Ян   Торчинский 

«Победоносцев  над  Россией  простер  совиные  крыла» *

 Эта история началась в январе 2003 года, а закончилась в марте с.г. в Таганском суде Москвы, где объявили приговор… – а впрочем, все по порядку, тем более, что это только формальное, юридическое окончание.

  Однако к ней интересно вернуться, потому что она – своего рода магическое зеркало, в котором отразились некоторые проблемы современной России, а, кроме того, возникает повод и соблазн еще раз взглянуть на некоторые вопросы искусствоведения.

  Итак, более трех лет назад, в помещении московского музея А.Д.Сахарова, была открыта художественная выставка под названием «Осторожно, религия!»

  Откровенно говоря, мемориал выдающегося правозащитника был выбран для этого неудачно, т.к. антирелигиозные демонстрации плохо сочетаются с идеей защиты прав человека, в частности, права исповедовать религию.

  К тому же, устраивать выставку такого сорта в путинской России  – значило идти на определенный риск из-за несозвучности ее (выставки) направленности с господствующими кремлевскими воззрениями на религию. Страна, где всевластный президент прилюдно являет народу свою религиозность, обзаводится духовником (говорят, это архимандрит Тихон из московского Сретенского монастыря), строит часовню в своей подмосковной резиденции, так сказать, для себя лично, и вторую – на Лубянке для душеспасения сотрудников ФСБ (хотя там было бы уместнее соорудить языческую кумирню или капище сатанистов), совершает паломничество к святым местам в Суздали и многое другое, – не слишком оборудована для антиклерикальных выпадов. «Bad time, bad plaсe», как сказали бы американцы. Одно лишь многозначительное высказывание В. Путина чего стоит: «Православие – это часть российской культуры… Конечно, у нас церковь  отделена от государства, но в душе у народа все вместе». В других публикациях конец этой фразы впечатляет еще больше: «… но в наших душах и в нашей истории они (государство и церковь. – ЯТ) едины. Так было, так будет всегда». Мол, потерпите немного, братия, и то, что было де-факто станет де-юре. Но зачем Путину столь манифестная демонстрация приверженности духу и букве православия? Только ли иезуитская натура профессионального чекиста сказывается или есть еще какие-то мотивации и цели? Казалось бы, молись себе потихоньку, если душа требует, соблюдай посты и бей поклоны. Зачем же делать это на вынос? Вряд ли Владимир Владимирович заигрывал таким образом с религиозным электоратом. Не столь уж он велик и погоды на выборах не сделал: по результатам различных опросов, не более 6-12% православных россиян бывают в церквях хотя бы раз в месяц. В сравнении с Европой или Америкой это низкий показатель. А если верить Виссариону Белинскому, то приверженность к ритуальным обрядам, тем более фанатическая, русскому народу вообще не свойственна (помните, в письме к Гоголю он приводит народную пословицу об иконах: «Годится – молиться. А не годится – горшки накрывать».) Интригу усиливает то, что нынешний президент не отличается ни брежневским маразмом, ни горбачевской недальновидностью, ни ельцинской бесшабашностью; во всех его действиях просматриваются гебешная выучка,  расчет и некая загадочная сверхзадача, если угодно, второе дно. Поэтому рискну предположить, что Путин намеревается в будущем повторить деяние Петра I: ликвидировать российскую Патриархию как клерикальный институт и возглавить потерявшую руководящий орган церковь самому в качестве, скажем, православного Генерального Секретаря ЦК или Магистра христианнейшего Ордена меченосцев! Совместить светскую и духовную власть, после чего и до венчания на царство недалеко! Credo, guia absurdum (верую, потому что абсурдно)! А может быть, не так уж и абсурдно? И в ожидании своего звездного часа бывший разведчик Путин, успевший много раз сменить одну ипостась на другую, квалифицированно юродствует, напяливая личину святоши.

  Видимо, директор сахаровского музея Юрий Самодуров отдавал себе отчет, что тема выставки является спорной и даже небезопасной, однако надеялся, что, в духе провозглашенного плюрализма мнений, дело ограничится открытой дискуссией, и в споре победит истина или, по крайней мере, будет найден приемлемый компромисс. Как тут не вспомнить щедринского карася-идеалиста, верившего в «торжество вольных идей» и мечтавшего пристроиться к сему торжеству – до тех пор, пока его щука не съела.  Слишком рано забыли в России об уроках знаменитой «бульдозерной» выставки в Сокольниках в 1974 году. Плоховато читали они российскую прессу, например, газету  «Иркутский казак» №6, 2001, где можно встретить такие перлы: «Верим, что придет время, и христопродавцев будут попросту убивать на улицах тяпками и кастрюлями». Словом, проявили сахаровцы легкомыслие, а зря!

