| Редакция | Авторы | Текущий номер |

 

Яков Кротов

Заметки

Яков Кротов - эссеист и историк, создатель крупнейшей
библиотеки церковно-исторической литературы (www.krotov.info)
С ноября 2002 года - священник.
Печатается с разрешения автора.

Слова "имярек - меньшее зло" не так просты, как кажется. Они представляют собою надводную часть айсберга. Целиком же эти слова должны звучать "имярек - меньшее зло, по моему глубокому убеждению, а добра нет никакого либо оно настолько слабее зла, что помогать добру смысла нет".

В таком виде теория наименьшего зла оказывается проявлением цинизма, отказывающегося верить в добро и, что ещё хуже с современной точки зрения, отказывающего разыскивать добро и выращивать добро.

Советское общество развивалось противоестественным образом: происходила последовательная (хотя не вполне осознанная и тем более не целенаправленная) селекция, укреплявшая цинизм. Те люди, которые верили в добро и в необходимость работать на добро, либо физически уничтожались, либо выпихивались за границу. К примеру, если человек полагал, что он должен писать честно и принципиально, помогая делу добра и свободы, что он должен поощрять политическую борьбу за свободу, участвуя в демонстрациях и подписывая воззвания, такого человека либо ломали, либо умерщвляли в заключении, либо высылали. Оставались люди, которые соглашались с тем, что бороться с системой следует, избирая наименьшее зло - пытаясь меньше лгать, пытаясь что-то говорить эзоповым (а по сути - лживым и понятным только самому автору) языком. Так произошло расслоение поколения шестидесятников на тех, кто стоял за добро, и на тех, кто стоял за меньшее зло.

Расслоение остро проявилось, начиная с 1985 года, когда в России преимущественно обсуждался вопрос, поддерживать или не поддерживать Горбачёва (знаковым для многих стало заявление Жванецкого в "Литературной газете" о необходимости такой поддержки), а в русской эмиграции эта позиция отвергалась как ведущая в тупик.

История показала правоту именно той позиции, которая стояла за добро, а не за наименьшее зло. В течение двадцати лет советские интеллектуалы поддерживали "наименьшее зло" - сперва Горбачёва в противовес Лигачёву, потом Ельцина в противовес Горбачёву и Зюганову, потом Путина в противовес Зюганову. Нетрудно спрогнозировать, что кого бы ни поддержала эта среда в качестве противовеса Путину, этот персонаж окажется дальше от демократии, нежели Путин.

Не позиция интеллектуалов была главной причиной сохранения деспотизма, хотя правящая элита иногда пыталась представить дело именно таким образом. Во-первых, встает вопрос, не заходит ли иногда разложение общества слишком далеко, так что внутри него не остаётся здоровых сил. Во-вторых, Россия всегда оставалась частью международного экономического и политического пространства, и слишком многие силы на этом пространстве были заинтересованы в сохранении российского деспотизма. Наиболее ярко это проявилось в поддержке президентом США Бушем российского режима в 2000-е годы. Причины того, что лидеры демократических стран не всегда последовательны в своей поддержке демократии, разнообразны, но в целом сводятся к той же концепции "наименьшего зла": поддержать одного деспота сейчас, чтобы с его помощью или при его нейтралитете обезвредить другого деспота (иракского); поддержать деспота, чтобы предотвратить хаос в стране, "не привыкшей" к демократии. В конце концов, не называемым, но тем более важным фактором остаётся наличие у России атомного оружия и, что стало особенно важным в правление Путина, очевидной решимости пустить это оружие в ход.

Идея "наименьшего зла" зародилась не в советское время. Она - наследие социальных и духовных движений XIX столетия. Эсеровский терроризм, большевистское отрицание права - проявления той же концепции: всё лучше, чем самодержавие.

Идея "наименьшего зла" начинается с утверждения жизни как высшей ценности, но заканчивается стыдливым отвержением жизни. Эсеры считали, что лучше убить одного царя или десять царских чиновников, чем допустить, чтобы царизм убивал тысячи людей. Большевики считали, что лучше убить всех дворян, буржуа, зажиточных крестьян, чем допустить гибель от голода миллионов людей. Оказалось, однако, что эта идея ведёт к гибели десятков миллионов.

