Portfolio

Анатолий Клёсов

Заметки научного сотрудника

(продолжение)

7. Целина, словотворчество и начало научной работы на кафедре

После первого курса я выбрал работу на целине, в Казахстане. Варианты были либо "закосить", либо отправиться работать в Подмосковье. Но эти варианты передо мной и не стояли. Конечно, целина! Лето 1965 года. Нам выдали довольно щегольские зеленые брюки и рубашку-китель, на рукав которой мы с гордостью нашили эмблему с голубыми буквами МГУ. С удивлением я узнал, что мы можем там, на целине, и деньги заработать, хотя я сам, ни секунды не задумываясь, поехал бы за бесплатно, лишь бы кормили и дали работать в студенческой бригаде. Хотя денег лишних у меня никогда не было. Я жил на повышенную стипендию, хотя повышенности там особой не было - 40 рублей в месяц вместо обычных тридцати, плюс родители около того же подкидывали.

На целине я приобрел специальности каменщика и плотника. Ну, и бетонщика, само собой. "Специальности" - слово сильное, никто меня не сертифицировал и разряды не присваивал. Но с раствором, кирпичом и топором я научился обращаться довольно уверенно. С лопатой - тоже.

А также научился пить чистый спирт из стакана, "из горла" и из чайника, из носика. Но это в дальнейшем не пригодилось, поскольку я скоро и водку принципиально перестал брать в рот. Так до сих пор и не беру. Вкус мне ее не нравится. Хотя на целине спирт из чайника вокруг костра и под гитару вроде как шел. А может и нет, просто шел на одном энтузиазме. А отвращение подавлял силой воли и общим благолепием. Так оно скорее всего и было.

Как-то сидим мы на завалинке нашего домика-общежития, говорим о том, о сем. Подходит местный тракторист, косая сажень. Показывает на наши нарукавные эмблемы и спрашивает, а что это такое - "МГУ", что означает? Ну, говорим, это университет. - А что это за штука, говорит, такая - университет? Ну, мы говорим, это вроде школы, только в нем после школы еще дальше учиться надо.

Тракторист явно оторопел: Как это, говорит, ПОСЛЕ школы? ЕЩЕ учиться? Это что же такое, чтобы еще после школы да еще учиться? Потом подумал, погрустнел, и сам себе говорит: дроби, наверное…

Мы там на целине активно занимались псевдонародным творчеством. Как-то после собрания коллектива, на котором руководством бригады были продемонстрированы данные, что на наше питание уходит львиная часть заработанных денег, я сочинил плакат на злободневную тему:

Хочешь мясо - кушай кашу:
Экономьте, матерь вашу.

Этот плакат потом долго висел в нашем отрядном пищеблоке. А много лет спустя я услышал этот стихотворный лозунг в рассказе младшекурсников про летние работы. Наше дело, оказывается, живет и побеждает. Могу привести - правда, с некоторой опаской - еще более поразительный случай своего вербального творчества, подхваченного народом. С опаской - потому что свое авторство мне уже не подтвердить, хотя я знаю, что говорю, и время действия - лето 1965 года, место действия - та же казахстанская целина, район Актюбинска, совхоз "Андреевский". В ходе какой-то эмоциональной групповой беседы я должен был поставить безапелляционную вербальную точку, но не мог подобрать нужного приличного слова. А матом я никогда не ругался. Принципиально - не люблю я это. Я набрал воздуху, открыл рот, и у меня вырвалось - "ну все, абзац!". Народ засмеялся, слово "абзац" легло удачно. Там и привилось. Точнее, так и привилось. Потом я это часто слышал, но не признавался, что моё.

Но самое главное, что мне дала целина, это даже не плотницкое, каменщицкое дело или другое рукоделие, а короткие отношения со старшекурсниками, которые работали с нами в одном отряде. Эти отношения я пронес через годы, и они несомненно во многом определили мою профессиональную жизнь. Скоро должен был начаться второй курс, а я еще не определился, на какую кафедру мне нацелиться для начала научной работы. - Иди на ферменты, посоветовали старшекурсники в ответ на мой вопрос. Новое направление, перспективное, интересное. Ферменты - это катализаторы, но биологического происхождения. В общем, химия, но биологическая. Вроде как биохимия. Но всё-таки химия.