  И, для освежения памяти российских либералов, на четвертый день после открытия выставки в музей А.Сахарова вломилась шестерка церковных служек-боевиков, алтарников из храма Святителя Николая в Пыжах. Они забрасывали экспонаты пакетами с краской, уничтожали выставленные картины, выводили аэрозолем надписи на стенах: «Будьте вы прокляты!», «Чудовищно!» и др. (Соня Зерки «Осторожно, религия!» – «Sueddeutsche Zeitung», Германи,я  inosmi.ru/translation/205909.  2-12-2004).

  Мне кажется, что вандализм охлоса ничуть не лучше тридцатилетней давности вандализма властей предержащих, а впрочем, граница между ними – охлосом и властями – очень зыбкая. И кем была инспирирована описанная «ярость масс», догадаться нетрудно. Потому что не прошло и двух недель после триумфа проправительственной партии «Единая Россия» на выборах в Государственную Думу (очень показательное совпадение!), как прокуратура возбудила уголовное дело – угадайте, против кого. Совсем не против дебоширов, с них-то  сняты все обвинения.  Обвинение выдвинуто против Ю.Самодурова, его сотрудников и спонсоров, а также против художников - участников выставки, причем по скверной (почти не к ночи будь помянутой 58-й!) 282-й статье уголовного кодекса РФ «Разжигание ненависти и вражды, а также унижение достоинства группы лиц в связи с их национальной или религиозной принадлежностью». Кстати, а нельзя ли обвинить по этой статье Путина, без оговорок заявившего о православии в душе народа и забывшего, что граждане Российской Федерации, исповедующие католицизм, мусульманство, иудаизм или буддизм, тоже относятся к российскому народу? Не является ли  откровение президента «унижением достоинства группы лиц в связи с их национальной или религиозной принадлежностью»? Или провозглашением оруэлловского равенства, где все равны, но кое-кто является «более равным», чем остальные?

  Но с президента, разумеется, взятки гладки, а вот над творческими и административными субъектами разгромленной выставки начали сгущаться тучи. Камертоном к предстоящему процессу послужила филиппика главы внешнеполитического ведомства Патриархии митрополита Кирилла о том, что экспозиция сахаровского музея является «прямой провокацией (…), задевающей чувства верующих». С этим созвучно заключение искусствоведческой, социологической и психологической экспертизы, проведенной по постановлению прокуратуры (из «Заключения экспертов по уголовному делу №4616. Москва. 28.11.03): «Художественный коллектив преследовал не эстетические цели, а политические и идеологические (…) Он  совершил акцию, направленную против простого верующего народа, церкви и православного христианства». И в заключение: «Выставку можно рассматривать как подстрекательство к действиям, направленным против русской нации» и цель ее – «уничтожение, дискредитация, стирание из памяти людей религии Православия как основы русской культуры». Ну, как «не порадеть родному человечку», особенно, если этот человечек – христолюбивый президент? Однако узнаете знакомые, пусть немного обновленные, вышинско-ждановские формулировки?

