Portfolio

ПОка

Детская песенка

Землякам в пространстве и времени посвящается

В степи под Херсоном высокие травы,
В степи под Херсоном курган...

Такая вот песня из детства.
А что, все понятно, все знакомо: вот степь, вот курган. Трав высоких, правда, нет, чай не Аскания-Нова, и все запахано, но пшеница-то, особо когда еще неспелая, чем не трава? Я еду с папой к бабушке в деревню на лето. То есть это я на лето, а папа как раз до завтра или на подольше, но немного.

Сперва по степи до Овидиополя, потом через Днестровский лиман на пароме в Аккерман, а там уже рукой подать - все по той же степи на машине какой или на лошади колхозной. Бабушку в той местности многие знают, потому что она учительница начальной школы на три, по-моему, села, так что кто-нибудь да подвезет. На крайний случай сядем в автобус, но это не самое интересное, этого и в Одессе полно. Лошадей в Одессе, правда, тоже немало стоят подле тротуаров, отмахиваются хвостами, а на мордах мешки и мухи. Вроде бы с овсом. Мешки с овсом, а мухи просто так. Можно подойти и погладить лошади морду, иногда можно дать горбушку, но ее, горбушку, надо еще из дому до той лошади донести. Про сахар я уже и не говорю.

Солнце печет, но на лимане не жарко, так всегда бывает в начале лета, пока вода еще не нагрелась. Над паромом летают мухи и слепни, а на пароме пахнет мокрой водой и тесно: пара полуторок, несколько подвод и много дядек с тетеньками, торбы, канаты какие-то железные. Впереди парома бодро бурлит хвостом и дышет дизельком буксир с капитаном и матросом, а на пароме уж и не помню кто. Был, наверное, рулевой какой на корме, но я все больше на носу сидел да на бурун от буксира глядел. Так и пчахаем минут сорок-сорок пять, а может , и час, а может, и больше - время тогда для меня никакого особого значения не имело и протекало как-то не слишком равномерно. (Пчахать это среднерусское слово из лексикона приокских жителей, я его тогда еще не знал, но нравится)

После уже вместе с паромом стали бегать через лиман катерки, а совсем потом, построив на косе Каролино-Бугаз мост через гирло, запустили и железную дорогу. Ездить в теперь уже Белгород-Днестровский стало быстрее, но и однообразнее. Ах, какие голоса были у лиманских катеров! Когда я ездил с женой на скорой помощи, то есть это она ездила, а я при ней катался и ящик таскал, на нашей машине стояла та самая сирена от катера: очередной идиотизм советской жизни. Дело вроде было в том, что водителю машины с сиреной полагалась прибавка к зарплате, вот и приходили РАФики скорой(!) помощи с завода без сирен. Но работать же и хоть как-то гудеть для этого надо - вот и добывали сами, кто что мог, но уже неофициально и абсолютно безвозмездно, то есть водителю фига. Так, неформально завывая, и жили. Весело, между прочим...

Лежит под курганом, поросшим бурьяном,
Матрос Железняк, партизан...

Какая-то путаница, потому что вроде бы матросы не бывают партизанами, то есть, если партизан, то уже как бы и не матрос, хотя... Про то, что караул устал, я еще долго не буду знать, но матросы, партизаны, белые, красные, наши и немцы... а во что еще играли пацаны того времени?
- Пах-пах, ты убит!
- Нет, я только ранен.
Тоже интересно: раненый должен носить белую повязку и получать почести. Куда же, куда же ранили отважного героя враги? В ногу - нельзя будет ни ходить, ни бегать, а значит, и игра окончена. В руку - тот же результат, кому в боях и схватках нужен однорукий!? Остается только одно видное место - голова. Красота! "Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый..." ох, ма-ма! - еще одна героическая песня.

А в деревне можно было играть в паровоз, пыля босыми ногами по мягкой улице. Никогда и нигде больше не встречал я такой замечательно мелкой, легкой и чистой пыли. Но главное это друзья и мелкий теплый Будакский лиман, под ослепительной летней поверхностью которого живет и жирует кефаль-лобан. На той стороне лимана дикая песчаная коса, а за ней море. Пацаны говорили, что можно туда пройти по дну, но я, конечно, не ходил, да и не видел, чтобы другой кто это делал.

На косе рыболовецкое хозяйство, прямо против села, и на материковой части - погранзастава. Потому и безлюдно. Врочем, пресной воды все равно поблизости нет, так что и сейчас, когда пограничники уже и послабение сделали, там немного народу. Призжают летом на выходные автобусами, почему-то молдаване, пьют вино, машут флагом, кричат разные глупости и мусорят... А где вобще сейчас не кричат, флагом не машут и убирают за собой?

