Александр Казанцев Из книги «Дневник сумасшедшего года»   ЯНВАРЬ * * * Предновогодние петарды Смурной, морозный воздух рвут. И врут надежды, словно карты, Но вдохновенно, черти, врут! Мы знаем: будет все, как было, Хоть сотню жизней проживи, Что все старо, а не постыло Лишь то, что родом из любви. 31 декабря 2005 – 1 января 2006 * * * Радость в сердце неистово просится, Поле стелется чистым листом. Год Собаки на грудь мою бросился – Лижет в щеки, виляет хвостом. Календарь еще дни не листает – Первый день просветляет свой свод… Неужели последним станет, Для меня этот сучий год?.. 1 января * * * На кузне счастья моего Давно остыли угли горна, Распались ветхие меха, И наковальня раскололась, И ручка молота – в щепу. И хлещет свет в дверные щели, А с ним – кузнечиков укоры. И на полу сижу я, скрючась, Зажав башку в тиски ладоней, И даже совести не слышу. И счастлив я. 2 января 2006 г. КОРНИ Странно, что горе - по корню – гора. Дико: гора, а не яма!.. Изредка кажется, будто вчера Мама меня поднимала с утра, В поле вела меня мама. Поле, оно, как ни странно, - гора: Мама – геолог, земного нутра Тонкий знаток; всех камней имена Знает, как святцы, она. Кварц, малахит или шпат полевой Мама не спутает, ей не впервой Брать образцы, молоточком стуча, Этим премудростям сына уча. Малость с камнями я тоже знаком, Вот сковырнул со скалы молотком Крупную друзу таких хрусталей! – Счастлива мама, гордится сынком, Взгляд ее - друзы светлей! Много воды утекло с той поры. Мама зарыта в подножье горы, И за границей теперь та гора… Изредка кажется, будто вчера В поле вела меня мама… Горе – гора, а не яма… 6 января НАСТЕ Не все плохое от меня Взяла ты. Это уж неплохо! Да, мы ближайшая родня, Но между нами – даль, эпоха, Как бы пространства, времена Сместились, нас разъединяя… Но ты – моя, но ты – одна… Нет, не одна: тоску сминая, Твой сын, мой внук ворвался в мир. Он вся и всё переиначит! Теперь всё чаще вместе мы, Когда смеется он и плачет. Благослови его, Господь! Пускай лишь смех нам сыплет в уши Наш Серафим, родная плоть, Душа, связующая души. 7 января * * * Блещут спицы январского хлада, Нижут петли – денечки мои… Не любите меня, не надо, Не достоин я вовсе любви!.. Да, стихов понаплёл изрядно, Их раскидывал, как силки, Ну а молодость безвозвратно Перешла теперь лишь в стихи. И не дали седины мудрости. Да и силы уже не те. Скоро будут ведь строки уросить, Как кутята, – одни в темноте. Я не буду на Вас в обиде, Не плесну языком огня. Не любите меня. Любите Столь же трепетно не меня. И стихи позабудьте. Либо Много лучше пишите сама. Всё равно ведь скажу «спасибо», Что на время сошел с ума. Что в багровых лучах заката Ты, как розовый куст, цвела, Что ошибкой моей когда-то, Нет, улыбкой судьбы была. 7 января * * * Ну и что же, родные мои, ну и что ж? Нехорош я и этим, и тем не хорош? Много пью, алкоголем туманя мозги, Хоть порой в них и так - ни искринки, ни зги. Что и враль беспросветный, и лох записной, И что слава дурная клубится за мной, Что Москва и Париж, а недавно - Нью-Йорк Наплевательский мой принимали восторг, Что орал я – нужна мне, мол, вольная ширь, Что милей мне дырища и прорва - Сибирь, Где рутины не меньше, но воздух хмельней, Выкрутасы в ней можно творить почудней!.. Что среди благонравных, красивых людей Я едва ль не урод и почти что злодей. Что за звоном певучих рифмованных строк Самых близких укоры расслышать не смог, Что на раны свои часто