Portfolio

Владимир Усольцев

Восток лежит на западе

( Продолжение. Начало в 80 номере)

Я сидел в глубокой прострации. Честно признаюсь, я понимал, что связался с нешуточным делом, но что оно окажется столь быстрым и столь нешуточным, я вовсе не предполагал. "Крестоносец", конечно же, не имеет абсолютной уверенности, что именно я умыкнул его кейс. Следы мог оставить и кто-то другой, хотя вероятность этого, в самом деле, ничтожна. Но любой здравый человек на его месте не рискнул бы так вот наезжать на меня и угрожать двойным убийством. Я на его месте устроил бы длительную облаву, надеясь, что подобравший кейс счастливец рано или поздно пойдёт за деньгами в лес. Но для этого надо содержать немало топтунов, что накладно. С точки зрения "крестоносца", дешевле и надёжнее разобраться со мной с максимальной решительностью и как можно быстрее. И ведь нашёл же, гад, слабое место - Лидочку. Провёл установку, кто я и что я? Кто-то ему разложил меня по полочкам и про Лидочку подробную справочку, наверное, выдал. И этот кто-то, скорее всего, работает у меня.
Я вспомнил бегающие глаза моего первого наёмного работника, первого моего водителя. Афоня. Нечист на руку Афоня. Подумывал я уже об изгнании его, но как-то лень было. А ведь в последние дни он вообще избегает в глаза мне смотреть. Ну конечно, Афоня! Он-то точно знает, что у меня с Лидочкой самый расцвет любви. Он чаще других водителей торчит в офисе. Он развозит чай по городу и лишь изредка уходит в дальние рейсы. И про мою грибную отговорку наверняка от той же Лидочки и узнал. И кто ещё мог бы заметить, что я впервые не побежал сразу в офис по возвращении из командировки? Ну, держись у меня, Афоня!
Но сейчас не Афоне, а мне надо бы за что-то держаться. Чёрт возьми, а у меня ведь нет выхода! "Крестоносец" наверняка не шутит. Если я буду упираться, шлёпнет и Лидочку, и меня и глазом не моргнёт. Ну, меня одного, это ещё куда ни шло, но Лидочку-то за что? Я ж на том свете покоя себе не найду, если из-за меня и Лидочка погибнет. Если же деньги отдать, то шансы мои остаться наживу очень призрачные. Но хоть Лидочка живой останется. Эх, если бы этот "крестоносец" заявился ко мне домой! Уж там я с ним при таком обороте по-другому бы говорил. Оба его жлоба и глазом бы не моргнули, как я бы их пристрелил из запрятанной "зброевки".
Похоже, придётся деньги отдавать. Так какой-то шанс на выживание и, главное, на спасение Лидочки остаётся.
Дверь открылась. Вошёл "Крестоносец" вместе с одним жлобом.

- Ну, так что, орёл или решка?
- Ваша взяла. Убедительно Вы доказали, что это Ваши деньги.
- Вот это разумно. Конечно же, мои это деньги. Где они?
- В лесу под Раковом.
- Где свинушки растут?
- Там.
- Ну так поехали за грибочками, ха-ха-ха…
- Отпустите вначале Лидочку.
- Альберт Васильевич. Вы всегда плохо понимали дисциплину. У Вас и по службе неприятности из-за этого не раз случались. Много позволяете себе. Здесь я ставлю условия, и никак не Вы. Получу деньги, проверю их количество, тогда и распоряжусь отпустить, если всё на месте окажется.

Чёрт возьми! Похоже, и бывший мой начальник чего-то им напел. У этих бандитов установщики работают получше нашего седьмого отдела. А вдруг на них и в самом деле комитетская или милицейская установка работает. За наличные стараются. Я вспомнил куцые справки оперативной установки, которыми потчевал нас седьмой отдел. Курам на смех. Информации - ноль. А бандиты уже всё обо мне знают. Вот с наружкой у них плоховато. Своя, наверное, доморощенная.

