Portfolio

Эдгар Эльяшев

Приключения "Поплавка"

К вечеру погода испортилась. По радио передали штормовое предупреждение. Волны перехлестывали широкую набережную и оставляли после себя морщинистые лужи. Их сдувал соленый ветер, нес облака мельчайших капель, лепил из женщин античные скульптуры, - словом, развлекался, как мог.
"Поплавок" работал и в шторм. В ресторан пробирались местные завсегдатаи, люди с деньгами или богемная шушера. И тем, и другим непогода была нипочем. Шторм гремел, и волны тяжело бились о дно заведения - оно было устроено на сваях и слегка приподнималось над морем. У высоких деревянных бортов яростно вскипал прибой. Туго натянутые тросы, зачаленные за ближайшие кипарисы, мелко дрожали и пели под ветром.
Столик, накрытый в самом углу, занял один постоянный клиент. В этом завсегдатае проглядывало что-то от моложавого вальяжного полковника, несмотря на цивильный пиджак. Костюм, когда-то отменно пошитый из жатого трико густого шоколадного цвета, украшало застарелое винное пятно, но владелец и эту отметину умудрялся носить, как орден. Он и был полковником в запасе. И столик был за ним закреплен навсегда. Он в мыслях прикидывал, кому бы уступить завоеванное право на столик. Взял бы недорого, всего бутылку коньяку, а столик-то, смотрите, ровно на двоих, так уютно стоит в углу, и скатерка на нем без пятен, почти свежая. Но что за пустые мысли, когда навалом свободных столов: на весь ресторан три компании да три одиночки.
Внезапно столик сильно тряхнуло. "Поплавок" словно соскочил с неустойчивого помоста, раздался долгий противный скрежет. Швартовы ослабли и провисли. Из-под днища ресторана мелькнула, спасая жизнь, старая камбала.
- Нас сорвало! - раздался чей-то истошный вопль. - Уносит в открытое море!
"Поплавок" со всем его временным населением, с полными кладовыми и буфетом, с шипящими шашлыками и кебабами, качался в море, постепенно удаляясь от берега.
Молнией сверкнуло решение. Полковник грохнул кулаком по столу и заорал во всю мощь командирских легких:
- Слуушаай! Мооююю!! Командуууу!!! "Поплавок" оторван от берега. Уносит в неизвестном направлении. Не исключаю, что в Турцию. Ввиду чрезвычайности ситуации, на "Поплавке" вводится военное положение. Комендантом "Поплавка" назначаю себя. Со всей полнотой власти военного времени.
Он схватил услужливо подставленный бокал и мигом опрокинул в пересохшее горло. В бокале плескался добрый коньяк, не меньше пяти звездочек. У Полковника в кармане было ровно на бутылку самого дешевого сухого вина. За короткие минуты власть переменилась и как бы сама впорхнула в руки Полковника. Об этом молча свидетельствовал официант, застывший, как пойнтер, по стойке "смирно".
- Спасибо, братец-кормилец! А теперь... - этими словами Полковник как бы давал понять, что коньяк не прошел незамеченным, но эта службишка не в службу. Настоящее дело и существенная мера благодарности еще впереди. - А теперь давай наладим учет и сохранность материальных запасов.
Через час перед ним лежал наспех составленный "сводный реестр холодных и горячих блюд".

