| Авторы | Поиск по сайту | Текущий номер |
Люба Рубанова
Клип - роман
(Часть вторая - окончание)
ТанеОни встретились на углу Невского и Грибоедова. Он подарил ей розы, она спрятала в них пол-лица, и только по глазам можно было видеть, что она счастливо улыбается. Женщины умеют ценить такие подарки.
Год назад он сделал предложение ее дочери Алене и получил отказ, уехал, а теперь, находясь в Петербурге проездом, позвонил. Мать бывшей невесты Татьяна нашла время, чтобы встретиться с молодым человеком, поговорить и, быть может, успокоить его, - все-таки стресс пережил. Но этого не потребовалось. Он был спокоен, вел себя естественно и просто, а из разговора стало ясно, что вполне успешен в карьере. Вместе они провели чуть больше часа. Когда Таня вернулась домой, дочка смотрела телевизор и ела черешню.
- Ты знаешь, с кем я сейчас общалась?
- Да.
- Не сердишься и не ревнуешь?
- Нет, что ты!
- Я, кажется, поняла, почему ты ему отказала.
Дочка сделала звук тише и посмотрела на мать.
- Он не любил тебя, - сказала Таня.
- А кого же он тогда любил? - усмехнулась Алена. - Тебя?
Таня помолчала немного и сказала:
- Тогда - нет, а сейчас - да. Только мне это не нужно.* * *
Иду с пляжа в отель и глазами ищу Андрея. Он и его мама Галя тоже из Ростова, и мы познакомились здесь, в Мармарисе. Галя - валеолог, время от времени мы дискутируем с ней о возможностях человеческого организма, но я - дилетант, и ее реплики мягко и тактично останавливают меня в собственных воззрениях на физиологию человека. Вдруг в самый разгар беседы:
- А где Андрей?
- Ищи ушки, - смеюсь я.
- Да уж, - соглашается она, - когда он родился, я сначала увидела их, маленькие, розовые.
- Розовые они и сейчас, - продолжаю я, - только не такие уж маленькие.
Андрей, оказывается, был рядом и слышал наш разговор, но он ребенок без комплексов. Даже гордится своей индивидуальностью. А может, знает, что лопоухого ребенка можно превратить в обыкновенного с помощью несложной операции, а вот сделать наоборот - вряд ли получится лучше, чем у природы.ОДИНОКИЙ КОРАБЛЬ
Эту яхту я долго не могла забыть. Она появилась из легкого утреннего тумана, что стоит над морем перед рассветом. Мне не спалось после длительного перелета, и я вышла из отеля, чтобы постоять на берегу, нагулять утренний сон.
И вдруг это чудо! Она шла вблизи берега с запада на восток, и ее борта цвета спелого грецкого ореха хорошо гармонировали с темными волнами залива. Таких я не встречала даже в Портофлио. Казалось, этот корабль способен подняться над водой - столько в нем было грации и элегантной легкости. И это при том, что белоснежные паруса были туго скручены на реях мачт.
- Не только человек может быть красивым, - подумала я.
На пустой палубе стояла женщина в черном плаще, голову ее покрывал кипенно-белый платок. Она курила и смотрела куда-то вдаль. По всему было видно, что это либо гостья, либо хозяйка судна.
- Господи, чего же ей-то не хватает в жизни, если она не спит в такую ночь? - подумала я и вспомнила подругу Лену.
В короткое время разбогатев, она еще долго приезжала ко мне в гости. Мы говорили, пили "Мартини", смеялись. После второго бокала она обычно начинала философствовать:
- У нас все, как у вас, только на другом уровне. Денег не хватает, болеем, тоска, а радости - так, чуть-чуть.
Я не комментировала эти высказывания и никогда ни о чем не просила ее, а совсем недавно позвонила ей и, узнав, что она живет в Москве, набрала ее столичный номер. Первое, что Лена спросила: "Кто дал тебе мои координаты?" А когда я начала перечислять свои новости, она снова перебила меня: "Послушай, здесь другая жизнь, другое общение". И повесила трубку.
Ах, Лена, Лена! Ты всегда была немного снобка. Я не желаю тебе ни болезней, ни разорения, но когда думаю о том, что ты где-то, быть может, не спишь в четыре утра, у меня сжимается сердце.РАЗГОВОР В ПРИХОЖЕЙ
Он сидел на стуле в прихожей, готовился надеть туфли. Она стояла перед ним на коленях:
- Не уходи, любовь моя, останься сегодня со мной.
- Не могу: объяснения, ложь - не хочу всего этого. Нам же с тобой хуже будет.
- Почему?
- Мы говорили об этом, Алла. Когда есть основания не доверять, труднее уйти из дома.
- Ну, есть же развод, алименты. Все можно решить! Ты просто не хочешь!
- Прошу тебя, не затевай этот разговор. Мне и так слишком тяжело. Ты же знаешь, я живу от встречи до встречи с тобой.
Она отвернулась и села, обхватив колени руками, как бы не желая выпускать его из квартиры.
- Я только и делаю, что верю тебе и жду. А ты уже три года ничего не менял в нашей жизни. Да и жизнь ли это вообще?
- Жизнь. Видишь, я не перестаю любить тебя. Какие еще нужны доказательства?
- Никаких! Мне нужен ты! И не раз в неделю...
Интуиция подсказала ему, что пора осторожно пойти в наступление:
- Ты хочешь поссориться?
Она сразу замолчала и убрала ноги с прохода, будто шлагбаум открыла: "Путь свободен". Павел распахнул пальто, разговор затягивался, становилось жарко.
- Послушай, когда мы только познакомились и стали встречаться, я сразу не обещал ничего, кроме свиданий. За что ты сейчас упрекаешь меня?
- За трусость!
- Я трус!?
- Да!
- В прошлом году мы провели две недели на море.
- Ну и что? Это нормально в наших отношениях.
Павел попытался успокоиться, но, вспыхнув от такой неблагодарности, срочно подключил трезвое мышление. Потому что здравомыслие в любви ещё никто не отменял.
- Алла, девочка моя, я должен быть ответственен не только за нас с тобой, но и за семью. Таковы правила игры: их надо принимать. Поверь, как только я перееду к тебе, начнутся проблемы: нехватка денег, звонки моих детей, жены. Через год ты превратишься в неврастеничку. А сейчас у нас любовь, красивая, необыкновенная: она согревает и дает силы жить. Ну, скажи, чего ты хочешь? Я куплю.
- Семью.
- Опять ты за свое. Мне 50, тебе 30. У меня вряд ли хватит сил свить второе гнездо!
- Третье.