И в начале второго курса я пришел, как советовали старшие товарищи, к Илье Васильевичу Березину, руководителю группы биологического катализа на кафедре химической кинетики, которой заведовал лауреат Нобелевской премии, академик Николай Николаевич Семенов.

8. Дисперсия оптического вращения. Карл Джерасси и его книги.

Илья Васильевич отправил меня под научное руководство Новеллы Федоровны Казанской, невестки академика Казанского, специалиста в области химического катализа. Новелла была писаная красавица, и было ей тогда лет тридцать с небольшим. Я от нее глаз не мог отвести. Она дала мне первое задание - разобраться с методом дисперсии оптического вращения и применения его для изучения белков и ферментов. Что, впрочем, в этом смысле одно и то же, поскольку ферменты - они и есть белки, но обладающие каталитической активностью. И дала мне книжку Карла Джерасси "Дисперсия оптического вращения", изданную в Союзе в переводе с английского языка. Я тогда не знал, конечно, что через тридцать лет довольно тесно познакомлюсь с Карлом, буду слушать от него лично истории его жизни и рассказывать свои, перемежая все это хорошим вином. К тому времени Карл Джерасси станет признанным создателем первых противозачаточных таблеток, за что получит много научных и прочих премий, включая Национальную Медаль Науки, Национальную Медаль Технологии, и за год до нашей встречи - Медаль Пристли, самую высокую награду Американского химического общества., будет публично мечтать о Нобелевской премии, но так ее и не получит, и станет известным писателем, оставаясь выдающимся ученым и меценатом, покровителем наук и искусств, профессором и затем профессором "эмеритус" Стэнфордского университета в Калифорнии.

Оптическое вращение - это поворот поляризованного света при прохождении им "оптически активных" растворов. Эти растворы получаются при растворении в воде или других растворителях оптически активных химических соединений. Например, глюкозы и многих сахаров и состоящих из них полисахаридов. Или большинства аминокислот (кроме глицина) и состоящих из них пептидов, полипептидов и белков. И вообще любых органических молекул, у которых имеются асимметрические атомы углерода. Это атомы углерода, к которым присоединены четыре разных атома, и все четыре химические связи - разные по длине. У углерода вообще всегда четыре связи, поскольку углерод - четырехвалентный, но часто эти связи одинаковы по длине и симметричны друг другу, и молекула оказывается оптически неактивной. А вот когда связи несимметричны - тогда оптически активной. И вращает поляризованный свет.

Так вот, угол поворота поляризованного света при прохождении через раствор и характеризует оптически активные соединения. А если изменять длину волны света, то угол вращения будет тоже изменяться. Таким образом, можно получить спектр вещества, но не обычный, в котором регистрируют изменение поглощения (оптической плотности) от длины волны, а спектр оптического вращения, или дисперсию оптического вращения, в котором регистрируют изменение оптического вращения от длины волны.

Из кривых дисперсии оптического вращения белков вычисляют, например, степень спиральности белков. Например, степень спиральности трипсина равна 16%. А химотрипсина 20%. И у любого другого белка будет своя степень спиральности, если ее рассчитывать из дисперсии оптического вращения. Я, правда, не знаю, кому это знание степени спиральности когда и для чего помогло, но некоторым нравится измерять и сводить в таблицы. Я лично рад, что довольно быстро понял, что мне это ни к чему, и объяснил это своей научной руководительнице. Она в итоге согласилась. На том мои упражнения в этой области науки завершились, но фамилию Джерасси я запомнил. И не зря.

