| Авторы | Поиск по сайту | Текущий номер |

 

Владимир Таблер

Стихотворения

 

Прощеное воскресенье

Я виноват. Я что-то повредил.
Своим телодвиженьем неуклюжим
я что-то поломал или нарушил-
баланс, ранжир, соотношенье сил.
Я виноват в убийстве муравьев .
Из-за несоразмерности огромной
я их давлю с привычкой многотонной,
не замечая гибнущих миров.
Я виноват, что даже запятой
передаю волненье по цепочке,
которое в определенной точке
становится конкретною бедой.
Я виноват. Я виноват. Я виноват
в том, что кого-то мог спасти от стаи,
но, испугавшись, спрятался за ставни...
Как твои руки, братец мой Пилат?
Я виноват как индивид. Еще
я виноват как представитель вида,
что этим видом столькое убито,
что вряд ли будет этот вид прощен.
Я виноват и сто,и сотни крат
в том, что убог, труслив, несовершенен.
Еще до совершения движенья
я знаю, что в нем буду виноват.

Простите - таково уж естество-
кого уже, кого еще уважу-
обижу, оттолкну или измажу,
убью нечаянно, не ощутив того.
Господь, что ты затеял надо мной?
Зачем в вину уводишь, словно в топи?
Скажи, Господь,коль я - твое подобье,
то как ты сам-то с этакой виной?
Не отвечай.
Я для ответа мал.
Прости меня!
Молю и уповаю.
И,кажется, я смутно понимаю,
зачем ты Сыну путь Его избрал.
2003

***

Санта-Грусть

В нашей деревеньке Санта-Грусть
дни без солнца, ноченьки безлунны.
То и дело с криком:
- Утоплюсь!
кто-то выбегает из салуна.

Только где он это совершит?
Рио де Печаль мелка, как плошка.
Так что, если все же суицид,-
то с метОдой выбранной - оплошка.

В нашей деревеньке целый день
радио играет только "Тоску".
А мы тянем тень через плетень
и мусолим жизнь, как папироску.

А шоссе Уныния ведет
в наш райцентр Ничутьнелучше-сити.
Лучшее ушло за горизонт,
не найдете, сколько не ищите.

И текут, как сопли, наши дни...
Так, не жизнь, а ОРЗ сплошное...
Ну-ка, Хуанита, нацеди
мне буты-
лочного счастья, что ли...

2003


***

Поранюсь, порежусь
о сонный осот,
о раннюю свежесть,
о сини высот,
о сирый осинник,
о крылышки птах.
И вовсе не сильно,
но больно-то как...
Как будто на росстань
пора повернуть.
Как колет мне острым
под левую грудь.
Поранюсь, покаюсь -
вина есть вина-
тебе, белый аист,
тебе, тишина.
Я жил и транжирил
казну своих дней,
я плавился в жире,
каких-то идей.
Какие-то числа,
химеры во мгле...
Но я разучился
ходить по земле.
Ломался я в позах,
запутывал след...
Вернись в меня, воздух,
вернись в меня, свет.
И вспомню до рези
в усталых зрачках
туманные взвеси
и солнце в ручьях.
Ты, жимолость, жалость
и нежность моя,
чтоб сердце разжалось-
впусти острия.
О воды, о стрежни,
о хвою в бору
поранюсь, порежусь...
запомню...
замру...
Порежь меня, поле
заросшей межой.
И больно...
И воля...
Живой я.
Живой

2003

***

-Прощай...
-Прощай...
-Прощай...
Я повторял на вдохе.
Отпущена дороги
гудронная праща.
Потоком дней черты
твои сотрет земные,
но вечны позывные
любви и чистоты.
Нам выпало совпасть,
в словах, прикосновеньях,
как в легких дуновеньях,
нам заменивших страсть.
Быть вместе не дано -
не так монета пала.
Но и того не мало,
что не утолено.
Я буду слышать весть
через года и версты-
как хорошо и просто,
что ты на свете есть.
И потому не меть
судьбу мою кручиной,
будь навсегда причиной
желанья жить и сметь.

