Олег Трушин

"Адрес просто: Ялта, Чехову..."


  

"Из всех русских теплых мест

самое лучшее пока - южный берег Крыма"

А.П.Чехов

 

Встреча
 

Случается так, что начинает вдруг неудержимо тянуть в те края, куда судьба заносила тебя много-много лет тому назад. Вновь, как прежде, пройтись по тихим тенистым аллеям парка или постоять на берегу спокойной  речушки, припоминая что-то доброе... А может быть, вновь потянет пройтись узкими улочками старого города, хранящего в себе таинство веков. Но вот уже который год на протяжении десятилетий мне неудержимо хотелось приехать в Крым, в Ялту, где ровно тридцать лет тому назад я  вместе с матерью стоял у дома Чехова. Из тех далеких воспоминаний не осталось почти ничего: лишь небольшой отрезок ялтинской улицы, круто идущей на подъем, шум городских трамваев и море цветущих акаций в каком-то скверике.

И вот спустя годы автобус, преодолевая крутые подъемы и спуски горных дорог, тянущихся вдоль побережья Черного моря, вез меня в Ялту. По левую сторону от дороги в синевато-белесоватой дымке простиралась необозримая взглядом морская гладь, и где-то там, за горизонтом, сливаясь с небосводом, превращалась в единое целое. На самых вершинах горных отрогов зависли свинцовые тучи. Иногда они, такие огромные, полностью закрывают горные маковки, отгоняя прочь белоснежные облака, сбивая их вниз. Стройные кипарисы, крымские сосны почти вплотную подступали к дороге, словно  направляя ее в нужное "русло". Я ехал к Чехову. 

* * *

Впервые в Ялте Антон Павлович Чехов оказался в конце 80-х ХIХ в. и уже впоследствии, в течение одиннадцати лет,  с 1888 г. по 1898 г., почти каждый год приезжал в этот крымский городок, раскинувшийся в долине гор, на берегу одного из самых ласковых морей. В эти годы Чехов словно присматривается к городу, изучает его, сравнивает с родным Мелиховом. Еще задолго до того как осесть в Ялте окончательно, Антон Павлович пишет в письме одному из своих близких друзей, журналисту и книгоиздателю  А.С. Суворину: ... "Вот уже почти месяц, как я живу в Ялте, в скучнейшей Ялте, в гостинице "Россия", в 39 №... Погода весенняя, тепло и светло, море как море, но люди в высочайшей степени нудные, мутные, тусклые...".

Да, Антон Павлович не сразу впустил в душу и сердце город, в котором оказался по воле собственной судьбы. Первые его впечатления о Ялте противоречивы: природа - да, прекрасна, но город - его мрачные узкие улочки, его люди  - "мутные", тусклые...", все это навевало на писателя тяжелую думу и в без того сложный период его жизни. Но время вносило свои коррективы, и вот уже в одном из своих писем Антон Павлович уверяет, что жизнь в Ялте тихая, море - прелесть, и что думает остаться зимовать в Ялте. - "И я, пожалуй, совсем поселюсь в Ялте", -восклицает Чехов в письме Немировичу-Данченко в октябре 1898 года. И именно в этом году он полностью утверждается в мысли, что нужно покупать землю в Ялте и строить дом, а не скитаться по гостиницам и частным дворам, как прежде.

В конце 1898 года, в октябре, Антон Павлович покупает в долг земельный участок, "расположенный в живописной местности: виды на море, на горы". Так впоследствии  селение Верхняя Аутка, что находилось на самой окраине города, "в 20 минутах ходьбы от Ялты", становится для Антона Павловича и его семьи вторым Мелиховом, где писатель проведет последние годы жизни, где будут написаны многие его произведения, в том числе удивительные "Три сестры" и "Вишневый сад". 

* * *

Ялта встретила меня "не почтительно". Практически сразу же, как только сошел с автобуса на ялтинскую землю, хлынул дождь: резкий, холодный, крупными каплями забил по разогретому солнцем асфальту. На этот дождь я никак не рассчитывал. Выезжая из Алушты осмотрел небо - ни облачка. И вот тебе на - ливень. Словно по чьему-то заказу обрушился он с небес, неся шумные потоки вод по ялтинским дорогам и тропинкам, несколько приостановив меня в пути. Больше часа стоял я под раскидистым кедром в ожидании того, когда же прекратится дождь. И как только дождевые капли несколько спали, я быстро направился по указанному мне маршруту. "Поднимитесь чуть выше и вправо на улицу Кирова, а там и доберетесь до чеховской дачи", - напутствовала пожилая женщина, живо указывая мне дорогу к намеченной цели.