  К великому сожалению, приходится признать, что выставка дала определенный повод к таким дефинициям, достаточный или нет – судите сами. Ибо сосредоточь она внимание на чисто антиклерикальных вопросах, скорее всего, ничего страшного бы не произошло. Однако там имело место откровенное глумление над символами христианской веры, а это уже есть проявление не демократии и вольнодумства, а воскрешение дремучего совково-большевистского кощунства**. И в таком случае уже не проходит принцип «не хочешь – не смотри, не нравится – отвернись». Потому  что такие произведения, как: плакат А.Косолапова с изображением Иисуса вместе с товарным знаком кока-колы и надписью «This is my blood!», или картонные иконы А. Тер-Оганяна (запомните это имя, дорогой читатель!), на которых изображения Христа и Богоматери перечеркнуты надписями «revolution», «vodkа», «Lenin» и др., или композиция О.Кулика «Новое слово», где Христос изображен со свиными копытами вместо рук, или совсем уже непотребная работа без названия И.Зауташвили, на которой представлена женщина в непристойной позе, с раздвинутыми ногами, между которыми помещена икона Божьей Матери и др. – придало экспозиции характер, который ее отнюдь не украсил. Но что случилось, то случилось, а процитированное экспертное заключение трактуется некоторыми российскими искусствоведами (А.Ипполитовым, А.Тимофеевским) как возрождение инквизиции в России и наступление «Весны Средневековья». Такой вывод исходит из следующих посылок: светская власть начала выдвигать обвинения против художников с точки зрения прегрешений против господствующих (?) религиозных верований. Если такое интимное и частное дело, как творчество, подвергается судебной экспертизе, которая к тому же не очень качественная и базируется на подмене понятий, пишет журналист Максим Соколов, то любое произведение искусства можно признать преступным, с соответствующими уголовно-правовыми последствиями (М.Соколов «Служите черные мессы в заведениях клубного типа. И тогда российская инквизиция вас не тронет» Информационно-политический портал гражданского клуба. Москва. – globalrus.ru/opinions/13632. 2-11-04). А подобная практика свидетельствует о том, что в современной, постсоветской России тихой сапой возрождаются нравы и практика времен Томаса Торквемады. М.Соколову вторит участница выставки, обвиняемая Анна Альтшук: «Это симптом того, что государство становится клерикальным».

  Говорят, что каждый век имеет свое средневековье. И если ХХI-й век в РФ начался со средневековья, то россиян можно только поздравить с тем, что их история в очередной раз сделала предательский виток, и советские реалии нетерпимости и судебных преследований, да еще в  неприкрыто обскурантской форме, успешно возрождаются. Что же до церкви, то она шаг за шагом начинает отвоевывать позиции, утраченные после Октябрьского переворота. Проявления этого многообразны. Здесь и подстрекательские выступления на веб-странице «православного братства Радонеж», где ревнители веры дискутируют, не следует ли назвать Москву «столицей еврейского автономного округа». И неприятие высоких технологий и глобализации. И протесты против штрих-кода на упаковках с продуктами питания и новых индивидуальных налоговых номеров, поскольку в обоих случаях там якобы оказалось «звериное число» 666 – знак антихриста. И заявление пропагандирующего патриотически-религиозные идеи Николая Леонова, бывшего генерала КГБ, а ныне депутата Думы от партии «Родина», что среди представителей демократических партий нет ни одного человека с русским лицом. И то, что православные священники проникают в школы и армию, Патриарх осеняет крестным знаменем танки и даже ядерное оружие, а чеченскую войну благословляет, как поход против бандитов (это сегодня, а завтра, наверное, это будет звучать, как поход против нехристей). И нагнетание русско-православных экстремистского толка по части ксенофобии, антидемократических, антизападных и антисионистских настроений, подогревающих друг друга. И настойчивые попытки ввести в школьные программы православную религию в качестве обязательного предмета обучения. К этому нужно добавить, что губернаторы, чтобы угодить своему набожному президенту, отравляют жизнь иноверцам-неправославным и вымогают у предпринимателей благотворительные взносы в пользу церкви. Может быть, они втайне рассчитывают получить когда-нибудь во  всероссийской Патриархии Папы Московского сан кардиналов или должность папских легатов? А если в руководстве церкви произойдут изменения, о которых мы говорили выше, то России может воцариться теократия, и средневековье там растянется на долгие годы и десятилетия.

  Однако вернемся к выставке «Осторожно, религия!», вернее, к некоторым ее урокам эстетического и этического плана.

  Я думаю, скандальность выставки во многом определилась тем,  что на ней было щедро представлено современное «авангардное» искусство. Рискуя прослыть ретроградом, скажу: по-моему, жрецы и адепты «авангарда» (и уж, конечно, абстрактного искусства) постоянно обмениваются улыбками авгуров, поскольку уверены, что никто им не скажет: «А король-то голый!» Наоборот, сплошь и рядом, люди, разглядывающие полотна с невразумительными комбинациями цветовых пятен, обломками геометрических фигур или карикатурными монстрами и завороженные терминами «супрематизм», «неопластицизм», «ташизм», «фавизм» или «дадаизм» и др. («Это, извините, нарисовано в плане бреда?» – «Что вы, голубчик! Художник – ярчайший представитель … как его… супер… нет, сперма… нет, супрематизма!» – «А-а-а! Тогда другое дело!»), в приступе злокачественной толерантности и мазохистского самоуничижения смиренно шепчут: «Я этого не понимаю, но, наверное, здесь что-то есть», вместо того, чтобы сказать: «Я этого не понимаю, потому что здесь и понимать нечего!» Ах, это умение и отвага называть вещи своими именами!