- Да не волнуйтесь. Все деньги на месте. Себе ни одной бумажки не взял.
- Это Вас хорошо характеризует. Но доверие хорошо, а контроль лучше. Ленина небось изучали?
- Ладно, поехали.
- Значит, так. Вы поедете в своей машине с моими ребятами. Я и ещё один мой орёл поедем другой машиной. На месте пожмём друг другу руки, если все деньги целы, и разъедемся. Каждый своей дорогой. Вы - прямо к Лидочке, а мы - к себе домой.

Мы оказались на месте уже через час. Один жлоб вёл мой "мерседес", а второй сидел за мной на заднем сидении. Ещё через полчаса все деньги были в мешке в багажнике машины "крестоносца". При откапывании жлобы разбили две банки, но купюры от этого сильно не пострадали.

- Ну вот и всё, Альберт Васильевич. Давайте Вашу руку. Приятно было иметь с Вами дело. Не пришлось мне Вас убеждать долго.

Я, внутренне содрогаясь, протянул ему руку, Он её с усмешкой пожал и добавил:

- Ну а теперь поспешите к Лидочке.

Он сделал шаг в сторону, и на его место стал Малыш с пустым выражением в глазах. Словно граната взорвалась перед моими глазами, и я умер.

Часть 2.
Воскресший самоубийца.

Я попал, вероятно, в рай. Всё вокруг было светлым и белым. Миловидная блондинка с белой косынкой лучезарно улыбалась мне.

- Здравствуйте, Альберт Васильевич. Поздравляем Вас.
- Где я? Кто Вы?
- Меня звать Люба, я - медсестра. А это Ваш доктор, Иван Петрович.

Появился мужчина лет сорока в белом халате, очень похожий на всех хирургов: строгий и даже слегка невежливый.

- Как самочувствие?
- Не знаю. А я разве не умер?
- Вы будете живее всех живых. Тому, кто после такого ранения выживает, второй раз умирать уже не надо. Хватит с него и первого раза.

Странное дело. Я не испытываю никакой радости. Значит, это не рай. Ну конечно! Я забыл, что никакого рая нет, как нет и ада. Но почему же я живой?

- А где это я?
- В больнице, в Ракове. Вы же здесь недалеко в лес зачем-то с бандитами заехали. Но это не моё дело. Моё дело было не дать Вам умереть, и вот Вы живы. Скажите спасибо тому грибнику, кто Вас вовремя привёз к нам.

Я отключился. На следующий день я был в бодром состоянии уже несколько часов. От Любы я узнал удивительные вещи. Вначале меня спасали, и некогда было искать моих родственников. Потом через милицию узнали, что я живу один, и никого извещать о моём местонахождении не надо. Потом из милиции интересовались, не попал ли я к ним в больницу. Меня потеряли на работе и объявили в розыск. И как хорошо, что со мной всё утряслось. Оказывается, сюда уже приезжали двое с моей работы, но Иван Петрович их прогнал.

- А что с Лидочкой? - с тревогой спросил я, внезапно вспомнив о её существовании.
- Не знаю, а кто это?
- Да одна знакомая…

На третий день я смог уже вставать. На четвёртый день меня навестил-таки мой бывший начальник, а ныне мой торговый агент. Полковник, так и не ставший генералом, Александр Яковлевич. Он излучал само дружелюбие и радость видеть меня живым.

- Александр Яковлевич, ну, Афоня, это понятно, но Вы-то как купились и вывалили обо мне бандюгам столько, - начал я, не будучи уверенным, что я к нему справедлив.
- Альберт Васильевич, поверьте, понятия не имел, что это бандюги. Пришла нормальная милицейская установка. Говорили, что работают по просьбе налоговой полиции.

Значит, угадал точно, горько подумал я про себя.

- Ладно, с каждым может случиться промашка. Что с Лидочкой?
- Всё в порядке, просила передать привет.
- Так что же Вы её не привезли?
- Не может, у нас налоговая инспекция проверку делает.

Я посмотрел на своего бывшего шефа, и мне стало ясно, что он врёт. Не станет налоговая без меня мою фирму проверять, да и не будут они сидеть с утра до вечера. Я заскучал. Мне стало ясно, что с Лидочкой случилась беда, а меня щадят, скрывают от меня правду. В памяти всплыла ухмылка "крестоносца" "Ну, а теперь поспешите к Лидочке". Черти! Они убили её раньше меня!

