Portfolio

Александр Левитас

Остров Табор

ПРИНЦ УЭЛЬСКИЙ И ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНТА

Почему наследников Британской короны называют Принцами Уэльскими, а не Английскими или, скажем, Шотландскими?
Боюсь, что на этот вопрос я не смогу вам ответить. "Если так, то зачем браться за такие темы?" - спросите вы и будете правы. Что я могу сказать? Только то, что мне незачем углубляться в историю, ведь героем этой главы, да и многих последующих будет нынешний наследник престола, ныне здравствующий принц Чарльз. " А что, разве о нем мало написано?" - спросите вы, и снова будете правы. Написано о нем много, даже чересчур. С тех пор, как он официально принял титул Принца Уэльского*, в Темзе утекло немало воды. И теперь этот джентльмен уже давно вступил в тот жизненный этап, когда на смену романтическим легендам приходят прозаические сплетни. Мы не собираемся сочинять ни того, ни другого, мы расскажем трогательную и поучительную историю, не вошедшую ни в одну из его литературных биографий.
"Позвольте, - спросите вы, - да о том ли принце идет речь? О том добродушном, осанистом джентльмене средних лет, у которого самого подрастают двое очаровательных сыновей, двое красавчиков, настоящих сказочных принцев? Вот уж кому пристало скакать на резвых конях да позвякивать шпорами и хрустальными туфельками в кармане!" "Нет, нет, что вы! - скажу я, - эти юноши и не помышляют о подобных глупостях. В настоящее время они проходят курс королевских наук в одном очень закрытом учебном заведении со строгим внутренним распорядком. Им просто некогда. Говорят, их папа тоже окончил это учебное заведение, а может быть, и другое, очень на него похожее, и теперь образцово исполняет свои обязанности наследника престола уже долгие годы. Поэтому мы выбрали для своего рассказа время, когда у принца еще было время. Он еще туда не поступил. А было ему тогда лет девять или десять, вполне может быть, что и десять с половиной. Это, впрочем, не столь важно. История эта произошла на моей памяти, не так уж и давно… Хотя, шутка сказать, было-то это в прошлом, двадцатом веке, мало того, даже в прошлом тысячелетии, - так что мне сам Бог велел не быть столь дотошным в хронологии. Разница в год или в два, или даже в пять лет для нашей истории не существенна. Далее я буду цифры округлять, а факты переосмысливать с поправкой на наше время.
Итак, принцу было десять лет, на этом мы и порешим. Я всегда считал, что это самый прекрасный возраст, полный чистоты, невинности и неведения. Признайтесь, кто из вас в этом возрасте всерьез задумывался о будущем? Принц Чарльз тоже был не исключение. Уж кому-кому, а ему и подавно не о чем было беспокоиться. Судьба его была предопределена. Ему предстояло в будущем стать королем Чарльзом, если я не ошибаюсь, Третьим. Это ему предстоит и сейчас, хотя прошло немало лет, и еще долго будет предстоять - "Храни, Господь, Королеву", как поется в английском национальном гимне. Но это вовсе не значит, что он мог сидеть, сложа руки. Жизнь открывала перед юным принцем широкое поле деятельности - пройдет еще немного времени, и он успеет увлечься конным спортом, гоночными автомобилями, авиацией, живописью, готической архитектурой. Встретит он и прекрасную принцессу. Кое в чем ему, конечно же, придется разочароваться, кое-что осмыслить заново, но не будем торопить события. Ему только десять лет, самый прекрасный и беззаботный возраст.
В этом возрасте, как и все мы, юный Чарли был нежно привязан к маме и папе. До поступления в известное учебное заведение еще оставалось некоторое время. Так что не будем пока ему мешать, не будем его пугать, авось все обойдется! Пусть себе еще порезвится на воле, пусть еще насладится чудесной атмосферой тесного домашнего очага, согретого и взлелеянного усилиями мамы, королевы Элизабет, и папы, принца Филиппа. Пусть этот чудный мальчуган еще немного побегает в коротких штанишках под величавыми сводами Букингемского дворца и в прохладной тени аллей Виндзорского парка.
Наследник престола рос очаровательным и необыкновенно развитым ребенком, чем искренне радовал королеву-маму и королеву-бабушку. В семье его звали Чарли, Малютка, Деточка, Крошка и очень редко "Ваше Высочество". И вот года за три до описываемой нами истории он должен был отправиться первый раз в первый класс. Ему было лет семь или восемь, а может быть, и восемь с половиной. Привилегированных школ тогда, как и теперь, в Лондоне было хоть пруд пруди, но королева-мама ни за что не хотела растить из сына лоботряса и пожелала выбрать школу, хоть и приличную, но ни в коем случае не "школу для принцев".
- Ну что ж, ни в коем случае - так ни в коем случае, - согласился со своей супругой принц Филипп и при этом тяжело вздохнул.
И вот юный первоклассник Чарли стал посещать школу где-то в Вест-Энде. Поначалу все шло как по маслу. Принц радовал родителей отличными успехами и примерным поведением. Свои книжки и тетрадки он содержал в идеальной чистоте, а каракулями изрисовывал специальный альбом. В этом королева могла не раз убедиться, осматривая по утрам его папку на молнии. Мать гордилась сыном. И лишь одно ее смущало. Она всерьез опасалась, что принц будет стесняться своей избранности и высокого сана. "Деточка, а почему ты ни разу не пригласишь своих школьных товарищей к нам в гости?" - спросила однажды королева с хитрецой. "А можно их позвать, мамочка?" "Ну, конечно же, что за вопрос!" - пролепетала Ее Величество, гладя сына по головке.
Школьные друзья Чарли пожаловали в заранее назначенный день. Одетые в чистенькие новые сюртучки и расчесанные родителями в аккуратный косой пробор, они робко и бесшумно гуляли вместе с Чарли по роскошным пустым апартаментам, косясь по сторонам на коллекции средневекового оружия и ренессансного фарфора. Королева ласково их встретила на северной лестнице, проводила в свою гостиную, угостила фруктами и лимонадом, поговорила с каждым и подарила каждому детскую книжечку или блокнотик. В них были вложены визитные карточки, составленные самим обер-церемонейместером, лордом Чемберленом и украшенные факсимиле Ее Величества, а также и пригласительные билеты на еженедельный раут. Последние адресовались родителям детишек. С подарками под мышкой славные детки раскланялись и покинули дворец. Королева осталась очень довольна.
Дни шли за днями, прошел месяц, и безоблачная атмосфера в королевском доме омрачилась. Все чаще и чаще среди вещей принца стали обнаруживаться всевозможные орудия уничтожения, как-то: рогатки, скобочники и даже крохотные арбалеты, искусно изготовленные из бельевых прищепок и стреляющие французскими булавками. Какие-то неведомые умельцы вложили в этот арсенал массу труда и выдумки. Королева никак не могла заподозрить сына в пристрастии к усидчивому рукоделию, принц ведь даже не умел как следует очинить карандаша. Откуда мальчик разжился таким богатством? Происхождение смертоносных орудий было загадочным, но королева избегала пристрастных допросов. Первое, что она сделала, - приказала проверить тщательнейшим образом наличность дворцовой библиотеки, а также целостность музейных и антикварных ценностей, не запираемых в шкафы. Самые ужасные ее подозрения быстро подтвердились - ее сын занимался натуральным обменом. Бесследно исчезло несколько книг, фарфоровых статуэток, принадлежностей амуниции в оружейных витринах и еще кое-какая мелочь. В королевском семействе возник разлад. "Что я тебе говорил!" - воскликнул папа Филипп, герцог Эдинбургский. "А ты разве что-нибудь говорил?" - холодно переспросила королева, не углубляясь в неприятный спор. На поиски исчезнувших ценностей пустились специальные тайные агенты. Назавтра принца забрали из школы в Вест-Энде.