Кстати, плавательный бассейн у дома Джерасси в Стэнфорде посвящен его вкладу в разработку дисперсии оптического вращения, и построен на деньги, полученные от издания его книг на эту тему. В ознаменование этого факта на дне бассейна выложено крупными буквами ORD, что означает Optical Rotatory Dispersion, то есть Дисперсия Оптического Вращения.

Судьба нас свела на Нобелевском симпозиуме в Стокгольме в сентябре 1993 года. Карл Джерасси оказался небольшого роста, с умными глазами, светлая бородка клинышком, довольно подвижный. Он рассказал мне про свое новое увлечение, а именно разработку нового писательского жанра, который он назвал science-in-fiction, в отличие от science fiction. Последнее - это известная научная фантастика. Буквальный перевод - это "научно-художественное произведение". А science-in-fiction - это "наука в художественном произведении". То есть наука вплетается в художественную канву, оставаясь наукой. Такие произведения может написать только ученый, специалист, который профессионально разбирается в предмете своей науки. И который способен описать коллизии в науке и судьбах людей, которые наукой занимаются, с полным знанием дела.

Вернувшись домой, в Бостон, я заказал через Amazon.com книгу Джерасси "Дилемма Кантора", и не мог оторваться. Таких художественных книг я действительно еще не читал. Может, потому что действие в книге разворачивается в Гарвардской медицинской школе, в которой я провел более десяти лет. А может, потому что главные действующие лица работают в области биохимии раковых опухолей, опять же моя тематика. Может, потому что в книге в деталях описана, пусть фоном, вся "кухня" научной жизни - работа в лаборатории, обсуждение статей перед публикацией, соавторство, публикация статей, индекс цитирования, научные семинары. Первый раз я вижу, что автор написал не неуклюжую пародию на жизнь и работу научных сотрудников, а произведение, которому веришь, с настоящими драматическими коллизиями в научной среде.

Главный герой книги - профессор Кантор, разрабатывающий новый подход к общей теории образования раковых опухолей. Он поручает своему молодому сотруднику экспериментально проверить основное положение своей теории, и сотрудник блестяще его подтверждает. Они вдвоем публикуют статью в английском журнале Nature, самом престижном журнале в области естественных наук (кстати, Уотсон и Крик в свое время опубликовали свою двойную спираль ДНК именно в этом журнале, и позже получили Нобелевскую премию). И тут Кантор узнает, что его сотрудник, судя по всему, сфальсифицировал результаты ключевого эксперимента. Повторить эксперименты под наблюдением Кантора сотрудник не смог, хотя предположение о фальсификации с негодованием отметает. Кантор в шоке, он прекращает общение с сотрудником, сам ставит другие эксперименты, и опять независимым путем подтверждает свою теорию. Тем временем статья в Nature производит ошеломляющий эффект среди специалистов, обоих авторов - Кантора и его сотрудника выставляют на Нобелевскую премию, и премия присуждается им.

И вот перед профессором Кантором стоит дилемма. Что делать - отказаться от Нобелевской премии или нет. Точнее, денонсировать фальсифицированную статью в журнале Nature или нет. Если денонсировать - это, безусловно, приведет к скандалу и отмене премии. Если сидеть тихо и не возникать - то мошенник, его бывший сотрудник, получит Нобелевскую премию, как и Кантор. Не исключено, что вся ситуация, в конце концов, получит огласку, и в число мошенников в историю навсегда войдет и Кантор. Если от премии отказаться - то... теория Кантора оказалась все равно ведь правильной, но Нобелевской премии уже не будет никогда.

Нобелевскую премию они получили.

Процедура подготовки вручения премии, само вручение, и торжественный Нобелевский банкет-прием описаны в книге в самых деталях, но все равно захватывающе интересно. Видно, как Джерасси пропускает весь антураж премии через себя, как он этим живет. Увы, его самого эта премия миновала.