- Александр Яковлевич, негоже врать в Вашем возрасте. Я выдержу. Она выжила? Нет?

Александр Яковлевич сразу сник. Его улыбчивость обратилась в жалкую гримасу:

- Уж неделя, как похоронили. Позавчера девять дней отмечали.

Я незаметно для себя заплакал и тупо повторял: "Скоты, скоты…".

- Альберт Васильевич, Вам нельзя беспокоиться…
- Ничего, я выжил от выстрела в упор, выживу и сейчас.
- Милиция завела дело, работают лучшие следователи…
- Я знаю, кто и на кого работает.
- Я написал заявление, что бандитам помогала служба установки…
- Вы сами-то верите, что это заявление ещё не сгорело?
- Не знаю, Альберт Васильевич. Вот времена настали…

Я поблагодарил Александра Яковлевича за правду, и мы расстались. Он уходил с согнутыми плечами, но мне кажется, что он немного облегчил свою душу. Сказать правду всё-таки приятнее, чем врать.
Говорят, что у людей переживших такие ранения, когда душа висит на волоске, случается амнезия, и они ничего не помнят, что происходило с ними накануне ранения. Частично такая амнезия пришла и ко мне. Я не сразу вспомнил про Лидочку и совсем забыл про пистолет. Ну не так уж и совсем. Я, в конце концов, о нём вспомнил. И вся сцена в лесу тоже всплыла, как в кино перед глазами. "Крестоносец" явно не подозревал, что в кейсе лежал заряженный пистолет. Возможно, я спас ему жизнь, пожелав бандитам в "семёрке" не доехать до дома. Ну, держись, гад. Пуля из "зброевки" была тебе предназначена, она тебя и настигнет. Дай только срок.
В этот вечер я стал другим человеком. Ничто меня в жизни больше не интересовало. Только одно - отомстить "крестоносцу". Он получил назад свои деньги, и убивать нас, особенно Лидочку, было совершенно ни к чему. Но я оказался жив, и, если в этом есть промысел Божий, то я остался живым только для того, чтобы отомстить. Я пришёл к этому решению, как к чему-то само собой разумеющемуся. Мой мозг работал холодно и расчётливо, словно чужой, взятый напрокат, компьютер. Сам я не испытывал никаких эмоций. Я вспомнил во всех деталях наш разговор в гостинице, и мне стало ясно, что "крестоносец" не белорус. Это был коренной москвич. Судя по тому, что оба жлоба совсем не знали Минска и окрестностей, и мне приходилось предупреждать их перед каждым перекрёстком, куда ехать дальше, они тоже были не белорусами. Их надо искать в Москве. Но чтобы отомстить, надо выжить самому. Если "крестоносец" узнает, что я жив, то мне ещё надо сильно постараться не умереть вновь и навсегда.
Мне вспомнился наш ветеран Иосиф Антонович. Я застал его в первом отделе белорусского комитета незадолго перед его уходом на пенсию. На фронте, где он был рядовым пехотинцем, он, находясь в передовом дозоре, был ранен немецкими разведчиками. В него также выстрелили в упор из "шмайсера". С четырьмя сквозными отверстиями в груди он пролежал на траве несколько часов, после чего был доставлен в полевой госпиталь, и выжил. Вернулся в строй и дошёл до Берлина. И уже на пенсии мог дать фору многим молодым в физической кондиции. Нечто подобное, видимо, случилось и со мной. Если бы "крестоносец" знал историю Иосифа Антоновича, он бы не удовлетворился одним выстрелом в грудь. Малыш не попал в сердце, и я выжил.

* * *

На следующий день Иван Петрович, закрыв плотно за собой дверь, сказал мне сухо и по-деловому, что со мной хочет побеседовать следователь. Заинтересован ли я в такой беседе? Боже, как я был ему благодарен! Доктор явно чувствовал, что беседы с милиционерами в наше время могут быть чреваты прежде всего для жертв, а не для бандитов. Мне же было ясно, что следствие скорее будет искать аргументы для покрытия убийц, чем для их разоблачения. Их и разоблачать-то нечего. Заявление Александра Яковлевича об установщиках есть. Вот и спрашивай у них, кто заказал установку на меня.