Скрепя сердце, королева согласилась с мыслью, что принц пока не готов, как другие дети, восседать на обычной школьной скамье. Ну что ж, временно, пока не будет найден выход из этой ситуации, можно обойтись домашним образованием. Ничего в этом нет страшного. В свое время она сама постигла начальные азы под руководством своей мамы Элизабет старшей, бабушки принца Чарли. "Это была прекрасная школа," - с гордостью вспоминала королева при каждом удобном случае. Бабушка улыбалась, тоже припоминая эту блаженную пору. Но когда речь зашла о Чарли, она почему-то заупрямилась, замахала руками и заявила, что сейчас с нее вполне достаточно Энни. Энни - принцесса Анна, сестра Чарли. Королева несколько растерялась, ведь в силу своей чрезвычайной занятости она не могла уделить воспитанию наследника достаточно времени. Страна в те годы нуждалась в ее королевском попечении не меньше, чем ее семейство. И тогда принц-папа немедленно выразил готовность помочь. "Мой сын не будет расти беспризорником!", - заявил он мысленно и вызвался лично обучать сына арифметике. "Это - начало всех начал!" - провозгласил он вслух, потирая руки.
Королева скептически усмехнулась, но согласилась рискнуть.
Герцог Эдинбургский усердно взялся за дело. И вот теперь ежедневно принц Чарльз просиживал по два часа в просторном отцовском кабинете за решением примеров и задач. Нарешавшись вдоволь, сын с отцом отправлялись на пешеходную прогулку или садились в автомобиль и мчались на скачки в Эпсом. Королева поначалу решила не вмешиваться в воспитательную методику герцога Эдинбургского. Но в один прекрасный день она сочла нужным подняться наверх и проверить, как обстоят дела. Она подкралась на цыпочках и приоткрыла дверь. Взору ее предстала радужная картина: мальчик сидел один за широким отцовским письменным столом, склонясь над тетрадкой и грызя ручку.
- Ну, деточка моя, как твои успехи? - ласково спросила королева.
- Я решаю задачку, которую задал мне папа, - ответил Чарли, - очень трудная задачка.
- А где же папа?
- Он вышел подышать воздухом.
- Может быть, я смогу тебе помочь?
Принц прочел условие задачи: "Когда нашей бабушке будет сто лет, то, сколько тогда будет мне?" - задумчиво посмотрел в окно, затем зажмурил один глаз и мечтательно произнес: "Я тогда уже, наверное, буду королем Англии..."
Королева выпрямилась, как ужаленная.
- Ну что ж, подумай, подумай, детка... - тихо проговорила она и бесшумно покинула покои принца Филиппа.
"Да, это была ошибка! Никогда не следует поддаваться на уговоры, никогда не следует проявлять слабости!" - твердила королева самой себе, спускаясь по лестнице. Наследника в любом случае следовало немедленно вернуть за школьную парту, пусть даже в конце триместра. Разумеется, школу надо найти подходящую, то есть самую лучшую, пусть даже самую что ни на есть аристократическую. Сказано - сделано! Вместо прежней кожаной папки мальчика снарядили папкой из красного сафьяна и повезли в школу на "Роллс-Ройсе". Теперь уже нечего будет опасаться, что простодушный Чарли попадет в дурное общество или поддастся нежелательному влиянию.
Особенных проблем с новой аристократической школой у мальчика на первых порах не было. Но что-то непонятное настораживало. Не то, чтобы учителя жаловались на Чарли, - напротив, все его хвалили наперебой. Принц, хотя и не числился в первых учениках, но был далеко не последним в классе. "Он необычайно быстро решает арифметические задачки!" - говорили учителя. Королева только кисло улыбалась на эти похвалы. Учителя чего-то не договаривали - она хотела знать правду и ничего, кроме правды. Тут учителя начинали что-то мямлить и переминаться с ноги на ногу, и это ощущалось даже в телефонную трубку. "Нет-нет, - настаивала королева, - я прошу вас ничего не утаивать!" "Дело в том, что... то есть, это, конечно, временные трудности... То есть многие мальчики не испытывают на первых порах особенной склонности к этим предметам..."
Короче говоря, как выяснилось, Чарли проявлял совершенное равнодушие к изящной словесности, ну просто полное нежелание что-либо прочесть даже в рамках скудной школьной программы. На уроках литературы он просто дремал на задней парте или, что еще хуже, развлекался посторонними вещами. Чем именно он развлекался, учителя не решались уточнить, но королева догадывалась, - наверняка, стрельбой французскими булавками. Дома во дворце он книг не открывал. И все это притом, что неимоверными стараниями мамы и бабушки мальчик так рано научился читать по-английски!
Королева была расстроена до глубины души. Этого она не ожидала. В кого пошел ее сын? Ведь сама она в детстве страсть как любила книги и была феноменально начитанной девочкой. Этим, конечно же, она была по гроб обязана королеве- матери. О, какая это была счастливая и незабываемая пора! Как обожала маленькая Лиззи просиживать часами на коврике у ног матери и слушать ее чтение. Почтенная леди обладала поразительным декламационным даром, многое помнила наизусть. А как тонко, доходчиво она могла объяснить многие непонятные места в книжке. Юная принцесса, затаив дыхание, постигала тайны уже совсем не детской, а самой что ни на есть классической литературы. С тонким умыслом, конечно же, мать пропускала чересчур страшные или пикантные места. От этого самые длинные книги становились во много раз короче. Лиззи было жалко до слез, что книги так быстро кончались. И тогда мать брала с полки новую книгу… Какой это был заряд духовности - можно сказать, на всю жизнь!
Тогда она была еще совсем маленькой, даже моложе Чарли. Неужели драгоценное время упущено, и принц окончательно отбился от рук? Эти рогатки, эта арифметика, бог знает что! Она сама была виновата, что дала Чарли подпасть под дурное влияние. Чего стоило ей самой окружить сына большей заботой? Нет, конечно же, и она старалась по мере сил. И она читала ему когда-то Шалтай-Болтая, "У нашей Мери был баран" и тому подобную чепуху. Но тогда он был совсем крошкой, и она еще не приняла корону, - у нее была куча свободного времени. Тогда она еще могла контролировать воспитательный процесс. А сейчас? Когда это она успела выпустить поводья? И вот результат: томик Шекспира пошел в обмен на какой-то самострел. Теперь в этой школе, если Чарли не стреляет из бельевых прищепок, то просто спит на уроках.
Ее величество решительным шагом направилась в комнату наследника и потребовала от него список книг, рекомендованных на год вперед. Испуганный сын подал ей свою тетрадку. Изобилие наименований привело королеву в ужас. Чтобы самой это все перечитать, ей бы пришлось забросить все государственные дела и предоставить королевству плыть по воле волн. Следовало немедленно принять самые действенные меры. Никаких экскурсий, поездок и скачек! Они всей семьей запираются в Лондоне во дворце, по крайней мере, до конца июня. Принцесса Анна может пока пожить у бабушки в Кенсингтоне. Чарли необходимо нанять самого квалифицированного репетитора, и чтобы тот непременно умел читать вслух. Непременно вслух! Без этого невозможно привить мальчику любовь к изящной словесности. А что касается списка, то, слава Богу, в дворцовой библиотеке осталось достаточно книг, не все они пошли в обмен на рогатки!
Может возникнуть вопрос, предполагала ли сама Ее Величество выкроить часок, взять книгу и посидеть с сыном?