1984/2003

***

Май

Какой сегодня ветер во дворе!
Кто обвинит в нем май - не ошибется.
Глядите-ка, полуденное солнце
горит на нем, как шапка на воре.

Развешивает женщина белье.
А ветер ее ситцем облепляет,
как пестрою пыльцою, и влюбляет
ленивых доминошников в нее.

Им выпить бы - да нету ни рубля...
Глядят на чистоту ее полотен,
мечтающих в замедленном полете
стать парусом иль гюйсом корабля.

Тоска в мужских неласковых глазах.
В карманах тает на закуску сало.
А в жизнях их не будет Кюрасао,
не ждут их на ванильных островах.

А будет жизнь им кадыки тереть -
тяни ее, как к пирамиде глыбу.
И "пусто-пусто", стало быть, и рыба!
И хоть бы рубль...
Невмоготу ж терпеть!..

И к небу поднимается рука,
святая от усталости и пота.
И вешает на след от самолета
большие кучевые облака.

1984/2003

***

Суета бесполезная
стала дальнею, давнею.
И живу возле леса я
в доме с белыми ставнями.

Захожу выпить водочки
то к Ивану, то к Осипу.
И катаюсь на лодочке
по осеннему озеру.

Ярок свет лучевых полос
в зарастающих вырубках.
Будто долго мне плакалось -
да все черное выплакал.

Тишина здесь поселена
неземная, нездешняя...
Ой, вы клены осенние,
звездолеты сгоревшие.

Ой, вы ветры октябрьские!
Ой, вы редкие просини...
И душа моя рабская
тихо к Господу просится...

***

Когда того потребовали даты,
был осенью захвачен городок.
И дерева, как пьяные солдаты,
Шумели и качались у дорог.

По городку, оставленному летом,
Я взад-вперед слонялся не спеша.
В моей душе, как и в местечке этом,
стояло ощущенье грабежа.

Здесь был костел, шедевр архитектуры
какого-то столетья , и еще
развалины льняной мануфактуры
светили тускло красным кирпичом.

Был парк - остаток панского маёнтка...
Как хорошо здесь было бы вдвоем...
И девочка с глазами жеребенка
Кидала листья в темный водоем..

А вырастет она и будет письма
бросать в молчанья черные пруды.
И будет умолять кого-то - снись мне!
И что-то создавать из пустоты.

А сторож спички шарил по карманам,
Чтоб листья жечь, чтоб погрузилось в дым,
как в зелье, запрещенное кораном,
все, от чего становишься седым.

И я просил кого-то в небе - рAтуй!
Но этот кто-то мне не отвечал.
Он по небу, заведуя парадом ,
куда-то журавлей перемещал.

Я сам себе судом был бесполезным,
но что-то все ж доказывал судье.
И говорил со сторожем нетрезвым
о женщинах, политике, судьбе.

В беседке мы общались с ним, на фоне
разора, поражения, утрат.
Глаголов, сослагательных по форме,
кружился между нами листопад.

И мы -таки освоили пол-литру,
закусывая салом и лучком,
и подмешали в осени палитру
тоску, произносимую молчком.

***
Ночь тиха, как забвенье.
На полнеба луна.
И сияют мгновенья,
как слюда в валунах.
Ты со мной...
Ты такая ...
Целовал бы следы .
И ты входишь нагая
в сон озерной воды.
К теплоте твоих линий,
словно к чуду Творца,
льнут кувшинок и лилий
травяные сердца.
По сердцам их- монетам,
прикрепленным ко дну,
и по лунному свету
ты плывешь на луну.
Возвращайся скорее
из озерного сна,
и я все отогрею,
что застудит луна.
Соберу я губами
звезды с кожи твоей,
и кипит пусть над нами
пламя лунных морей.
И сквозь губ онеменье
еле выдохну я
эти местоименья,
этот стон:
-Ты - моя...