- Иван Петрович, дорогой, да ну их… Из-за них я здесь, по большому счёту. У меня эта, как её, амнезия. Ничего не помню. Помню только, что поехал на дачу, а попал в больницу. Всё.
- Хорошо. Так я и напишу. Амнезия вследствие сильного шока.

Следователь прокуратуры Сапрыкин - малоприятный тип средних лет с белесыми скучными глазами и напрочь лишённый эмоций - всё-таки прорвался ко мне. На все его вопросы я отвечал, как пономарь. Поехал на дачу и очнулся в больнице. Три последующих дня полностью выпали из памяти. Хоть убей, ничего не помню. Иван Петрович важно добавил, что это ещё хорошо, что он - то есть, я - только три последних дня забыл. Бывает, и имя своё люди забывают. И не вспомню я эти дни, скорее всего, никогда. Стёрлись они шоком полностью.
Наконец, Иван Петрович сообщил мне, что он назначил мою выписку на пятнадцатого августа, но я могу сам уйти дня на три пораньше, если мне это будет необходимо. Ай, да молодец, Иван Петрович! Умнющий мужик. Всё понимает, что на меня по-прежнему кто-то охотиться может, и даёт мне по мере сил свободу манёвра.
Вот и выписка из больницы. Во дворе стоит мой зелёный "мерседес", на котором меня привёз из леса незнакомый грибник. Он так и не появился в больнице. Надо будет его навестить. Адрес у меня есть. Иван Петрович сказал, что подобрал меня местный водитель, пришедший на звук выстрела. С машиной всё в порядке, только на заднем сидении запёкшаяся кровь. Но это полбеды, можно сменить чехлы. Иван Петрович пожимает мне руку, и мы расстаёмся. На половине пути до дома я останавливаюсь, снимаю окровавленный чехол и бросаю его в багажник.
Поднимаюсь в квартиру и первым делом бросаю взгляд на тайник. Всё в порядке. В квартиру никто не наведывался, и повсюду появился едва заметный слой пыли. Четыре недели квартира пустовала. Продукты из холодильника лучше выбросить. Только что баночки шпрот можно оставить. Так, есть сухари. Поужинать есть чем. Главное, есть чай. Поужинал. Теперь - спать. Слабость ещё ощутима.

* * *

Моё появление в офисе было встречено со смешанными чувствами: радость пополам с состраданием и сочувствием. Дела на фирме замедлились. Некому было позаботиться о подвозе новых партий чая, а складские запасы почти все распроданы. Денег на счету скопилось за миллиард белорусских зайчиков, надо закупать валюту для оплаты уже проданного чая и закупки нового. Объявляю всем, кто был в офисе, что в связи с последними событиями мне необходим отдых. Фирма временно, возможно и навсегда, закрывается. Все могут искать себе новую работу. Я поблагодарил всех и попросил пока оставаться только главного бухгалтера.
Через четыре дня я завершил сложную бюрократическую комбинацию, закончившуюся тем, что миллиард безналичных рублей превратился в три тугих пачки стодолларовых купюр. Поручив главбуху распродать офисное оборудование, как удастся, и щедро вознаградив её, я вплотную занялся делом, ставшим для меня единственным смыслом жизни.

* * *

Я договорился с Александром Яковлевичем, что мы вместе съездим за грибами в район Колосова. Мой бывший шеф был, как и я, заядлый грибник. У него от старых времён осталась обшарпанная "лада", которую он чинил едва ли не каждодневно. Мой "мерседес" был ровесником "лады", но ремонтировать его почти не приходилось: не было нужды. Александр Яковлевич был очень рад возможности выбраться за грибами, не беспокоя свою колымагу. Мы выехали довольно рано. Уже к обеду, наполнив взятые с собой корзинки, мы присели перекусить и отдохнуть. Я с грустью заметил, что рана выходит мне боком. Я быстро выдыхаюсь, былых сил уже нет. Восстановятся ли они?
По окончании трапезы я начал допрос.