сыпал я соль, Что другим причинял несусветную боль. Что свой путь по ухабам и топям веду, Что дразню неразумно Гусыню-Беду, Что готовы давно уж сквитаться со мной Уязвленные морды, набитые мной. Что обманутых мною растет череда, Им за счастье меня изнахратить, о да!.. Что недаром при скопище хмурой толпы Мне анафему грозно пропели попы… Что и сам я себя ненавижу давно, Трудно вставить союз противительный НО, Но при всех минуса'х, при убожестве всём Я люблю этот мир и всех любящих в нем. Я мечтал, через тьму и сквозь дым проведя, Даровать душам струи слепого дождя, Что порою и сам я от счастья был слеп, Что, пусть черствый, но ел неворованный хлеб, Что когда я уйду – взмах пустою сумой! - Сена с Томью сроднится, с рекой Бухтармой, Струйка чистая в речку Москву протечет, И собьются суровые Нечет и Чет, А меня уже - дудки! – ничем не собьешь!.. Ну и что же, родные мои, ну и что ж?... пятница, 13 января 2006 г. * * * Расторопный 4-й маршрут Нас увозит на «спальный» Каштак. Нас в маршрутке друг к дружке прижмут, Хоть сердцами прижаты и так. Фонари проплывают впотьмах, По мороженым стеклам скользя… Будем спать с тобой в разных домах, Потому что в одном нам нельзя. А в глазах твоих горький вопрос. Выйдешь ты через десять минут… И не видит невидимых слез Расторопный 4-й маршрут. 16 января *** Сводят счеты союзы и фракции... Брат на брата, сестра на сестру... И покуда ты грезишь о Франции, Я тихонько в России умру. Отпоют меня ветры осенние, И оплачут дожди по утру. Я свое в тебе видел спасение. Вот и спасся, хотя и умру. Мне мила твоя юная грация, Будет помниться даже в аду. А тебе улыбнется пусть Франция В Тюильри, баснословном саду. Далека будет русская злобушка В том улыбчиво ласковом дне... Только вряд ли забудешь, зазнобушка, При свершенье мечты обо мне. С грустью глянешь ты в русскую сторону, Убедишься - душа не пуста. И расскажешь французскому ворону, Как бывает светла чернота. 22 января * * * Ракушку – ухо Океана – прижму я к уху своему: стихии две перекликнутся. 23 января * * * Я разрешаю утру во дворе С морозным скрипом разлепить ресницы, А если спишь ты, пусть тебе приснится, Что счастье есть в морозном январе. Пусть встречи стали кротко коротки, Пусть мало их - когда их было много?! - Я нежностью кормлю тебя с руки, Зверенок мой... И пусть нас судят строго, И пусть клеймят - меня, а не тебя! - Анафемой дерут свои гортани, но в высь мы поднимаемся, любя, И, может быть, высокими мы станем. И страсти переплавятся в слова Узорнее морозных дивных кружев, Скукожится недобрая молва, Недоброту свою же обнаружив. И будет свет звучать, как нота "ре" - светло и чисто, страстно и бодряще. как пушкинское утро во дворе - меж будущим и прошлым, в настоящем. 27 января ДРУЗЬЯМ Я хотел бы не знать ни черта, Но я знаю, мучительно знаю: Подвела меня к зыбкому краю Уводившая в даль Красота. Да, я знаю, не будет уже Озарений – тире – помрачений, Но какие же, после мучений, Тишина и покой на душе!.. Не серчайте, не все я успел, То не повод, отнюдь, для печали, Ведь я пел, понимаете, пел Среди тех, что, кривляясь, кричали. И на этом, на зыбком краю, Не сорвался в пучину покуда, Я пою, не кричу, а пою, Буду петь, пока с вами я буду. 28 января * * * Ошарашены морозами Даль и высь до «боже мой!». - Эй, летите, сани-розвальни, Каждый полоз, в голос пой! Лошадиный круп заиндевел. Солнце – с медом стылым жбан. Ну а где-то в жаркой Индии Жрет бананы павиан. Здесь трещат стволы древесные, Птицы мерзнут на лету… Да и как же люди местные Любят эту красоту?! Любят так, что песни ярятся, Любят так, что – «боже мой!», Что Весна-красотка явится За красавицей Зимой. По-иному жить не чаем мы Ни в одной из жарких стран, Где спокойно, нескончаемо Жрет бананы павиан. 