| Редакция | Авторы | Форум | Гостевая книга | Текущий номер |

 

 

Дмитрий Хмельницкий

Идеология и "ню"

Почему в СССР не любили обнаженное тело?

Около семьдесяти лет назад в СССР и Германии практически одновременно начались культурные реформы. Развивались они похоже, но не во всем. Были и расхождения.

Как относилась советская власть к обнаженному телу? Если вспомнить знаменитую скульптура Шадра "Девушка с веслом", то, на первый взгляд, - неплохо. Эта статуя, украшавшая до 1949 года парк имени Горького, стала чем-то вроде символа сталинского массового искусства. А что можно вспомнить еще? Практически ничего. В сталинском искусстве обнаженная натура встречается относительно редко. И относительно досоветского искусства, и относительно советского - 20-х годов. И относительно своего главного аналога - искусства нацистов. Последнее сравнение особенно любопытно.

В официальном искусстве Третьего рейха изображения обнаженного тела были не просто излюбленной темой - они играли ключевую роль. Главный скульптор Рейха Арно Брекер (очень, кстати, качественный мастер) на них специализировался. У парадного входа в Рейхсканцелярию стояли две голые мужские фигуры его работы: одна - с факелом в простертой руке, другая - с мечом. Они назывались - "Партия" и "Вермахт". Памятник павшим работы скульптора Шайбе изображает коленопреклоненную мужскую фигуру с мечом. Из одежды на ней - одна каска. Другому крупному скульптору Третьего рейха Йозефу Тораку принадлежит множество аллегорических композиций с обнаженными мужскими фигурами. Любимый живописец Гитлера Циглер (довольно сухой и манерный) был знаменит своими "ню".

Скульптуры Брекера и Торака полны символики. Они пластически воплощали идеологические ценности национал-социализма. И живопись Циглера была тоже откровенно символической - воспевались идеалы нордической красоты, арийские физические и душевные добродетели.

Ничего похожего в сталинском искусстве не было.
В вегетарианские 20-е годы живописных и скульптурных "ню" изготовлялось не меньше, чем до революции. Тотальная художественная цензура 30-х свела этот жанр почти на нет. "Девушка с веслом" Шадра - исключение, подтверждающее правило. Она - рецидив 1910-1920-х годов, эпохи Матвеева, Петрова-Водкина и раннего Дейнеки. Место ей было в парке, а не в парадных залах Дворца Советов.

В официальном искусстве 30-50-х голое тело - редкость. Если и встречается, то в качестве очень периферийного жанра. Неуверенность чувствуется и в самой скульптуре Шадра. Автор как бы борется с собственным стремлением к пластической выразительности. Фигура преувеличенно стилизована, заглажена, манерна. Скульптор явно работает уже не для себя, но еще не знает, для кого. То есть знает, конечно, для кого, но не знает, как "Тот" на его работу среагирует. Не чувствует клиента. Фактически, несмотря на солидные размеры, "Девушка" Шадра напоминает по стилистике фарфоровую статуэтку - единственный жанр, где советская власть допускала если не эротику, то фривольность. В СССР были художники, которые по природе своего таланта и при иных обстоятельствах могли бы занять в советском искусстве то же место, что и Брекер с Циглером - в нацистском. Например, Самохвалов, Дейнека, Мухина... Но не случилось.

Нацисты ценили и воспевали человеческое тело. Сталинисты, в крайнем случае, лишь иногда терпели. Почему? Тут мы касаемся интереснейшей темы. То, что советское и нацистское искусство (так же, как и режимы) были похожи, доказывать больше не надо. Кажется, пришла пора доказывать, что они по многим параметрам здорово отличались. Отношение к обнаженной натуре много говорит о ментально-идеологических различиях двух систем.

Расовая теория Гитлера включала в себя культ биологически здорового тела. Соответственно и нацистская мифология была физиологична. Внедрявшийся Гитлером в искусство Германии неоклассицизм и по духу, и по стилистике был гораздо ближе к эстетике античности, высоко ценившей естественную красоту человеческого тела, чем мещанский советский соцреализм - смесь сухого академизма и вульгарно понятого передвижничества.

Для Гитлера античные традиции были абсолютной ценностью, истоком истинно арийского искусства. Сталин, скорее всего, даже не подозревал об их существовании. Он руководствовался чутьем и пониманием психологии массы. Отсюда и разница в художественном уровне. В 20-е годы в СССР было много способных скульпторов и живописцев. Но реализоваться они смогли только в досталинскую эпоху. Тридцатые годы их деморализовали, превратили в растерянных эпигонов неизвестно чего.

