Portfolio

Александр Левинтов

О чём не пишут российские газеты.

Мы открываем новую рубрику. Предполагается, что здесь будет размещаться весьма своеобразный
обзор отечественной прессы. Своеобразие заключается в аналитическом обзоре не того, что пишется, а о чем
не пишется, что умалчивается или пропадает меж строк. Понятно, что эти информационные купюры и дыры,
зияющие из газет, радио и ТВ, - вовсе не злой умысел журналистов, а результаты все усиливающегося
цензурного пресса.
Первый опыт новой рубрики - в силу субъективных причин - еще не в полной мере соответствует названию. Пока это - всего лишь первые и беглые зарисовки и заметки, политический импрессионизм.

Сегодняшний обзор российской действительности следует начать с общей - тотально повсеместной и тотально повсевременной - ситуации: во всех средствах массовой информации вот уже почти двадцать лет позволена любая критика настоящего и прошлого, но никто не обсуждает будущее. Это происходит не только потому, что обсуждать будущее запрещено, но и потому, что его просто нет.
Тут, по-видимому, нужны некоторые пояснения к этому утверждению.
Любая власть - от советской до антисоветской - пытается узурпировать будущее и сделать его своим. Собственно, власть и есть присвоение будущего: никому неохота владеть прошлым, а настоящее имеет неприятное свойство быть второй свежести в каждый данный момент времени. Насколько противно владеть настоящим и принимать решения в условиях зависшего настоящего, легко видеть на примере политической судьбы нынешнего российского президента: вспомните его поведение в растянувшийся момент гибели "Курска", "Норд-Оста", Беслана. Зато с какой мальчишеской легкостью он приветствовал возможных президентов США и Украины. Ему бы такой смелости и решительности - да в настоящем.
В советские времена властям очень не хотелось говорить о настоящем - и потому бесконечно обсуждалось будущее. Сама плановая экономика - это управление будущим при полном игнорировании настоящего.
Своеобразие текущего момента, как сказал бы незабвенный вождь мирового пролетариата, заключается в том, что, цепляясь за будущее и запрещая говорить о нем другим, нынешняя власть не имеет этого будущего. Вместо проектов, программ, представлений, учений, взглядов - непроглядная онтологическая темнота и пустота. В будущем отчетливо видно только одно: как жить нынешним властям, уже будучи без власти: в отставке, опале или изгнании. Для личного, персонального будущего хапается баснословно. И чем больше хапается для себя, тем меньше остается времени и сил на построение или хотя бы взгляд на будущее страны.
Что грезится нынешнему кремлевскому мечтателю? - одинокий и необитаемый Гавайский остров в Карибском море, с пальмами, пляжами, казино и усиленной охраной, два часа лета до Гранд Каньона, три часа - до Пляс Пигаль.
СМИ не обсуждают будущее вовсе не потому, что аналитики, обозреватели и журналисты глупы по природе или в силу своей партийной принадлежности (быть умным в партии "Единая Россия" опасно, а в ЛДПР и опасно, и неприлично).
Увы, у СМИ и исследователей также отсутствует будущее - как воля и как представление.
И это молчание о будущем делает все остальные разговоры какими-то удручающе пустыми и никчемными. Чем умнее - тем никчемней.
А еще газеты упорно умалчивают то, что ясно и очевидно всем и каждому: последние 20 лет прошли зря, они - фуфло, заполненное множеством случаев разного масштаба, но при этом не произошло ни одного исторического события, а, стало быть, никакой истории и не было все эти годы. Просто шелестели на ветру времени календари. Кто теперь скажет, во имя чего люди защищали несчастный Белый дом в 1991 и 1993 годах? Кто скажет, чем выборность власти отличается от ее назначаемости и чем вертикаль власти отличается от ее горизонтали? Кто отличит демократический централизм от централизованной демократии? Кто ответит, что Россия забыла или оставила в Чечне, кроме гор трупов и обид?
О Чечне, между прочим, совсем ничего не пишут. Странная война - никаких событий. Все насильники давно сидят в тюрьме, все бандформирования расформированы, все агенты мирового сион... простите, исламского фундаментализма обезврежены и разминированы, никаких зачисток и спецопераций - что мы делаем в этой стране? Неужели просто стоим на постое у дружелюбных и гостеприимных горцев? О Чечне газеты, радио и телевидение молчат не потому, что им нечего сообщить - им это высочайше запрещено. Верховный главнокомандующий уже давно устал мочить чеченцев и теперь мочит журналистов. Свободой слова.
В США за этот период, по сути, произошло совсем немного, практически всего одно событие: 11 сентября. Но это стало событием национальной и всемирной истории. В России, при всей суетности времени, не произошло ничего: ни провозглашенного, ни обещанного, ни неожиданного.
Истории же в России нет из-за отсутствия будущего: куда, зачем идет Россия?
И в таком беспутном состоянии можно бродить по пустыне смыслов не сорок, а сто двадцать лет. И вышли без Моисея и бредем черт знает куда.
