Виктор Балан

 О Викторе Ардове и других


  

Ардов вообще-то от рождения Зильберман.

Что о нем знают сейчас как о писателе? Читают ли его? Нет. И я не читал. Его давно не печатают. Даже в Интернете не размещено ни одно его сочинение. А в 20-е годы Ардов (родился он в 1900 году) по тиражности не уступал Зощенко. Известность его превосходила Булгакова и Ильфа с Петровым. Прошли годы, и выяснилось, что Ардов - писатель даже не второго, а третьего ряда. Но Виктор Ефимович Ардов памятен сейчас в другом качестве.

По призванию он - юморист. Писал в 20-30 годы рассказики, пьесы (ставились в Театре сатиры), репризы для цирка, сценарии для кинокомедий, в том числе - "Светлый путь", театральные рецензии. Остроумец. Скорее, остряк. Многим от него досталось. Добродушно - эстрадного артиста Леонида Усача назвал великим однофамильцем Сталина. Зло - про Сергея Михалкова: "Ему досталось от Эзопа не голова, а только ж...". Был он и неплохим карикатуристом, оформлял свои сборники.

И сам Ардов был объектом шуток и эпиграмм: "Искусству нужен Виктор Ардов, как писсуар для леопардов". Как-то за обедом у Ильфа он произнес неприличное слово. Все замолчали в неловкости. Хозяин дома разрядил обстановку: "Витя, если бы на приеме у леди Галифакс вы сказали такое слово, у лорда Галифакс упал бы монокль в борщ".

Носил Ардов бородку лопаткой, немного комичную, "ассирийскую", такая была, насколько помню, только у Васисуалия Лоханкина.

След в искусстве Ардов оставил неглубокий, но память о себе - прочную и благодарную. Памятник Ахматовой, великой поэтессе, человеку большой судьбы и большого ума, не случайно поставили возле дома Ардовых на Большой Ордынке. Открывал его актер Алексей Баталов. Дело в том, что в их семье Анна Андреевна была своим человеком, близким другом. В их квартире более трех десятилетий была московская резиденция ленинградки Ахматовой. Баталов же - пасынок Ардова.

Здесь Ахматову встречали с сердечной теплотой и в относительно спокойные и в лихие годы, в этой небольшой квартире ее всегда ждала отдельная (семиметровая!) комната, которая остальное время считалась "детской" для Алексея. Познакомились Ардовы и Ахматова в 1934 году.

Ардовых не только Ахматова считала хорошими друзьями. Пастернак заходил к ним на огонек и на чашку чая, чтобы успокоиться от волнений - и от литературных, и от житейских. Сюда явилась Лидия Русланова, приехавшая в Москву после заключения. Ардов встретил ее словами, единственно верными в тот момент: "Лидка, слушай новый анекдот!". Русланова вмиг почувствовала - тяжелое кончилось, жизнь возвращается.

Следует сказать еще об одной женщине, которую привечали на Большой Ордынке и которая была близкой подругой Нины Ольшевской, жены Ардова, актрисы Художественного театра. Это Вероника Витольдовна Полонская, женщина, отмеченная необыкновенным очарованием и тяжелейшей судьбой. Она тоже была актрисой МХАТа (в те же годы). Последняя любовь Маяковского, ее он увидел в последний миг своей жизни. Она была замужем три раза. Короткое второе замужество Полонской прервалось в 1937 году, когда ее муж был расстрелян, а сын Владимир (!) от этого брака уже в 80-е годы оставил ее, отправившись в эмиграцию в Америку. Некогда окруженная поклонниками, Полонская умерла одинокой, в доме ветеранов сцены. Ограбленная к тому же Лилей Брик, которая лишила ее доли наследства Маяковского, нарушив тем его волю. О Полонской мы еще поговорим.