- Александр Яковлевич, вспомните, пожалуйста, кто проводил установку по мне, после чего всё и произошло?
- Альберт Васильевич, да зачем Вам это надо?
- Надо. Вспомните, пожалуйста…

Я так посмотрел на своего бывшего шефа, что он, наверное, подумал, что ещё чуть-чуть, и я зарежу его грибным ножичком, которым я машинально очищал грибы от налипших листочков.

- Приходил старший лейтенант Ершов Алексей Иванович из Московского райотдела. Я проверил его удостоверение, ну а память у меня, сами знаете…

У него и вправду была поразительная память, и в разведке он был на своём месте: он умел всё замечать и запоминать.

- Узнаете его снова?
- Обижаете, Альберт Васильевич…
- Так тогда поехали к Московскому райотделу, сыграем в наружку. Может быть, этот Ершов и покажется.
- Да Вы что, Альберт Васильевич? Что Вы затеваете?
- Александр Яковлевич. Не забывайте, что в том числе и из-за Вашей благоглупости погибли два человека: Лидочка и я. Да, я живой труп, и хожу по земле лишь, для того чтобы расквитаться. И на Вас ведь наша кровь…
- Альберт Васильевич! Ну, это уж слишком!
- Слишком?! Ершову про нас выложить с радостью, это не слишком. А Лидочка потом в могиле оказывается… Совесть-то у Вас есть?!
- Но в чём же я виноват?!
- А Вы не понимаете? Вас же под чужим флагом бандиты вербанули. Почему бы Вам было не поинтересоваться, а чего это райотдел под нас копает? В рамках какого уголовного дела? Да и не обязаны Вы были вовсе на его вопросы отвечать. Сами же знаете.
- Да, да… Как-то я не подумал.
- Вот то-то. Поехали!

Александр Яковлевич покорно уселся в машину, и мы тронулись в путь.

- Альберт Васильевич, извините за любопытство, а что этим бандитам от Вас было надо?
- А… Долгая история. Но так и быть, слушайте…

Я рассказал ему всё, утаив только про пистолет, тайник и чистый бланк немецкого паспорта.

- То есть, они все деньги полностью получили назад и всё равно вас решили убить.
- Вот-вот.
- Да, подонки, однако…
- А Вы ещё мне помочь не хотели…
- А что Вы затеяли? Месть? Есть ли в ней смысл?
- Есть, Александр Яковлевич, есть. Меньше гнид по земле ходить будет.
- Как же Вы справитесь. Там же целая организация…
- И один в поле воин. Да и пуль напрасно в воздух я не пускаю, Вы же знаете.
- У Вас что, оружие есть?
- Нет пока. Оружье своё завоюю в бою, - улыбнулся я.
- Ну, Вы отчаянный человек…
- А что мне терять?