  О таких вещах еще в начале прошлого века с неподражаемым сарказмом писал Аркадий Аверченко. В рассказе «Ихнемвоны» газетного репортера направляют на выставку «неоноваторов». И вот его отзыв об одном представленном «шедевре»: «Открылась выставка ''Ихневмон'' (…) Нужно отдать справедливость – среди выставленных картин попадается целый ряд интересных удивительных вещей… Обращает на себя внимание любопытная картина Стулова ''Весенний листопад''. Очень милы голубые квадратики, которыми покрыта нижняя половина картины… Художнику, очевидно, пришлось потратить много времени, чтобы нарисовать такую уйму красивых голубых квадратиков… Приятное впечатление также производит верхняя часть картины, искусно прочерченная тремя толстыми черными линиями. Просто не верится, чтобы художник сделал это от руки! Очень сильно задумано красное пятно сбоку картины. Удивляешься – как это художнику удалось сделать такое большое красное пятно и т.д.» Словом, что увидел, то и описал, да еще с удивительной, а бы сказал, застенчивой доброжелательностью, продемонстрировав «деликатность и теплое отношение к несчастным, обиженным судьбой и Богом» авангардистам. Но редактор всполошился: «Разве можно так критиковать произведения искусства… Разве можно бессмысленно, бесцельно восхищаться какими-то голубыми квадратиками… Нельзя так, голубчик!» На помощь незатейливому репортеру приходит некий господин «с цилиндром на коленях и громадной хризантемой в петлице сюртука». Даже не взглянув на выставочную экспозицию, он представил свою версию: «Выставка ''Ихневмон''. В ироническом городе давно уже молятся только старушечья привычка да художественное суеверие, которое жмурится за версту от пропасти. Стулов, со свойственной ему дерзостью большого таланта, подошел к головокружительной бездне возможностей. Что такое его хитро-манерный, ускользающе-дающийся, жуткий своей примитивностью "Весенний листопад"? Стулов ушел от Гогена, но его не манит и Зулоага. Ему больше по сердцу мягкий серебристый Манэ, но он не служит и ему литургии. Стулов одиноко говорит свое тихое, полузабытое слово: жизнь» – и далее в том же духе. Вот так, благодаря господам «с цилиндрами на коленях» и их словоблудию, создавались мифы и кумиры, распиаривались «шедевры», которых «стыдно» не знать, не понимать и которыми позорно не восхищаться.  В конце концов, художников можно понять: в поиске хлеба насущного не только голубые квадратики нарисуешь (см. того же А.Аверченко «Натюрморт с крысой»). А вот эти мифотворцы с «громадной хризантемой в петлице», эксплуатирующие доверчивость неискушенных людей… А между тем, сказано: «Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтоб он соблазнил одного из малых сих» (от Луки, 17:2). Впрочем, «малых сих» набралось много, и к ним быстро присоединились сильные мира сего, толпы нуворишей, одержимых чванством и алчностью.

  Потуги «господ с цилиндрами» по наведению тени на ясный день практически бессильны в литературе. Здесь все по гамбургскому счету, все на виду. Как, скажите, понимать или объяснить авангардные стихи Игоря Лощинова (альманах «Крещатик», №2, 2002):

«хобермандейра

 хоэ хоэ

 хобермандейра

 хоэн хуз

экху экху экху

спят усталые игрушки

 книжки»?

  А никак! То же можно сказать о виршах Г.Фенерли (антология «Киев. Русская поэзия. ХХ век», 2004):

«С нами опепель.  Разумейся чтоб ладно.

 Узми мя на судрыжны плечи.

 Ибо опепель капепель».

Красиво, не правда ли?

  На этом фоне даже непонятки Ильи Кучерова (тот же номер «Крещатика»):

«В водосточной трубе застревает нога –

Значит, я не успел на драконьи бега…

 … на льдине усталый скворец

Побивает рекорд караульных сердец» –

воспринимаются, как почти классические тексты – хоть в школьные учебники их помещай!

