 |
|
|
Игорь Кораблёв На Берлин! |
|
История, рассказанная комиссаром одного из горвоенкоматов
Году в 1996-ом, к одному из военкоматов Санкт-Петербурга строевым бодрым шагом подошел удивительного вида человек: старик лет 80-ти, одетый в ветхую, выцветшую шинельку и гимнастерочку рядового бойца времен Второй Мировой Войны. За спиной - вещмешок, на седой голове - пилоточка со звездой, на груди - орден Красного Знамени. Правой ноги у старика не было: вместо нее - наспех струганный деревянный протез. Ветхое обмундирование старика было аккуратно зашито, заштопано, отглажено, все пуговицы - застегнуты. Выправка, грудь колесом, блеск в глазах - все полыхало в этом удивительном старике молодецким задором и удалью. Старик поднялся наверх, подошел к двери в коридоре, забитом полуголыми призывниками, постучался и шагнул внутрь. - Разрешите доложить! - отдав честь, отрапортовал старик. - 201-ого гвардейского стрелкового полка 1-ого Ленинградского фронта гвардии рядовой Петр Веснушка для дальнейшего прохождения службы прибыл! Комиссар горвоенкомата поднял голову. - Вольно, товарищ гвардии рядовой! - подавил полковник улыбку. - Кто вам разрешил в очередной раз покинуть госпиталь? - Ну, так я здоров уже, товарищ полковник! - бодро доказывал старик, вытянувшись во фрунт. - Мне бы на фронт, а? Ну сколько можно… Здоров ведь! - Мне придется доложить о вашем проступке вашему непосредственному командиру. А это, товарищ гвардии рядовой Петр Веснушка, - трибунал. Поэтому - кру-у-угом и шагом марш назад в госпиталь на доизлечение! - Ну, товарищ полковник… Ну товарищ полковник… Ну как же… - расстраивался старик.- Здоров ведь… Вы проверьте… Здоров… Не могу я назад… Никак не могу! Полковник немного подумал, затем кивнул. - Хорошо. Пройдите медкомиссию - и ко мне. Там посмотрим… Кру-у-угом! - Есть! - старик тут же повеселел, отдал честь, по-военному развернулся и вышел… - Не удивляйтесь, - начал объяснять полковник, - он с полгода уже на фронт рвется. И знаете зачем? Берлин брать! Самого Гитлера! Вы не смейтесь - геройский был малый. Воевал здесь в 42-ом на "Невском пятачке"… Там и ранение, ногу отрезали. В блокаду - на заводе. На одной ноге. А последние лет 25 - в интернате для инвалидов блаженных за забором под наблюдением государства: кашка жидкая с тараканами - живи, калека, не тужи за высоким забором в неведении о том, что вокруг происходит до самого крематория… Да поставили им с полгода назад телевизор, старик и заглянул - впервые за 25 лет - в это "окно в мир" - и увидел, как в Прибалтике бывшие каратели и эсэсовцы парады устраивают. Со знаменами, в черном, сытые, гордые. Или у нас - в Москве, в Питере - наши, так сказать, отечественные господа фюрерствующие: марши, свастики, ручонки правые вверх, все черное, "Хайль!" - у Зимнего, у Казанского. Ну, и помутилось у него окончательно в голове блаженной от увиденных телепередачек. Культю деревянную тайком выстругал и давай к нам бегать. Мы его - назад, в инвалидку, а он - опять к нам. Не могу, говорит, - Гитлер в Прибалтике до сих пор, на Украине, Ленинград, оказывается, взял, Москву, парадами по ним ходит, а я, говорит, как крыса тыловая, по госпиталям валяюсь! Воюет все - в том, в 42-ом… Для него-то война в 42-ом и закончилась - без него Берлин брали - а, значит, и не брали вовсе, раз все эти бравые канализационные парни Родину-матушку топчат - значит, и Гитлер, по его разумению, до сих пор в Рейхстаге сидит. Вот он и рвется на фронт. На Берлин. Рейхстаг брать! Родину-мать спасать. А сам гвардии рядовой Петр Веснушка, ожидая своей очереди на медкомиссию, ходил тем временем по коридору, переполненному призывниками, разговоры слушал. И недоуменно покачивал головой. - Как же так, братцы? Гитлер ведь!.. Фронт!.. Ополчение!.. Как же?.. - возмущался старик, слыша обычную болтовню призывников о нежелании служить в армии. Или недоверчиво усмехался над парой молодых людей, заполнявших анкеты для солдат-контрактников. - То есть как это - в долларах? Это мериканцы, что ли, второй фронт открыли? - подтрунивал над ними старик. - Эва! С фашистом биться - и за деньги! Вы что, хлопцы, из Улан-Уды, что ли? Ты за Гитлера премию еще никак получить хочешь? Стахановскую! А ежели тебе сам Гитлер заплатит, - за кого воевать-то пойдешь? За спиной этого комичного полусумасшедшего старика стоял хохот… Потом старик проходил медкомиссию. Старательно проходил. По-военному. С молодецким задором. С удалью. С надрывом (то есть - чуть было не надорвался). На все вопросы жалеющих (то есть - откачивающих) его врачей отвечал: - Никак нет, товарищ военврач! Здоров, как бык! На передовую! Закончив осмотр, бодрый гвардии рядовой вернулся в кабинет полковника. - Та-а-ак… - взял полковник у старика его медицинскую карту. - Не могу я отправить вас на передовую, товарищ гвардии рядовой. Не имею права. Вот, смотрите… Сердечко у вас - не ахти, зрение, плоскостопие, - сыронизировал полковник. - Не могу. Так что, придется вам все-таки назад - в госпиталь. В дальнейшем… - Ну товарищ полковник!.. Товарищ полковник!.. - Не могу. - Ну товарищ полковник… Старик чуть не плакал. Полковник, пряча глаза, походил немного по комнате, затем выдохнул, махнул рукой и уверенно произнес: - Хорошо. Пока, до полного вашего выздоровления, в ваши обязанности будет входить охрана нашего штаба. К охране приступаете немедленно. С госпиталем я договорюсь. На довольствие вас поставят… - А на фронт? - повеселев, загорелся старик. - Отставить! Кру-у-угом! Зайдете в 34 комнату - получите там оружие. С фронтом - посмотрим… позже… - Есть! - отчеканил старик. - Есть! Слушаюсь! Так точно! Его глаза полыхали. Грудь выгнулась колесом. Старик вышел. Полковник набрал номер. - Андреич? Слушай, там у нас в красном уголке макет трехлинейки пылится. Отдай гвардии рядовому нашему… И раскладушку там же какую-нибудь сообразить бы с бельем… Положив трубку, полковник задумчиво проговорил: - Черт его знает… Пропадет со своей беготней туда-сюда. А так - приказ: на службе - считай, на фронте. Аж помолодел старик… - полковник усмехнулся. - А я-то ведь как раз в 42-ом родился. В Ленинграде. И выжил. Так что - долг платежом красен… И стал старик - гвардии рядовой Петр Веснушка - нести свою военную службу. Вытянувшись, как часовой, он стоял с винтовкой на плече у дверей военкомата. Глаза его блестели. Выправка - молодецкая. Ветхое, выцветшее обмундирование его - чистое, аккуратно зашитое, отглаженное. Не старик - боец. Он браво отдавал честь офицерам, провожал автобусы с призывниками. За месяц к нему привыкли. У призывников он даже стал талисманом: дотронуться втихаря до его деревянной ноги - значит, живым вернуться. И только тогда, когда автобусы, переполненные понурыми призывниками, отходили от дверей военкомата, в глазах старика появлялась грусть. - На фронт, братцы? - спрашивал у призывников старик. - На фронт, дед, - невесело усмехались они. - Эх… - расстраивался старик. - На фронт… А я-то - как крыса тыловая! Не могу больше!.. Не могу!.. Сбегу!.. И однажды старик сбежал… - Вы представляете, сбежал хитрый черт! - смеялся полковник. - В автобус с призывниками напросился, - старшой его и взял - свой же дед, пусть, думал, старик развеется. А километров через 100 от города, когда автобус остановился, чтобы молодежь по кустам облегчилась, старик - шмыг! - под шумок - и деру! Когда хватились, его и след простыл. Мы - в розыск, и через 2 дня узнаем… Прошел наш дед одноногий строго на Запад за 2 дня километров 30… По полям, по лесам… Есть у нас в пригороде недавно открытое немецкое кладбище, на котором захоронены останки немецких солдат, погибших здесь, под Ленинградом. Не кладбище - конфетка, а на фоне наших замшелых могильников - просто песня с мраморной стелой и цветами. Курируют и ухаживают за этим парком под открытым небом немецкие ветераны 2-ой Мировой. Бывшие, специально из Германии от своего ветеранского общества сюда приезжают. И вот представьте… Раннее утро, солнышко из-за туч выходит, группа немецких ветеранов: седые, вальяжные, богатые. Чинно все так, степенно. Обсуждают что-то. И вдруг из ближайшего лесочка выходит наш гвардии рядовой с деревяшкой вместо ноги и с трехлинеечкой. Консерву с ножика кушает… Он как море крестов немецких над могилами увидел! Как услышал вдруг на родимой земле немецкую речь!.. Говорили, что более мистического, более жуткого зрелища еще никто никогда не видывал! Потому что как рванул прямо из леса наш дед одноногий с винтовкой наперевес на немецко-фашистского оккупанта! Бежит! По кочкам скачет! "За Родину! За Сталина!" - орет. Глаза горят, ножичек сверкает, звезда во лбу красная… Немцы от перепуга чуть дар немецкой речи не потеряли. Картину представляете? Несется на них - один против двадцати! - в штыковую атаку из леса, как из кошмарного сна, леший одноногий - 80-летний боец Красной Армии на деревянной ноге и с винтовкой! У немцев в головах, говорят, было то же, что и в штанах - все перемешалось. А наш-то гвардии рядовой!.. Будь у него настоящая винтовка - он бы этого фашистского агрессора!.. Честное слово, только от одного этого старика - дряхлого, безумного - я начинаю испытывать давно забытое чувство гордости!