30 января * * * Всё скудельней надежды сосуд, Черепки собирать буду скоро. Жизнь моя – затяжной самосуд, Притупляющий страх приговора. Впрочем, хватит, кончаю скулёж: Мне давалось, что вам и не снилось! И что жизнь тяжела – это ложь, Потому что всегда она – милость. Грёб веслом и толкался шестом, В гору пёр, были воля и сила… Прошепчу выстывающим ртом Лишь волшебное слово «спасибо». 31 января ФЕВРАЛЬ * * * Февраль. Достать чернил и плакать. Писать о феврале навзрыд… Б. Пастернак Февраль. Чернила не достать: Ушел он, век эпистолярный. И так достал мороз полярный, Что, право, хочется рыдать. Но, нет, я лучше посмеюсь Над непоняток кутерьмою, Над раскоряченной зимою, Уже знакомой наизусть. А я не стану раскисать: Гляди, февраль, какая фига!.. Но это – миг. А после мига – Писать,       писать,           писать,               писать… 1 февраля * * * Бог сердито сказал: «Вон из Рая! Размножайтесь, - сказал, - и плодитесь! Вас терзать будет боль, раздирая!.. – Пригрозил. И смягчился. – Идите!» Мы ушли рука об руку. Боже Так вздохнул, будто каясь немного. Мы ушли. Жили тяжко. И что же? – Возлюбили сурового Бога. Нас карал он и позже. А мы же… Мы к нему относились, как люди… Кто же выше из нас, кто же выше?.. Тот и выше, наверно, кто любит. 1 февраля * * * О любви и о смерти – о жизни Я писал, стало быть, и пишу. Не спешу «сделать ручкой» Отчизне И в великие лезть не спешу. И пока не захлопнулся ящик, Пока числюсь в походном полку, Я хочу напитать настоящим И судьбу, и любовь, и строку. 2 февраля * * * К Музе я никого не ревную И не зарюсь на лиру ни чью. Я согласен на славу дурную, Коль угодна она дурачью. Поверяю биением сердца Я акустику каждой строки. Ну а слава дурная – лишь средство, Чтоб не знались со мной дураки. 2 февраля ОТРАЖЕНИЕ Разве мама любила такого… В. Ходасевич Бомж нашел осколок зеркала, Загрустил средь бела дня: «Ох, как доля исковеркала Невезучего, меня!..» Недоволен амальгамою, Трет по стеклышку рукой: «Как же был любим я мамою, Если, вправду, я такой?!.. Вроде рос послушным мальчиком… Как случилось, почему?!.. Амальгама кажет зайчиком В лоб виновному, ему. Ну, а я-то что ж не охаю, Если в зеркало гляжу? Неужель и то мне по х…, Что не по х… бомжу?! 3 февраля АКСИОМА В условиях тепличности Не вызревают личности. 4 февраля * * * В детстве хищно цвели георгины, И сорочья неслась трескотня… Не любили мои героини Не геройского вовсе меня. Не скулил вожделенно про счастье, Воздух рвал полыхающим ртом – За двоих я любить приучался… Это так пригодилось потом! 4 февраля УМИЛЕНИЕ Буду жить я и чутко, и щурко, Буду слышать, пока не умру, - На березоньке тонкая шкурка, Завернувшись, свистит на ветру. Умиление – вот против скверны Самый верный, наверно, рецепт. Скоро – враз! - опушатся все вербы, А к теплу будут в сладкой пыльце. Пчелка вылетит, будет кормиться, В соты первый медок принесет. А бекас, непоющая птица, Расхохочется с ясных высот. Жил пацан, звали попросту – Шурка… И не верил, дурак, что умру… На березоньке тонкая шкурка Просвистит обо мне на ветру. 