В центре зала два сдвоенных столика возглавлял Лёвчик Дейч, по прозвищу Погонщик. Дейча загнала сюда непогода, его машину буквально сдувало с шоссе, и он поставил ее с подветренной стороны "Поплавка". Теперь, когда ресторан унесло, Погонщик решил немного расслабиться. Разгула стихии он не боялся, был слишком денежным человеком, чтобы зависеть от капризов непогоды.
Кличку Погонщик Дейч заработал в дни первоначального накопления капитала. Дело-то он начинал с осликов. С тех самых пластмассовых сувенирных ослов с удивительно глупой мордой. Ослики продавались в комплекте с красной пластмассовой морковкой, другой конец овоща венчала зеленая ботва. Когда животному предлагали лакомство, оно жадно тянулось за угощением. Стоило повернуть подношение ботвой, и ослик отворачивался, даже пятился назад. Секрет заключался в магните, запрессованном в пластмассу. Весь бизнес упирался в пластмассу, которая шла на строго поименованные изделия. В сувенирных ослах государство не нуждалось, зато испытывало крайнюю потребность в игральных шашках и в домино. Лёвчик Дейч организовал инвалидную артель, выколотил тонну пластмассы под игральные шашки, и трое безногих мужиков со страшной силой принялись штамповать дебильных ослов. А шашки с домино в огромном количестве скупались в соседней республике и шли, как готовая продукция инвалидной артели. К тому времени, когда Дейч сколотил первые миллионы, все сувенирные лавки, торгующие поделками из пластмассы, принадлежали новому олигарху.
Зачем ему столько денег, он и сам не знал, но не мог остановить производство. Вся экономика, вся деловая активность огромного приморского края зиждилась на дебильных ослах. В соседней республике тоже не скучали. Там держали первенство по продаже шашек и домино.

Во главе другого стола сидел представитель богемной шушеры, вшивый интэллихент по кличке Прохвэссор. Он явился в "Поплавок", словно из анекдота про колбасу и разъяренную очередь. В том анекдоте Прохвэссор пробился к прилавку и вежливо попросил: "Взвесьте мне килограмм и нарежьте потоньше, пожалуйста". Очередь, понятное дело, взвилась. Прохвэссор выждал, пока страсти дойдут до кипения, затем сказал, сделав вид, что снимает с носа пенсне: "Э--л я вас! Вопросы будут?"
Им еще предстоит встретиться, Прохвэссору, Погонщику и Полковнику - треугольник. А женщина? Есть и женщина, Томочка-Тамара Марцианова, ресторанный кассир и вообще девушка на подхвате. Вот она сидит в своей кассе и млеет при одной мысли о вальяжном Полковнике, который заперся в кабинете директора.

Полковник пока не представлял, что делать дальше. Просто радовался перемене, сулившей, однако, полную неизвестность. Главное - ввязаться в хороший бой, а там посмотрим, - повторял Полковник за кем-то великим. Вроде бы за Наполеоном.
Он смутно вспоминал карту Черного моря. Кажись, на западе лежат Констанца, это Румыния, да болгарская Варна. Прямо по предполагаемому курсу, примерно на две тысячи километров, растянулся турецкий берег. Скорее всего, их выкинет где-нибудь на безлюдном скалистом берегу. Пройдет дня два, прежде, чем о них узнает цивилизованный мир. Хорошо еще, что была выпивка. Много выпивки. Столько не было у него со времен войны. А к ней разнообразная закуска, хочешь - холодная, хочешь - горячая. Полковник давно не имел столько выпивки и закуски одновременно. И баба была, - он вспомнил мельком кассиршу и скользнул взглядом по холодному зеленому дивану.
В кабинет осторожно поскребся Кормилец:
- Электричество осталось на берегу. Автономных светильных принадлежностей мы имеем сорок три свечи. От вашего имени я распорядился принести по одной на каждый занятый столик.
- Угумм!
- Холодильники без электричества не работают. Обесточенное маринованное мясо можно держать только сутки...
- Жарить шашлыки без перерыва! Раздавать за счет заведения.
Вскоре в директорский кабинет просочилось нестройное "ура!". Это публика встречала бесплатное угощение.
Незаметно утих шторм. Волны ласково лизали высокие борта. "Поплавок" плавно совершал свою навигацию. На рассвете, когда погасили свечи, открылось, что дрейф совершается в плотном молочном тумане.