В том рыбном хозяйстве видел я настоящие шаланды - огромные черные от смолы лодки. В Одессе тоже лодки имелись - причалы по берегу были на каждом шагу понатыканы, но не шаланды, а так, мелочь мореходная для ловли на крючок. Много ли на самодур поймаешь? Хватит на разок и себе, и соседям, но никак не полную лодку... А вот шаланды я как раз видел полными, но не кефали- кефаль ловили осенью, а черноморской скумбрии. Что сейчас бОльшая экзотика, сказать, пожалуй, непросто, а тогда подходила к причалу рыбзавода шаланда, почти до краев полная серебристо-сине-черными качалками и борта ее над водой были сантиметрах в двадцати. Рыбаки скакали по "банкам", совали в рыбу шланг-хобот толстючий и выкачивали ее насосом. Я так полагаю, что тонн шесть-семь рыбы. Или рыб.

Когда на лимане не было волны, бабушка отпускала меня, и мы с ребятами ходили бить лобанов. Надо было раздобыть где-нибудь "дротов", потому что иначе все будут метать свои орудия лова в дорожки, которые ведут лобаны по гладкой воде, а ты будешь плестить неизвестно зачем позади, по пояс в теплой дышащей лиманской рапе и отбиваться от противнейших остроносых многоножек, которые в перерывах между служением пищей для тех же лобанов, не упустят чувствительно куснуть ребенка. Не пчела и даже не оса, но кому это понравтся, если часто и ни за что!?

Он шел на Одессу, а вышел к Херсону...

Ничего себе промахнулся! Но это я сегодняшний, а тогда... Тогда и Херсон был где-то рядом, туда ходили дубки и матросики привозили оттуда огромные арбузы. Собственно не совсем из Херсона, а с Голой Пристани, должно быть, но называлось это все равно - Херсон. Эти громадные полосатые шары закатывались под кровать, где они и лежали до случая и пахли летом и степью. Нет, не помню я почему-то, как их ели, а вот как они там лежали представляю себе очень даже в подробностях. Я тоже любил прятаться под кроватью, так и валялись там в полутьме вместе - я и арбузы полосатые.

До сих пор в Одесском порту есть Арбузная гавань, а вот где она там, я так и не знаю. Что делать - я пацан с окраины, хорошо мне знакомы только Французский бульвар и береговая линия от Отрады до Аркадии, а после и позже уже Фонтан и до Дачи Ковалевского. В сторону порта и Ланжерона, что между, мы как-то и не стремились, не знаю почему. Куликовое поле еще, где мы с Вовкой на велосипедах изображали воздушные бои, Привоз и дальше, мимо нескольких тихих кладбищ та самая степь до Сухого лимана и несуществующего еще Ильичевска...

Сказали ребята: пробьемся штыками
И десять гранат не пустяк..
.
Не пустяк... много было этого добра в послевоенном городе. Старшие знали места на обрывах и таскали оттуда вооружение, кто сколько мог. Даже и на обрыв Лейтенантского спуска можно было не ходить - в соседнем дворе газ, кажется, проводили и отрыли неплохой такой складик. Мне по малости лет ни пулемета, ни гранаты не было положено, зато пороха артилерийского, что называется, завались. Полные карманы таких горючих коротеньких макаронин. Где там нынешним деткам - наши ракетки-скрутки из фольги были значительно воинственнее... Но и платили за это соответственно: пальцами, руками, а кто и всем. Но, в основном, глазами. Ходили после такие в очках темных с палочками и лица в синих точках. Много их тогда было, эх-хе...

Штыком и гранатой пробились ребята,
Остался в степи Железняк...

Такая вот песенка. Детская. А какая же еще, если под нее так детство и текло. Жалко, конечно, было Железняка, но все почему-то стремились. Тоже хотели грустных песен про себя. Надо сказать, что некоторым это удалось. Правда песни те оказались все больше блатные и безымянные, но это много-много позже.

Вот и знакомая скирда, значит уже примерно полдороги из Аккермана... Интересно, что скирда эта так и стояла до середины 90 годов, почти полвека. Понятно, никакая солома столько не выдержит, конечно, свежую докладывали. Но место было то самое. И размер. И форма. А после не знаю, больше я по той дороге не ездил - незачем стало.

Обсудить этот текст можно здесь