5 февраля * * * Всё о Руси, всё о России Трещат дежурные мессии, Спеша взмахнуть, взойдя на холм, Как стягом, правильным стихом. У них от слез мокры манжеты, Хоть с хэппи-эндом их сюжеты, Хоть слов заёмных слог им лих, Хоть вовсе нету слов своих… Россией сердце я измучил, Но на хер хор мне этот сучий?!.. Один. Схватился за башку, В которой места нет стишку. А есть мольба – во всей крови: «Прости… одыбайся… живи…» 5 февраля * * * Вот судьба! Кусает и лягается, Как мустанг. Слабо' ее учить!.. Мастер получил по облигации – Мне зарплату хоть бы получить! Так же презираем я «элитою», Так же вижу нечисть наяву… Разве что, полегче с Маргаритою – Тридцать лет с беднягою живу. 5 февраля * * * Я дозвонился не тому. Не голос – омут. Как будто рад он моему Звонку ночному. - Простите! Спешка подвела. Спокойной ночи!.. …Вдруг не ошибка то была, А в жизни прочерк?.. 5 февраля ЖОЛНЕРОВСКИЙ Жолнеровский, наумовский житель, Там твоя средь сугробов обитель, С мезонином, с балконом стоит, Городская почти что на вид. Долго строил, почти в одиночку, И жену проворонил и дочку – Город их поглотил, словно кит… Иногда приезжаю в твой «скит» - Помолиться на темные ели, На холмы, что еще не осели, Ну и Вакху отвесить поклон, Да такой, чтоб доволен был он. А к застолью – уж так повелося – Строганина медведя и лося. Жолнеровский охотник лихой. И – на диво! – поэт неплохой. Потому – после третьей-четвертой – Он, походкою легкой и твердой, Кипу вносит тетрадных листков. Не всегда я тащусь от стихов, Но бывает – занутрит – аж больно… - Лучше пой, - говорю я. – Довольно!.. И гитару Петрович берет, Как парнишка, «восьмерочку» бьет, И поет о любви своей первой, Может, самой несчастной, но верной. И любовью весь полнится дом, Где она не гостила ладом… 6 февраля КАВЕРЗЫ ЯЗЫКА Скажешь гордо и важно: «Нас рать!» - Не сердись, коль ответ будет смехом… Помни, что возвышать и карать Наш язык может с равным успехом. 6 февраля * * * Наследую камень разрушенных я водостоков… К перу припадая, еще я пишу на бумаге… Авиценна Читаю Ибн Сину – и боль травит сердце жестоко, И горечь все выше, и нет для нее водостока, Неужто и внук мой воскликнет, поняв обреченность: «Что вижу я ныне? В упадке и честь и ученость!..» Земля стала полем взрастанья и лжи и коварства, И лекарь Ибн Сина не даст для забвенья лекарства. Ее не унять ни усушкой уже, ни утруской: Арабско-персидская боль стала нынешней русской. Но с верой остатней, хотя и без прежней отваги, К перу припадая, еще я пишу на бумаге, Еще заклинаю из о'гнем объятого круга: Хотя это трудно, любите, любите друг друга! Да, сволочи все, но кто любит – уже вполовину… Гасите экраны и на ночь читайте Ибн Сину. А я, ему вторя из третьего тысячелетья, Прошу лишь любовь, а не злобу оставить в наследье. 8 февраля * * * Жизнь котлом бурлит, а, глядь, - Отбурлила, убежала… Время камни собирать – Раскидал ведь их немало. Камни – недругам в ответ И в чужие огороды… Лишь за пазухою нет, Не из этой я породы. Камни горкою сложу – Нет, не выйдет пирамиды! – С этой горки погляжу На окрестной жизни виды. Жутко слышать свист камней – От него души саркома! – Отшатнулся я… А мне ль Эта злоба не знакома?!.. Брат на брата, рать на рать… Бьется мысль в виски и темя: Время камни собирать – Только это жизни время. 