После дождя ялтинский воздух обрел необычайную свежесть. Перемешанный с прохладой и запахами хвои кипарисов, сосен и кедров, он проникал глубоко в легкие, наполняя тело жизнеутверждающей силой.

Моя тропинка к чеховскому дому тянулась все время вверх по узким улицам старой Ялты. Двухэтажные домики, почти что вплотную стоящие друг к другу, возвышались по обеим сторонам дороги и походили на сторожевые крепостные башни. Иногда их стены были прикрыты разросшимся виноградником, тянувшимся к солнцу плотным ковром, скрывающим  холодный мрачноватый цвет камня. Сегодня улицы Ялты сплошь покрыты асфальтом, а тогда, когда по ним прогуливался Антон Павлович, они дышали землей, и после дождя каменистый суглинок делался малопригодным для прогулок. Многие дома старой Ялты уже давно потеряли свой первозданный облик - застроены по-современному, но есть и такие, что при взгляде на них сразу чувствуется образ чеховской эпохи.

После  дождя вновь разогрело. Яркое  солнце слепило глаза, откидывая от меня на асфальт короткие тени - небесное светило было почти в зените.

Вот уже совсем близко, на взгорье, завиделись мне густые кущи сада. 

* * *

 ...Так, постепенно, изо дня в день, из месяца в месяц, Антон Павлович стал воспринимать Ялту ближе, оценивал ее уже не как город, в котором вынужден жить в силу жизненных обстоятельств, но и как город, в котором  стал находить душевный покой. "Одним словом, так хорошо, что я решил остаться зимовать в Ялте", - пишет Чехов в октябре 1898 года книгоиздателю А.С. Суворину.

 К постройке будущего дома Антон Павлович подходит как настоящий хозяин. В письме к брату Михаилу Павловичу Чехову он сообщает: "... Кроме дома, ничего не нужно, достаточно перегородки. Вблизи булочная, базар...  Кстати  же в лесничестве всю осень собирают рыжики и маслята... Строить сам я не буду, все сделает архитектор. К апрелю дом будет готов. Участок, с городской точки зрения, большой, поместится и сад, и цветник, и огород".

 Любовь к родному Мелихову не покидает Антона Павловича, и все то, что было там на дорогой подмосковной земле, он пытается устроить здесь, в Ялте: внутреннее удобство дома, сад, Чехов после смерти отца  Павла Егоровича, 12 октября 1898 года, в сущности, прощался с Мелиховом. В этот период своей жизни Антон Павлович с надрывом в сердце писал: "У меня умер отец. Выскочила главная шестерня из мелиховского механизма, и мне кажется, что для матери и сестры жизнь в Мелихове утеряла теперь всякую прелесть  и что мне придется устраивать для них  теперь новое гнездо". Сколько душевной тоски, дум за будущее своих близких  заложено в этих нескольких строках чеховского письма! Уже будучи тяжело больным, он старается в первую очередь уладить жизнь близких, прекрасно понимая, как тяжело им оставаться там, в Мелихове.

Постройка "Белой дачи" в Аутке начинается с осени 1898 года. Пока дом строился, Чехов жил на даче К.М. Иловайской и поселился во флигеле своего недостроенного дома лишь 27 августа 1899 года. Дача строилась большой, с расчетом на всех членов семьи Чехова, которые должны были переехать в Ялту после продажи мелиховского дома.

Строительство дома несколько затягивалась - из-за недостатка финансовых средств. Для того чтобы как-то выручить необходимый капитал, Чехов принимает  очень не простое  для себя решение, - продать право собственности на все свои произведения издателю А. Марксу сроком на 20 лет. Так, в письме, датированном 22 февраля 1899 года, Чехов пишет: "... Я продал Марксу все - и прошедшее, и будущее... За каждые 20 листов уже напечатанной прозы я буду получать с него 5 тысяч; через 5 лет буду получать 7000 и т.д.... Доход с пьес я выторговал себе и своим наследникам...". 