А к этому следует добавить, что жизнь здесь настолько необустроена, что кажется ненастоящей. Все как по злому Нарошку. Поймать бы этого подлеца Нарошку - да где его сыщешь? Растворился в людской массе и общественном сознании. Чтобы там ни говорили самые или самые богатые, а за каждой мечтой стоит этот злой Нарошка: по пять тысяч у.е. за бутылку, по тридцать мятых целковых за бутылку - после премьеры в недоступном театре, поездки в Абу-Даби, проигрыша в Лас Вегасе или выигрыша в пристеночек, с устатку, морозцу, от стрессу и для стрессу, на бабе и без бабы, за тех, кто в море и за тех, кто в зоне.
И все-таки российские города наполнены жизнью: по улицам движется народ, а не только машины, никто не гонится за долголетием - все чинно и степенно двигаются от магазина к магазину в направлении естественного конца улицы и жизни.
Но и тут все нелогично. Когда я был юным отцом, в стране была более или менее нормальная демографическая ситуация: рождаемость составляла чуть более одного процента, смертность - чуть менее одного процента. В те поры в Москве был всего один магазин детского питания - в Столешниковом. Теперь рождаемость уже двадцать лет сильно уступает смертности и продолжает падать, но магазины детского питания - на каждом углу. Совершенно бесполезные, как погребальные конторы и парикмахерские в городе N. из "Двенадцати стульев".
Тот же демографический коллапс должен был бы резко поднять качество школьного и вузовского образования, но наблюдается явно противоположная тенденция. Многие школьные и дошкольные учреждения превратились в отделения милиции, банки, конторы, склады. В оставшихся идут опыты, нет, не медицинские, как в Освенциме, а педагогические.
Даже преуспевающие учителя и профессора не могут без дрожи в голосе рассказывать о затеях и играх там, наверху.
В условиях агонии высшего образования идет бурная подготовка к 250-летнему юбилею МГУ, "первого российского университета" (а как же Тартусский, Вильнюсский и Кенигсбергский университеты, уже бывшие тогда на территории России?). Как всегда в таких случаях, много шуму, фанфар и лжи. За этими завесами скрывается тот факт, что Университет, занимавший в начале ХХ-го века 9-е место в мире, в начале нынешнего имеет всего лишь рейтинг 66. И невозможно скрыть, что Университет ветшает и физически, и духовно, что, например, местные экологи все еще продолжают обсуждать, как хищнически относятся к природе в США и других развитых странах, вместо того, чтобы
реально помогать своей стране выбраться из пут загрязнений. Статья Д. Лопатникова, доказывающая, что экологическая ситуация в развивающихся странах хуже, чем в развитых, "Вестником МГУ" не была принята к печати...
С юбилейных конференций и торжеств - в промозглую темень глухой владимирской деревни, сквозь пургу цвета и графики свастики. Хайвэй Энтузиастов, первые после Москвы 100 километров днем - это вполне кандальная скорость, не более 10 км в час. Ночью, говорят, побыстрее будет.
Мы хрустим солеными чернушками под рокот сосен и спиртовую настойку калганового корня:
-вороватая страна, говоришь? Ну, да - вороватая. Мы ведь тут в мышеловке, хоть нас возьми, хоть городских, хоть молодых - хоть старых. В сравнении с ценами все мы получаем не более 10% от жизненно необходимого. Я, например, без бензопилы жить не могу, пропаду зимой без дров, а внук мой, он - студент, он без компьютера учиться не может.
-а теперь скажи мне, - встревает сосед, - кто эти самые "рыночные" цены тут устанавливает? Кто следит за тем, чтобы моя пенсия не в половину - в десять раз была меньше того, что надо? Кому надо, чтобы мы все подворовывали?
Сколько б мы ни пили, тема, в общем-то, не меняется:
-пожары у нас тут каждый год стали.
-мы сами вначале диву давались. А потом ясно стало: поджоги. На пожар и солярку с бензином списывают, и технику, и лес по отчетам проходит как сгоревший, а его потом вывозят на продажу. А что мы тут в дыму задыхаемся - плевать и даже хорошо. Буньковы прошлым летом померли - дом с участком уже продан, в этом году старики Дарькины померли с дыму - и их дом продан. А плохие-то халупы - вон они стоят, никому ненужные.
-все нам тут понятно. Там, наверху, надо, чтоб мы все вымерли как можно быстрей и незаметней. Они все себе и своим приберут, а вместо нас заселят страну китайцами да вьетнамцами, которым и совсем мало можно платить.
Теперь уж ясно, куда оно все идет.
А попы с интеллигентами все о каком-то Апокалипсисе рассуждают...
Из необсуждаемых в СМИ парадоксов - аномальное количество игровых автоматов и центров. У самой окраинной и тихой станции метро их не менее дюжины, у любого хоть немного бойкого места - ну, парочка-то точно есть. Азарт, как известно, - удел отчаяния и нищеты, но не настолько же!
Немного о нищих - непрестижной теме, которую СМИ явно избегают. Кучкуются попрошайки метрополитена, в основном, в пределах кольцевой линии, а дальше и ближе к окраинам их сменяют согбенные бабушки, торгующие всякой сомнительной всячиной. Связка сушеных грибов - 20 рублей (проезд на городском транспорте - 15 рублей, литровый пакет молока - 22 рубля), но никто не зарится на почерневшие бабулины поганочки. На окраинных станциях метро нищим делать нечего, тут им никто не подаст - сами на грани. Зато тут полно бродячих собак, которых подкармливают и даже менты не гоняют - за кротость нрава и сексуальное равнодушие к жизни и смерти.
