Portfolio

Борис Цукерман

Подарок судьбы

1953 год. К своему дню рождения (6 марта) я получил подарок: 5 марта ушёл в небытие "великий вождь и учитель, друг всех трудящихся, рабочих, крестьян и интеллигенции, друг детей, молодёжи и всех угнетённых". Неумолимая смерть настигла одного из самых страшных злодеев во всей истории человечества. Тогда я не мог по-настоящему почувствовать всей огромности этого подарка судьбы, хотя первая радость пришла уже через несколько дней.
Перед началом утренней конференции, которая в Институте хирургии имени А.В.Вишневского (Москва) проходила ежедневно, подходит ко мне секретарь нашей партийной организации Мефодий Воропаев и говорит: "Между прочим, поздравляю тебя, окончилось дело врачей, все оказались невиновными". Лицемерная улыбка его отвратительна. Еле сдерживая себя, отвечаю: "Почему меня? Себя поздравь, победа правды - праздник для всех!"
Да, окончилось "дело врачей", а лишь недавно следствие с безукоризненной точностью устанавливало "факты" их преступной деятельности. В свидетелях недостатка не было. Врач Кремлёвской больницы Лидия Тимашук за свои разоблачения получила высшую награду, орден Ленина. Печать и радио извергали проклятия на головы "преступников".
Кто же был в обвиняемых? Знаменитые наши врачи: профессора Вовси, Фрумкин, братья Коганы, Василенко, Раппопорт и многие другие, подавляющее большинство - евреи. Многие ли верили в их вину? Вначале нет, тем более, что тысячи пациентов хранили в своих сердцах огромную им благодарность. Выступил ли кто-нибудь в их защиту? Тоже нет. Было это немыслимо, да и бесполезно: цена заступничества - собственная жизнь, а эффект - глас вопиющего в пустыне. Сейчас трудно в это поверить, слишком многое изменилось за прошедшие 50 с лишним лет, но было это действительно так. А тогда Дело врачей стало делом еврейских врачей - отравителей и убийц. Оголтелая антисемитская пропаганда привела к тому, что многие так называемые "простые люди" стали бояться врачей - евреев, и опасения, что их могут отравить и убить, охотно расцвечивала пресса, представляя эту чушь гласом народа.
Готовился крупный судебный процесс с последующей жестокой расправой. И уж, куонечно, никто не знал тогда, что этот процесс был задуман лишь как прелюдия к гораздо более крупной акции - тотальному обвинению всех советских евреев в измене Родине и расправе над целым народом. Пока безработными вдруг оказались тысячи специалистов - медиков. Крупные же врачи, профессора, академики все были в ужасе :
возьмут ли их тоже и когда это будет?
В нашем институте, как и везде, жизнь была беспокойной. Очистка кадров от "инвалидов 5-й группы" *), как тогда застенчиво называли евреев, подходила к концу.
Блестящие наши врачи: Зак, Зимовская, Таубкин, Клячко, Шур и многие другие уже были уволены. Оказался среди них даже член партбюро Харнас. Остались работать лишь трое: сотрудница, которая только что родила, другая - на последних неделях беременности и я - инвалид войны. Нас пока защишал закон.
В других институтах не - легче: там политику партии по "укреплению и правильной расстановке кадров" помогали проводить присылавшиеся райкомами доверенные лица, обычно профессора и доценты. Из наших такое доверие было оказано парторгу Мефодию Воропаеву и профессору Григорию Алипову. Были они направлены в Центральный институт усовершенствования врачей (ЦИУ), где учинили настоящий разгром. Лучшие профессора и преподаватели были изгнаны поганой метлой.
Освобождённые места заняли бездарные карьеристы, которыми и "укрепили" кадровый состав. Наука и педагогический процесс потерпели, как от мощного землетрясения. Они превращались в прах.
Созданное тяжким трудом за десятилетия было разрушено за неделю. Важное партпоручение выполнено со всей ответственностью.
Так же, как и в ЦИУ, в большей или меньшей степени было практически везде… В нашем институте кадры "укреплял" зам. директора по науке, профессор Пшеничников, по иронии судьбы тоже Владимир Ильич. Со мной, как с другими, расправиться было сложнее. Поэтому, вызвав к себе и гневно оттопырив нижнюю губу, он изрёк: "Держать Вас на научной должности больше не будем. Поработайте препаратором, там увидим", - и снизил зарплату вдвое.
Расстроеный иду по коридору клинического отделения мимо двери к директору, академику А.А.Вишневскому, и вдруг он сам: "Вот ты-то мне и нужен. Заходи, заходи в кабинет. Посмотри как следует - и, снизив голос, - где может быть спрятан микрофон, ну где, где?! Меня подслушивают, я точно знаю!"
Смотрю - не узнаю: всегда яркий, уверенный в себе, сейчас он даже съёжился и во всём облике - затаившийся страх: во взгляде, посеревшей коже лица, внезапной сутулости.
Страх - чувсво ему совершенно не свойственное. Ему, прославленному фронтовому хирургу, который под свирепой бомбёжкой и артобстрелом выполнял сложнейшие операции, не отдавая смерти, казалось бы, верную её добычу. Тогда его руки не дрожали.
И вот он сейчас. Немыслимо это видеть! Вспоминаю вдруг: ведь и у него 5-й пункт не стерильно чист, мать-то его - караимка. Немецкие фашисты караимов, правда, не трогали. А у нас, кто знает ?