  Однако нашей темой в основном является живопись. И вот реакция на подобные экзерсисы в этом виде искусства уже цитированного выше М.Соколова (привожу, опуская или смягчая наиболее «крутые» места): «Если так сложилось, что уже не одно десятилетие мэйнстрим (mainstream – основное направление. – ЯТ) так называемого ''современного искусства'' сводится к тому, чтобы более эффектно нагадить в как можно менее подходящем для таких отправлений месте, то это вопрос не столько к инквизиции (…) , сколько к деятелям современного искусства, установившим в качестве творческого канона, что действия, именуемые ими творческими и художественными, обязательно должны иметь касательство к уголовному кодексу – а иначе это не искусство». И этим людям, «когда их глумления и кощунства начинают надоедать обществу, естественно тут же забыть, что только скандалами они и живы, и объявить себя веронезами и микеланджелами, гонимыми инквизиционным трибуналом». И далее: «Бесспорно, лучше всего было бы, если бы деятели современного искусства вернулись к смиренному рисованию черных квадратов, ничьих чувств не уязвляющих (…) Самый неприятный и чреватый последствиями способ – это борьба с бесноватыми средствами государственной репрессии. Мы стоим перед выбором: или общество само уймет разнуздавшихся бесноватых, или их станет обуздывать государство, а оно уж наобуздает. И чем больше мы будем усердствовать в либеральном заступничестве по поводу мерзости перед Господом, тем вернее придем к наихудшему способу искоренения мерзости».

  Я не в восторге от всего, что сказано М.Соколовым и от его эмоционального перехлеста, явно продиктованного полемическим задором. Некоторые его эскапады носят совершенно шокирующий характер. Например: «Инквизиция (…) была создана, в общем-то, не в качестве худсовета, призванного направлять художественное творчество (…) Она появляется как раз на изломе средневековья, как реакция (…) на безобразия личности, освободившейся от оков средневекового миросозерцанья. Первичным стимулом для появления учреждения были непомерно расплодившиеся Тер-Оганесяны. Другим стимулом явились праведные шахиды и шахидки того времени, именуемые ведьмами (…) Тогда, в ХV-ХVI вв., скорее всего, имело место массовое умопомешательство и эпидемия доносов и самооговоров (…), но в нашем-то ХХI-м веке maleficae (приносящие бедствия. – ЯТ), рвущие на ошметки мирных обывателей – это не выдумка инквизиторов Шпренгера и Инститориса, а задокументированная  полицейская хроника». Проще говоря, да здравствует гуманная инквизиция, существующая, «в частности, для того, чтобы  люди, настаивающие на своем художническом иммунитете, не смели открыто и гнусно глумиться над христианской верой и умиляться деяниям чеченских и палестинских ведьм». Цель, конечно, святая, но где вы видели гуманную инквизицию, и не подвержена ли безумию страна, где тоскуют по такому учреждению?! Но одно М.Соколовым подмечено верно: авангардное искусство, начиная от приснопамятной «Пощечины общественному вкусу», призывающей выбросить за борт современности Пушкина и Достоевского, и до наших дней всегда исповедовало эпатаж. И этот эпатаж зачастую приобретает антиобщественный, скандальный, а то и криминальный характер.

  Например, Григорий Бакланов в книге воспоминаний «Жизнь, подаренная дважды» (Москва. Вагринус. 1999) так описывает поведение некого художника-модерниста Кулика: «… бегал художник Кулик за машинами на улице и облаивал их, рыскал себе славы. И в Стокгольме на выставке современного ''революционного авангардизма'' предстал он в таком образе: у собачьей будки, сбитой из досок, он стоял на четвереньках с цепью на шее и совершенно голый, даже без набедренной повязки, которую  по своей необразованности все еще носят дикари в жарких странах. И кусался: укусил за ляжку шведского искусствоведа Леннарда Лунквиста. Тут уж полицейский, не ведающий, что перед ним последствие (авангардистских идей в искусстве. – ЯТ), которое винить нельзя, надел на Кулика наручники и увел, и шведы аплодировали полицейскому. А мы-то надеялись, мы-то верили: где-где, но уж там – истинные ценители авангарда».