Александр Яковлевич промолчал. Так, молча, мы и подъехали к месту. Я запарковал машину метрах в пятидесяти наискосок от входа в райотдел. Было полчетвёртого, и мы настроились на долгое ожидание - неизвестно, появится ли этот Ершов сегодня или нет.
Нам повезло. Уже через час Александр Яковлевич ткнул меня в бок: "Вот он!". К райотделу неспешно двигался среднего роста полнеющий молодой мужчина, жгучий брюнет с солидными усами. Запомнить такого никакого труда не составляет. Усатый зашёл в райотдел, а я быстренько отвёз Александра Яковлевича к нему домой. Он забрал свои корзины, с грустью посмотрел на меня и произнёс поразившую меня фразу: "Да храни Вас Бог!". Сказано это было весьма искренне. Если бы кто знал, какой воинственный атеист был мой шеф ещё не так давно! В те годы он мог долго распекать оперработника, употребившего в забывчивости неподобающее атеистам выражение вроде "слава Богу" или "ну и чёрт с ним".
Я тут же вернулся к Московскому райотделу. Мне опять повезло. Через полчаса Ершов вышел из отдела и прошёл к стоявшему впереди неплохо выглядевшему "фольксвагену пассат" не старше пяти лет возрастом. Этот Ершов живёт явно не по средствам. Даже мой "мерседес" стоит много меньше, чем "пассат" простого мента из райотдела. Я проследовал за ним, стараясь держаться, как можно дальше. На моё счастье, он ехал по широкому и открытому для взоров проспекту Дзержинского, так что я мог отпустить его достаточно далеко, не боясь потерять. Бьюсь об заклад, он не заметил, что я следил за ним. Он свернул на улицу Голубева и прошмыгнул в арку большого дома возле школы. Сомнений не было, он живёт где-то здесь, в этом доме, в котором не менее полутора десятков подъездов.
Я вернулся домой, выгрузил грибы в ванну и начал с неохотой их перебирать. Мне было сейчас вовсе не до грибов. У меня так и не было чёткого плана действий, и я постоянно пытался выстроить его в голове. Ясно было, что мне необходимо в первую очередь подготовить пути отступления. А для этого надо съездить в Москву! Я разыскал старую записную книжку и нашёл нужный телефон. Вот он: Борис Звягинцев. Мы служили одновременно в Представительстве КГБ при МГБ ГДР. Я был простой "оперативный рабочий", как в шутку мы себя называли, а он - простой технарь из оперативно-технического отдела. Однажды он подготовил для меня магнитофонную закладку, которая в самый неподходящий момент завизжала, и её стал разыскивать под столом интересовавший меня объект. Был большой тарарам. Я взял всю вину на себя, выгородив Бориса, и он мне был за это очень благодарен. Из ГДР он вернулся в Москву, где унаследовал роскошную квартиру в комитетском доме в самом центре. Я заезжал к нему пару раз, уже уйдя из конторы. Борис подумывал тоже уйти, но не решился. Так он и служил в оперативно-технической службе. То ли в СВР, то ли в ФСБ. Я не вникал.
Борис оказался дома, и я договорился, что завтра к нему подъеду и остановлюсь у него на пару-тройку дней.
Оставив себе немного грибов на сковородку, я отдал остаток ошалевшей от счастья соседке, объяснив, что мне срочно нужно уезжать в командировку на недельку. С сожалением, я аккуратно, как только возможно, вскрыл свой замечательный тайник и вытащил из него бланк паспорта. Потом вставил заглушку назад и налепил поверху отрезок обоев, а потом повесил над этим местом зеркало. До поезда оставалось ещё достаточно времени, и я подскочил к дому, где живёт Ершов. Я быстро нашёл его "пассат" среди вереницы машин вдоль дома. Значит, он действительно живёт здесь.
Я поставил свой "мерседес" на место и добрался до вокзала на такси. Билетов в кассе на "двойку" не было, и я взял билет на более поздний проходящий поезд, что мне было только кстати.

* * *

Москва произвела бы на меня сильное впечатление. Я не был там года четыре, и многое в её центре поменялось. Но я не обращал на эти изменения никакого внимания. Потолкавшись по книжным магазинам, просмотрев какое-то дурацкое кино, содержание которого я не мог вспомнить сразу по выходе, посидев в ресторанчике на Арбате, я дождался, наконец-то, вечера и позвонил в дверь квартиры Бориса. Борис был один. Он догадался спровадить жену и дочку к тёще, и мы могли спокойно разговаривать. За богатым ужином, запиваемым "смирновской", - Борис был потрясающий кулинар - я без обиняков выложил ему мою историю, показав свежие шрамы на груди и спине.

- Вот сволочи! - Борис стукнул кулаком по столу. - Что думаешь делать?
- А что бы стал делать ты?
- Я этих скотов по одному бы замочил, планомерно и неотступно. Без пощады!
- Ну и я так же думаю. И там, - я поднял палец вверх, - тоже так думают. Как ты считаешь, оставили бы меня там, - я снова показал на небо, - живым, если бы думали по-другому?
- Точно! Это тебе такое предназначение выпало.
- Вот-вот! Давай выпьем, Боря. Ты всё правильно понимаешь.