- Что? Ах, да... Извини, забыл.
На лице его появилось выражение тоски. Павел действительно редко вспоминал первый брак, случившийся ещё по молодости лет. Однако именно тогда он понял, что любовь - это труд, который должен быть хотя бы отчасти в радость, а эмоции приходят и уходят, они нужны на время - пары выпустить, не следует придавать им значение. Вот только как Аллу сохранить и приобщить к такого рода труду, пусть и на вторых ролях.
Ещё и еще раз Павел размышлял об этом. Ничего не хотелось менять, а уж тем более - терять. Наконец, он застегнул пальто, поцеловал подругу в лоб и вышел.
Во дворе было тихо и морозно. Павел вздохнул, поднял воротник и решил немного пройтись пешком. Нельзя же, в самом деле, так перегружать нервную систему и сердце. Да, он был эгоистом, Павел Иванович Гудков, заведующий отделением крупной городской больницы, хороший специалист, отец и дед уже, но, как всякий мужчина, слабый и сильный одновременно.
Поэтому, что ему сегодняшняя сцена? Ничего особенного. Разговор в прихожей - и всё. Жизнь-то продолжается...ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ
- Ты, главное, резко дверь открывай, чтобы руки не успел отдернуть. Значит, так: увидела, постояла секунду молча и ушла. Ясно?
Людмила кивнула, потом спросила:
- А если он ее не обнимет?
- Да обнимет, обнимет, за это деньги заплачены. И потом, Светка - профессиональная актриса, школу-студию при театре окончила.
- Что ж она там при театре не осталась?
- Ты опять за свое. Жалко тебе его, да? А то, что он на твои деньги третий год живет, не жалко? Хоть бы розу когда купил. Вечно молчит и смотрит: любовь у него, видите ли!
- Ты что, не знаешь, сколько розы стоят?!
Люда еще хотела что-то сказать, но не успела. Альбина посмотрела на часы и подтолкнула подругу в спину:
- Все, вперед! За благополучие и свободу пострадать не грех. Ты же смелая всегда была! И помни: чем больнее режешь, тем быстрее заживает.
Медсестра по образованию, она знала, что говорила.
Когда Людочка открыла дверь в комнату, картина предстала уморительная: на шее Володи, сцепив руки, висела Светка-артистка, а он пытался разомкнуть ей ладони, постоянно отворачивался, чтобы она так же крепко не пригвоздила его поцелуем. Во время одного из таких поворотов головы он и встретился глазами с Людмилой.
Дальше все шло по плану: отъезд, прощальное письмо с просьбой не беспокоить и все переговоры вести через друзей.
Оказавшись на свободе, Людочка всплакнула немного - хоть и гражданский брак, а все-таки несколько лет были вместе. Но поход за новой жизнью требовал жертв, и первой оказался самый близкий человек - любивший ее с пятого класса Володя, которого она называла "мой карманный чиновник Желтков". От героя повести Куприна он отличался тем, что сочинял песни и исполнял их под гитару. В остальном же его облик полностью совпадал с литературным персонажем, особенно преданной любовью да чувствительностью. И зачем он ей нужен такой в Америке? Там работать надо по рабочей специальности для начала, а потом уж...
Одним словом, грязная вышла история... Но что поделаешь, если Володя при малейшем намеке на разлуку обещал чуть ли не руки на себя наложить? И Людочка понимала: ей при случае достанется. Поэтому отъезд готовился тайно. Страх, хоть и плохой советчик, но ситуацию вперед двигает.
Многие понимали: интрига против Володи была шита "белыми нитками", но факт есть факт, от него не отмоешься. Да и бывший муж Людочки не делал ничего для того, чтобы обелить себя. Он как-то сразу сник, сторонился друзей. Вскоре уехал, говорят, преподавал в сельской школе. Через год вернулся в город и удачно нашел работу, которая отнимала у него много времени: кое-что приходилось доделывать дома. В издательстве, куда он устроился корректором, Володя скоро стал почти незаменимым. Хорошо и быстро работал с рукописями, верстал и уже осваивал профессию редактора.
Некоторые ворчали вслед: "Деньги любит". И были правы. Первое время Володя копил исключительно на поездку в Америку, чтобы непременно встретиться там с Людочкой. Другие женщины, хоть и были рядом, но так не волновали. И любовь для него превратилась из красивого чувства, которому он когда-то отдавался полностью, в потребность на миг, на короткое время.
Иногда, вспоминая прошлое, Володя строил планы один безумнее другого и по-разному представлял себе встречу с потерянной возлюбленной. Это была то сентиментальная сцена со слезами и раскаянием, то звонкая пощечина. Странно, но теперь ему хотелось убить не себя, а ее, Людочку. Не прямо, конечно, отнять жизнь, а сделать так, чтобы она почувствовала боль не физическую, а душевную. Но как это сделать? Случалось, драматические сцены захлестывали воображение, тогда он находил в себе силы гасить их работой, включал компьютер и, уставившись в монитор, забывал обо всем.
Однажды утром посмотрел на себя в зеркало и увидел седину, сплошь прошедшую по волосам. О поездке в Америку больше не мечтал. На работе пошутили:
- Ты похож на Эйнштейна! И глаза такие же грустные.
- На кого я только не был похож в жизни! - с улыбкой ответил Володя и, прихватив пару папок с рукописями, вышел. Женщины переглянулись:
- Да-а-а, такой мужчина - и один. Жаль!
Одиночество Володи скоро было нарушено. В Россию прилетела Людочка. Все такая же крашеная блондинка с безупречной осанкой, разве что в лице добавилось уверенности и какой-то сытости, которая обычно не притягивает собеседника, а отталкивает.
"Изменилась" - подумал про себя Володя. Когда-то неразлучные влюбленные сидели теперь на скамейке в сквере, и разговор не клеился. Люда даже не смогла похвастать, как хорошо она устроена там, на новой родине, а немногословность Володи восприняла как обычное явление. Странно, что он когда-то играл на гитаре, был веселым и общительным.
- А что ты хотела? - сказала дома все та же подруга Альбина. - Перегорел мужик, успокоился. Если хочешь знать, он нам с тобой всем в жизни обязан. Да! Не сотвори мы тогда с тобой это "случайное стечение обстоятельств", он бы до сих пор песенки пел на бесплатных концертах. А сейчас, смотри, в какие люди вышел! Книги издает!
- Ладно! Хватит говорить об этом, - прервала ее Людочка, - давай лучше напьемся!
- Ты что?!
- А то! Интригу эту, Алка, мы против себя организовали. Поняла? Тебе бы не учить, а лечить людей надо. Не обижайся, конечно, за откровенность.