"Белая дача"

"Построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни, с неожиданными выступами, со стеклянной верандой внизу и с открытой террасой вверху, с разбросанными то широкими, то узкими окнами, - она походила бы на здание в стиле модерн, если бы в ее плане не чувствовалась чья-то внимательная и оригинальная мысль, чей-то своеобразный вид", - так отозвался о чеховском доме в Аутке писатель А.И. Куприн, побывавший здесь осенью 1899 года.

 Да, это тогда, в начале 20-го века, "Белая дача", как прозвали ее ялтинцы, была хорошо видна из города и с морского побережья, пока ее облик не заслонил сад - чеховский сад, посаженный его руками. Здесь каждое растение напоминает о своем хозяине, благодаря которому взросло на благодатной ялтинской земле под лучами ласкового солнца, овеваемое морской прохладой.

Чеховский, ялтинский сад. Сегодня уже, наверное, трудно ответить, что появилось раньше - сад при доме или дом при саде. Уже в ноябре 1899 года Антон Павлович пишет в письме Немировичу-Данченко: "... Моя ялтинская дача вышла очень удобной. Уютно, тепло и вид хороший. Сад будет необыкновенный. Сажаю я сам, собственноручно. Одних роз посадил сто - и все самые благородные, самые культурные сорта, 50 пирамидальных акаций, много камелий, лилий, тубероз и прочие и проч". 

* * *

Чеховский сад. Путь по нему мне открыл директор музея, добрая душа Геннадий Александрович Шалюгин, распахнув металлическую калитку, ступив за которую, я оказался в самом настоящем ботаническом саду, посаженном и выращенном знаменитым драматургом. Геннадий Александрович, шедший впереди меня, то и дело расплескивал руками, указывая мне на чудесное великолепие, окружающее Белую Дачу:

- Смотрите, смотрите, вот у шумящего ручейка бамбуковые заросли, посаженные самим Чеховым. Как разрослись! Им уже более ста лет, - рассказывал Шалюгин, ведя меня по узким вымощенным тропинкам сада, то поднимающимся, то опускающимся вниз, петляющим среди деревьев и всевозможных кустарников.

- А вот магнолия, веерные  пальмы, гималайский кедр - посаженные руками Чехова. А вот этот могучий кипарис посажен уже Марией Павловной Чеховой ровно сто лет тому назад, в 1904 году, в память об Антоне Павловиче.

Пока я любовался раскидистой магнолией, покрытой огромными белыми цветами, источающими сладковато-горьковатый запах, не заметил, как в каких-то нескольких метрах от меня на аллею, ведущую от дома в глубину сада, выскочила белка. Сноровисто покрутясь на тропке, быстрыми,  резкими прыжками перемахнула через небольшую полянку у дома, а потом, схватив кипарисную шишку, ловко забралась по стволу чеховского кипариса и, разместившись на нем, принялась хрустеть найденным лакомством, совсем не испугавшись стоящего рядом человека. Позже я узнал, что это те самые пермские белки, завезенные в Крым еще в начале ХХ в., успешно прижились и распространились по всему полуострову, найдя себе жилье и пропитание даже в городах. И вот некоторые из них облюбовали Белую дачу, стали "чеховскими".

В самом центре сада, словно маяк, высится огромный атласский кедр. На южной стороне сада вновь возрождены 50 пирамидальных акаций, а с севера растут гималайский кедр и берлинский тополь. Веерные пальмы - их в саду много. Они встречают гостей у самого входа в сад. И, может быть, как-то немного нелепо смотрятся на их фоне яблони и груши - деревья более близкие к северным широтам. И уж совсем чудом для меня стала русская, "рязанская" раскидистая береза, росшая по соседству с веерной пальмой. Это была вторая береза, увиденная мной на побережье Южного Крыма. Крымский климат слишком сух для этих деревьев. Покинув Мелихово, Антон Павлович сильно тосковал о красотах средней полосы России. Говорил о том, что природа севера России нежнее, романтичнее южной. И, как память о дорогих местах, посадил у себя в саду березу; ее обступили пальмы, бамбук, магнолии и многие другие экзотические растения, с которыми в дикой природе береза просто бы никогда не встретилась.

В глубине сада есть миниатюрная виноградная беседка. Виноград - обычное растение Крыма, и наличие его в саду лишний раз подчеркивает господство и преобладание в нем южных растений.

