| Редакция | Авторы | Форум | Гостевая книга | Текущий номер |

 

 

Александр Левинтов

Неведомый люд

 

На огромной территории от Ледовитого океана до мягких холмов Южного Китая, от Зауралья до Тихого, живет тихий и укромный народ одиночек. Они кочуют небольшими семьями, а чаще - в одиночку. Их совсем немного - не более сотни тысяч и их во все времена было так мало. Ни один народ на земле не рассеян так, как они. И ни один народ на земле не владеет такой огромной территорией. Плотность заселения ими территории ничтожна - примерно по 200 квадратных километров на человека.
Номадный цикл этого народа - ровно жизнь. Это значит - человек никогда не бывает в одном месте дважды, кроме места своего рождения и смерти. Он всю жизнь ищет место, в котором родился и непременно приходит туда - умереть. Его мир всегда нов и незнаком ему, но он прекрасно в нем ориентируется, потому что он знает не топографию, а мифологию своего огромного мира, на уровне кода. Он прекрасно ориентируется на местности, неважно какой - в пустыне Гоби, в таежных распадках верховьев Лены или среди низеньких горизонтов заполярной тундры - все эти приметы места ему, человеку новому, ничего не говорят. Но он умеет читать небо, звездное и задернутое тучами, пургой или беспросветной ночью.
С соплеменниками он почти не пересекается или очень редко, порой по нескольку лет не ни с кем из них не общаясь. Встречи же эти тянутся по нескольку дней и ночей и становятся вехами жизни - двигаясь дальше, человек продолжает беседу у костра, включает в нее предыдущих и вымышленных собеседников. Так он узнает и создает для себя новости и и ход жизни на земле. Поэтому со стороны кажется, что они все время разговаривают - с собой.
У них очень интересный язык, который они осваивают с молоком матери и на котором говорят между собой безо всяких диалектов и акцентов. В их грамматике шесть наклонений:
изъявительное
повелительное
побудительное
сослагательное
предположительное
предположительно-долженствовательное
Основное время глаголов - неопределенное (несовершенное и совершенное, совершающееся и только что совершившееся), прошедшее (контрастное неопределенному) и будущее как несовершившееся неопределенное. Если я правильно понял, неопределенное время соответствует нашему настоящему, но это ненастоящее настоящее, будущее же и прошлое - лишь состояния этого ненастоящего настоящего и, таким образом, вся глагольная конструкция - зыбкое марево полусонных полудействий, причины и результаты которых необязательны, неинтересны и ненеобходимы. С этой точки зрения их язык находится на таком же расстоянии онтологичности от русского и греческого, как эти оба - от английского. Повидимому, к востоку от Гринвича глаголизация существенно ниже чем к западу от него не то по геологическим, не то по метеорологическим соображениям Господа Бога.
Все существительные этого языка имеют неопределенный артикль. Если артикль отсутствует - значит это не существительное, а только предположение о нем, проект предмета или вещи. Определенность существительного определяется либо другими существительными либо прилагательными. Прилагательных в этом языке гораздо больше, чем в любом другом языке - ведь каждый раз приходится говорить и описывать только уникальное. Собственно, можно говорить только прилагательными, этого вполне достаточно.
Однажды я попробовал перевести одно их стихотворение, напетое мне у костра слепой старухой. В черезчур свободном переводе это звучит так:

щемяще-тоскливые сполохи ив
на слезах, могилах и горестных судьбах
забитых земель и забытых равнин
в чьих-то потерянных, запертых душах
напоминают Стену Плача,
опрокинутую навзничь,
до покатого горизонта,
любой огонек - как свеча и молитва
за упокой умирающих заживо
в этой суровой могиле утрат.

С другими людьми и народами они стараются не соприкасаться, чтобы не узнать чего-нибудь лишнего. Проходя незамеченными сквозь другие народы, они стараются не нарушить собой чужую жизнь, чужие нравы, обычаи и уклады. Они и питаться стараются тем, что не едят другие, чтобы ненароком не нанести им урон или ущерб. Так, увидев силки или остатки мясной пищи у кострища инородного племени, они переходят на ловлю рыбы или собирание диких плодов.
Они никогда не пользуются огнестрельным оружием, хотя слышали о нем - они не хотят быть зависимыми от кого бы то ни было. Они прекрасные охотники и из своих коротеньких луков попадают белке, горностаю, соболю или кунице в глаз с расстояния в 30-40 шагов. Они не боятся встреч с медведем, хотя и никогда не охотятся и не убивают медведей, считая их своими тотемными предками. Рыбу они ловят исключительно руками, излечивают любые болезни и раны корешками, ягодами, грибами, толчеными камнями - во всей этой природной аптеке они имеют отменный толк.
О внешнем мире у них - довольно туманные представления, но они твердо знают, например, что Россия - страна для выращивания ненависти, стабильные урожаи которой и высокий спрос - что еще надо для критического реализма и политического террора? На все это они смотрят с недоумением.
Однажды мы сидели на маленьком и пестром островке посреди бурного ручья, с которого (я знал, а он догадался) начинается огромная река, самая большая река самого большого континента. Желтенькие березки суетились вокруг ярко-зеленых елочек, из разноцветных камней выскакивали остролистные травы и голубая от ледниковой чистоты вода билась о неровные камни и камушки.
- для чего вы?
- Кто, если не мы, - он отвернулся от костерка, на котором, распятая на рожнах, пеклась дебелая и роскошная щука, лег на спину и глядя в ситцевую рванину неба, голубое на белом, ответил, будто читая белое на голубом, - кто наполнит этот мир мечтами и молитвами, кто придаст его безмолвию тепло разговора, кто спрячет в его недрах сказки и легенды, кто будет любить этот мир не за плодородие и красоту, а просто за его существование?
Иногда мне кажется, что в какой-нибудь отдаленной реинкарнации я вернусь сюда, рожденный в этом народе. А, может, я уже был среди них, только не помню об этом.


 

Обсудить этот текст можно здесь