Гитлер редуцировал современное ему искусство до минимума, отсек все ненужное, дал волю только немногим. Но эти немногие, чья эстетика совпала со вкусами вождя и руководящей идеологией, - такие, как Торак и Брекер, - смогли реализоваться полностью. Им не пришлось чрезмерно приспосабливаться и врать. Поэтому их работы выглядят значительными до сих пор, хотя и полны эмоций, неприемлемых для современного цивилизованного человека. Они не вызывают такой смеси насмешки и отвращения, как почти анонимное творчество Вучетича или Кербеля. Впрочем, это касается в первую очередь скульптуры и - в какой-то степени - архитектуры. Сталинская живопись, также изнасилованная вождем до полной потери ориентации, оказалась, пожалуй, весомее и разнообразнее нацистской. Тут Гитлеру, видимо, не повезло с дрессируемыми талантами. Выбор был хуже.

Сталинский вариант марксизма чужд физиологической романтике. Не те цели и не те средства. В отличие от арийцев, пролетарии объединялись не для самовоспроизведения, а для работы. Уже в середине 30-х годов главным визуальным символом идеи стала бесплодная и бестелесная фигура в кепке и безразмерных штанах. Какие античные герои или прекрасные женщины могли появиться рядом? От 30-х к 50-м годам фигуры на советских монументах становились все более бесформенными, обрастали шинелями и сапогами. По сравнению с поздней скульптурой зрелого ампира, мухинские "Рабочий и Колхозница" 1937 года еще выглядят почти как "ню". В идеале на советской скульптуре обнаженными должны были оставаться только лицо и кисти рук. Как у мумии Ленина. Исключения тут - немногочисленные (по числу исходных образцов, а не копий): пионеры с горнами и пловчихи с веслами. Но, как уже говорилось, жанр этот - периферийный, существовавший недолго и изначально вытесненный с парадных площадей в парки и зоны отдыха.

Очень существенная причина разного отношения к обнаженной натуре - персональные качества Сталина и Гитлера. И тот, и другой лично занимались отбором официальных образцов для подражания, но делали это по-разному. У Гитлера был сложившийся и довольно рафинированный художественный вкус. Его акварели и архитектурные эскизы вполне профессиональны. У Сталина художественной подготовки, видимо, не было вообще никакой. Все-таки венская Академия, куда Гитлер пытался поступать, - не тифлисская семинария, которую Сталин так и не закончил. И хотя оба не получили специального образования (вряд ли из-за отсутствия способностей), исходный культурный уровень у них был несоизмерим. Для романтика Гитлера искусство - естественная часть существования и способ воплощения бережно выношенной идеологии. Для циничного прагматика Сталина, обращавшегося с идеологией более, чем вольно, искусство - инструмент хорошо рассчитанного воздействия на массу, доведенную террором до первобытно-невежественного состояния. Подход диктовал выбор образов, методов, стилей. Причем выбор по-дикарски свободный. Никаких вечных художественных ценностей, традиций, представлений о профессионализме для вождя не существовало. Классицистов, академистов и бывших передвижников он использовал, потому как счел это для себя удобным. Интерес к обнаженному телу советскому человеку, по его мнению, был не нужен - ничто не должно было его возбуждать. Сталинская революция означала, помимо прочих прелестей, еще и тотальную мещанизацию советской культуры.

У нацистского искусства множество отвратительных черт - злобность, бесчеловечность, фанатизм, - но в мещанстве и ханжестве обвинять его было бы несправедливо. Это, скорее, наши, отечественные добродетели.

Впрочем, с самим Сталиным не так все просто. Наряду с прочими талантами, некий природный нюх на настоящее искусство, а также врожденные художественные способности у него явно были. Тому много примеров. Самый яркий из них - абсолютно необъяснимая для человека его круга и происхождения любовь к Булгакову. Или знаменитый телефонный разговор с Пастернаком об арестованном Мандельштаме. Таких фрондерствующих интеллигентов Сталин давил десятками тысяч, не раздумывая. Вряд ли кто из его окружения мог ему объяснить, что оба - гении. Значит, сам понимал. Есть основания полагать, что официальное искусство (как и официальную идеологию) вождь мастерил для населения. А вот каким искусством вождь пользовался сам - это пока такая же загадка, как и то, что он на самом деле думал.

Одно ясно: сочти Сталин "ню" идеологически полезным жанром, история советского искусства выглядела бы сегодня намного веселее.

 

 

Обсудить этот текст можно здесь