются медом, дух нагоняют.
Урожайные яблони – редкий годок выпадает, чтоб стояли без яблок.
Старые яблони…Так происходит из года в
год, так было и в этот год, так было и много лет тому назад, в
пору моего становления на тропу жизни. Десятилетия прошли с той
поры, когда появились в моем саду эти яблони. Уцелело всего
четыре, а было больше десятка, - в один неудачный год померзли
еще подростками не справившись с лютыми морозами – пришлось
тогда отцу вырубить. Сегодня от тех корней вырубленных яблонь
дички принялись – хорошенькие яблони да вот нет на них яблок. А
вот те что, уцелели стоят и по сей день, глаз радуют – многие
лета пережили.
… Было то поздней осенью. Перед самым
Покровом. Время сохранило в памяти ту осень – снег тогда
ранехонько выпал. Отчетливо помню на пороге дома деда. Зашел –
выставил на показ саженцы – небольшие, низенькие, стволики чуть
больше карандаша. Замерзшие. Не посадишь день другой – увянут.
Словно сон вижу – сажает отец эти хилые яблоньки, - одну перед
домом, другую у лавочки, чтоб кроной уют создала, когда
вырастет; другие в ряд, аллейкой. Прижились. Заросли. А через
год … не стало деда. А еще год – другой спустя, грянули лютые
морозы. Ах, какой бы был сейчас сад!
Тогда, много лет тому назад, были мы
наравне, одинаковые ростом, да и по годам не далеко друг от
друга ушли. Порой и не обращал на них своего внимания. Рос сад
сам по себе – не трогала его рука садовника. Настала пора и
яблоньки сами о себе напомнили. Перегнали меня в росте. И стою я
теперь под огромными деревьями и не узнать уж в них тех хлипких
дедовских саженцев – глядишь в пышные кроны – неба не видно.
Смотрят свысока на меня яблони. Узнают ли? Помнят ли? Пройдет
дума по тропе ушедшего времени и оживет прошлое явью – увидишь,
как беззаботно играл мальчонкой в нарастающем дедовском саду,
как тащил друзьям полные карманы спелых яблок, и как старательно
срывал с ветвей поздней осенью крепкую антоновку…
…Не прекращает свою ночную песнь под
нарастающую луну кукушка. А луна - вон какая выкатила, зависла
над лесом. Лунный свет бросает вокруг рваные тени. И сад стоит,
словно облит позолотой. Налетают на открытое окно ночные бабочки
– вон одна, наскочив на абажур лампы отпрянула, примостившись на
штору.. В кроне одной из яблонь урчит козодой. Постой-ка,
постой-ка, а какое сегодня число..? Надо же, так и думал … оно,
то самое. Только май тогда был другим, холодным, дождливым.
Запоздало тогда выбросила свой цвет черемуха, - ей бы уж
отцветать, а она только занялась. Вспомнил! Надо же! Отчего!?
Много воды утекло с того мая. А все одно помнится. Долго сидел
тогда тем вечером в саду, под кроной вон той яблони, что растет
у самой скамьи…
Вновь потянуло не смелым ветерком в
настежь раскрытое окно. Говорят: «в мае родится - весь век
маяться». Народная молва пустого слова не любит. Приметила знамо
за что! И в природе май – месяц поворотный – вроде бы еще и
весна, но уж больно по-летнему вокруг. Порубежный месяц май! И в
саду в эту пору жизнь просыпается – нарождается цвет. Боишься в
мае крепких утренников! Цвет не выправишь!
Запах первых цветков шиповника кружит
в прохладе майской ночи. Не спится. Прохоркал за огородами
поздний вальдшнеп. Еще совсем немного и утро – майский рассвет
скор. Коротка майская ночь, словно цвет черемуховый, - лизнет
робкий рассвет белесой поволокой восток и зародится новый день.
На тусклый, мерцающий свет керосиновой
лампы вновь налетела пара ночных серокрылых бабочек. Чудачки!
День с керосиновой лампой перепутали! Ишь на что клюнули. Сами
ночные, а все одно к свету тянутся. Вот и поди, пойми их! Порой
сидишь у ночного костерка, припозднившись с тяги – кругом
темнота, и только твой костерок ночь гложет – зазывающее мерцает
пламя. Вот и налетит на него, откуда ни возьмись, ночница –
бабочка, да не рассчитает и прямо в огонь. Кончилась жизнь..
Спрашивается «почто» на огонь налетела?
Заходил теплый, блаженный ветерок по
яблоневым кронам. Зашелестели упругие ветви, зацарапали друг
друга. Приподнялся со скамьи, глянул под карниз – небо
чистехонько, ни облачка, звезды глаз «режут». В курятниках
петухи поднялись – «отметились» и снова смолкли. Хотел было на
часы взглянуть, да не стал – сна нет, а временем пугать себя не
стоит. Но чувствую мысленно, близок рассвет. Перед самым окном
метнулся козодой. «Ур – р – р – р, Ур – р – р – р» разлилась его
тягостная трель со стороны дровней. Ночь его время. А в прочем…
и не только.
А мысли все одно к тому маю тянутся.
Буйно, поздним цветом полыхали тогда кусты калины. Холода тогда
сильно цвет попридержали, от того и яблоневый сад долго в
бутонах простоял. Изматывали проливные дожди. Кисла от влаги
едва народившаяся зелень. Не принимала земля дождевую воду – под
яблоньками в межах сутки на пролет вода стояла. Боялись тогда,
что дожди цвет собьют, уповали на милость природы. Но дожди не
унимались. А к концу месяца еще больше разошлись. Чавкала под
натиском лопаты начиненная влагой кладбищенская земля, не давая
переворачивать огрубевшие пласты. Копали с усилием, с надломом.
Сопротивлялась земля. А на поодаль росшей сосне, не умолкая ни
на минуту, ворковала горлинка. Словно дерево тосковало по
ушедшей в иной мир нарожденной жизни, и цвел под лесным пологом
ландыш. Играл дождевыми каплями лес. И точно так же как в этот
вечер надрывалась, считая года, кукушка и выводил свои рулады
певец зори – соловей.
Лязгнула петлями калитка впустив меня в
сад, и повела меня тропка к домашнему крыльцу, мимо старого
дедовского сада , мимо одиноко стоящей березы.
…Замерцало пламя
фитилька – скоро затухнет. Вот и кукушка замолкла. Тишина.
Совсем скоро разольет рассвет белый день, наступит новое утро,
проснется старый сад в новом дне, и вновь пойду я той
единственной тропкой, что проходил не единожды, а рядом с ней
будет тянуться другая, не видимая глазу, но знакомая душе.
Оступишься, встанешь на нее, и потянет за собой память клубок
времени, и будут печататься невидимые следы по тропе ушедшего
времени. Но хорошо бы только не в мае…
|