Время не только великий врачеватель, но и справедливый судья. Миниатюры и шутки Ардова не пережили свое время, не прорвались сквозь "толщу лет". Ему не были присущи жизненная мудрость, острый социальный взгляд на действительность. Чем ближе нам становится Зощенко, тем более в прошлом остаются сочинения Ардова. Остротам его было далеко до вчеканенных в память фраз Ахматовой: "Вас здесь не стояло", Маяковского: "Кто куда, а я в сберкассу", Булгакова: "Осетрина второй свежести", не говоря уже о неизбывном "квартирном вопросе".

Всё это бесконечно выше и глубже ардовского юмора: "Одёрнут немедленно должен быть всякий, кто кусает прохожих посредством собаки!" Есть, правда у Ардова в одной пьесе "площадь Проклятия Убийцам Карла Либкнехта и Розы Люксембург". Не хуже, чем ильфо-петровский "бульвар Молодых Дарований".

Ардов и коммунистический режим. Сложный вопрос. Как и для всех, живших в советскую эпоху. Герой нашего очерка был общительным, компанейским, даже богемным человеком. Произносил тосты, встречался с друзьями, бегал для них по редакциям и райсоветам, консультировал, редактировал. Но - никогда не сидел в президиумах, не выступал на собраниях. О прошлом своей семьи никогда не рассказывал. И в этой сдержанности - ответ на вопрос об отношении Ардова к власти. Отца его, инженера, расстреляли по прямому указанию Троцкого. Родителей жены - репрессировали, отец ее умер в тюрьме, мать - смертельно больная вернулась из заключения (естественно, на Ордынку) в конце войны. Ее "сактировали". Сам Ардов, чистый "белобилетчик", добровольцем служил в армии, естественно как журналист, в печати.

Отдельной страницей жизни Ардова является его дружба со Львом Никулиным, писателем (он-то как раз второго ряда), автором исторических романов "России верные сыны", " Мертвая зыбь" и многих других произведений разных жанров. Сотрудничество и дружба Ардова с ним возникли совсем на другом поле - юмористики. Такой Никулин был многостаночник. К сожалению, у него был и такой жанр - доносы.

История советской литературы в связи ее зависимостью от власти (партии, органов) еще не написана. В ней можно было бы рассказать о политических разносах, и о цензуре, и о самоцензуре, и о зубодробительной критике, а главное - о доносах, арестах и расстрелах. У всех литераторов были на памяти Бруно Ясенский, Хармс, Кольцов, Заболоцкий, Зощенко, сама Ахматова.

Литераторские слухи обвиняют Никулина в многолетнем сотрудничестве с органами ("стукачестве"). Главной его жертвой называют Бабеля. Но было ли это сотрудничество добровольным? Что стало причиной падения Никулина? Подозрительные связи, неосторожное слово или донос на него самого? Нам неизвестно. Но это наверняка знал Ардов, его соавтор и близкий друг. Он-то знал, через какие испытания прошел Никулин. Его советы и предостережения уберегли Ардова от злой судьбы, скажем, Эрдмана, тоже остряка, эпиграммиста, драматурга, киносценариста. Более того - "высокие" знакомства Никулина, случалось, помогали Ардову. Так по его протекции перед министром госбезопасности Абакумовым (!) была прописана на Ордынке мать Нины Ольшевской, как мы помним, "враг народа", уже безвредный. Просьба конкретно была передана от жены одного жене другого, что, видимо, еще более показательно. Путь на Ордынку Никулину был, конечно, заказан.

Впрочем, в московском окружении Ахматовой был "свой" сексот - Наталья Ильина, прогрессивный (так!) журналист "Нового мира". Всепроникающий глаз Анны Андреевны разглядел ее без труда. Такова была жизнь.

Эти примеры до крайности выпукло показывают сложность, нелепость советского времени, парадоксальность человеческих отношений тогда. Вот еще пример таких парадоксов. Никто не был более стойким борцом за партийность литературы, чем Фадеев и Сурков. Эти официальные гонители Ахматовой неофициально, негласно одобряли семью Ардовых за гостеприимство, за душевную поддержку поэтессе. И Фадеев и Сурков понимали, чьи они современники. Более того - Фадеев добровольно ушел из жизни на следующий день после того, как он узнал, что его хлопоты по освобождению Льва Гумилева привели к положительному решению.