Да проститься ей этот скромный недостаток, то есть, нелюбовь к чтению вслух. Этот недостаток объединяет большинство государственных деятелей. Представим себе, например, такое событие, как открытие ежегодной сессии Британского парламента. Гвоздем программы, как известно, является традиционная тронная речь Ее Величества. Она должна зачитывать по бумажке изложенную правительством ежегодную программу, отмечать достигнутые нацией успехи и в конце не без основания выражать надежду на дальнейшее процветание экономики, незыблемость нравственных устоев и неколебимость веками освященных традиций британского общества. Вообразите себе на минутку, что все это ей приходилось читать, сидя на неудобном троне с тяжелой бриллиантовой короной на голове! Нетрудно представить, насколько это может быть утомительно.
Поиски толкового наставника, помимо знаний обладающего и известными актерскими способностями, очень скоро увенчались успехом. Королеве был представлен почтенный мистер Уилкинс, отставной университетский профессор, блестящий знаток великого Шекспира. Так его порекомендовали бабушке, и никто не собирался этого достоинства оспаривать. Один Чарли не поверил на слово и пожелал убедиться лично в профессиональной пригодности своего будущего наставника.
Пожилой профессор предстал перед августейшим семейством. Он с улыбкой возвратил принцу томик пьес гениального драматурга, встал в позу и в течение полутора часов выдавал наизусть целые акты бессмертных трагедий. Строго следя по тексту, Чарли убедился, что профессор ни разу ничего не переврал и даже ни разу не запнулся. За это он был удостоен горячей овацией.
Послушав чтение профессора, принц так воодушевился, что пожелал немедленно приступить к занятиям. Члены королевского семейства торопливо удалились, стараясь не шуметь. Мистер Уилкинс почтительно поблагодарил своего нового титулованного питомца за доверие и попросил возвратить ему томик Шекспира, дабы возобновить урок.
- А что, с Шекспиром мы еще не покончили? - удивился принц.
"Да, - подумал наставник, - пожалуй, что Шекспира на сегодня будет многовато". Он был заранее предуведомлен королевой о некоторых трениях, существующих у принца с изящной словесностью, поэтому не хотел быть излишне назойливым. Если мальчику надоел Шекспир, Бог с ним, с Шекспиром!
Но когда они вместе открыли список литературных произведений, то Чарли водя по нему пальцем, отверг также Мильтона, Чосера, Попа, а вслед за ними и всех великих представителей английской литературы. А что же тогда осталось в списке? Наряду с вышеперечисленными гениями туда попал и французский литератор Жюль Верн со своим опусом "Дети капитана Гранта". Понять логику составителей программы было нетрудно. Героями романа Жюля Верна являются храбрые шотландцы, описанные автором с большой симпатией. Стоит ли напоминать, что в числе прежних носителей британской короны были шотландцы, хотя, как правило, они начинали свою стезю, будучи принцами Уэльскими.

К своему стыду, славный профессор Уилкинс не читал знаменитого романа Жюля Верна. Но он не пожелал в этом признаться, не подал вида, втайне рассчитывая ознакомиться с романом в процессе чтения вслух. Книга была незамедлительно доставлена королевским библиотекарем. Профессор водрузил на нос очки, откашлялся и начал чтение.
С грехом пополам они преодолели первые пять страниц, а потом все пошло, как по маслу. О, какая это была изумительная книга! Они читали ее всю неделю, и едва лишь они ее закончили, как тут же, по взаимному соглашению, начали читать заново. Вторичное чтение уже давалось профессору с трудом, но принц приходил во всё больший восторг. И чем больше профессор находил в книге нелепостей, тем больше она привлекала его ученика. По сюжету герои романа отправились на поиски пропавшей экспедиции и, как положено у французского писателя, вместо того, чтобы искать в нужном месте, они сами постоянно что-нибудь теряли. То они теряли нужное направление, то своих спутников, то собственный корабль, а то и самих себя. Профессора как истинного англичанина это выводило из себя, но принц сердито махал рукой, требуя продолжения. "Господи, - думал про себя профессор, - что за несносный бред!" Взять хотя бы этого капитана Гранта, того самого, которого приходилось искать на протяжении четырехсот страниц. Перед тем, как потерпеть кораблекрушение, он скитался по морям в поисках некоей неведомой земли. Там, по его мнению, он мог поселиться сам на постоянное место жительства и поселить всех, кому уж очень невмоготу. И тогда никто не станет никого обижать, и все заживут припеваючи. Этой неведомой земле полагалось быть, по возможности, необитаемой, в крайнем случае, малонаселенной. Пусть поселенцы немного поборются с природой. Но еще лучше, чтобы эта земля была плодородной и чуть ли не истекала молоком и медом.
Профессор задумчиво почесал в затылке. Вся эта теория была ему знакома. Только шотландцы тут были ни при чём.
Так вот, в поисках этой земли капитан Грант рыскал по всему южному полушарию в районе 37 параллели. Профессор знал, что ни черта этот капитан не найдет, потому что не там ищет. В конце концов, прибило незадачливого искателя к необитаемому островку, простой скале посреди бушующего океана, ни сном, ни духом не напоминающую землю обетованную, разве что названием. Скала эта называлась остров Табор*. Профессор опять почесал в затылке, ему вновь почудилась странная параллель.
Принца стали раздражать эти паузы, и он подгонял профессора: "Ну, дальше, дальше!" Чарли не приходило в голову никаких ассоциаций. Чтобы проникнуться целями и планами благородного капитана-мечтателя, принцу надо было еще подрасти. Но вся эта история с поисками была чертовски захватывающей. Принц слушал, широко раскрыв рот. Юных детей доблестного шотландца звали Роберт и Мэри Грант, и принц вместе с ними совершал воистину головокружительный маршрут. Он плыл, преодолевая штормы, по суровым южным морям; взбирался на отроги поднебесных Анд и спускался оттуда к знойным пампасам Патагонии; пересекал коварный австралийский материк, населенный дикими аборигенами и беглыми каторжниками, продирался сквозь колючие джунгли Новой Зеландии, кишащей людоедами.
Но один эпизод из всей этой многостраничной катавасии особенно подействовал на принца. Это место так его заворожило, что он заставлял мистера Уилкинса возвращаться к нему снова и снова. И если бы французский романист был бы жив и знал, что его произведение столько раз исполняется "на бис", то наверняка вышел бы поклониться наследнику английского престола и остальной публике.
Представим себе воочию, как происходил этот урок изящной словесности. В половине девятого, позавтракав, принц входил в классную комнату дворца, одаривал кивком почтенного наставника, садился в глубокое кресло и закидывал ногу на ногу. Профессор Уилкинс, с достоинством отвесив поклон, взлетал на небольшой помост с кафедрой, надевал очки, слюнявил палец и начинал искать в книге нужную страницу.
- Итак, Ваше Высочество - обращался он к аудитории, - на чем мы с вами остановились?
- Мы остановились на том, как кондор утащил мальчика! - с готовностью отвечал принц.
- Но, Ваше Высочество, мне кажется, что это место мы уже с вами прочли?
- Нет, как раз этого места мы еще ни разу не прочли! - заявлял принц, болтая ногами.
- Но так мы никогда не найдем капитана Гранта!
- Ну и пусть! Капитан подождет.
" Ну что ж, - думал профессор, - действительно, пусть себе этот капитан посидит еще на своем необитаемом острове, все равно, когда-нибудь да отыщется!"
И чтение возобновлялось с вышеуказанного места. Профессор ровным голосом поддерживал эпическое повествование о том, как группа выбившихся из сил путешественников располагалась на ночной привал у самого края горной расщелины. Они раскладывали бивуак, мирно беседуя о том и сем, а затем, основательно подкрепившись едой и согревшись, укладывались на боковую. И тут наступало самое главное...