Чеховским садом восторгались все приходившие в этот дом. Любили бродить по его аллеям, беседовать. В окружении кипарисов и поныне стоит "горьковская" скамейка, на которой частенько сиживали в оживленных беседах Алексей Максимович и хозяин Белой Дачи. Тогда, в 1901 году, "поднадзорный" Горький долгое время жил на ялтинской даче Чехова.

Своим садом Антон Павлович гордился: ”До меня был пустырь и нелепые овраги, все в камнях и чертополохе. А я вот пришел и сделал из этой дичи культурное, красивое место". А бы сказал - вечную весну. Ведь сад остается цветущим круглый год, словно весна задержалась в нем, заплутала и никак не может покинуть его. А весну Чехов любил. Это было одно его из самых любимых  времен года. Недаром он чудными красками описывает  в своих письмах ялтинские весны.

С годами чеховский сад разросся, возмужал, заслонив собой со всех сторон Белую Дачу. Он стал еще красивее и притягательней. Когда идешь по его тропинкам,  словно попадаешь в сказочный, царственный, фантастический мир, созданный руками человека с благословения природы. 

* * *

В какое-то мгновение садовые кущи расступились, и я  оказался у знаменитого чеховского дома.  "Вся белая, чистая, легкая..., красиво несимметричная" - сразу вспомнились мне слова А. Куприна. Построенный на юго-восточном склоне холма, сходящего к речушке Учан-Су, дом действительно необычен по своей форме.     Выстроенный по проекту архитектора Л.Шаповалова, он то напоминает купеческую усадебную дачу, то легкий башенный замок, что можно встретить на Кавказе. Дом в три этажа необычен во всем - и во внешнем, и во внутреннем убранстве: остеклённые  веранды первого  и открытые, повернутые к морю, террасы второго этажа, угрюмая, таинственная, оригинально вписанная лестница, ведущая с улицы первого этажа на второй; окна - то широкие, то узкие. Не знаю почему, но Белая Дача напомнила мне миниатюрные царицынские особняки, что находятся в усадьбе Екатерининского времени.

В дом можно пройти через первый этаж, так называемый подвальный, где в одной из комнат по первоначальному замыслу Антона Павловича должны были "жить индюшки", и через второй этаж, где на их парадном  входе красуется дощечка с фамилией владельца дома.

В "подвальной", рядом с  комнатой для гостей, просторная столовая с выходом в сад через небольшую прихожую, где, словно грозный сторож, сидит гипсовая собака, очень похожая на мопса - подарок С.П.Бонье. Гости частенько пугались  гипсового "мопса", принимая его за живую собаку, на что  Антон Павлович отшучивался, говоря, что сам "боится каменного пса", а выгнать его не может - подарок ведь. На первом этаже расположена комната Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой, ставшей  25 мая 1901 г. женой Антона Павловича. На второй этаже Белой Дачи можно подняться по боковой каменной лестнице, ведущей прямо к застекленной галерее, где любил отдыхать Антон Павлович. На втором этаже дома находятся гостиная, комната матери, спальня и кабинет Антона Павловича - просторный зал, где все вещи подлинные и расположены так, как при жизни писателя.

Чеховский кабинет. Мне в виде исключения было разрешено сделать несколько шагов в глубь этой "святая святых"  Белой Дачи. Вокруг вещи, которых касалась рука Антона Павловича. Когда находишься в  кабинете, возникает ощущение присутствия самого Чехова, словно он на какие-то короткие минуты вышел и вот-вот должен появиться в дверях. Писатель Куприн, часто бывавший  в гостях у Чехова, замечательно описывает убранство кабинета: "Кабинет {...} был небольшой, шагов двенадцать в длину и шесть в ширину, скромный, но дышавший какой-то своеобразной прелестью. Прямо против входной двери - большое {...} окно в раме из цветных {...} стекол. С левой стороны от входа, около окна, перпендикулярно к нему - письменный стол, а за ним тоненькая ниша {...}, в  нише - турецкий диван. С правой стороны - посередине стены - коричневый {...} камин; наверху, в его облицовке, оставлено небольшое, не заделанное плитой местечко  и в нем небрежно, но мило написано красками вечернее поле с уходящими вдаль  стогами - это работа Левитана (Куприн имеет в виду известную картину Левитана "Стога в лунную ночь", которую художник нарисовал за несколько минут в чеховском доме и самолично поставил ее в нишу камина - О.Т.). Стены кабинета - в темных с золотом обоях... Сейчас же возле входной двери направо - шкаф с книгами. На камине несколько безделушек, и между ними прекрасная модель парусной шхуны... Много хорошеньких вещиц из кости и дерева на письменном столе". Письменный стол - это, наверное, самое зрительное место для  посетителей  чеховского дома. Это стол из мелиховского дома - свидетель мучительных литературных исканий драматурга и писателя Чехова. Это здесь были написаны бессмертные "Дама с собачкой" и "В овраге", "Невеста" и лебединая песня - "Вишневый сад" - последняя пьеса великого Чехова.