Сближение Ардовых и Ахматовой произошло на основе общей трагедии - судьбы близких. Первый муж поэтессы - Гумилев, был расстрелян в 1921 году, в память о нем она всю жизнь украшала свои плечи шалями. Первую подарил ей Гумилев. Третий муж - искусствовед Пунин, умер в заключении в 1953. Это было, правда, после развода с обоими. Сын Лев провел в тюрьмах и ссылках 14 лет. А в перерыве - воевал.

Из рассказов об Ардове вырисовывается облик хорошего во всех отношениях человека. Но неглубокого. А такая характеристика для писателя является убийственной. Действительно, глубины в его произведениях не находили даже его друзья. Что уж мельче - тексты для коверного клоуна.

Я вообще об этом человеке мало думал. До тех пор, пока не прочел в книге (сборнике) "Следственное дело Маяковского" редакторский отклик Ардова на мемуарный очерк Вероники Полонской о ее связи с Маяковским.

История очерка примечательна. Он был написан в декабре 1938 года, тяжелейшем для страны и для Полонской лично. Культ Маяковского набирал обороты. У поэта, которого отметил Сталин, не могло быть увлечений (исключение - Лиля Брик), серьезных недомоганий, плохого настроения, политических колебаний. В гибели поэта, считалось, виноваты минутная слабость да еще измена друзей.

В действительности Маяковский был совсем другой. Здесь не место давать характеристику этому сложному человеку и поэту. Взгляд людей искусства на Маяковского был неоднозначный. Иван Бунин ненавидел его до белого каления. Горький относился к нему с неприязнью. А Репин - с обожанием.

Полонская была для Маяковского не столько последней любовью, сколько последней надеждой. Их история их романа в советские времена была приглушена, а в сталинские - полностью закрыта. Поэтому очень странно, что молодая еще женщина (ей в 1938 году не исполнилось еще тридцати), пережившая не один жизненных крах, решилась описать свои любовные отношения с "лучшим, талантливейшим" поэтом советской эпохи. Неизвестно, было ли ей на это "добро", сама ли она решилась на мемуары. Их можно и звать исповедью. Этот очерк, серьезный, подробный, искренний (в нем было слово "аборт") тогда не был напечатан, рукопись его хранилась у автора. Не напечатали очерк, хотя готовили, и в годы оттепели. Очередь к публикации наступила только через 50 лет, в эпоху перестройки.

Записки Полонской показывает масштаб ее личности. Вот примеры ее литературного уровня и меткости суждений: "Но даже в этих обрывочных разговорах на улице я увидела острое зрение выдающегося художника, глубину мысли. Он мыслил очень перспективно. Я совсем потерялась, хотя внутренне была счастлива и подсознательно уже поняла, что если этот человек захочет, то он войдет в мою жизнь" (об их первой прогулке, ВБ). "Когда я стала протестовать (против его объятий), он по-детски обиделся, надулся, помрачнел и сказал: "Ну ладно, дайте копыто, больше не буду. Вот недотрога" (об ее первом посещении комнаты поэта). "Я хотела восстановить и вспомнить ощущения той Полонской, которой я была в то время, ощущения девочки 21 года… Жизни я знала. Моя жизнь через край полна Маяковским. Я ни с кем не могла говорить о моих отношениях с Владимиром Владимировичем". В связи с тем, что мы знаем о Никулине, следует обратить внимание на сказанное далее. Полонская цитирует слова из его статьи: "Немногие думали о том, что происходит, когда он остается один в своей тесной комнате. Фурии одиночества и сомнений грызут этого сильного, прикрывающегося иронией человека... И жизнь пройдет и "любимая местами скучновата". Полонской, как женщине, эти строки, видимо, били по сердцу. И последнее из воспоминаний Вероники Витольдовны: "Своим письмом (предсмертным, ВБ) Маяковский навсегда соединил меня с собой". Сильнее не скажешь.