А дальше - невероятное! Через 50 лет после окончания войны, так и не дойдя тогда до Берлина, наш гвардии рядовой Петр Веснушка - сейчас Берлин взял! На кладбище немецком, естественно, быстро разобрались что к чему: старый больной человек. Однако, то ли солидарность есть у немецких ветеранов со всеми участниками той бойни, то ли к прошлому уважение, то ли жалость, а может, все вместе (в общем, все то, что в нас самих официально и единожды просыпается только во время государственных праздников), только, узнав, куда и зачем рвется наш дед, взяли они его с собой. В гости. В Берлин. Через свою ветеранскую организацию. Дед, правда, говорили, долго сопротивлялся вначале: думал, что в плен попал, и в Германию его в концлагерь везут. Так он всю дорогу песни пел боевые: "Славянку", "Катюшу"… От еды отказывался. И винтовку не отдавал. Целый месяц несгибаемый русский старик у немцев жил. Только растерялся вначале немного: понять-то понял он, что не в плену, - а ЧТО тогда? Вот он - Берлин. Вот он - Рейхстаг - Гитлера логово. А Гитлера-то нигде и нет! Фашисты по улицам не маршируют, флаги черные зловещие со свастиками не реют, "Хайль!" - никто не кричит… Растерялся старик немного. Вот он, наш гвардии рядовой… Полковник открыл толстый журнал на немецком языке 1996-ого года издания, в котором были опубликованы несколько фотографий. На фотографиях был гвардии рядовой 201 стрелкового полка Петр Веснушка - старик на деревянной ноге в ветхой выцветшей шинельке и гимнастёрочке с орденом Красной Звезды на груди. Вытянувшись, он стоял с винтовкой в руке. Над его седой головой нависали стены Рейхстага. Было лето, ярко сияло солнце. Однако какое-то пронзительно щемящее чувство жалости и вины стал вызывать этот старый больной человек в солдатских обносках, застывший в 1996 году у роскошного величественного Рейхстага. Старик ссутулился, в его глазах впервые появилась растерянность. На других фотографиях - он в кругу своих новых друзей, немецких ветеранов - веселых, вальяжных, богатых - и то же - растерянность. Лишь однажды она пропала. В Трефтовом парке. А так - то же. - Н-да-а… - с грустью выдохнул полковник. - Солдат-победитель… Немцы, говорят, когда про житье-бытье своих бывших победителей узнали, чуть было не подумали, что войну они, немцы, выиграли. Деньги, сжалившись, на счет интерната старика нашего перевели. 25 тысяч. Их, разумеется, украли - наша, значит, все-таки была победа. Деду протез новый подарили - легкий металлический, со ступней - точь-в-точь нога. Еще винтовку просили у деда на память. Но он не отдал. Так что - героем вернулся в застенки свои родные наш гвардии рядовой. Берлин как-никак взял! Победой закончилась для гвардии рядового Петра Веснушки вторая мировая война. Глаза горят, грудь колесом. На новой ноге шагает гордо. Солдат-освободитель! А тут вдруг опять - телевизор: в Прибалтике, смотрит дед, те же фашисты проклятые маршируют; на Невском, в Москве - наши, отечественные - ручонки правые вверх, "Хайль! Хайль! Хайль!"… Всё то же самое - хоть брал Берлин, хоть не брал… И тогда совсем уже запутался дед. Растерялся окончательно. Берлин-то взял, мол, победу миру принес - а оккупанты фашистские никуда не делись! Ничего уже не понимает. Вот и сидит с тех пор дед у себя в душегубке для калек блаженных на коечке и в одну точку смотрит. Я его к нам звал - не идет. Винтовку назад отдал. Протез свой немецкий выкинул. Украли. Гимнастёрочка, шинелька - незашитые, мятые… Может, оно и правильно было задумано - чтобы жил-поживал себе человек за высоким забором в неведении о том, что вокруг происходит до гроба самого? Не ведает - и живет человек беспечально. А так - пропал человек… Жаль старика, пропал…. - Эй, дед, гвардии рядовой Петр Веснушка! Айда на фронт, на передовую! Не отвечает дед. Молчит. Сказал бы я ему, какую столицу брать надо было, но присяга не позволяет. Да и не поверил бы мне дед…
|
 |