Со времен первых Дум и Учредительного собрания в России выявилась ярко выраженная тенденция - окраины крупных городов и окраины страны, заселенные нищим, криминогенным, отчаянным и отчаявшимся людом, являются электоратом полубандитских политических партий: эсеров, большевиков, анархистов, а теперь - ЛДПР, партий Лимонова, Анпилова и т.п. Концентрация власти и капитала ведет к метастазному увеличению окраинных зон и их фашизации. География красно-коричневых не так безмятежна, как свидетельствуют результаты выборов, ведь по большей части эти партии и группировки стоят вне закона и в легальной политической борьбе не участвуют. Возникает парадокс: чем меньше легальной оппозиции остается у нынешнего режима, тем больше и круче - нелегальная оппозиция, с которой - придет время! - не справится ни милиция, ни ОМОН, ни КГБ, ни армия. И это не будет гражданской войной, поскольку негражданским силовикам (в стране уже 19 силовых министерств и ведомств, которые подчиняются
непосредственно гаранту и потому не являются ни гарантами демократии, ни гарантами гражданского общества) будут противостоять деклассированные и потерявшие, в силу своей нелегальности, гражданственность орды исколотых и напоенных. Ублюдки против ублюдков.
Москва - деловой город. В воскресное утро, в шесть часов еду из своего угла на маршрутке к метро. Пассажиров прибывает на каждом углу - и все вьетнамцы. О чем лопочут? Но стандартные русские фразы выговаривают тщательно и чисто. У метро уже полно народу: разгружают, разбирают, открывают. Некоторые все еще целуются, некоторые уже в дым пьяненькие. Парапеты подземных переходов и входов в метро уже уставлены пустыми пивными бутылками, ждущими своих собирателей.
Реклама в России продолжает поражать своей неуместностью: в городском транспорте рекламируют престижное жилье по две тысячи долларов за квадратный метр или Новый год на Канарах, зато на огромных уличных щитах, видных только пассажирам легковушек, то есть людям состоятельным и к политике индифферентным, - кандидатов в очередные депутаты. Сильно изменилось и содержание самодельных объявлений на заборах: их стало значительно больше, а главное - если раньше 90% было на тему "СНИМУ", то теперь все 100% - "СДАЮ".
Москва быстро расстается с хрущобными пятиэтажками: в 2007 году их уже не останется. Но остаются в строю кирпичные пятиэтажки середины 50-х и "дворцы", построенные военнопленными немцами в конце 40-х. Нынешнее переселение очень напоминает эпоху переселения из бараков и коммуналок: во-первых, новое жилье только с виду выглядит респектабельно, внутри же недоделки и уродства - потрясающие; во-вторых, опять идут игры между населением и властями о поголовье прописанных и удаленности отселения. Только теперь и те, и другие умудрены опытом, беспощадны друг к другу и вся эта борьба за метры жилплощади и километры отселения густо замешены на деньгах и стоимости жилья. Как и исход из коммуналок, нынешний исход из хрущобок сопровождается большими моральными потерями, о которых начнут с удивлением писать - лет через 15-20.
Москва - это метро. Я спускаюсь по эскалатору на станцию "Площадь Революции". Первая справа фигура - матрос с пистолетом. Лет сорок я пытался отнять у этого матроса его оружие и даже немного преуспел в этом, сильно расшатав ствол и всю пушку. Подозреваю, я был не единственным в этом микровандализме. Нынешняя вертикаль власти сильно укрепила вооруженного матроса - пистолет более не вихляет в его бронзовой руке. Правда, ствол теперь дал сильный крен. Мне такой пистолет больше не нужен и охота расшатывать его отпала напрочь.
Последних два месяца года не стихала на страницах и в эфире украинская нота. Но при этом совершенно умалчивалось подлейшее настроение российского обывателя: хапнуть под шумок Крым и примыкающие к нему Восточную и Южную Украину. Ах, за это приобретение Путину простили бы все: и "Курск", и "Норд-Ост", и Беслан, и Южно-Курильские острова, и потерю последних лоскутков демократии и даже пожизненную тиранию. Омерзительное мурло: "пусть сдохнет моя корова, лишь бы у соседа две" - российская национальная маска, а потому ни хрена ему не светит крымское солнышко, но все то, что оно готово отдать за него, оно уже отдало или отдаст в самом ближайшем и светлом будущем.
В России Рождество - чисто физическое явление пьяного смещения из Европы 25 декабря в Азию 7 января. Как полагается, идут массовые распродажи со скидками, от которых захлебывается эфир. В ушах звон стоит от продаж жилья по праздничным ценам. Правительство всеми силами старается внушить, что теперь жилье вполне доступно среднему обывателю с семейным доходом в 50-70 тысяч рублей в год (2-2.5 тысяч долларов), но это никак не вяжется ни с будничными, ни с праздничными ценами в 200-400 тысяч долларов за квартиру.
И в заключение данного репортажа - небольшая зарисовка:

Орловские рысаки

В городе Халтурине, что неподалеку от Кирова, бывшей Вятки, как только предоставилась такая благая возможность, мигом избавились от сомнительной чести именоваться в честь террориста-бомбометателя и вернулись к прежнему и гордому названию Орлов. К сожалению, тогда же город освободился и от основного, если не сказать - единственного, своего промысла и занятия: производства деревянных шахмат. Тут их производили более миллиона партий в год. Эта лавина поступала в распоряжение монопольного дистрибьютера "Культторга" и расходилась по всей территории СССР, а также в 52 страны мира, отмеченные флажками в кабинете директора фабрики.
Пешечный цех неизменно побеждал в соцсоревновании, что не всегда было справедливо - ведь сделать 16 миллионов пешек гораздо легче, чем четыре миллиона коней. Но мастерство в СССР редко ценилось по достоинству. Цех досок традиционно выигрывал внутрифабричные соревнования по волейболу - вот у кого руки были набиты. Цех ферзей постоянно спорил с цехом королей за власть и, если предфабкома становился кто-то из ферзевого цеха, то парторгом становился кто-нибудь из королевского. В ладейном цехе в обеденный перерыв и при простоях играли в домино, а в слоновом - в петуха. В планировании перекосов никогда не было, но неразбериха начиналась при выполнении планов, особенно пятилетних. То склады цеха готовой продукции ломятся от ферзей, то от пешек, то от досок. А некомплект - кому он нужен? Лишне будет добавлять, что продукция фабрики была дотационной: шахматы считались идеологическим оружием не только на внутреннем фронте, но и на внешнем и вполне конкурировали в экспорте СССР с балетом, автоматом Калашникова и хором Пятницкого.
Когда халтуринская фабрика стала орловской, "Культторг" благополучно исдох. Производство мгновенно упало до 60 тысяч партий в год, но и это оказалось избыточным. Компьютерные шахматы, наперсток, МММ и игорный бизнес на автоматах напрочь вытеснили из сознания соотечественников и жителей еще 52 стран деревянные шахматы.
Кто не успел разбежаться, спился. Производство захирело донельзя. И только в домах самых лучших и искусных конеделов еще теплятся и дымятся в такт с самокрутками неясные надежды:
-наш-то, грят, в Индию поехал.
-это ж родина шахмат! Мы ж им из лучшей осины - хоть сколько, в полцены!
-неужели, блин, не сможет с индусами насчет шахмат договориться?
-куда ему! Жидковат будет. Вот разве нас Китай завоюет, тогда уж, конечно, опять развернемся. Их там полтора миллиарда и все - умные.
-скорей бы уж, сколько простаивать можно?

Обсудить этот текст можно здесь