Профессор таинственно понижал голос до шепота, подсматривая краем глаза за своим слушателем. Принц уже не болтал ногами и не делал попытки засунуть палец поглубже в нос, он с трепетом ожидал развития событий. В это мгновение спящего мальчика Роберта Гранта ухватывала острыми когтями и утаскивала ввысь чудовищная по размерам местная птица - кондор. О, какого страху тогда натерпелись несчастные путешественники! Для пущей наглядности профессор воздевал в стороны руки и низко опускал лысую голову себе на грудь. Ни дать, ни взять - кондор! При этом очки соскальзывали с его вспотевшего носа и падали на ковер.
Тогда принц вскакивал с места, подавал учителю его очки и заглядывал в раскрытую книгу. Он уже знал, что на этой странице должна быть картинка, - мальчик, висящий в когтях кондора. "Есть! - издавал Чарли отчаянный клич, как если бы "Арсенал" забил гол в ворота "Ливерпуля". Профессор благодарил за поданные очки и приглашал принца сесть на место. Оттерев пот и водрузив на нос очки, профессор медленно прищуривал левый глаз, закидывал голову набок, точь в точь, как благородный индеец-проводник по имени Талькав из книги. Ему надо было так прицелиться из ружья, чтобы не дай бог не попасть в мальчика. "Бац!" - и раненая птица начинала терять высоту, а затем плавно приземляла свою полуживую жертву на мягкий снег. "Уф-ф!" - облегченно вздыхали профессор и его ученик.
- Этот Роберт Грант дешево отделался, чтоб мне провалиться!
- Несомненно, Ваше Высочество!
Чтение продолжалось, но притихший на своем кресле Чарли уже слушал невнимательно и с затуманенным мысленным взором погружался в грезы.
Профессору так до конца и не дано было осознать степени воздействия этого отрывка на воображение Чарли. С тех пор принц изменился, стал искать одиночества, перестал играть со своими сверстниками. Он все больше уединялся в одной из отдаленных комнат и играл сам с собой, исполняя поочередно и роль мальчика из книги, и роль зловещего кондора.
Чарли жил, как во сне, дыша разреженным высокогорным воздухом. Он пробуждался по утрам, разбуженный гулом снежных лавин. Весь день он жмурился от нестерпимой белизны ледяного покрова. Отходил он ко сну, проваливаясь в снег. Натянув на нос теплое атласное одеяло, он блаженно улыбался в предвкушении сладкого мига. Лишь только, благословив сына и поцеловав его в лобик, королева гасила свет и закрывала за собой дверь, Чарли оставался в кромешной тьме один на один с опасностью. Он отбрасывал одеяло, ложился на спину поперек кровати, свешивал голову и раскидывал в стороны руки с тем, чтобы кондору было удобно держать его когтями за пижаму. Там, в самом низу под его головой, где располагался освещенный лунным лучом коврик, теперь проносились в тумане острые пики заснеженных скал. Ледяной вихрь шумел в ушах. Кондор размеренно махал огромными черными крыльями, все крепче сжимая в когтях грудную клетку своей хрупкой жертвы. Взор Чарли угасал и жизненные силы оставляли его...
Утром принца находили в очень странной позе. Королева удивлялась, но особенного значения этому не придавала, - ведь дети всегда спят беспокойно. Если же принц еще и сбрасывал одеяло на пол, да к тому же подкладывал под себя подушку, - тем более, причин для беспокойства не было. Мальчику, вероятнее всего, было просто мокро. И в этом случае королеве никогда не изменяла деликатность, намеков на эту конфузливую тему она старалась избегать.

Прошло уже немало дней. Капитан Грант, как и следовало ожидать, благополучно нашелся, и, казалось, что все мытарства позади. Но не тут-то было. Однажды эта тема всплыла за завтраком. Ранним утром принц в сопровождении учителя, умытый и причесанный отправился в трапезную. За столом уже сидела вся семья, за исключением принцессы Анны, гостившей у бабушки. Принц выглядел очень свежим и здоровым, видимо, путешествие по воздуху и ночевка на снежном склоне придали румянца его бледным щекам. Обойдя длинный стол и пожелав папе и маме доброго утра, он уселся на старинный стул с высокой спинкой - как раз напротив своего учителя. Королева подождала, пока он усядется, а затем махнула рукой. Служитель в ливрее начал разносить завтрак, традиционно состоящий из овсянки, булочек с маслом и джемом, жидкого кофе для взрослых и сладкого чая для Чарли. Кроме краткой дежурной молитвы, за королевским завтраком было не принято заводить посторонних разговоров. Лишь изредка дозволялось подавать реплики. Его Высочество папа следил за тем, чтобы Его Высочество Чарли…
Тут я начинаю немного путаться в титулах, и потому позволю себе краткое объяснение. Как должны были обращаться друг к другу члены образцовой королевской семьи? Дело в том, что папа Филипп, принц Эдинбургский, королем не числился. Королевой, то есть, Ее Величеством, была мама Елизавета Вторая. Принц Эдинбургский даже не был наследником престола, им был принц Уэльский. Для папы в освященной традициями королевской иерархии предназначалась роль так называемого короля-консорта. Что это означает? Как сказал бы русский писатель Чехов, всего лишь "мужа своей жены". По ранжиру и по сути даже малолетний Чарли стоял выше своего отца. Как же в таком случае они должны были друг к другу обращаться? Ее Величество мама могла не церемониться и сказать своему сыну запросто: "Чарли, выпрямись!" или "Чарли, прекрати болтать ногами!". А что было делать папе, герцогу Эдинбургскому, особенно при маме и при посторонних? Ему ничего не оставалось, как звать своего высокородного отпрыска полным титулом: "Твое Высочество, подай-ка мне перечницу!" или "Твое Высочество, не хлюпай чаем!". Но, впрочем, принц Филипп был очень молчалив. Он знал, что его исторический предшественник принц Альберт рано оставил свою супругу королеву Викторию вдовой. И поэтому Принц Филипп старался всем своим покладистым поведением и философским спокойствием отстоять свою жизнеспособность.
Итак, на королевский завтрак была подана традиционная овсянка. Принц первым делом пожелал убедиться, что ему подали в тарелке Тернеровского сервиза, но ни в коем случае не Веджвудского. Королева снисходительно относилась к этой причуде сына. Но не думайте, что Чарли был столь придирчивым знатоком и ценителем фарфора. Он просто знал, что в Тернеровской тарелке помещается меньшее количество не любимой им овсянки. Но даже и для этого количества принцу приходилось мобилизовать свою волю и воображение. В тарелку он старался не смотреть. Из дворцовых покоев он мысленно переносился на какую-нибудь отмель кораллового рифа и представлял себе, что перед ним не липкая овсянка в Тернеровской тарелке, а черепаховый суп, сваренный в панцире, и не чашка бледного чаю, а оловянная кружка с полупинтой ямайского рома. Таковы были зрительные ассоциации. Теперь эту кашу полагалось проглотить. И здесь принц снова мысленно обращался к литературным реминисценциям. Еще до появления на сцене профессора Уилкинса был прочитан Робинзон Крузо. Добрый моряк, помнится, проглатывал одним махом порцию хвойного отвара и так избавлялся от малярии. То же самое Чарли проделывал с овсянкой, давясь и морщась. Наконец, с этим яством было покончено, и принц первый решился нарушить молчание.