Вернемся к Ардову. Лучше всего, просто его процитировать.

"Вот уже сутки я нахожусь под впечатлением того, что вчера Нора Полонская прочитала мне свои записи о Маяковском. Она хочет, чтобы я отредактировал эти воспоминания, и поэтому читала их по рукописи.

Сперва я слушал как редактор, записывал места, требующие исправлений, но когда она дошла до 14 апреля 1930 года, я пришел в такое волнение, что некоторое время не мог разговаривать... Видел Маяковского во сне и днем все думал о нем - и о Норе… Записки Полонской - редкий пример искренности в мемуарах…

Что касается редакционной работы, я решил возможно меньше править то, что написала Нора".

Ардов не сообщает, состоялась ли эта редакторская работа, не пишут об этом и составители сборника. Скорее всего - не было редактуры. Другими словами - записки Полонской дошли до нас как ее прямая речь, как ее живое дыхание. И этим они вдвойне ценны. Ардов нашел в ее литературном стиле "прозаизмы и устные речения". Но отметил, что они "гораздо интереснее литературной зализанности". Язык Полонской "сам по себе прекрасный документ 30-40 годов нашего (уже прошлого) века. Это язык данной среды. В его разработке принимал участие и сам Маяковский". Замечу - и язык Ардова ведь тоже принадлежит той отдаленной от нас эпохе, как и его (каким бы оно ни было) искусство. Удивило меня то, что очерк его, единственный во всем сборнике, не сопровожден ни редакционным вступлением, ни единым примечанием.

Далее Ардов рассказывает о Полонской, проявляя при этом тонкую наблюдательность и деликатность. Его отзыв написан хорошей русской психологической прозой. Может этот писатель намеренно ушел в легкую, беззлобную юмористику, не показал в профессиональном творчестве свой истинный творческий потенциал. Такое в советское время случалось нередко. Так, резко поменяли свою манеру и тематику после революции поэт Лебедев-Кумач и художник Нестеров. Думаю, Ардов, если бы дожил до наших дней (увы, это невозможно), много бы рассказал о своем времени - правдивого, горького, неожиданного.

Ардов - апологет Полонской, и он этого не скрывает. Очень уж много грязи было брошено в ее сторону. Он-то знал ее лучше других - и лучше Маяковского, и ее тогдашнего мужа - артиста Яншина. Знайте хотя бы отрывочно описанные Ардовым черты этой женщины.

"Полонская удивительно гармонична - и умна и женственна в самом высоком смысле… Ум ее ясный, иронический. Это самое трудное для женщины - совмещать ум с женственностью… Отсутствие в любви того, что я назвал бы "обнажением приема" … Она не Дантес в юбке, как ее уже сейчас называют… Ни один человек не пережил так очно смерти, как она, на которую упал последний взгляд поэта… Полонская принципиальна, честна… Ей присущи смелость в любви, в откровенности, что видно, например, из ее записей, в поступках… Ее чуткость сейсмографична". И, наконец - "нежна в любви". Это последнее замечание, но не самое незначительное. Нельзя не отметить, что эти, предельно осторожные слова принадлежат не самому Ардову, он взял их не у кого-нибудь - у Софьи Андреевны Толстой. Так она написала в своем дневнике об одной из своих невесток. Начитанный человек был Виктор Ефимович.

Пишет Ардов и о "породе" Полонской. Ее родители были артисты, при этом отец - "король экрана" эпохи немого кино, поляк.

Непростой личностью выявляется Ардов.

Умер он в 1976 году. Ардов немного дал искусству. Но если бы не было среди нас таких - отзывчивых, доброжелательных, остроумных, тускло было бы вокруг.

Скажу высокопарно, словами Некрасова - "заглохла б нива жизни".