Аналогичным образом, в 1990-е годы идея "наименьшего зла" привела сперва к расстрелу сотен людей в ноябре 1993-го года во время схватки за власть Ельцина и Хасбулатова, а затем к уничтожению десятков тысяч жителей Чечни. Те же самые советские интеллектуалы, которые в 1980-е годы не протестовали против афганской бойни, в 1990-е не протестовали против бойни чеченской - чтобы протесты не привели к замене Ельцина каким-либо "большим злом".

Концепция "меньшего зла" стоит на эгоизме и субъективизме. Судьёй в вопросе о том, какое зло - наименьшее, и точно ли добро бессильно, оказывается всегда сам говорящий. Эта психология не знает дискуссии, общественного обсуждения, она стоит на деспотической глухоте и навязывании окружающим своей позиции. Это объединяет психологии даже самой "либеральной", но всё-таки определённо "советской" интеллектуальной среды с психологией эсеровских и большевистских кружков, с психологией победившей компартии. Ты не голосовал за меньшее зло? Значит, ты - сторонник большего зла.

Вообще-то в любом обществе люди с такой психологией встречаются. Но только в советском (и неосоветском) обществе такие люди являются не маргиналами, а, наоборот, теми, кто принимает решения и распоряжается ресурсами.

Концепция "меньшего зла" стоит на определённой онтологии. Отвергается потенция добра, возможность добра, сила добра, то есть - отвергается само существование добра. Это даже не манихейство, которое воспринимает мир как борьбу добра и зла, - это восприятие мира как борьбы меньшего зла с большим злом. Таково самое, возможно, печальное извращение духа, происшедшее в массовой психологии в результате большевизма.

Неверие в добро является типичным "самооправдывающимся пророчеством". Человек, заявляющий о слабости добра, отказывающийся помогать добру и помогающий наименьшему злу, как раз и делает добро слабым, уничтожает его. В любое время российской истории были в ней лидеры и силы вполне демократические, но цинизм считал их обречёнными и тем самым обрекал на поражение. Характерно цинические и материалистические насмешки над "идеализмом", "непрактичностью", "обречённостью" Сахарова, Новодворской, Ковалёва, Явлинского приводили к тому, что эти люди не получали как раз той поддержки, которая была необходима для их победы.

Неверие в силу добра есть неверие в собственную силу. Люди, которые предпочитали поддерживать деспотизм Ельцина, а не пусть слабый, но демократизм Явлинского, упускали возможность сделать демократизм Явлинского сильнее. Это и привело к тому, что Явлинский мутировал не в сторону настоящего демократизма, а в сторону прокремлевскую, потеряв шанс стать "русским Гавелом". Десятки и сотни демократически настроенных людей отсекались цинизмом от политической деятельности. Торжествовала вполне большевистская концепция "единства": для победы нужно всем сплотиться. Все - за Горбачёва против Лигачёва, за Ельцина против Горбачёва, кто смеет голосовать за "бесперспективного" демократа - предатель и раскольник. Сила - в большинстве, а не в творчестве и правде.
Цинизм и вера в "наименьшее зло" очень боятся смерти и потому обречены на смерть при жизни. Они боятся проиграть и потому всегда в проигрыше, в подчинении и рабстве у очередного зла. К счастью, хорошо известна нормальная психология, нормальное для человека поведение: поддерживать не зло, а добро, выращивать добро из малого зерна, идти на компромиссы - но ради добра, а не ради "наименьшего зла", быть готовым погибнуть ради этого, быть готовым пройти через период отвержения и поражения, но сохранить идеал и правду. Искать союзников, а не покровителей. Верующие в "наименьшее зло", как они проявили себя в России с 1985-го года, - закономерное порождение большевистских репрессий, результат выбраковки нормальных людей. Выбраковка продолжается, но, как и всегда, закономерное не должно затенять законного - а законным является добро, а не наименьшее зло.