"Мамочка, а, правда, что кондоры едят детское мясо?" - спросил он, жуя булку с джемом. Королева растерялась на минутку, но, придя в себя, строго поглядела на профессора. Тот немедленно поперхнулся чаем, извинилс, и принялся торопливо объяснять королеве, в чем тут дело и что приключилось с юным Робертом Грантом, персонажем романа Жюля Верна. Не закончив объяснений, профессор сбился и густо покраснел. Принцу это совсем не понравилось, и он задал свой вопрос о кондоре вторично. Королева выпрямилась и отодвинула от себя чашку.
- Нет, Чарли, разумеется, нет! Этого просто не может быть! - заявила она, поглядев сурово на профессора, давая понять, что она не намерена отвечать за весь вздор, порожденный больной фантазией французского писателя. - У Вас на лацкане пятно, уважаемый профессор!
- Благодарю Вас, Ваше Величество, - залепетал профессор Уилкинс. - Э-э... если кондор и утащил мальчика, то это вовсе не значит, что.. э... э... он собирался его непременно съесть.
- А что же он собирался с ним сделать? - спросил дотошный принц.
- Он, вероятно, мог утащить его по ошибке, то есть, он его с кем-то, то есть, с чем-то перепутал! - профессор уже не знал, что он говорил...
- А кого же тогда едят кондоры? - не унимался принц.
- Деточка моя, - обратилась королева сочувственно к принцу, как будто он лежал в бредовой горячке, - неужели тебе, в самом деле, так хочется это узнать?
- Да, мамочка, мне так хочется! - рассердился принц.
- Я не премину об этом осведомиться и расскажу тебе. А теперь ты можешь пойти поиграть с мячом в парке!
- Но у нас сейчас урок чтения!
- Я тебе разрешаю вместо урока поиграть с мячом в парке, - повторила королева ледяным тоном. Она откинула салфетку, встала из-за стола, дав понять, что завтрак окончен. Ей предстояло заняться неотложными государственными делами. Король-консорт тоже направился к себе кое-чем заняться. Допустимо предположить, что он пошел почитать газету.
В просторной приемной королеву уже ждали с отчетами два секретаря: правительственный и парламентский. Кроме них, присутствовал референт, призванный помочь Ее Величеству разобрать официальную корреспонденцию. Все, кто был допущен в приемную в столь ранний час,
тут же обратили внимание на то, что королева нынче на редкость рассеянна. Причиной было странное поведение сына за завтраком. Секретари по очереди что-то говорили, но королева не слушала и лишь глядела в окно.
В какой-то момент она вдруг прониклась к маленькому Чарли такой неописуемой жалостью, что ком подступил к горлу и слезы затуманили глаза. Увы, она безнадежно запустила его воспитание. Поведение принца было непредсказуемо, а душа загадочна. А что, если именно сейчас мальчик так нуждается в материнском участии? Может быть, он жаждет к чему-нибудь привязаться, чем-нибудь всерьез увлечься? К примеру, изучением животного мира? И вместо того, чтобы найти с сыном общий язык, общие интересы, она посмеялась над его наивностью и тем самым воздвигла барьер непонимания. Так поступают многие матери, а потом жалуются на семейный разлад. Подобает ли ей усугублять подобные ошибки?
Королева вздохнула из глубины души, поблагодарила секретарей и поскорее их выпроводила. Взамен она потребовала к себе сэра Огастеса Арчера, одного из самых доверенных своих помощников. Одновременно она велела отыскать сына и привести его прямо в свой рабочий кабинет.
Сэр Огастес никогда не входил в кабинет королевы без папки с бумагами. Даже если и не было никаких особых дел, то наготове всегда был лист с официальным недельным расписанием Ее Величества. Теперь, почтительно стоя немного в тени, он приготовился записывать указания королевы.
- Дорогой сэр Огастес, оповестите Форейн-Оффис, что на этой неделе я не смогу принять верительных грамот.
- Слушаюсь, Ваше Величество. У нас предвидятся еще изменения в расписании?
- Очень может быть. А вот и Чарли! Ты вошел очень кстати, мой мальчик, поди сюда. Знаешь, о чем я подумала? Ведь неплохо было бы нам посетить наш чудесный зоопарк, как ты думаешь? Я там не была целую вечность, и, если ты не прочь составить мне компанию, то я буду очень рада.
- Не прочь!
- В таком случае посоветуй-ка нам с сэром Огастесом какой-нибудь день недели, чтобы удобнее было захватить папу и бабушку.
- Завтра! - лаконично заметил принц.
- Завтра? Э... видишь ли, завтра суббота, и в городе будет полно народу. Мне бы не хотелось вносить сумятицу в жизнь Лондона и портить нашим подданным конец недели.
- Ну, тогда послезавтра.
- Это, тем более, невозможно. Ты забываешь, что мы с папой и бабушкой идем надолго в церковь.
- Ну, так после церкви!
- Но послушай, мой мальчик, это не совсем удобно, знаешь ли. Бабушке нужно будет немного отдохнуть, да и мне хотелось бы после проповеди собраться с мыслями.
- Вот и соберешься в зоопарке.
Ее Величество живо себе представила, как после проповеди Архиепископа Кентерберийского о чуде божественного творения она помчится в зоопарк, чтобы посмотреть на обезьян и убедиться, насколько был прав старик Дарвин.
- Нет-нет, Чарли! - замахала королева руками. - Что ты такое говоришь! Кто же ходит в зоопарк после церкви?
- Ну, тогда после послезавтра, - согласился покладистый наследник. Королева расплылась в улыбке.
- Милейший сэр Огастес, запишите-ка нам зоопарк на понедельник, первая половина дня. Ведь так, Чарли?
- Я не знаю, мамочка.
- Чего ты не знаешь?
- Я не знаю, в какое время кондор обедает.
- Я думаю, что, если постараться, то мы ему не помешаем. В крайнем случае, мы можем подождать в сторонке, если нам позволят. Не так ли, сэр Огастес? - пошутила Ее Величество.
- Безусловно, так. Я все уточню и тут же доложу, Ваше Величество.
Уловив королевский кивок, сэр Огастес бесшумно удалился.
- Ну, вот и прекрасно. Ты рад, детка? Ну, тогда беги и обрадуй папу!
Чарли вприпрыжку выбежал из кабинета, хлопая по паркету мячом. Королева теперь с легким сердцем принялась за прерванные дела. От чтения протокола дебатов в Палате Общин ее отвлек приход супруга.
Принц Филипп, вопреки традиции, вошел без стука и без бумаг, но с газетой под мышкой. По всему было видно, что изменение недельного расписания нарушило его планы. От похода в зоопарк он попытался уклониться, сославшись на изобилие накопившихся дел.
- Ты, видимо, не совсем понял, в чем дело, мой дорогой. Так я тебе повторю: мы, то есть я, мама и ты, идем с нашим дорогим мальчиком в зоопарк. Ты - отец, и у тебя не может быть в это время никаких дел! - тихо и внятно произнесла королева, как будто в назидание всем лондонским мужьям. Какая жалость, что при этом никто не присутствовал и не удосужился записать для потомства.
- Ну что ж, - отозвался принц Филипп, - в зоопарк, так в зоопарк.
И он свернул в трубку свою газету.

РЕЦЕПТУРА ПРОФЕССОРА МУНИ

И вот желанное утро понедельника наступило. После традиционного предрассветного дождя выглянуло солнышко и осветило зашторенные окна королевского дворца. Окончив завтрак и церемонию выездного переодевания, семейство Чарли было уже в сборе.