13 февраля ПОЧТИ КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКОЕ ПРИБЫТИЕ ПОЕЗДА НА ВОКЗАЛ ЗЫРЯНОВСКА Ларисе и братьям Люмьерам* Вокзал? Нет, станция. Тупик! Вдоль Бухтармы петляет ветка. Здесь паровоз проходит редко, Вагонов семь тянуть привык. Еще его не слышен гуд, А дым над зарослями – виден. Ежевечерне очевиден, Вот-вот он снова будет тут. Вот-вот?.. Как медленно течет Жарой расплавленное время!.. Я здесь вдругорядь, твердо веря: Да-да, счастливым будет чёт! Мне восемнадцать. Здесь торчу Часа уж два, дымлю нещадно. Как целоваться буду?!.. Ладно, Вот эту брошу, затопчу. Уж под Толстухою-горой Проходит поезд. Ближе, ближе!.. На этот раз, на раз второй, Тебя, уж точно, я увижу!.. Летит вдоль рельсов жадный взгляд - Встречь нарастающей громаде. Судьбы предчувствие во взгляде: Тревожусь? – да! – но больше – рад! Растет красавец-паровоз, Ревет восторженно, как ящер!.. Вот-вот все станет настоящим И пробирающим до слез… 19 февраля 2006 г. * - создатели первого фильма «Прибытие поезда на вокзал Сен-Жермен» * * * Перспектива? Чудесна она! Скоро будешь ты чья-то жена, Может, сбудется даже – в Париже Или самую малость поближе. Всем на радость шедевры творя, На пяти языках говоря, Деток пестуя – рыжиков тоже, На тебя как три капли похожих. Изнывая от умственной жажды, Вундеркинды и спросят однажды: - Мам, а можно прожить без любви?.. Ты тогда уж сдержись, не реви И ответить им правду решись: - Жить-то можно, но это не жизнь. 22 февраля * * * Всё так просто – как нечет и чет, Нет и да, свет и тьма, лед и пламень… Только сердце, к несчастью, не камень, Под который вода не течет. Посмотри: мы с тобой – две зари, Но ты – утро, я – вечер ненастный. Потому восклицанья напрасны: «Ты прекрасно, мгновенье, замри!» Ты восходишь, а я ухожу – Всё естественно, просто и мудро. Я люблю тебя, ясное утро, Дорожу, уходя за межу. 24 февраля МАРТ * * * Я слышал голос ангельский, Язык-то был не аглицкий – Понятный мне, родной. Мне пел посланник Господа: «Как жить на свете просто-то! Ступай, поэт, за мной! Псалмы слагай хвалебные, Что для души целебные, Гордыню усмири, Рифмованно прощения Прости за прегрешения И уйму благ бери! За то простись с богемою, С любой скоромной темою, Нищ духом стань, поэт!..» Скажу вам нынче, ладненько, Куда послал посланника, Каков мой был ответ. Сказал я: «Пока мне не время поститься – С огнем еще длится игра. Лети, ангел-птица, лети, ангел-птица, Ни пуха тебе, ни пера!» 2 марта * * * Ну вот, до первых луж дожил… В глазах от радости намокло. Всю зиму чуял меч Дамоклов Беды, безверия и лжи. Нет, не боялся… Страх давно Меня покинул окаянно. А просто думал постоянно: Весну вдохнуть не суждено… И только ниточка любви Меня держала в мире этом, И только горечь быть поэтом Теснила пошлость «се ля ви». Капель сверкучую ловлю, Ручейный говор догоняю, «Живу» все чаще заменяю На равнозначное «люблю». Гори, гори, души огонь! И зла не выражу никак я, Когда пронзенной светом каплей Слечу на Божию ладонь. 5 марта * * * Как тихо!... Как будто бы грянет гроза, И мордою в землю падут небеса, И враз когти вспышек мне вырвут глаза, И гром перепонки порвет. Как тихо… Как будто так будет всегда, И в прах разлетится любая беда, И с неба прольется живая вода И сбудется счастье вот-вот. Как тихо… Как будто меня уже нет. Страшнее – я есть, но уже не поэт. 9 марта * * * Уже не помню, как давно - В конце ли дня, в начале? - Козлы играли в домино, Костями в стол стучали. Азарт козлов приправлен злом, Слабейший жалко мекал, Но он, оставшийся «козлом» Там звался человеком. «Всё относительно, мой друг! – Сказал Эйнштейн лукавый, - И стук костей, и сердца стук, Провалы все и славы…» 10 марта