  Или Галина Щербакова в романе «Уткоместь» (Вагринус, М., 2001) пишет о неком прыщавом малом, «который таскал Катьку (юную дочку героини. – ЯТ) на выставки, неведомые моему поколению. На одну они пригласили меня. На нас из будки залаял мужик. Он был не сумасшедший (хотя как он мог им не быть?), просто это был перформанс. Я три дня учила это слово. Выучила. Сходила с детьми на человека-собаку еще раз. Он сидел у будки. Член его висел печально и дрожал от холода, норовя втянуться вверх в густую рыжую шерсть наватора-художника. Мне показалось, что все посетители только туда и смотрели (…) Я ляпнула, что, мол, песику надо сшить гульфик, а то, неровен час, отморозит яйца. Катя выдернулась из моей руки и сказала: ''Если ты, мама, не понимаешь концептуализм, то это еще не повод пошлить''». Кстати, концептуализм – это направление средневековой схоластической философии; термин применен Катькой-авангардистской ни к селу, ни к городу, но зато как эффектно звучит!

  Самых нелицеприятных взглядов на авангардное искусство придерживается Татьяна Толстая («Квадрат» Из книги «Изюм». М. 2002):

  «Художник ''послеквадратной'' эпохи (т.е. после написания ''черного квадрата '' Малевича. – ЯТ), художник, помолившийся на квадрат, заглянувший в черную дыру и не отшатнувшийся в ужасе, не верит музам и ангелам; у него свои, черные ангелы с короткими металлическими крыльями, прагматические и самодовольные господа, знающие, почем земная слава и как захватить ее самые плотные многослойные куски. Ремесло не нужно, нужна голова; вдохновение не нужно, нужен расчет. Люди любят новое – надо придумать новое; люди любят возмущаться – надо их возмутить; люди равнодушны – надо их эпатировать: подсунуть под нос вонючее, оскорбительное, коробящее. Если ударить человека палкой по спине – он обернется; тут-то и надо плюнуть ему в лицо, а потом непременно взять за это деньги, иначе это не искусство; если же человек возмущенно завопит, то надо объявить его идиотом и пояснить, что искусство заключается в сообщении о том, что искусство умерло, повторяйте за мной: умерло, умерло, умерло. Бог умер, Бог никогда не рождался, Бога надо потоптать, Бог вас ненавидит, Бог – слепой идиот, Бог – это торгаш, Бог – это Дьявол. Искусство умерло, вы – тоже, ха-ха, платите деньги, вот вам за них кусок дерьма, это – настоящее, это – темное, плотное, здешнее, держите крепче. Нет и никогда не было ''любовного и нежного'', ни света, ни полета, ни просвета в облаках, ни проблеска во тьме, ни снов, ни обещаний. Жизнь есть смерть, смерть здесь, смерть сразу». Преувеличение? – да ничуть: вспомните широко экспонированные сверхмодернистские скульптурные композиции из слоновьего дерьма!

  И далее у Т.Толстой:

«Дегуманизация и десакрализация – одно и тоже.

  ''Десакрализация'' – лозунг ХХ века, лозунг неучей, посредственностей и бездарностей. Это индульгенция, которую одни бездари выдают другим, убеждая третьих, что так оно все и должно быть – все должно быть  бессмысленным, низменным (якобы демократичным, якобы доступным), что каждый имеет право судить о каждом, что авторитетов не может быть в принципе, что иерархия ценностей непристойна (ведь все равны), что ценность искусства определяется только спросом и деньгами. ''Новинки'' и модные скандалы удивительным образом не новы и не скандальны: поклонники Квадрата в качестве достижений искусства все предъявляют и предъявляют разнообразные телесные выделения и изделия из них, как если бы Адам и Ева – один, страдающий амнезией, другая – синдромом Альцгеймера, – убеждали друг друга и детей своих, что они суть глина, только глина, ничего, кроме глины.

 …Вместе со мной в экспертном совете (по ''современному искусству'', существующему на американские деньги. – ЯТ) работают настоящие специалисты по ''старому'', доквадратному искусству, тонкие ценители. Все мы терпеть не можем квадрат и ''самоутверждение того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения''. Но нам несут и несут проекты очередной мерзости запустения, только мерзости и ничего другого. Мы обязаны потратить выделенные нам деньги, иначе фонд закроют. А он кормит слишком многих в нашей бедной стране. Мы стараемся, по крайней мере, отдать деньги тем, кто принесет наименее противное и бессмысленное. В прошлом году дали денег художнику, расставляющему пустые рамки вдоль реки; другому, написавшему большую букву (слово) ''Я'', отбрасывающую красивую тень (…) В этом году – женщине, обклеивающей булыжники почтовыми марками и рассылающей их по городам России, и группе художников, разлившей лужу крови в подводной лодке: посетители должны переходить эту лужу под чтение истории Абеляра и Элоизы, звучащей в наушниках. После очередного заседания мы выходим на улицу и молча курим, не глядя друг другу в глаза. Потом мы пожимаем друг другу руки и торопливо расходимся».