Из своего Кенсингтонского дворца поспешила приехать королева-бабушка, чтобы присоединиться к экскурсии. Своих дорогих внуков она просто обожала и не пропускала ни одного пикника или утренника, затеваемого в их честь. Ее уже успели обрадовать новостью, что Чарли увлекся "птичками". Против птичек бабушка не имела ничего против, хотя сама питала слабость к собачкам: буль-терьерам и пуделям. Любовь к животным всегда отличала английскую королевскую династию. И хотя ни королева, ни ее муж не были вегетарианцами, они не признавали кровавых излишеств французской кухни и не ели ни устриц, ни пулярок, ни каплунов. Герцог Филипп любил животных настолько, что даже сегодня, посетив зоопарк, он намеревался на минутку заехать в Эпсом и сделать ставки на 2-3 забега рысаков. А что уж говорить о самой королеве, вся нация знала и уважала ее как прекрасную наездницу, аккуратную посетительницу манежа, ипподрома и лошадиных торгов.
Но сегодняшнее утро было выбрано не для подобного рода невинных развлечений. В королевском семействе царила торжественная атмосфера - день был посвящен маленькому наследнику. Королева отнеслась к этому со всей серьезностью. Она накануне поклялась себе, что осмотрит все до конца, если Чарли этого пожелает, и даже, если понадобится, пробудет в зоопарке до самой темноты. Но при здравом размышлении она решила привлечь к экскурсии бабушку, которой любящий внучек, конечно же, не даст сильно утомиться. Кроме того, прогноз погоды ко второй половине дня предвещал низкую облачность и большую вероятность осадков.
До самого Королевского зоопарка было рукой подать. Был он лишь северной частью большого паркового массива в центре Лондона, называемого Риджентс-парк. Королева его очень редко посещала и не очень симпатизировала этому месту, вероятно из-за нелепого названия*. Но, несмотря на это, а, может быть, благодаря этому, колоссальный Риджентс-парк был и остается любимым местом отдыха и развлечений лондонцев. Все рекламные проспекты и справочники об этом твердят и в один голос уверяют, что парк полон народу даже в будние дни. "Вот это уже совсем ни к чему, - размышляла Ее Величество, - лучше бы им побыть на своих рабочих местах!". Ведь любая ее прогулка, даже самая невинная, являлась официальным выездом и привлекала к себе пристальное внимание прессы и просто зевак.
Сэру Огастесу не надо было ничего объяснять, он все понимал с полуслова. И знал, как обставить королевский выезд прилично, но без излишней помпы. Он немедленно созвонился накануне с лорд-мэром, и тот пообещал сделать все от него зависящее. Был согласован специальный дежурный график дорожного движения, ограничены места стоянок, отключены некоторые светофоры и расставлены дополнительные регулировщики. По профилактическим причинам станции метро "Риджентс-парк" и "Комден-таун" должны были два часа работать только на вход. Королевская прогулка должна была храниться в строгом секрете.
Большинство лондонцев, прослушав сводку муниципальных новостей по радио, не придало большого значения этим транспортным пертурбациям. Одни со смехом утверждали, что в центре города забил нефтяной фонтан, другие подумали о натурных съемках очередного боевика. И лишь немногие лукаво и со знанием дела усмехнулись. К таким немногим, без сомнения, принадлежал и мистер Эндрю Трипкин, редактор новостей "Утреннего Лондонского Меркурия". Еще накануне вечером, выслушав сводку, он поднял глаза от бумаг на карту, украшавшую стену его кабинета. По ней он мысленно отметил названия улиц и станций метро. Вызванной секретарше было объявлено о повальном аврале среди репортерского корпуса. Миссис Шатл робко поинтересовалась, что же такое стряслось. "Как, неужели вы не поняли? Королева едет в зоопарк!" Секретарша ахнула и присела на стул. И причиной ее растерянности был не сам факт королевского визита, а то, что редакция была пуста. Увы, день завершался, все разошлись, разыскивать этих шалопаев в такое время было бесполезно. В распоряжении редактора был лишь один внештатный начинающий фотограф по имени Лоренс Блоссом. Редактор выругался. Королева своим визитом застала всю редакцию врасплох.
Вот кого-кого, но дирекцию зоопарка сэр Огастес Арчер оповестил заблаговременно, то есть за два дня. Дирекция была в панике - шутка ли, впервые за двадцать лет королева удосужилась посетить зоопарк. Что можно сделать за два дня? В чрезвычайном темпе были заново отредактированы и отпечатаны пробным тиражом роскошные буклеты со всевозможными цветными фотографиями и картами. Буклет обогатился статистикой и изобиловал латинской терминологией.
И вот ранним утром в понедельник королева получила новенький, пахнущий типографской краской буклет. За чашкой утреннего кофе она успела его с интересом полистать. В последний раз, помнится, она посещала зоопарк в нежном возрасте и очень поразилась, глядя в буклет, изобилию всех этих клеток, вольеров, водоемов, бассейнов, аквариумов и террариумов. Неужели все это так расползлось?
- Что расползлось? - поднял удивленно брови ее супруг. Но королева не удостоила его ответом, продолжая раздраженно перелистывать брошюру.
- Господи, ну зачем вся эта латынь, все эти цифры и графики, я совсем не собираюсь устраивать им ревизию. Нет, сэр Огастес должен был внушить этим господам, что не нужно всей этой суеты, что это лишь семейная прогулка ради мальчика!
- Твое Величество совершенно права! - поддержал ее принц Филипп.
- Ну, зачем, скажи на милость, мне знать темпы роста поголовья бегемотов в зависимости от кубических метров водоема?
- Абсолютно лишняя информация! Пусть себе эти бегемоты принимают ванну по очереди!
- Бедненькие! - посочувствовала королева-бабушка.
- Тебе не кажется, мой дорогой, что этот директор намекает на новые ассигнования? По-моему, он слишком много на себя берет, этот директор. Чарли, детка, ты не будешь возражать, если мы посмотрим этих бегемотов как-нибудь в другой раз?
- Не буду, мамочка! - с готовностью ответил принц.
- А вместо них мы посмотрим слонов, правда?
- И слонов я не хочу.
- Я же тебе говорил, - вмешался принц Филипп, - что нашему сыну по вкусу острые ощущения - зубастые хищники, тигры, львы, леопарды. Хр-р-рр, - зарычал он по львиному.
- И леопардов я не хочу!
Родители Чарли переглянулись между собой. Выяснилось, что наследника совершенно не тянет ни к крокодилам, ни к верблюдам, ни к гориллам, ни к другим крупным представителям животного мира.
- Я тебя не понимаю, Чарли! Для чего же ты вытащил нас всех сегодня в зоопарк?
- Я? Я вас вытащил? - вскричал принц. - Я только хотел посмотреть, что кондор ест за обедом.
Королева совершенно упустила из виду это обстоятельство, эту мелочь. Ее разобрала досада.
- И это все, чего ты хотел? Ты слышишь, Филипп? Это все, чего он хотел! Ради этого мы так долго собирались, ради этого я все это надевала.
- Я же тебе говорил…
- Ты разве что-нибудь говорил?
- Я говорил, что тебе вместо серой шляпки лучше было бы надеть красную с вуалькой.
- Что? Кого? - переспросила бабушка.
- Кого едят, то есть, что едят кондоры за обедом! - громко разъяснил ей герцог Филипп.