Карл Джерасси написал пока восемь книг - шесть science-in-fiction, одну книгу поэзии и одну сценарную. Последняя его книга называется NO. Это - не отрицание. Это химическая формула окиси азота. Окись азота - ключевое химическое соединение в процессах возбуждения и эрекции у мужчин. Книга фактически рассказывает об истории изобретения, создания и коммерческого успеха вайагры (виагры) и конкурирующими с ней разработками. Например, принципиально другим подходом - инъекции возбуждающего препарата непосредственно в уретру. Надежда на то, что проглотив таблетку, можно будет каким-то образом направить возбуждающий препарат именно куда надо, не растеряв по дороге по всем уголкам организма, была тогда весьма шаткой. Книга Джерасси NO описывает полную драматизма историю создания и испытания обоих препаратов, переход от академической разработки в "опытно-конструкторскую" фазу, и затем в фазу коммерческую - через создания компании, поиск инвесторов, поиск путей финансирования исследований и разработок, выпуск и продажу акций. И все это у Джерасси вплетено в человеческие характеры, истории жизни, взаимоотношения персонажей, в том числе любовные, сексуальные и пост-сексуальные.

Пожалуй, действительно новый научно-художественный жанр. И крайне интересный.

9. Нобелевский симпозиум.

Я уже упомянул, что в сентябре 1993 был на Нобелевском симпозиуме в Стокгольме. Главным его организатором был секретарь Нобелевского комитета Ханс Йорнвал, и проводили мы этот симпозиум в знаменитом Каролинска Институтет, том самом Институте, который занимается отбором кандидатов и производит само голосование для присуждения Нобелевской премии по физиологии и медицине (правда, сама премия называется "по физиологии или медицине", но в русском переводе названия премии это противопоставление убрано). С Хансом я довольно хорошо знаком, и мы вместе с ним даже опубликовали пару статей в научной печати - по биохимии ферментов печени, окисляющих спирт в альдегид и альдегид далее в кислоту, которые называются соответственно алкоголь-дегидрогеназа и альдегид-дегидрогеназа. Я занимался в Гарварде выделением этих ферментов и изучением кинетики и механизмов их действия, а Йорнвал с сотрудниками в Каролинска в Стокгольме - изучением аминокислотной последовательности тех же (и других) ферментов. Познакомились мы с Хансом в Гарвардской медицинской школе, где я работал у Берта Вэлли, директора Центра биохимии, биофизики и медицины. Берт и Ханс и привлекли меня к участию в организации Нобелевского симпозиума. Тематика симпозиума была - биохимия алкоголизма.

Не нужно объяснять, что эта тематика имеет, как говорят в США, "высокий профиль". Это означает - проблема из проблем, обсуждаемая на самых высоких уровнях. Предыдущий симпозиум на эту тему проходил в Ватикане, с личным участием Папы Римского. У меня и фотография с тех пор сохранилась - Папа в белых одеяниях с группой участников Симпозиума. Справа от Папы - Берт Вэлли, главный организатор Симпозиума по научной части. Кстати, следует упомянуть, что Берт Вэлли - вовсе не случайная там фигура. На протяжении ряда лет Берт был председателем Отделения биохимии Национальной Академии наук США, формально говоря - главный биохимик США. Он был моим непосредственным научным руководителем, когда в середине 1970-х я провел год на научной стажировке в его лаборатории в Гарвардском университете. Потом на протяжении девяти лет, когда я сидел в невыезде, Берт писал мне приглашение за приглашением, и я, используя это как основание, каждый раз оформлял документы на выезд. Правда, толку из этого не было, все глохло где-то "в инстанциях", уже после выхода документов на непросматриваемый от меня уровень. Потом мне примерно объяснили, где глохло, но об этом позже.