Близко к рассвету поваренок Злыдень (наградит же Бог такой фамилией!), возведенный в ранг ординарца, передал Погонщику приказ Полковника - прибыть к нему в каюту.
- Нас уносит в открытое море, - начал Полковник.
- Ну таки что?
- Может прибить к турецкому берегу.
- И что мы с этого будем иметь?
- Не знаю, - честно сознался Полковник. - Возможно, одни неприятности. Провокации, аннексии, контрибуции. А мы должны вернуть ресторан целым и неделимым.
Погонщик чисто русским жестом почесал в затылке. Он ощутил в словах Полковника скрытую угрозу. Будто это он, Лёвчик Дейч, поклялся запродать "Поплавок" алчным турецким негоциантам. Весь, до последней сваи.
- Вы человек состоятельный. Даже богатый. Вы даже можете споить целый футбольный клуб, - Полковник медленно багровел. - Аннексии! Конституции! Поллюции! Жопа, скреб твою мать! Слушать сюда! Деньги на бочку!
- Но у меня нет денег, - искренне изумился Погонщик. - То есть, конечно, есть, но не с собой же я капиталы ношу.
Полковник не понимал, как можно выйти из дому без денег. Если они, в принципе, есть. Он хитро прищурился, предвкушая, как сейчас ущучит этого хитрого еврея:
- А ежели, скажем, захочется напиться газировки? Или откупиться от инспектора ГАИ?
- Я никогда не пью на улице воду. Меня много лет не останавливает никакое ГАИ.
- Пиши долговую расписку, - приказал Полковник после минутного раздумья. - В том, что я, Лёвчик Дейч (тут Полковника перекосило) взял у государства кредит в сумме... в сумме четырнадцать миллионов рублей. Написал?
- Ой, не смешите меня! Не найдется в России осла, чтобы открыл мне такой безразмерный кредит!
(Насчет осла тактичнее было бы промолчать.)
Погонщика отвели в бывший склад винно-водочной продукции, переоборудованный под гауптвахту. Конвоировал олигарха Злыдень, вооруженный большим разделочным ножом. Узнику оставили бутылку "алиготе" и велели хорошенько подумать.
-Господи, какая кислятина, - скривился Погонщик. - Что они хотят от бедного еврея? Ведь все это уже было, надоевшая азбука революции: банки, почта, телеграф, телефон, монополия торговли. Обыски, конфискации, выемки золота...
Дейч не боялся встречи с турками. Хуже не будет. Но он опасался, что в бывшей османской империи совсем не осталось евреев.

Томочку-Тамару Марцианову томил жар. Она сидела на привычном месте у валика зеленого дивана, и все равно ее бросало в пот. Из-за юбки. Нет, юбка сидела на ней вполне прилично, но под лиловым куском кримплена выпукло вырисовывались резинки штанишек. В них, в штанишках с начесом было все дело; она тепло оделась по случаю шторма, боясь застудить придатки, и вот теперь чувствовала, как под взглядом Полковника штанишки обволакивают тело жаром. Томочка не знала, что у мужчины была такая привычка - женщин разглядывать только в смысле юбок и ног. Ей казалось, что он угадывает сквозь ткань кримплена цвет ее дамского белья. А какое, к свиньям, оно дамское? Штанишки плотного трикотажа, да еще с проклятым начесом...
Тут в дверь громко постучали. Злыдень ввел Прохвэссора. Полковник перестал разглядывать юбку и вперил тяжелый немигающий взгляд в переносицу интеллигента:
- Вам известно, куда нас несет?
-Начальству всегда видней, на то оно и начальство, - уклончиво ответил Прохвэссор.
-Наше дело сохранить в неделимом…
-Что с возу упало, то пропало, - философски заметил прохвессор.
- На море сплошной туман, ни зги не видать.
- А если ни зги, то на кой, собственно, собачий хрен вы здесь расселись? Найдутся и без тебя охотники порулить.
- Да как ты смеешь! - зарычал Полковник.
- А вот смею! Надо "Поплавок" поделить. На всех завсегдатаев и работников, включая вот этого поваренка и бородатого швейцара. А продам я впоследствии свою долю туркам или вовсе вьетнамцам, - это не твое собачье дело!
Воспользовавшись перепалкой, Марцианова скользнула за дверь и рванулась в дамский гальюн. Здесь она избавилась от своей сексуальной стыдобы, навсегда утопив ее в волнах Черного моря. Она вернулась, как ни в чем не бывало, и заняла привычное место, облокотившись о валик служебного дивана. Строптивого Прохвэссора Злыдень отконвоировал на склад винных изделий. Там он в обществе Погонщика и в полной темноте будет тянуть кислое "алиготе": Злыдень сжалился и выдал бутылку.