Вошел, поклонившись, сэр Огастес Арчер и возвестил, что машины поданы к внутреннему подъезду. Двери покоев сами собой растворились настежь, и сэр Огастес пригласил Ее Величество пожаловать к выходу. Королева надела перчатки и взяла за руку сына. При выходе она объявила сэру Огастесу, что сегодня их посещение зоопарка ограничится только пернатыми. Процессия последовала по боковой анфиладе и без лишних разговоров спустилась по широкой лестнице к внутреннему подъезду. У ворот уже пофыркивал и подрагивал огромный серый "Роллс-Ройс". Следом за ним на почтительном расстоянии дожидался второй, точно такой же. "Роллс-Ройсы" всегда ездили парой, хотя просторное чрево одного могло бы вместить все королевское семейство, включая бабушку. Но бабушка, как самая старшая, предпочитала ездить без сопровождающих родственников. У северо-восточного входа во дворец к кортежу должны были присоединиться автомобили сопровождения и охраны. Согласно специально разработанному для подобного рода поездок сценарию, кортеж должен был последовать к месту, объезжая ряд второстепенных улиц, чтобы избежать перекрестков и светофоров. Ехать им предстояло четверть часа. Идя напрямик пешком, можно было бы дойти до парка минут за десять.

А между тем, пройтись пешком, не торопясь, по утреннему Лондону, минуя набережную Темзы, глядя на водную гладь цвета имбирного пива в этот майский денек было просто наслаждение. Небеса расчистились после утреннего дождя, и город засверкал своей красочной палитрой.
Большой Королевский зоопарк, один из старейших в Европе, готовился к приему высоких гостей. Всем уже была сообщена потрясающая новость, все были на взводе. Все, за исключением животных, разумеется, чувствовали себя именинниками.
Еще к семи часам утра директор зоопарка профессор Арчибальд Муни прибыл на службу, срочно созвал научный и технический руководящий персонал с тем, чтобы уточнить предстоящий маршрут королевской экскурсии. Была выбрана самая краткая экскурсия, ибо территория зоопарка безбрежна. Предполагалось, что высокие гости выборочно осмотрят основные объекты и выслушают краткие объяснения из уст высокопрофессиональных научных работников. Директор будет сопровождать гостей от начала и до конца. А на заключительном этапе сам выступит в роли научного консультанта.
Надо признаться, что зоология в широком смысле слова не была специальностью Арчибальда Муни. По образованию он был ветеринаром, специализируясь по крупному рогатому скоту. Это не помешало ему быть прекрасным администратором и экономистом, то есть в буквальном смысле экономить на всем. Это было очень кстати, поскольку средств на содержание королевского зоопарка постоянно недоставало. За годы его директорства количество животных возросло, а численность персонала сократилась. Королеве нечего было опасаться, что у нее перед глазами будет маячить слишком много служителей. Маячить было особенно некому.
В этот день всему оставшемуся скромному и сплоченному коллективу зоопарка вменялось в обязанность проявить максимальную ответственность и аккуратность, а для начала всем без исключения вдеть белые астры в петлицы. Выслушав наставления директора, работники зоопарка стайкой покинули пределы кабинета и направились исполнять свои обязанности. Мистер Муни также вдел в петлицу белую астру, подошел к карте своих владений и синим карандашом обвел некоторые названия, в том числе крокодилий питомник и водоем с бегемотами. Там он предполагал сам провести экскурсию и дать Ее Величеству квалифицированный научный отчет. Над ним он работал полночи, и его не мешало бы в столь ответственный момент немного подзубрить. Но волнения двух последних дней и ночей вывели из колеи обычно собранного и энергичного профессора. Душа его была не на месте. Его мучили нехорошие предчувствия. Чтобы немного рассеяться, он вышел на короткую утреннюю прогулку по своим владениям.
После сильного предрассветного дождя проглянуло солнце, несмотря на прохладу, уже парило. Директор с радостью оставил свой плащ висеть на гвозде в конторе. Легкой пружинистой походкой, огибая изящным креном лужи, он направился в святую святых - кормоцех, свое любимое детище и предмет особой гордости. Работники служб еще издали заметили импозантную фигуру шефа, а он помахал им ручкой. Комбинезоны небольшого сплоченного коллектива цеха не отличались первозданной чистотой, но на каждом в петличке красовалась астра. Все работало, вертелось, колотило, скрипело, скрежетало, чавкало, хлюпало. Мелькали погрузчики со скирдами слоновьего силоса, мерно трясся и работал челюстями грануляторный стан, тянулась по транспортеру дорожка из сечки и ботвы, приземистый агрегат мучительно выталкивал из своего нутра комья белкового комбикорма. Директор обошел со всех сторон холодильные установки, получил порцию горячего ветра из вентилляторного жерла и заодно выслушал крик служителя в правое ухо. Оказывается, только что поступила телефонограмма. Звонил из дворца сэр Огастес Арчер и просил кое-что срочно передать директору. Их Величества и Их Высочества намерены ограничить свой визит только осмотром пернатых. Самому же директору было предписано не оставлять своего поста и ждать у телефона дальнейших указаний. У директора медленно отвисла челюсть. Сказать по правде, он вообще не включил птиц в план экскурсии. Как раз в это время уже вторую неделю экскаватор рыл в этом месте траншею. Зачем королеве было на это любоваться? К тому же, пока она осматривала бы крокодилов, птичек можно было беспрепятственно покормить в первую очередь. В соответствии с этим планом весь сложный и выверенный, как часы механизм был запущен. Служители уже погрузили провизию в положенные емкости, взгромоздили все на ручные тележки и велосипедные прицепы и в данный момент проделывают путь к месту назначения по только им ведомым потаенным дорожкам и объездным путям. Как теперь все это остановить? Весь строгий и логичный сценарий шел прахом.
Профессор Муни выбежал на свет из тьмы кормоцеха и растерянно оглянулся по сторонам. На глаза ему попалась дверь транспортного ангара, хранилища тележек, велосипедов, ведер, метел, лопат и прочего хлама. Как и полагалось, ангар был пуст. И только в самом темном углу валялся один старый велосипед начала века с литыми шинами и ржавыми шарнирами. Директор принялся извлекать его на свет божий. Велосипед, несмотря на тяжесть, выкатился из ангара свободно, и директор попытался закинуть ногу в седло. Это ему удалось не без труда. Оттолкнувшись, он проехал пару ярдов, упал, но, не теряя присутствия духа, проделал то же упражнение второй раз. Его охватил азарт: сумеет ли он одолеть эту штуковину? Успех был полным, и, бешено вихляя из стороны в сторону передним колесом, он принялся разрабатывать старую цепную передачу.
- Сэр, сэр, куда же вы? - услышал он позади себя голос старшего механика. Да, ему следовало бросить велосипед и стремглав бежать к телефону: снова звонили из дворца.
- Алло! - прокричал в трубку запыхавшийся директор и услышал ласковый и приветливый голос сэра Огастеса. Этот джентльмен вновь поинтересовался здоровьем профессора и успехами на его трудном поприще. Этот ласковый тон, да еще то, что профессора величают "дружище" сулил очередную неприятную новость. Профессор схватился за сердце: "Чего же он тянет, говорил бы сразу!". Сэр Огастес обрадовал его тем, что визит не отменен, что Ее величество уже в дороге, что визит не продлится долго и не причинит никому беспокойства и что даже всех птиц никто осматривать не собирается. Просто Его Высочество принц Чарльз намерен присутствовать при кормежке одной из птиц.
- Какой? - осведомился пораженный профессор.
- Кондора. Даже если мы приедем раньше времени, то не торопите события, мы можем и подождать. Если будет предусмотрен буфет - мы не будем иметь ничего против. Принц предпочитает лимонад, а для Ее Величества Королевы-Матери подойдет персиковый сок.
- Что…о…о? - возопил директор, - Этого не может быть, это исключено! Это совершенно исключено!
- Вы шутите, милейший! У вас не найдется персикового сока?
- О нет! Я имею в виду кондора…
- У вас нет кондора? Он, что, подох?