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*) В "отделах кадров" всех учреждений, в анкетах, заполнявшихся на каждого работника, в пункте №5 обозначалась национальность.

Да, мне же нужно ответить на его вопрос! Смотрю под потолок на вентиляционную решётку. Может быть, там? А может быть, и в другом месте, почти любом. Нет, со специалистами, которые эти штуки ставят, не потягаешься, прятать они умеют.
Говорю об этом Александру Александровичу и напоследок спрашиваю: "А не вернее ли держать эти штуки на голодном пайке? -
- Ладно, - отвечает, - ничего ты не понял, иди.
Ухожу с тяжёлым чувством. Ведь я тепло к нему отношусь, хоть недостатков у него миллион. Но он талантлив, умён, горизонты у него широкие, и хирург он Божьей милостью. А был ли случай, чтобы он даже последней нянечке отказал в своей консультации или в просьбе оперировать её родственника? Нет, как не отказывал любому сотруднику подписать лоюбое ходатайство: на получение квартиры, машины, путёвки в санаторий и многое другое. Был он настоящий человек.

После смерти Сталина прошло лишь несколько дней, и вот врачи - на свободе. Владимир Никитич Виноградов буквально назавтра пришёл в Первый Медицинский институт читать лекцию, которая должна была состояться в соответствии с действующим расписанием. Огромная аудитория была переполнена, встретили его небывалым громом оваций, а он начал говорить, как будто ничего не случилось и прошлая лекция курса состоялась только вчера. Впоследствии в частной беседе он рассказывал: "С чего всё началось? После очередного осмотра, увидев, что состояние Сталина действительно - на грани, я сказал ему: "Иосиф Виссарионович, Вам надо по-настоящему отдохнуть и хорошо бы на время уйти ото всех дел. Ожидай я хоть тени последовавшей реакции, я стал бы немым. Раздался не крик, а визг: Берия, в кандалы его, в кандалы!! Видно, вспомнил как в своё время сам с Лениным поступил. Решил, что и ему ту же участь готовят".
В первом же разговоре со следователем я признал все предъявленные мне обвинения. Другие начисто отрицали, возмущались, а я признал. Ведь подписать показания так или иначе заставят, под пытками. Конец всё равно один, а тут мучений меньше. И что интересно, отношения со следователем сложились почти дружественными. Он даже обсуждал со мной вопрос, какую страну лучше указать, куда я - шпион - передавал секретные сведения. Вот так!"
А примерно через полгода Алексаедр Александрович как-то при случае сказал мне: "Вас, евреев, осталось тогда только трое, ты и две девки ещё. Ничего я не мог сделать, сам висел на волоске.. А ведь со дня на день тогда собирался приехать академик Быков из Ленинграда с какой-то новой дурацкой инструкцией, и я должен был всех выгнать. Бог вас спас".

Сейчас, вспоминая то страшное время, можно твёрдо сказать: смерть тирана не просто подарок судьбы. Она отвела Дамоклов меч, висевший над головой каждого из нас, независимо от возраста, рода занятий и положения в обществе.
А ведь были и те, кто в начале марта проливал слёзы. В подавляющем большинстве эти люди потом прозрели. Лишь единицы слепы и посейчас. Не поняли они, что подарок, преподнесенный им 5-го марта 1953 года, неизмеримо выше всех сокровищ мира.

Обсудить этот текст можно здесь