Утром во Внуково-2 подруги попрощались. Люда перешла черту пограничного контроля, и ей показалось, что все службы оживлены более обычного. Сначала взгляд женщины-офицера не был привычно сух и непроницаем, потом о чем-то шептались таможенники, кивая в ее сторону. Невольно подумалось:
- Документы в порядке, банк, где служу, с хорошей репутацией. Что это они?
Разъяснилась ситуация в самолете.
- У вас не одно место, а два, - сказала бортпроводница.
- Два-а-а? - переспросила Люда. - И в первом классе? Я не покупала второй билет.
Они уже были в светлом образцовом салоне, когда она увидела розы, много роз, они с трудом помещались в одном из кресел "Боинга". На сиденье рядом белел конверт.
- Это все вам, - улыбнулась стюардесса. Людочка взяла письмо в руки, села и стала читать:
"Несколько лет я думал о поездке к тебе, моя любимая. Теперь незачем ехать в Америку. Я хотел увидеть тебя и увидел, - писал Володя. - Ты по-прежнему одна-единственная женщина, которую я люблю, и пусть все твои желания и мечты исполнятся. Для меня это всегда будет отрадой.
Помнишь, когда-то я хотел подарить тебе сто роз, потому что надеялся прожить вместе с тобой сто счастливых лет на двоих. Часть этой мечты находится рядом с тобой, а другая не исполнится никогда..."
Людочка остановилась, положила письмо на колени и осторожно провела рукой по верхушкам роз, будто погладила чьи-то волосы. Она не была сентиментальным человеком, не заплакала, не дала волю чувствам, но в какой-то момент ясно поняла, почувствовала, что жизнь ее кончилась и что продолжалась она совсем недолго, лишь когда любил ее мальчик по имени Володя и сочинял для нее песни. Сейчас же удачливая авантюристочка ехала в страну неограниченных возможностей, где каждому человеку предоставляется шанс стать успешным и обеспеченным, - и, в сущности, это правда, - только вот о любви ничего не было сказано в инструкциях и рекламных проспектах департамента по эмиграции.
- Как же я сейчас похожа на ту Светку-артистку, - подумала Людочка, - цветы, внимание окружающих и никого рядом после спектакля, сотворенного собственными руками.
* * *
В Швеции пошла в бассейновый комплекс в Упсале. Заплатила, при входе получила махровый халат и ключ от индивидуального шкафчика, отправилась испытывать все - от фонтанов-шутих до горячих успокаивающих джакузи. Напоследок заглянула в сауну и остановилась потрясенная. В обширном помещении, хорошо прогретом, обливаясь потом, сидят не менее ста обнаженных женщин, большинство из которых расставили ноги и, облокотившись руками на колени, будто замерли в ожидании.
"Хорошая натура для художника, - подумала я. - А вот одеть их всех - будет обыкновенная пестрая толпа, сейчас же каждая - красавица!"* * *
Вот уже несколько дней она просыпалась рано утром, когда ей никто не мешал думать о нем. "Не виделись 15 лет, изменился, наверное".
Она вспомнила, как однажды, вернувшись с каникул на втором курсе, объявила, что вышла замуж, как он посмотрел на нее и сказал лишь одно слово: "Поздравляю". А ведь с ним ее связывала не только учеба на одном курсе. Были походы в кафе, когда сбегали с лекций, поцелуи в подъезде, прогулки до утра весной. Это была первая юношеская любовь, по силе и искренности чувств ей нет равных и нет повторения.
В тот же год женился и он, уехал в Москву, говорили, был счастлив, удачлив, когда начались реформы. И вот теперь этот человек приглашен в город, где она жила с мужем и сыновьями, на торжественное открытие холдинга, а она, журналист, должна освещать это событие в экономических новостях по одному из каналов местного телевидения.
"Может, не ездить в аэропорт, отказаться? Пусть на моем месте поработает стажер, а я затеряюсь в толпе, посмотрю на него со стороны".
На следующий день, утром, глядя, как фиолетово-розовый свет зари вытесняет тьму ночи, она снова попыталась представить себе их встречу. "Говорят, глаза и голос не меняются с годами. Так ли это?"
И вот, когда стеклянные двери-автомат распахнулись и он сделал несколько шагов в ее сторону, высокий, красивый (есть люди, красота к которым приходит с годами), она сразу поняла: у них все начнется сначала, но она не будет с ним счастлива.ПЛАТА ЗА ЛОЖЬ
Я просыпаюсь от громкого мата, открываю глаза, но мерное покачивание носилок снова бросает меня в небытие. И так несколько раз, пока крепкие парни-альпинисты спускали мое тело на руках в ближайший медпункт, расположенный значительно ниже того лагеря в горах, где меня настигла горная болезнь.
Альпинисты нервничали и ругали меня не зря: я их обманула, сказав, что знаю горы, делала восхождения, и здоровье мое отменное. На деле же оказалось, что мой организм не способен бороться с высотой, а мозг с ложью, и за все это я сейчас расплачиваюсь своим здоровьем, вполне серьезно балансируя между жизнью и смертью.
В районной больнице давление, к счастью, стабилизировалось, и я отправилась в столицу маленькой горной республики. Что делать, если такая общительная непоседа? Смена туристических заездов оживила город. Рестораны и кафе заполнены до отказа. Все едят, умеренно выпивают и ждут вечернего поезда.
За ужином встречаю москвичей, которые были в тех же горах, что и я, только в соседнем ущелье, и мы разговорились. Сижу в центре стола, красочно рассказываю о своих приключениях, говорю громко, размахиваю руками, смеюсь и вдруг замечаю, что в зал входят те самые альпинисты, что не так давно несли меня вниз по горам, приправляя весь путь крепкими выражениями.
Над столом повисла тишина. Я застыла с расставленными руками, как кактус или деревянная вешалка без одежды.
- Смотри, как ожила наша "альпинисточка"! - сказал один.
- Кажется, чересчур, - ответил второй.
На что я мгновенно среагировала: вышла из-за стола и громко продекламировала, чтобы слышали все:
- Вот кто меня спас!
Только что "ура!" не закричала. Ответ на мой возглас был категоричен:
- Говорите, пожалуйста, тише, а то сейчас назад в горы отнесем.* * *
- Скажи, почему твой идеал - моряк-подводник А. Маринеско. У него была такая трудная жизнь! Сколько фашистских кораблей потопил, а наградили Героем и признали лишь после смерти, после войны даже. Трагическая судьба или неудачник?