Швейцар-вышибала заведовал засовом массивной входной двери. Он же манипулировал двусторонней табличкой - "СОЖАЛЕЕМ, МЕСТ НЕТ" и "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ". Привратник всегда чуял, независимо от наплыва клиентов, какой стороной ее вешать. Непостижимым образом он узнавал все кабацкие новости за час до события. Когда Прохвэссора только вели на гауптвахту, швейцар заканчивал рисовать новую табличку - "ПРОДАМ ЧАСТЬ НЕДЕЛИМОЙ РОДИНЫ". И уже прикидывал, куда бы ее припрятать впредь до выяснения.

Полковник закончил час личной половой гигиены и лежал, отдыхая, руки закинув за голову. Он чувствовал, что ему чего-то не хватает. Соленого? Острого? Пряного? Томочка-Тамара тихо сопела рядом. Готов ли сугубо гражданский коллектив, который был ему вверен, достойно встретить происки турецких империалистов - вот в чем вопрос. "Нет, не готов, - сам себе отвечал Полковник. - Надо срочно собрать коммунистов, провести партсобрание. Хорошо бы провернуть этот вопрос, не сходя с койки, то есть, с дивана. Он с сомнением глянул в Томочкино лицо: уж больно не соответствовало оно образу стойкой большевички. К примеру, как Железная Лошадь; была такая у него в партизанском отряде. Та бы живенько выстроила весь этот штатский сброд по ранжиру.
Полковник шлепнул партнершу по молодому гладкому брюху:
-В вашей конторе коммунисты давно не собирались?
Тома-Тамара никак не могла сообразить, что секс-пятиминутка закончилась, и поэтому не сразу врубилась. Она спросила, зачем для этого коммунистам собираться вместе. Или это какой-то особо шикарный групповой секс?
Комендант обозвал ее дурой, контуженной половым вопросом, и переспросил про собрание.
- Да у нас партийных всего два с половиной человека - товарищ директор да швейцар. Да я, комсомолочка...
- Ты - представительница передовой молодежи. Но пока еще вне партии, - оборвал Полковник. Он представил, как турецкие акулы империализма набрасываются на "Поплавок", лишенный партийного контингента, рвут на части, норовят увести кусок пожирнее, спрятать скорей под корягу. Вот один, в красной феске, выбритый до синевы, ухватил всю буфетную стойку и тащит ее куда-то в нору сквозь волны прибоя. Но потом сообразил, что сам назначил себя комендантом и, стало быть, ответственным за исход будущей русско-турецкой войны.
В дверь решительно застучали. Полковник накинул лиловую юбку на шелковистое брюхо партнерши и сухим командным голосом отдал приказ: "Войдите!". Кормилец, едва переступив порог, зачастил:
-Дровяной древесины у нас осталось на полторы закладки шашлыков. Каковы будут распоряжения?
- Что такое закладка и с чем едят дровяную древесину?
Кормилец подробно объяснил. В одной закладке двадцать шампуров. Дровяная древесина состоит из дуба (три тысячи калорий) и березы (две тысячи шестьсот). Эти породы леса идут на обслуживание особо почетных гостей. Когда же мы наблюдаем наплыв простых клиентов, можно взять черную ольху (две тысячи калорий). Остальные дрова на шашлык не годятся, их угли плохо держат жар.
- Каким деревом обшит "Поплавок"?
- Обыкновенной сосной. Может, елью.
- Плевать, что угли плохо держат жар. Жарить шашлыки на обшивке! Начинайте с цоколя, потом разберите антресоли.
- Позвольте заметить, вывеска у нас хороша. Это поверху неоновые буквы "Поплавок", а основа добротная, из русской березы.
-Вывеску тоже! - согласился Полковник.