В кабинете на стенах множество фотографий, картин. Есть и  необычная табличка с надписью "Просят здесь не курить..." -  "подарок" Гиляровского, адресованный к курящим гостям Антона Павловича.

В нише над диваном картина Исаака Левитана "Река Истра". Зелень по берегам,  кустарниковые заросли, вдалеке виден лес и на переднем плане  река, неспешно несущая свои воды. На другой стене - вновь левитановские этюды и картины "Дуб и березка". На стене, у которой находится шкаф, расположена картина "Бабкино" кисти талантливого художника, брата писателя - Николая Павловича, рано ушедшего из жизни все по причине того же туберкулеза. Именно Николай и познакомил Левитана с Антоном Павловичем.  Антон Павлович очень ценил Левитана, восхищался его работами и даже природу средней полосы России называл "левитановской". Много фотографий друзей, близких сердцу людей раскидано по стене справа. Большая фотография Антона Павловича в окружении актеров МХАТА.

В кабинете имелся телефон фирмы "Эриксон" - живая связь с миром, с Москвой, с друзьями в холодные зимние дни. Телефон появился в кабинете Чехова  в 1899 году, и  писатель очень быстро к нему привык. "Дома - такая скука! Только и радость, что затрещит телефон...", - сообщал в письме Антон Павлович.

В небольшом книжном  шкафу книги, их немного, но они самые дорогие -  томики Пушкина, пред которым Чехов преклонялся до конца своих дней, горячо любимые Толстой, Тургенев, первые книги собственных произведений, иностранные переводы...

 Вторым "кабинетом" Чехова была ... спальня. В трудные дни, когда тягучая, изматывающая силы  болезнь наваливалась тяжелой ношей, Антон Павлович продолжал работать в спальне. Простая железная кровать, стол с подсвечником прямо у кровати и вид из окна на Крымские горы. Последнее свое произведение "Вишневый сад"  Антон Павлович в большей степени писал именно в спальне. 

Дом у Пушкинской скалы

Совсем скоро после того как Антон Павлович поселяется на Ялтинской даче, она становится центром духовной жизни города. В гости к Чехову приезжают известные деятели культуры того времени, писатели, художники, композиторы, певцы. У Чехова на Белой Даче гостили Шаляпин и Горький, Рахманинов и Куприн, Немирович-Данченко и Станиславский, Бальмонт и Миролюбов. Приходили и начинающие писатели, искавшие у Антона Павловича поддержки и помощи.

Конечно же, встречи с друзьями были всегда радостными событием для Чехова, но писательская работа требовала уединения, где в тишине и покое можно было сосредоточить мысли, настроиться на "творческий лад". И вскоре, в январе 1900 года, Чехов выкупает  в соседнем Гурзуфе небольшой, прибрежный участок земли с видом на Пушкинскую, Генуэзскую скалу, так впечатлившую Антона Павловича при его посещении Гурзуфа.

Купить дом в Пушкинском Гурзуфе Чехов задумал давно. Уже в письмах к сестре Марии Павловне,  датированных ноябрем 1899 года, он сообщил: "На горах снег. Потягивает холодом... Об имении на берегу моря близ Гурзуфа никак пока еще ничего не могу написать определенно. Подожди". "Я недавно был в Гурзуфе около Пушкинской скалы и залюбовался видом, несмотря на дождь", - пишет Чехов В. Соболевскому  в январе 1900 года. И вот дом куплен. Небольшой домик в несколько комнат, ставший на короткое время творческой мастерской писателя. Именно здесь, скрывшись от поклонников, Чехов начал работу над пьесами "Три сестры" и "Вишневый сад".