- Неудачники те, кто не смог не наградить такого человека, пусть и посмертно, и кто вынужден был признать подвигом его знаменитые походы. А подводники всегда считали его моряком номер один - от простого матроса до адмирала. И будут считать… Ты была на Ваганьковском кладбище в Москве?
- Да, а что?
- Там сразу видно, кто есть кто. Идешь по дорожке и читаешь: известный советский… лауреат… ордена перечислены, а фамилию впервые прочел. И вдруг останавливаешься там, где на граните всего два слова: Владимир Высоцкий или Сергей Есенин - и все знают, и всегда живые цветы. Вот что такое слава.
Я молчу, потому что потрясена точностью и простотой этого рассуждения. И еще подумала тогда: "Мы живем во время, когда некоторые известные люди рождаются из суеты, из денег и скандалов, а другой настоящий Маринеско, быть может, ходит сейчас где-то по нашей земле и ждет своего часа".
АНГЕЛМальчик писал упражнение по русскому языку, а его мама сидела на диване и вязала. Вдруг ребенок спросил, как правильно написать словосочетание "бестелесное существо".
- В приставке "с", а в корне "е", проверочное слово "тело", - ответила мать. Она часто помогала сыну выполнять домашние задания.
Закончив работу, пятиклассник спросил:
- А кто это, если тела нет?
Мать задумалась:
- Не бабочка, не птица, не звезда в небе… Ангел, наверное.
Она сделала небольшую паузу и пояснила:
- Он в белой одежде, у него крылья за спиной, и он всегда рядом с человеком, помогает ему во всем.
Мальчик обрадовался:
- Пусть он завтра поможет мне по математике!
- Математику, - ответила мать, - надо учить самому, а ангел тебя спасет, когда некому будет помочь, а то и вовсе отведет беду в сторону, ведь ты не один, запомни это, сынок.ПОЧТИ ДЕТЕКТИВ
Всё началось с того, что на день рождения Диме купили бинокль. Он, конечно, ждал велосипед или ролики, но подарили оптический прибор. Может, потому, что мама часто говорила:
- Займись делом.
И, кажется, поспособствовала этому.
Сначала мальчик рассматривал воробьёв и ворон, потом гонялся за бабочками и жуками, и, наконец, обнаружив гнездо вороны на самом верху старого тополя, побежал домой, чтобы с шестого этажа лучше рассмотреть жилище птицы. Птенцов в гнезде не оказалось, и яиц тоже. Дима был разочарован и стал блуждать биноклем по противоположному дому. Вскоре линзы остановились на том окне, где двое молодых людей на широкой тахте любили друг друга, не замечая ничего вокруг. Помог этому весенний ветер, отбросив штору почти полностью и создав великолепный обзор. Не хватало только бинокля, который и оказался в руках двенадцатилетнего мальчишки.
Дима видел уже кое- что из любовных сцен по телевизору, но тут замер потрясённый, потому что это было совсем близко и вживую. Не отрываясь, он несколько минут смотрел на влюблённых. Потом стал замечать, какая нежность и пластика сопровождают каждое движение девушки, и какой силой и властью обладает над ней мужчина. Кто красивее из них, трудно было понять. Оба они казались ему совершенством, но особенно девушка.
Это было удивление и восторг, которые он переживал впервые в своей жизни. Но тут он почувствовал возбуждение и, устыдившись его, побежал в туалет, помочился; когда мыл руки, похлопал ладошками себя по щекам, стало немного легче.
Подросток вернулся в комнату, постоял немного, отыскивая заветное окно среди множества других, и снова настроил бинокль. Молодые люди лежали на спине, повернувшись лицом друг к другу, и разговаривали. Диме показалось, что он подслушивает, и мальчик закрыл штору, отошёл от окна.
На следующий день Дима с нетерпением ждал, пока останется дома один, чтобы снова посмотреть на знакомое манящее окно. Но вскоре понял, что такие картинки он будет видеть не каждый день. Молодые люди встречались редко, но очередное их свидание было не менее прекрасно, чем прошлое, и он ждал его, наверное, так же, как они.
То новое, что он узнал для себя из близких отношений мужчины и женщины, не вызвало в нём желание немедленно стать мужчиной, попробовать это в собственных ощущениях. Ребенок не накупил эротических журналов, потому что никогда не относился к любви мужчины и женщины с нездоровым интересом, и, что уж совсем было хорошо, не заболел психически.
Однако чувственные встречи двух любовников манили его, к ним тянуло, как к живой красоте. Странно, но в душе мальчика поселилась мечта - во что бы то ни стало стать настоящим мужчиной и испытать такую же любовь. Что-то другое, бледное, неинтересное не устроило бы его.
Самой лучшей женщиной он считал ту, которую видел в окне напротив, которую, кажется, он полюбил с первого взгляда. Но её держал в руках другой мужчина, а он, Дима, любил и мечтал о ней, строил планы, и в его воображении все поцелуи и ласки совершал он, а не тот незнакомец с красивой причёской, атлетической фигурой.
- Неужели за это она его любит? - думал мальчишка, глядя на себя в зеркало, и его раздражала аккуратная чёлочка на собственном лбу.
Всё, что происходило в душе Димы, было нечто большее, чем просто страсть или любопытство, это была первая любовь, трепетная, необычная, к женщине, которую он увидел обнажённой. Тогда он ещё не понимал, что женское тело обладает безграничной властью над мужчиной, что оно может ВСЁ.
Однажды он увидел свою прекрасную незнакомку на автобусной остановке и тут же попытался помочь ей войти, когда двери автобуса распахнулись. Но вместо улыбки или хотя бы приятно удивлённого взгляда мальчик услышал резкую фразу:
- Ты что, мелкий, не путайся под ногами.
Дима так и остался стоять удивлённый и сконфуженный. Он не обиделся на неё, грубость он слышал ежедневно от одноклассниц и знал, что это способ защиты от незнакомых. Такие времена. В этот день у него всё валилось из рук. В висках так и стучало: она должна меня полюбить. Он размышлял:
- Не получилось познакомиться, я покорю её, удивлю, обрадую так, как никто никогда не радовал. Она будет любить меня, только меня.
Тут он вспомнил слова героя фильма: ни одна женщина не способна устоять перед драгоценностями. А где их взять, он знал. Через бинокль мальчик видел, что этажом ниже того самого окна жила одинокая пожилая женщина, которая иногда вечерами доставала из книжного шкафа деревянную шкатулку и раскладывала перед собой на столе броши, кольца, серьги. Кто знает, может, она тоже думала о любви.
- Но для неё она была в прошлом, зачем ей эти красивые вещицы? - подумал Дима.