Окончательно рассвело и начал рассеиваться густой молочный туман. Исчезал он как-то странно, клочьями. Словно кто-то выщипывал старую ватную шубу. И клочьями, в разрывах тумана, просвечивал берег.
Юный флибустьер Злыдень вглядывался в прогалины тающей белесой пелены. Ах, Злыдень, Злыдень! Как мечталось ему хоть денек пожить под нормальной человеческой фамилией! Еще немного подрасти и жениться на Марциановой, взять себе ее девичью звучную часть ФИО… Перед поваренком открывалась полоса гальки, прочерченная бетонными перпендикулярами волноломов. Меж ними тянулись пляжные навесы. Злыдень напрасно искал тонкие иглы минаретов, виденные на плакатах "Интуриста". Что-то родное ощущалось Злыдню в открывавшемся курортном ландшафте. Наконец, он сообразил, что ни в какую Турцию "Поплавок" не занесло - всю ночь ресторан мотало у родных берегов. Тогда поваренок бегом помчался в гальюн - топить разделочный нож. Он словно чувствовал, что этот клинок будет приравнен к холодному оружию. И не последнюю роль здесь сыграет его разбойничья фамилия.

Конец сумасшедшему путешествию! Кормилец, душа лакейская, понял это, наблюдая за действиями поваренка. Без стука открыв дверь ногой, он вторгся в кабинет и ехидно провякал:
- Расплатимся, господин хороший? С вас за три бутылочки коньячку, да за тринадцать шашлычков. И не забудьте про деревянную вывеску!

Почуяв неладное, Тома-Томочка покинула нагретый телом диван и стала втягиваться в свою кассу. На рассвете в будочке было холодно, не насижено, и ее била легкая дрожь.

Погонщик и Прохвэссор сидели, обнявшись, в кромешной тьме на пустых ящиках.
- Как что, так им виноваты одни евреи!
- А демократы! А борцы за справедливость! И диссиденты!
Лязгнул отпираемый замок. Яркий свет свечи ворвался в каморку. Злыдень вносил шашлыки, а Кормилец - две бутылки коньяку:
- Извиняйте, если что. Бес нас попутал...

Полковник переживал неудачный круиз острее, чем другие: эх, не дали, как следует, поучаствовать в драке! А что впереди? Богадельня. Под конец войны Полковник захватил трофей - чемодан румынских грампластинок. Пластинка, собственно, была одна: "Маленькая балерина", на обороте - "В степи молдаванской". Во множестве экземпляров. Видно, румынский офицер, бывший владелец чемодана, возил эту партию для продажи. Полковник на всю жизнь запомнил цыганский мотив и слова:

Тихо тянутся сонные дроги
И, вздыхая, ползут под откос...

Богадельня, то есть Дом ветеранов, располагалась в семи кварталах от кладбища. Воинов, окончивших земные страдания, свозили в последний окоп на тряских дрогах. Богадельня и эта унылая подвода - вот что ждало Полковника в конце пути. И чем ближе финиш, тем громче скрипели в его ушах раздолбанные колеса печальной телеги. Полковник всю жизнь азартно играл, но умел и проигрывать.

Из мглы проступила знакомая Набережная. Там собралась небольшая толпа. С немым изумлением люди взирали на то, что осталось от ресторана. На голых ободранных сваях качалось странное сооружение. Куда-то испарилась вывеска. Впереди торчала нелепая фигура швейцара с табличкой на шее: "НЕ НУЖЕН НАМ БЕРЕГ ТУРЕЦКИЙ!"
Наискосок, в глухом переулке, "Поплавок" встречала вереница служебных машин. Как только подводили очередного пассажира, "воронок" срывался с места и вез участника неудачного турецкого круиза на новое место жительства.

ЭПИЛОГ
Полковник пишет сейчас мемуары "Как я был комендантом". Скрип унылых дрог раздается все ближе, но он успешно заканчивает пятый том. Ему благоволят Ассоциация Ветеранов и часть Союза Писателей.
Кормилец отсидел семь лет по совокупности: за хищение в крупных размерах, за кражу ресторанной вывески и за растрату облицовочного материала.
Больше всех не повезло Прохвэссору. Его обвинили в покушении на целостность и нерушимость государственных границ. Оползень с исчезновением куска территории полностью изобличили его вину. К тому же было доказано, что обвиняемый однажды распевал:

А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Тщетно Прохвэссор доказывал, что текст опубликован в открытой печати еще в Х1Х веке.
На месте, где был "Поплавок", колышутся новые поколения медуз, да стелются отдаленные потомки старой камбалы. Здесь давно другая страна. А Прохвэссор до сих пор все сидит и сидит, и грезятся ему издалека дни прекрасной ершистой молодости.

Обсудить этот текст можно здесь