Прибрежный шум моря, величественная скала помнящая  Пушкина, чайки, парящие над бескрайним простором вод, замечательный сад вокруг дома -  все это неотъемлемая  часть гурзуфского дома Антона Павловича.

 В августе 1901 года гурзуфский дом Чехов завещает своей супруге Ольге Леонардовне, которая полюбила это местечко  у моря, на самом краю каменистой бухты, и приезжала сюда практически ежегодно, вплоть до начала 50-х годов XX века. В различные годы гурзуфский дом посещали Шаляпин и Бунин, Маяковский и Рихтер, Фадеев и Козловский. Именно в нем Олег Ефремов обдумывал планы по созданию театра "Современник".

Виноградная лоза, стелющаяся у дома, веерные пальмы, цветущие лилии, аукубы перемежались  в уютном дворике. Гурзуфский дом, словно младший брат Белой Дачи, впитывал в себя всю прелесть чеховской усадьбы в Ялте. Сохранился до наших дней рабочий кабинет писателя: железная кровать, письменный стол - все так же просто и незамысловато, как и в Ялте. Попадая в гурзуфский дом, не хочется из него уходить, настолько он уютен и мил; его убранство завораживает посетителя, отрывает от действительного мира, погружая в ту славную пору чеховского времени. 

"Мне кажется, что я живу в Ялте уже миллион лет"

Не стоит забывать, что в Ялту Чехов приехал уже тяжелобольным человеком. По сути, вся жизнь в этом южном городе стала для него настоящей лебединой песней, испытанием силы  воли и мощи человеческого духа. Ялта  стала поистине золотой вехой Чеховского творчества. Городом, где  были созданы одни из лучших его произведений. Оторванный от столичной жизни Чехов в первые месяцы своего ялтинского пребывания тоскует по Москве, по оставленных там друзьях, но после того как его жизнь в Ялте начинает входить в размеренное русло, он несколько успокаивается.

"Здесь, в Ялте, расходится много моих книг", - сообщает Антон Павлович А.С. Суворину.

Ялта начинает вдохновлять Чехова как писателя. Пейзажи города,  природа южного Крыма не единожды затрагивались им в произведениях. "Крымское побережье красиво, уютно и нравится мне больше, чем Ривьера" - так  откликается Чехов на виды  Крыма в одном из своих писем.

В рассказе "Дама с собачкой" есть удивительное по своей красочности описание природы южного Крыма с философским подтекстом: "Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас.  Так оно шумело внизу, когда еще не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так равнодушно и глухо, когда нас не будет".

Именно Ялта стала городом, где сошлись судьбы Антона Павловича и Ольги Леонардовны Книппер. Городом, где проходили долгожданные встречи супругов после долгих месяцев разлуки, так как жила Ольга Леонардовна  большей частью в Москве, а Антон Павлович - в Ялте.

"Мой адрес: Ялта, Чехову", - сообщал Чехов в своих письмах.  "Мне кажется, что я живу в Ялте уже миллион лет" - признается он впоследствии. Но и этот "миллион лет" закончился для Чехова 1 мая 1904 года, когда он, уехав в Москву, уже больше никогда не вернулся на землю южного Крыма, на землю своего маленького райского сада, посаженного собственными руками, в покои Белой Дачи, приютившей его на последние, самые трудные пять лет земной жизни. "Прощайте. Еду умирать... Поклонитесь от меня товарищам... Пожелайте им от меня счастья и успехов. Больше уже мы не встретимся", -  говорил Антон Павлович перед своим последним "путешествием"  3 июня 1904 года. В ночь с 1 на 2 июня 1904 года Чехов скончался в Баденвейлере. 

* * *

Уходят с каждой минутой годы, десятилетия, и вот уже целый век отсчитал свои часы с той поры, как покинул Чехов Ялту. А гостей, приходящих в чеховский дом, все так же встречает великолепный сад, разросшийся, раскинувший свою зелень вокруг усадьбы, чистота и уют Белой Дачи. Вступая на землю чеховской Ялты ощущаешь ровное, неспешное течение бытия, не подвластного времени. Белая дача сохранена такой, какой она была при Антоне Павловиче. И "жизнь" Чехова в Ялте стала вечной, неразрывно связав память о нем с этим крымским городом, приютившимся у самого Черного моря.

 

Ялта - Алушта - Шатура