- Он не подох, но…
- Никаких "но"! Бросьте ваши шутки, мы уже в дороге. До встречи у входа.
Директор выронил трубку, пульсирующую короткими гудками. Безобидная прихоть принца грозила обернуться чудовищным конфузом. Напрасно самонадеянный сэр Огастес не удосужился выслушать до конца объяснений профессора, хотя и числился по разряду самых понятливых чиновников Министерства Двора. Но ничего изменить профессор Муни был уже не в состоянии. Проклятая телефонная беседа отняла у него драгоценные минуты. Часы ему возвестили о том, что даже к центральному входу он пешком не поспеет. И теперь вся надежда была на проклятую ржавую развалюху. "Успокойся, Арчибальд, - сказал он самому себе, вытащив из бокового кармана маленькое зеркальце и расческу, - в этом недоразумении нет никакой твоей вины!" Привести в порядок прическу и усики не заняло у профессора много времени, так как расчесывать было почти нечего, и директор кинулся к брошенному велосипеду. Такой прыти он от себя не ожидал: лихо развернувшись на 180 градусов, он взял быстрый старт. Велосипед нехотя вильнул влево и вправо и понесся, скрипя и дребезжа. Передача была всего одна, и крутить педали профессору приходилось весьма энергично. Директор не садился за руль велосипеда лет тридцать, чудесное ощущение легкости и молодой прыти охватило его. Голова его не отягощалась излишними сомнениями, а велосипед был избавлен от прицепа. Если бы кто-нибудь увидел его в безукоризненном черном смокинге и с белой астрой в петлице мчащимся по пустынным окраинным дорожкам огромного старинного парка, то решил бы про себя: "Старый джентльмен опаздывает на свидание!" А проводив его взглядом, кто-нибудь непременно крикнул бы вслед: "Осторожно, сэр, не сверните себе шею!"
Арчибальд Муни вспомнил юность. Когда-то он, точно также вдев цветок в петлицу, летел на велосипеде по мощеным улицам захолустного городка. Его несли крылья любви на свидание с будущей миссис Муни. Ветер судьбы бессильно свистел у него в ушах, в то время как педали крутились сами по себе. Кривое заднее колесо выделывало зигзаги и язвительно подразнивало юного влюбленного своим скрипом: "Арчи-арчи-арчи!". Этот скрип сопровождал его и теперь, когда он мчался навстречу своей судьбе. Он жаждал увидеть свою королеву и сказать ей по секрету несколько слов. Что он собирался сказать Ее Величеству? Этого профессор еще не сформулировал в подходящей форме. Ему все время мешала эта фраза, та самая, которую он сказал тогда своей будущей невесте: "Мне кажется, что нам не следует гулять у этого пруда, от него так несет болотной ряской!".
Первый спецагент, выставленный на маршруте, резко обернулся, заслышав нарастающий звук "Арчи-арчи-арчи", бросился в сторону от ржавого велосипеда и тут же достал из кармана рацию. Директор во весь опор мчался по направлению к центральному входу.
Солнышко уже начало пригревать, от утреннего дождя не осталось ни следа. Рабочий день вступал в свои права. Бестолковая птичья перебранка сменилась деловитым размеренным чириканьем. По мере приближения к центральному входу нарастал шум иного рода. Толпа хорошо, средне и плохо одетых джентльменов растерянно металась в суете и неразберихе. Это были представители средств массовой информации. Предстоящий визит Ее Величества и августейшего семейства никак не афишировался, и этого было достаточно, чтобы наделать во много раз больше тарарама. Эти господа, не нуждающиеся ни в какой аккредитации, сторожили у входа с самого раннего утра. Большинство из них, включая начинающего фоторепортера "Меркурия" Лоренса Блоссома, успело промокнуть под дождем и продрогнуть до костей. Стремление согреться придавало всем еще больше прыти и наглости. Лоренса сильно беспокоила его новенькая, страшно дорогая редакционная камера "Кодак", у нее было что-то не в порядке с затвором, и в решающий момент она могла подвести.
На охрану Ее Королевского Величества был выставлен взвод полицейских в белых касках, они заняли позиции на всех подступах к парадному входу. Внутреннее кольцо охраны составляли многочисленные господа в штатском, готовые по первому сигналу действовать согласно инструкциям. Поэтому выбрать удобное место для съемки было не так просто. Лоренс перебегал от места к месту, но его рослые собратья теснили его в арьергард. Он даже попытался взобраться на крутую приступку гранитного столба, откуда бдительный сержант Флокс приказал своим подручным его немедленно стащить.
Наконец, час пробил. Появилась первая машина эскорта - бронированный автомобиль с мигалкой. Последовала резкая команда, и полицейские развернулись кругом на месте, встали лицом к толпе и грозно застыли, расставив ноги. С появлением серых "Роллс-Ройсов" толпа забегала и запрыгала. Каждый норовил отпихнуть товарища или запрыгнуть ему на плечи. Лоренса так сильно толкнули в спину, что он упал прямо к ногам грозного сержанта Флокса, стоящего в позе Гулливера на параде. В образовавшийся просвет можно было беспрепятственно полюбоваться блестящими колесами королевского автомобиля. Дверца машины открылась, и показались на свет чьи-то лакированные штиблеты. Сэр Огастес Арчер удостоился чести раскрыть дверь перед Ее Величеством. Лоренс направил камеру на элегантные серые туфли королевы. Раздался гром аплодисментов, защелкали и замигали вспышками десятки фотокамер. Лоренс тоже принялся остервенело нажимать пальцем, но затвор не издавал положенного звука. Вместо него до ушей Лоренса донесся другой звук, непривычный уху. Звук этот по мере нарастания все больше напоминал скрежет мясорубки, ритмично перемалывающей гвозди: "Арчи-арчи-арчи". Заскрипели велосипедные тормоза и литые резиновые шины отпечатали рваный след на его щиколотках. Лоренс выпустил из рук камеру и взвыл от боли. Профессор Арчибальд Муни, подскочил в седле и грузно упал в объятия мощного сержанта. Сержант остался стоять неколебим, подобно устоям нации. И лишь под его каблуком что-то жалобно треснуло. Это была новая камера Лоренса Блоссома.
Выйдя на свежий воздух, Ее Величество одарила присутствующих своей неотразимой белозубой улыбкой. Научные сотрудники зоопарка представились по очереди, каждый прикоснулся к ее руке. Королева погладила по головке наследника и поправила ему белый платок в нагрудном кармане. Принц нетерпеливо топал ножкой, все время тянул королеву вперед, видимо, нужное направление ему уже подсказывала интуиция. Затем показалась на свет бабушка под руку с принцем Филиппом. Была подана команда, полицейские и прочая охрана выстроились в каре и начали теснить прессу к выходу. Бедному профессору Муни уже успели скрутить руки за спиной, сержант Флокс тем временем внимательно изучал его документы.
Лоренс Блоссом, который в эти минуты еще пытался выковырять из влажного грунта покореженный корпус своей камеры, вдруг совершенно отчетливо расслышал слова маленького принца Чарли: "Скорей-скорей, а то мы не успеем к его обеду". Ту же самую загадочную фразу могли слышать и многочисленные коллеги Лоренса. Что имел в виду наследник, к какой такой важной персоне спешили попасть на обед члены августейшей фамилии - все это так и осталось для них загадкой. Между тем, сержант кончил заполнять протокол, профессор Муни был выпущен из железных объятий полицейских, ему было возвращено драгоценное удостоверение со всеми подобающими извинениями. Процессия высоких гостей с принцем во главе, включая маму и бабушку, с трудом семенящую под руку с принцем Эдинбургским, уже успела скрыться из виду.

Обсудить этот текст можно здесь