К ней-то и решил явиться под предлогом добровольного помощника от школьного комитета незадачливый влюблённый и завладеть коробкой. Это оказалось нетрудно. На следующий день он уже был в её квартире, и счастливая пожилая женщина тут же дала ему несколько поручений, а в благодарность решила угостить яблоком. Пока ходила на кухню, Дима, зная, где лежит коробка, быстро положил её в карман.
Вечером он обдумывал, где встретится с любимой, как неожиданно щедро одарит её, в дверь их квартиры позвонили. Через минуту мальчик уже слышал разговор незнакомого мужчины, мамы и обманутой им пожилой женщины. И тут ребёнок мгновенно понял, что он совершил преступление, кражу, и, наверно, будет наказан за это. Но удар, к счастью, был смягчён. Старушка оказалась учительницей на пенсии, она не позвонила в милицию, не закричала в подъезде: "Ограбили!", а сразу отправилась к участковому, своему бывшему ученику, предусмотрительно прикрыв в своей квартире грязные следы детских ботинок газетой. Теперь она, милиционер и мама стояли в прихожей и громко разговаривали, пытаясь найти объяснение странному поступку семиклассника.
Пока пожилая женщина отпаивала маму валерьянкой, милиционер начал разговор с Димой так:
- Ну что, показывай добычу, воришка.
- Я не вор, - буркнул Дима, - и это не добыча, а подарок.
- Ты с ума сошёл, - закричала мама, - зачем мне в доме чужие вещи?!
Дима молчал, ведь он был истинный влюблённый, и причину содеянного скрыл.
Заканчивая беседу, милиционер положил ему руку на плечо и произнёс:
- Вот что, парень, верни украденное, извинись, и протокол составлять не будем. Чего тебе жизнь портить, лучше займись делом, у тебя вон всё есть: и видик, и магнитофон, и бинокль даже.
Мальчик снял бинокль со стены и сказал:
- Дяденька, а давайте я его вам подарю.ГОЛУБЬ В КЛЕТКЕ
В тюремной больнице умирал от туберкулёза заключённый. Он лежал один в палате, где до него умерли ещё двое. Этот человек понимал, что не выйдет отсюда. Больной иногда срывался, кричал на медперсонал, то вдруг замолкал и не разговаривал несколько дней. Все видели и сознавали, что он обречён, но помочь ничем не могли, так как форма туберкулёза была скоротечной.
Единственное, что связывало его с жизнью, - ветка тополя, которую он видел через окно. Когда листья шевелились, он знал, что на улице ветер, когда ветки замирали, понимал, что день тёплый и тихий. Иногда он даже разговаривал с деревом, как с другом. Но это был внутренний монолог. Слов его никто не слышал. Прикрыв глаза, он вспоминал, как в детстве любил лежать на земле, смотреть вверх на сильные мощные ветви деревьев и думать о том, что они защитят его от всего, спасут и укроют. Но никто не защитит человека, только сам он себе опора и надежда.
Родители когда-то назвали его Николаем. Это славное имя любимо в народе. Святые с таким именем хранили путника в дороге, творили чудо, но он, носивший его, полжизни провёл в тюрьме.
Заключённый не любил вспоминать своё прошлое. Никто не слышал его жалоб или сожалений, рассказов с элементами фантазии и хвастовства, а раскаяний тем более. Николай слыл молчуном. А сейчас он просто умирал. Этого пациента, в отличие от остальных, никто не навещал.
Однажды привезли посылки из международной гуманитарной организации, Николаю досталось два апельсина. Он взял один в руку и прижал его к щеке, долго вдыхал запах цитруса и улыбался. Очистить фрукт от толстой кожуры не было сил.
На следующий день случилось ещё более невероятное событие. Заглянул "ходячий" больной из соседней палаты и громким шёпотом сообщил:
- Колька, к тебе дамочка.
Приняв это за шутку, Николай ничего не ответил. Он привык, что о нём давно уже забыли или вычеркнули из своей памяти навсегда, и он жил с этой мыслью не один год. Но стук каблуков насторожил заключённого. Вскоре дверь в палату распахнулась и вошла женщина в дорогой шубе со стрижкой типа "каскад". На плечах её был наброшен белый халат, часть лица закрывала марлевая маска, но достаточно было глаз, чтобы понять, что она красива. Женщина села напротив и сказала:
- Я вас знаю. Вы Николай Д.
В считанные секунды в памяти Николая промелькнули все женщины, которых он знал, с которыми когда-то встречался, которых любил. Но этой среди них не было.
- Вы из пострадавших? - спросил он.
- Нет, - ответила она, - я по другому вопросу.
Дама достала письмо из сумочки и вдруг разволновалась, не зная с чего начать. Потом вдруг заговорила быстро:
- Это письмо из тюрьмы пришло моему сыну, но я скрыла от него этот факт. Вы меня поймите, я - мать. Мне не хотелось, чтобы мой мальчик снова увидел место, с которым связаны не лучшие воспоминания в его жизни. Да и болезнь у вас, сами понимаете…
Николай возразил:
- Я ничего никому не писал. Покажите.
Она продолжала держать письмо в руке, потом положила его на столик возле кровати и рядом поставила пакет с едой. Письмо было написано такими же заключёнными, как он, в нём они рассказывали, что сейчас их товарищ по несчастью в тяжёлом состоянии и нуждается в помощи.
Николай поморщился:
- Зачем? Я не просил их об этом. Да и поздно. - Он закашлялся, прикрывая рот полотенцем.
- Они это сделали сами, - ответила женщина, - вот я и приехала вместо сына. Вы уж простите, что так получилось, но не приехать я не могла, вы ведь спасли его когда-то. И потом голубь… Помните, как вы рассказывали ему про голубя?
Услышав фамилию спасённого, Николай действительно вспомнил всё, как будто это было вчера: в камеру вошёл 18-летний мальчик, по всему видно, из хорошей семьи и с первой отсидкой. Он, наверно, погиб бы в этом аду от растления и жестокости. Но, будучи авторитетным среди воров и бандитов, Николай тогда защитил мальчишку, увидев в нём сходство с собой в юности: и внешне, и по характеру. Когда же закончился срок пацана, - а его умело скостили ловкие адвокаты, - он потерял с ним всякую связь и понял, что это дело рук его родителей. Теперь же, доживая, быть может, последние месяцы, он видел перед собой его маму.
- Зачем вы приехали? Что вы хотите? - спросил заключённый.
- Помочь вам.
- Разве мне можно помочь?
- Ну, что-то же вам надо?
- То, что я хочу, вы всё равно не сможете мне дать. Я - голубь в клетке.
- Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Расскажите мне то, что говорили тогда моему сыну, я заметила, это поменяло что-то в нём, он сделался лучше. Ваши слова оказались сильнее моих, материнских. Что это были за слова? Я хочу знать их.
- Слова о птице? А это не история - быль, или, как там говорят у вас на воле, - действительность. Все люди похожи на птиц, одни могут жить в клетке и рады кормушке, а другие нет. Вот голубь в клетке не живёт, это красивая, сильная птица, он простор любит, волю, ему нужно небо и солнце, но голубя и гонять нужно, чтоб не ленился. У него дом есть, семья, любовь, а посади его под замок - погибнет, зачахнет, вот как я сейчас. Есть такие люди, что сродни голубю. Вот тогда я и сказал вашему сыну: "Лети отсюда и никогда не попадай в клетку, только в этом случае жизнь твоя будет свободной и красивой. Камера - это не твоё. Здесь свои законы, и они не для вольных людей". Он понял меня, поверил мне. Молодец мальчишка, я рад за него. Ну что ж, кажется, одну душу спас, может, хоть это зачтётся.
Заключённый вздохнул.
- А сейчас я устал, идите, оставьте меня одного.
Он с трудом повернулся к стене и закашлялся, тело его затряслось, задрожало, превратилось в жалкий комочек в складках серых простыней, усеянных жёлтыми пятнами плохо отстиранной крови.
Женщина заплакала и вышла из палаты. Чересчур скромная обстановка тюремной больницы потрясла её, а судьба Николая вызвала те искренние слёзы, которые прожгли её до глубины души. Взволнованная, переполненная чувствами брезгливости и в то же время сострадания, жалости к больному и всеми забытому человеку, она всю дорогу не могла успокоиться.
- Что же сделать для него? - размышляла при этом, - может, телевизор купить? Глядишь, и скрасятся его последние дни, не так одиноко будет в палате…
Она не сознавала, да и не надо было ей до конца понимать, что совершает поступок, который в другой ситуации никогда не совершила бы, а сейчас вдруг почувствовала, что нельзя скупиться ни душой, ни деньгами. Много ли можно сделать для человека, который находится в тюремном заключении, и дни его сочтены? Но это касалось и её сына. Ведь она приехала не только из-за письма, а чтобы своего ребёнка понять. И сегодня, наконец-то, до конца всё поняла. Чем отблагодарить за такую науку?
Когда через несколько дней охранники больницы вносили коробку с импортной видеотехникой Panasonic из магазина с красивым названием "Эльдорадо" для заключённого №…, больные в коридоре заметно оживились.
- Кому это? Кольке, что ли? Так он же вчера умер.
- Да тише ты, - прервал кто-то говорившего, - пусть будет два телевизора на этаже, это ж лучше, чем один.* * *
В санатории переполох - приехал известный авиаконструктор. Дамы заметно волнуются, медперсонал тоже, а виновник замешательства делает вид, что не замечает всего этого.
- Сейчас поиграет в Печорина, - подумала я, - а потом остановится на ком-нибудь.
Конструктор остановился на мне. Он сел рядом в кинозале и стал комментировать фильм, где была сцена посадки вертолета в горной местности. Когда он в третий раз наклонился ко мне, чтобы что-то сказать, я опередила его:
- Извините, летательными аппаратами не интересуюсь.
Так до конца фильма я испортила настроение и конструктору, и себе.* * *
Когда морем направляешься в Копенгаген, хорошо проснуться рано утром и выйти на палубу, чтобы издалека посмотреть на замок-резиденцию Кронборг близ Хельсингёра. Там когда-то жил принц Гамлет. Воспетый Шекспиром, с мощными башнями, крепостными стенами, фризами и фронтонами в стиле ренессанса, он постепенно появляется из тумана и завораживает больше, нежели тогда, когда через несколько часов ты уже находишься во внутреннем дворике этого дворцового комплекса XVI века.
Вот мемориальная доска. А вот то место, где, быть может, бродячие актёры разыгрывали кровавую драму, а король и королева, ничего не подозревая, красивые, нарядные, сытые, сидели в креслах на сооружённом помосте и ждали шутовского развлечения.* * *
Когда-то муж, хирург, научил меня снимать швы. Это было необходимо, так как соседи, особенно те, у кого росли мальчики, часто обращались к нам за этим. Работая в клинике, он никогда не отказывал в просьбах тяжелобольным, но такого рода пустяки доверял мне.
Двадцать два часа. Приходит женщина из соседнего подъезда. Утром ей на работу, а сына надо вести в травмпункт.
Спрашиваю:
- Серёжа, можно снять швы сегодня вечером, если назначено на завтра?
- Можно, - не открывая глаз, отвечает муж.
С утра у него было две операции, и он лёг спать рано.
Срезаю нитки, обрабатываю ранку, провожаю соседей.
В спальне:
- Ну что, закончила операцию века?
- Да, у него была рассечена бровь.
- А теперь, - Сергей открывает глаза, - иди ко мне под одеяло, я тебя ещё чему-нибудь научу."КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ"
(рассказ хирурга)- Эх, доктор, кому ни расскажу у нас в поселке, что в городе меня мужик на руках носил, никто не поверит, а жаль.
Тамару привезли в краевую больницу в тяжелом септическом состоянии, и скоро стало ясно, что спасать надо не ногу, которую после травмы лечили вот уже несколько месяцев в разных больницах, а жизнь больной. Из семидесяти килограммов в ней осталось сорок пять. Она лежала на кушетке в приемнике и смотрела перед собой, будто и не слушая, о чем говорили врач и ее муж, немногословный, крепкий таежник с обветренным лицом. Он поставил на стол пластиковые бутылки с молоком и банку меда.
- Ладно, Тома, оставайся тут. Приеду, как получится. Машина ждет.
По всему было видно, что врач не успел объяснить мужу пациентки что-то очень важное, останавливать же его не стал. А через два дня между ними состоялся следующий телефонный разговор:
- Вы что, хотите моей жене ногу отрезать? - кричал муж.
- Ампутация, к сожалению, неизбежна.
- А зачем мне такая баба в хозяйстве, подумали?!
Врач ответил вопросом:
- У вас дети есть?
На том конце провода повесили трубку.
Хирургу не было еще тридцати пяти лет, но работал он в больнице со студенчества, сначала медбратом на ночных сменах, потом попросился в "Травматологию и ортопедию".
- Зачем тебе эта каторга, адский труд! - пытались отговорить сокурсники.
Он же остался и очень скоро полюбил эту свою "каторгу" до самозабвения. Кажется, не выходил из больницы сутками. Все знали: разведен, куда ему торопиться? Вот и работает, почти не замечая времени. К тому же увлеченность профессией помогала ему пережить семейную неудачу.