Мы выпили. Я почувствовал себя счастливым. Боря не подведёт. В той истории с закладкой не были виноваты ни я, ни он. Какой-то скрытый заводской дефект проявился в самое неподходящее время. Но говорить об этом было нельзя. Нужен был козёл отпущения попроще, и я им стал. Но не стоит вспоминать об этом, иначе Борю не сбить с этой темы никакими силами.
Я показал ему пустой бланк немецкого загранпаспорта.

- Можешь сделать из этого паспорт со всеми штампами на Альберта Мюллера с моей фотографией?
- Алик, как дважды два. У тебя карточка есть?
- Вот то-то и оно, что нет. Мне надо бы и внешность изменить.
- Алик, как дважды два. Пошли, я тебе что-то покажу.

В соседней комнате Боря слазил под кровать и вытащил оттуда посылочный ящик со всякой всячиной.

- А ну-ка… - Он приложил к моей верхней губе искусственные усы и провёл по ним умелыми движениями пальцев. - Посмотри-ка на себя.

Из зеркала смотрел кто-то усатый, отдалённо похожий на меня.

- Вот. Теперь укоротить и подбрить твои брежневские брови, да и всего покрасить в рыжий цвет - мама родная не узнает. Будешь рыжим тевтонцем, чистым Мюллером.
- А у тебя краска есть?
- Обижаешь. У меня всё есть. Давай сделаем тебя прямо сейчас рыжим. Завтра с утра сфотографируешься, к обеду поднесёшь мне фотографии к Детскому миру. А вечером получишь паспорт. Со штампом Шереметьевского поста и с визой на полгода. Согласен?
- Окей. Валяй. А немецкие штампы?
- Будь спок. Контора веников не вяжет. Ни какой БКА не подкопается. Ты с какого года, с сорок седьмого?
- Угу.
- Всё с тобой ясно, пошли в ванну.

Борис по специальности радиотехник. Но в ОТУ он освоил как хобби и специальность гримёра. Он часто тренировался на жене, и её редко было можно узнать. У неё всегда было новое обличье. Он с явным удовольствием сделал из меня подлинного арийца. Я с трудом узнавал себя даже без накладных усов: стрижка моя изменилась и стала вполне в духе последней моды. Цвет её был радикально рыжий на зависть самому Чубайсу. Брови стали тонкие и фигурные. Они придали совершенно новое выражение моему лицу не только цветом, но и формой. Боря прилепил на меня тонкие рыжие усики, и процесс моего преображения был доведён до полного триумфа. Я не узнавал себя сам!
Мы допили остатки "смирновской". Боря уверил меня, что на него я всегда могу положиться. В наше лихое время Боря может оказаться незаменим.

- Алик, а ствол у тебя есть?
- Официально у меня ничего нет, а неофициально…
- Понимаю. Что за пушка?
- "Зброевка", "восемьдесятпятка".
- Ух ты! Постой, постой, ты же у нас снайпер. С такой пушкой ты и на сто метров не промахнёшься.
- Не пробовал, но возможно.

Улеглись мы спать за полночь. Утром вставать было тяжеловато, но Борис заварил такой кофе, что ноги сами понесли меня в город, а Борис улетел к себе на службу, не рискуя опоздать.
На Арбате в автомате я сделал несколько серий снимков для паспорта в полуанфас и в анфас, слева и справа, с широкой улыбкой и с улыбкой умеренной, а также и вовсе без улыбки. С двенадцати часов я занял позицию у Детского мира, и вскоре появился Борис. Он забрал у меня все фотографии и послал меня к себе домой, отдав ключи от квартиры. Что толку впустую бить ноги по улицам, особенно после тяжёлого ранения?

* * *

Борис был деликатный парень и не заставил меня слишком долго дожидаться своего возвращения. Уже в семь часов раздался звонок в дверь, и сияющий от самодовольства Борис появился на пороге. Он с гордостью вынул из своего нагрудного кармана немецкий паспорт с моей новой физиономией, оформленный по всем правилам оперативно-технического искусства. Это была не какая-нибудь халтура-самоделка. Это была профессиональная работа государственной спецслужбы. Паспорт был выдан "орднунгсамтом" города Карлсруэ на имя Мюллера Альберта, родившегося в Семипалатинске. С таким местом рождения проще объяснять мой, хоть и лёгкий, но заметный акцент. Мой новый паспорт мне ужасно понравился, а Борис просто таял от удовольствия, наблюдая, как таю от удовольствия я. Только я закрыл свой липовый паспорт, ещё толком не зная, как он мне пригодится, как Борис подал мне красные корочки с роскошным гербом. Это было удостоверение начальника отделения ФСБ подполковника Кирсанова Альберта Васильевича. Кирсанов оказался поразительно похожим на меня в новой редакции.