  Как иллюстрацию к словам Т.Толстой приведу пример из сравнительно недавнего прошлого, причем опять-таки связанный с самодуровской выставкой, вернее, с одним из ее участников. Так вот, уже неоднократно упомянутый А. Тер-Оганесян  ранее отличился тем, что разрубал православные иконы в выставочном зале Манежа, соблазняя присутствующих за небольшую плату поучаствовать в демонстрируемом кощунстве. А в Праге, куда он сбежал от преследований «российской современной инквизиции», этот художник развлекался, вывешивая на кладбищенских надгробьях номера телефонов и надписи с приглашением поговорить с покойными, причем  номера были подключены к автоответчикам, издающим завывания и сатанинский смех. Говорят, одна старушка-вдова, купившаяся на провокацию художника-хулигана, пережила сердечный удар, и еще слава Богу, что пережила.

  Конечно, это частности, напоминающие скверный анекдот. Не всякий авангардист – хулиган, и, тем более, не всякий хулиган – авангардист. Но как не задуматься, можно ли считать инквизитором шведского полицейского, который пресек  бесчинства самовыражающегося модерниста? И так ли был бы плох пражский страж порядка, если бы он отправил на нары развеселого Тер-Оганесяна? И, честно говоря, если бы кто-то дал укорот сквернословию, порнухе, чернухе, пропаганде насилия, вседозволенности, ксенофобии и др., которые захлестнули современные российские СМИ и литературу, то меня такая «инквизиция» не слишком бы огорчила. Как тут не вспомнить добрым словом приснопамятный советский Главлит!

  Но укорот дали сотрудникам дома Сахарова. И Таганский суд Москвы признал Ю.Самосуда и Л.Василевскую виновными в разжигании религиозной и межнациональной розни и оштрафовал их на 100 тыс. рублей (примерно, 3,5 тыс. американских долларов) каждого. Остальные отделались легким испугом, все же нравы времен Даниэля и Синявского в Россию еще не вернулись, по крайней мере, официально. Но все же «его пример – другим наука»!

  Однако очевидна тенденция: над вздохнувшей было страной явственно нависла зловещая тень мракобеса Победоносцева, готовая вот-вот сорваться в смертоносное пике. А впрочем, посмотрим.

  Словами Блока я начал статью, ими же и закончу.

                            «Двадцатый век… Еще бездомней,

                            Еще страшнее жизни мгла.

                            Еще чернее и огромней

                            Тень Люцеферова крыла».

  Интересно, что написал бы Александр Александрович о нашем, двадцать первом веке?

------------------------------------------------------------------------

*) Александр Блок «Возмездие». Победоносцев Константин Петрович – обер-прокурор Синода, махровый реакционер, воспитатель и наставник императора Александра III.

**) К слову сказать, то, что творили большевики с православной верой, ее институтами, функционерами и прихожанами не снилось даже самым лютым гонителям христианства за всю историю его существования. Согласно приказу В.И.Ленина, церкви и монастыри были разграблены «с беспощадной решительностью» и «в кратчайший срок». По очень скромной оценке историков эпохи перестройки и гласности, чистая прибыль от этого разбоя составила 2,5 млрд. золотых рублей. К тому же, было расстреляно 40 тыс. священников, дьяконов и монахов, а также 100 тыс. верующих, входивших в церковные «двадцатки» и общины. В мае 1922 г. патриарх Тихон был арестован со всеми членами Священного Синода. 32 митрополита и архиепископа были замучены и казнены. Например, киевского митрополита Владимира изуродовли, оскопили, застрелили, и голым бросили на поругание; тобольского епископа Гермогена живым привязали к колесу парохода, и он был измочален лопастями; черниговского архиепископа Василия распяли на кресте и сожгли, и т.д. «Надо именно теперь  проучить эту публику так, чтобы они несколько десятков лет ни о каком сопротивлении не смели и думать», – наставлял своих однопартийцев великий гуманист Владимир Ильич (см. И.Бунич «Золото партии», СПб, , 1992 г.).