Сергей Николаевич - так звали врача - никогда не выбирал больных, лечил всех подряд и одинаково добросовестно. Когда попадались сложные случаи, ночевал в больнице, - тогда ел урывками, замыкался, уходил в себя. В нем появлялось даже какое-то небрежение ко всему окружающему, происходившее, наверное, от острой сосредоточенности только на пациенте и своих действиях. Личная же свобода, которую он получил не так давно, а вслед за этим и мелкие социальные проблемы, лишь вселяли уверенность, делали его смелее при принятии трудного решения.
Когда у больного появлялись проблески выздоровления, врач шутил, заряжая весельем окружающих, становился разговорчивым, даже шумным, - Сергея Николаевича любили. Тогда он позволял себе расслабиться, отлучиться, а работа, теперь уже однообразная и рутинная, плавно перетекала на других работников отделения как само собой разумеющееся. Все было слажено, сработано и шло без сбоев.
В один из дней сломалась каталка, на которой перевозили больных в операционную и на перевязки. Поскольку Тамара была самая тяжелая, ждать, пока починят, было нельзя: обширная рана, да еще с нагноением, нуждалась в своевременном уходе.
- Ну, что, Тамара Ивановна, - сказал лечащий врач, входя в палату, - понесу тебя на руках, готовься.
- А что делать надо?
- Клади мне руку на шею да покрепче, не стесняйся. Сейчас я тебя подниму, и пойдем мы с тобой в обнимочку, как в юные годы ходили, правда, каждый по своей дорожке.
Она хотела сказать, что в ее жизни подобного никогда не было, и не успела. Вышли в коридор. Тамару удивило, что на это никто из врачей и сестер не обратил особого внимания. Врач несет ее, больную, на руках, а все будто не видят, не понимают, как у нее кружится голова, отчего - не ясно, как ей уютно, легко, даже боль в бедре поутихла.
- Что молчишь? - спросил Сергей Николаевич. - Мне тяжело, ты бы развлекла, что ли? Частушку споешь?
Тамара засмущалась:
- Я только соленые знаю.
- Давай соленую, хирурга ничем не удивишь.
Так, со смехом и прибаутками, вошли они в перевязочную. Потом доктор как бы случайно пил чай в палате, где лежала Тамара, рассказывал о студенческой жизни и, запустив ложку в банку с медом, приговаривал:
- Славный медок у тебя, славный! Вот еще ложечку съем, а остальное чтоб сама осилила, поняла, Тамара Ивановна? Слово врачу дай!
Через два дня сладковатый одеколон, который успела полюбить Тома, он вдруг поменял на более резкий и свежий и был очень доволен, когда она заменила это.
Так постепенно, день ото дня, у Тамары пробуждался интерес к жизни - верный путь к выздоровлению, и в какой-то момент, просматривая анамнез, Сергей Николаевич понял, - вылечит ее, а с хорошим протезом на ноги поставит:
- Будешь, будешь ты у меня жить, потому что незаменима, единственная в своем роде. Потому что дети есть и муж - вон какой богатырь, охотник-промысловик, потянет семью. - Да, Тамарочка, - размышлял врач. - Много еще у тебя лет впереди, и частушки будешь петь на деревенской гулянке про больницу, про хирурга и про свою жизнь, соленую и непростую, в которой не добрала ты внимания, любви и ласки. И это будет в твоей жизни, должно быть!
Муж приехал к самой выписке. Все с ног сбились, разыскивая Сергея Николаевича. День был не операционный, и он ушел рано. Отыскали в соседнем отделении.Таежник, как всегда, произнес лишь несколько слов:
- Собирайся, времени в обрез, я на попутке.
Но Тамара сидела на кровати и теребила две верхние пуговицы больничного халата.
- Я не поеду, Петя.
- Что?
- Остаюсь здесь, навсегда.
- Да ты чё, от наркоза поехала? А сказали - здоровая.
- Здорова, и голова у меня в порядке. Я без этого человека жить не смогу. Мне его видеть надо, понимаешь, каждый день. Ты прости меня, я, пока здесь лежала, все обдумала. Не могу семье обузой быть. Ты другую найдешь, мать детей поднять поможет. А я их здесь ждать буду, при больнице вахтером проживу как-нибудь. Они вырастут, в город ко мне приедут учиться.
На эту речь супруги муж ничего не ответил, а сразу отправился в ординаторскую, сбив по дороге прикроватную тумбочку.
Сергей Николаевич, ничего не подозревая, сидел за столом, делал выписки, когда мощные руки таежника подняли его к самому потолку.
- Ах, ты, гад! Сначала ногу отрезал, а теперь и жену отнять хочешь? Да я тебя…
- Петр! Что вы делаете?! Поставьте меня на место, слышите?!
- Лиса хитрая, енот паршивый! Пристрелю!..
- Помогите! - заорал доктор что есть силы, работая ногами, как акробат, запутавшийся в крепких канатах.
Молодые ординаторы с трудом отбили врача. Сутки плакала Тамара, столько же бился в истерике ее муж:
- Доктор! Тоже мне! Чему вас в институтах этих учат? Жен чужих уводить?! Пакостник! Все равно убью!
Ему давали капли, объясняли, что у жены его послеоперационный кризис - ничего не помогало. И дело дошло бы до администрации больницы, но помогла, как ни странно, врач из соседнего отделения, красивая, умная и опытная гинеколог Элеонора. Сделав осмотр больной перед выпиской, она сказала:
- Операция у вас, хоть и тяжелая была, но сделана замечательно. Органы деторождения и таз в полном порядке. Вам тридцать два? Можете еще ребеночка родить. Через годик окрепнете, если муж не против, попробуйте, советую. Вашему организму нужно обновление, а ребенок, сами знаете, сделает вас счастливой, похорошеете, помолодеете. Поверьте, плохое перестанете замечать, почувствуете себя полноценной.
Тамара задумалась, перестала плакать, а через час подкрасила губы у зеркала и, встав на костыли, сама пошла к мужу. О чем они говорили, никто не слышал, только вышли из палаты вместе, и силач Петр шел за женой смирный и послушный. Решение, которое приняла эта семья, очень обрадовало все отделение: зачать третьего ребенка, а в крестные отцы пригласить Сергея Николаевича, если он, конечно, не обиделся. Не всё же хирургам резать, надо и новую жизнь благословлять, тем более им же спасенную.* * *
Приехали гости из Америки, и очень скоро я поняла, что напрасно беспокоилась о том, как сойдусь с малознакомыми людьми. Мэтью и Ольга оказались не капризными в еде и легкими на подъем. Первое русское слово, которое я услышала от них - "вкусно". И это можно понять. Мы ежедневно ходили на рынок, где можно пробовать все - дорогую колбасу, ветчину, сыр, творог и другие продукты. Гости с аппетитом ели - южная кухня мало кого оставляет равнодушным.