- Вот теперь можешь спокойно ходить со своей "зброевкой", по крайней мере, по Москве.

На правой внутренней стороне удостоверения жирным курсивом было оттиснуто, что подполковник Кирсанов имеет право ношения огнестрельного оружия.

- Здорово!
- Это ещё не всё. Вот полюбуйся.

Он подал мне нормальный российский паспорт на имя того же Кирсанова со штампом о прописке на улице генерала Берзарина.

- Боря, а не влетит тебе?
- Не боись. Я этим делом запасся во времена бакатинского бардака. Концов не сыскать.
- А как же ты мои цветные фотографии в чёрно-белые превратил, да ещё и в мундир меня засунул?
- Технический прогресс. Компьютерная обработка изображений. Это не то, что раньше.
- Спасибо, Боря, навеки у тебя в долгу.
- Ладно тебе. Ничего ты мне не должен. Ты лучше подумай, чем ещё тебе могу помочь?
- Да что-то в голову не приходит…
- Ну так ты не спеши, давай вместе помозгуем. Вот, кстати, тебе ещё подарочек.

Борис достал из своего портфеля две продолговатых коробочки с патронами "Люгер 9х19", как раз для "зброевки".

- Боря, откуда у тебя такое? В конторе же каждый патрон на учёте.
- Ты не забывай про эру Бакатина. Ты такого не видел.
- Ну и ну! Спасибо тебе, Боря. Пора мне, однако, домой.
- Ну, это ты кончай. Давай посидим, покумекаем. Ум хорошо, а вооружённый современными техническими знаниями ум - это я про себя говорю - лучше.

Я подумал-подумал, да и соблазнился удовольствием провести ещё один вечер в компании с хлебосольным Борисом, тем более, он и в самом деле может мне здорово помочь.
Боря потребовал от меня подробный словесный портрет "крестоносца" и обещал порыться по доступным материалам, чтобы попробовать вычислить моего неприятеля. Я со своей стороны попробовал набросать его портрет карандашом, правда, у меня ничего путного не получилось, хотя некоторое сходство всё-таки передать мне удалось. Он всё тщательно записал в блокнот, сложил портрет моей работы и пообещал через неделю или найти "крестоносца", или исключить его из московских авторитетов. Это мог быть и какой-нибудь провинциальный воротила. Мы долго неспешно беседовали, обсуждали всякие версии, кто бы мог быть этим "крестоносцем", но ничего конкретного не получалось. Это мог быть и бывший директор треста, и торговый начальник, и даже милицейский начальник в отставке. Его руки были свободны от татуировок. Вором в законе он был едва ли.
Боря вцепился в деталь, что в "дипломате" поверх денег лежал заряженный пистолет. "Крестоносец", по мнению Бори, мог бы стать и жертвой этого пистолета. А раз так, значит, "крестоносец" имеет шаткое положение в криминальном мире. Чужак он. Не уверен в себе. Потому-то и решил избавиться от меня и Лидочки. Авторитет себе повысить захотел.
Так мы и договорились: Боря поищет концы "крестоносца" в Москве, а я попробую выйти на него через работавших на него ментов. Ночью мне приснилась сцена расправы с "крестоносцем". Я держал его на мушке и целил точно в переносицу. И перед моим взором стояла застывшая картина: чёрные контуры целика и мушки, стоящие идеально ровно, и сверху - лоб "крестоносца" с вытаращенными глазами. Палец тянул спусковой крючок, спуск медленно подавался, а я тянул всё медленнее и медленнее, растягивая удовольствие от видимой картины. Так я и проснулся, не выстрелив.

Продолжение следует

Обсудить этот текст можно здесь