Так вот, биохимия алкоголизма в сентябре 1993 года стала тематикой Нобелевского симпозиума в Стокгольме. И мы с Вэлли стали подбирать список участников и докладчиков. Проходило это примерно так - я предлагаю фамилию известного ученого в этой области, Вэлли восклицает - нет, вы положительно сошли с ума. Думать же надо, еще ЕГО там не хватало! И вообще, у меня С НИМ свои счеты еще не завершены... Так повторялось много раз, и каждый раз Вэлли камня на камне не оставлял от своего былого впечатления по части моих умственных способностей, причем каждый раз делал это очень эмоционально. Но я давно привык к его манере вести обсуждения, и старался не реагировать. Надо сказать, что другие к этой манере относились весьма болезненно, и желающих спорить с Бертом не было. Видимо, поэтому он Нобелевскую премию так и не получил, и сам прекрасно понимает, почему. И на эту тему, почему он не получил Нобелевскую премию, и получит ли, он разговаривать категорически отказывается, причем отказывается опять же эмоционально и с явным внутренним переживанием. Больная для него тема.

Недавно, кстати, был эпизод. Мы с Бертом Вэлли прогуливались по дорожкам парка на берегу реки Чарльз, которая разделяет Бостон и Кэмбридж. Мы с ним по выходным часто прогуливаемся, несмотря на то, что не работаем вместе уже восемь лет. Ему ни за что не дать его 85 лет. Берт сохраняет совершенно ясный ум, более того, ум совершенно неординарный. С ним интересно разговаривать. Ему со мной, видимо, тоже интересно, иначе непонятно, зачем все это. И по ходу разговора Берт сообщает, что ему на днях в шесть утра из Стокгольма позвонил Ханс Йорнвал.

- Неплохо, говорю я, это хороший знак. - Это с чего же хороший? - спрашивает Берт. - Ну, можно подумать, вы не знаете, что я имею в виду, - говорю я. - Когда тебе в шесть утра звонит ученый секретарь Нобелевского комитета, это просто классика.

Берт резко останавливается. - Запомните, Anatole, раз и навсегда: Нобелевскую премию я не получу. И вы прекрасно знаете, почему. Есть два основных способа получения Нобелевской, как и многих других премий - анальный и вагинальный. О втором не будем, а первый никогда не представлял для меня интереса. У меня много приятелей - Нобелевских лауреатов, и они такие же козлы, как и масса других (здесь я перевожу слово jerk как современное русское слово "козел"; другой вариант перевода еще менее приличный, поскольку по звучанию напоминает слово "чудак"). - Так получилось, что проголосовали за них, и этот акт голосования моментально сделал их "бессмертными", в отличие от многих, гораздо более достойных в науке людей. Так называемые Нобелисты ничем не отличаются от меня и от вас, но вот внезапно вознеслись и получили бесценное право ежегодно выдвигать других на Нобелевскую премию. За что их и носят на руках, и расчетливые обожатели активно работают с ними по первому способу, а именно анальному. В итоге большинство из Нобелистов страдают тяжелым комплексом неполноценности. Короче, прошу со мной о них больше не говорить.

Возвращаемся к Нобелевскому симпозиуму. В итоге списки участников были составлены. Туда вошел Главный хирург США (вроде как министр здравоохранения в СССР), а также целый ряд членов Национальной академии наук США - Карл Джерасси, Гордон Хаммес, Генри Розовский (декан факультета искусств и наук Гарвардского университета в 1973-1984 гг, президент Гарварда в 1984 и 1987), Эдди Фишер (который за год то того, в 1992-м, получил Нобелевскую премию) и многие другие. И вдруг Берту пришла мысль пригласить М.С.Горбачева - как экс-президента страны, неразрывно связанной с алкоголизмом, как стереотипно, так и, к сожалению, фактически. Естественно, звонить Горбачеву мне. Звоню в Москву, в Горбачевский фонд. Отвечает его помощник. Объясняю задачу, Нобелевский симпозиум и прочее.

- Нет проблем, - отвечает помощник, - Михаил Сергеевич на такие приглашения отзывается положительно. Только нужно заплатить. - Вы знаете, говорю, у нас вообще-то никто за плату не выступает, это ведь академическое мероприятие.

- Возможно, отвечает помощник, но это условие Михаила Сергеевича.

- И сколько, - спрашиваю?