Прошла неделя. В воскресенье по американской традиции мы отправились обедать в ресторан. Зашли в "Елки-палки", что находится в старом особняке на главной улице города, и тут возникла проблема с переводом на русский язык названия этого заведения. Как его на английский, да хоть на какой другой язык, перевести? Поверьте, непросто, если дословно, например, а не только в общих чертах или по значению. И тогда я показала, как использовать это словосочетание, на конкретных примерах, в повседневной речи: огорчились - можете в сердцах сказать "елки-палки", радуетесь - тоже, хоть кричите во все горло: "Елки-палки!" Даже если настроение - проза, нелишне произнести его с легким оттенком индифферентности. Многозначность в русском языке умилила гостей. Такая у нас речь - способствует сближению и взаимопониманию.
Расставались мы тепло. Я пригласила эту семью приехать на следующий год.
- Приедете? - спрашиваю.
Отвечают:
- Of course, елки-палки…* * *
Вышла на балкон и увидела, как в правом верхнем углу застекленного помещения поселился паук, к тому же успел соткать паутину, добротную, красивую, такую, что я невольно залюбовалась ею. Постояла немного со шваброй и тряпкой да ушла в дом. Когда муж обнаружил нового обитателя нашей квартиры, строго сказал:
- Не трогать!
- А что мы будем с ним делать? Он, наверное, не простой, смотри, какая расцветка.
- Кормить, - произнес Сергей и первым убил для него муху.
Паук был действительно хорош собой: тельце песочного цвета, на спине четыре темных пятнышка, а лапки будто сработаны искусным ювелиром. За ним можно было наблюдать часами, и это успокаивало, снимало усталость, напряжение. Боле того, нам всегда казалось, что он узнавал нас, общался с нами, мы с гордостью показывали его друзьям.
- Паук-крестовик, обитает на Кавказе, ядовит. Так гласит энциклопедия, однако мы живем с ним мирно. Он у нас погоду предсказывает, от мух и комаров оберегает - они просто не залетают на наш балкон. Безошибочно определяет похолодание, своевременно уползая в свое убежище. За сообразительность мы назвали его человеческим именем - Паша.
Он жил у нас три года, а потом исчез. Хорошо, если продолжает ловить мух где-то. А вдруг оказался рядом с людьми, которые, завидев любую живность, непригодную для еды, обязательно либо убьют ее, либо покалечат?
* * *
Хирурги Ставская, Осипочёв и Свиридова - в ординаторской отделения ортопедии и травматологии. Утро. У них скопилось много записей, которые нужно занести в истории болезни. Они сидят за своими столами, не поднимая головы. Но врачей часто беспокоят родственники больных, требуя разъяснений по операции. Приходится отвечать. Время от времени звонит телефон, и докторам надо отлучаться в другие отделения на консультации. Вдобавок беспокоят административные проблемы.
- Все! - хлопает ладонью по столу Осипочёв. - Эту работу мы не закончим никогда! Дамы, коллеги, за мной!
- Куда? - спрашивают Ольга Павловна и Евгения Андреевна.
- В операционную! Там хоть душу отведем, да и отдохнем немного на рабочем месте.* * *
Подобрала на улице бесхозного котенка, которого чуть не съели собаки, почти из пасти его вынула. Принесла домой, вылечила, откормила, научила ходить в туалет. На Новый год приехали гости, пять человек. Кошечка так разволновалась, что пописала в моей спальне на одеяло. Теперь сплю, как ямщик, укрывшись собственной шубой, и жду, когда на балконе просохнут выстиранные постельные принадлежности.* * *
Часто бывает так, что человек, всю жизнь проживший в коммуналке и делавший гадости соседям, продолжает так вести себя, уже находясь в изолированной квартире, но теперь потому, что у него одна комната, а у соседа за стеной - целых три! И жалко его, и помочь такому человеку, поверьте, нечем.* * *
Если я много работаю, или просто замыкаюсь в себе, болею, мне звонят дорогие, близкие моему сердцу люди. Может быть, потому что они любят меня больше, чем я их, чаще думают обо мне, скучают.
- Любушка, куда ты пропала? У тебя все в порядке?
Это говорит Нина Ивановна из Красноярска, редкий человек, для которого ум и доброта без меры - основные качества.
Когда-то мы вместе работали в туризме. Я только пришла и осваивала новые маршруты, а она готовилась уходить на пенсию, но мы успели сойтись и хорошо понять друг друга. Сейчас ей уже восемьдесят, и вчера она опять позвонила мне первая. Она, а не я…* * *
В Вене после ужина решили отправиться к памятнику Штраусу, вальс исполнить и шампанское распить. Только мы откупорили "Цимлянское" и сделали по глотку из пластиковых стаканчиков, к нам подъехала полицейская патрульная машина.
- Здравствуйте! Чем занимаетесь? Предъявите, пожалуйста, документы.
- Мы туристы из России, - отвечаем, - завтра отправляемся на родину, решили сегодня вечером попрощаться с великим маэстро.
Двое полицейских тут же вернулись к машине, а третий улыбнулся и попросил не оставлять после себя мусор на газоне.
- Ну, что вы! - не растерялась я. - Конечно, нет! Зачем Штраусу пустые бутылки? Мы за него по полному стакану осушим с большим удовольствием! Вам-то ведь нельзя при исполнении.* * *
В антикварном магазине увидела витрину с иконами, остановилась, разглядываю лики святых, пытаясь узнать, кто изображен и что за сюжет - житие или крещение? Глаза живших когда-то великих праведников Богородицы и Сына Божия изумили своей печалью и глубиной. Почему они здесь? Что заставило наследников выставить их на продажу: нужда, глупость или жажда наживы? А не покидай они стен дома, сколько сотворили бы добра, ведь намоленные - нет им цены! Но не знают хозяева, не ведают, что творят. И вот уже мысленно разговариваю с заблудшими: "Знаете ли вы, что, когда выносят из дома икону, она как сирота: всяк волен сотворить с ней, что хочет - продать, испортить? Зачем вы пошли на это? Нет вам прощения! Нет!" Но моя неистовость вскоре подавляется смирением, ведь я под Божьим оком, хоть и не в храме.
- Бог милостив, - шепчут губы, - Он их простит, Бог милостив.