Сейчас я уже не помню, какую цифру назвал помощник. Помню, что цифра была несуразно велика. То ли сто, то ли двести тысяч долларов. Или даже полмиллиона. Не помню. Я сказал, что не уполномочен вести переговоры на эту тему, и должен обсудить с председателем оргкомитета. Услышав от меня требование Горбачева, Вэлли в своей манере произнес: "Fuck him!". И добавил, уже мне: "Forget it, то есть "забудем про это".

Так что пришлось нам обойтись без Горбачева.

А симпозиум - что симпозиум? Все как обычно - доклады, обсуждения, культурная программа, банкет. Красивые холлы Каролинска, современные, автоматизированные аудитории. Приятные прогулки от зала заседаний и обратно по аллеям Института на ланч в перерыве между лекциями и обсуждениями, в разговорах с интересными людьми. Вечерами - ужин с ними же, и неформальное продолжение обсуждений - как по теме симпозиума, так и о жизни.

Занятную штуку отмочил тот же Карл Джерасси. Мы с ним и группой участников симпозиума были в музее Пера Хасселберга, известного шведского художника и скульптора. Ряд скульптур были выставлены снаружи, в саду. Девушка-экскурсовод подвела нас к скульптуре молодой обнаженной женщины, моющейся из некоей емкости, напоминающей большой таз:
- Посмотрите, - сказала экскурсовод, - какая экспрессивная фигура, какую радость выражает лицо женщины от простого действия омовения!

- Это не так, - произнес из нашей небольшой группы Джерасси.
- Что не так? - не поняла экскурсовод.
- Она выражает радость не от процедуры омовения, - продолжил Джерасси. - Посмотрите, где она держит руку. Совершенно очевидно, что она занимается мастурбацией, и именно это отразил художник. И отразил совершенно талантливо.

Экскурсовод на несколько секунд оторопела, равно как и вся наша группа,. и вдруг воскликнула:
- Вы совершенно правы! Я никогда не слышала такой интерпретации, и нигде о ней не читала! Вы - первый, кто ее высказал, и, безусловно, такая версия совершенно правомочна!

А после того, как Джерасси высказал еще несколько совершенно профессиональных суждений, и, видимо, весьма оригинальных, о творчестве Хасселберга, Карла Миллеса, Йохана Сергела и шведской школы в целом, экскурсовод от него уже не отходила. Я был совершенно покорен Джерасси, уже не только как известным ученым с выдающейся биографией, но и как знатоком искусств.

Берт Вэлли сделал на симпозиуме центральный доклад об истории спиртных напитков с древнейших времен до настоящего времени. Потом эта статья была напечатана в журнале "Сайнтифик Америкэн", наверное, наиболее известном научно-популярном журнале мира. Близок к нему по популярности только "Нэшнл Джиографик", но у того другая направленность. Среди прочего, Берт рассказывал о том, что вопреки популярному, но неверному мнению, матросы на кораблях прошлого держали в бочонках не воду, а спиртные напитки - типа пива или вина. Вода в длительных путешествиях давно бы испортилась, что имело бы весьма плачевные последствия для здоровья и жизни матросов и командного состава. А спирт убивает болезнетворные бактерии и прочие микроорганизмы. По той же причине первые пилигримы, высадившиеся в 1620-м году на континенте, который стал потом Америкой, первым делом отправились на поиски проточной питьевой воды и вслед за этим немедленно организовали пивоваренное производство. С тех пор Массачусеттс, исторически первый штат США, славится своим пивом и, в первую очередь, пивом "Самуэль Адамс". Это пиво названо по имени "пивовара и патриота", который во второй половине 18-го века был конгрессменом и затем губернатором Массачусеттса. Он был одним из подписавших Декларацию о Независимости в 1775 году, которая положила начало формированию Соединенных Штатов Америки.

Симпозиум завершился 25 сентября, и я вылетел на неделю в Москву, предварительно получив обратную, въездную визу в США в консульском отделении США в Стокгольме. Учитывая, что в Москву я попал прямо под начало октября 1993 года, это мое заблаговременное получение визы было шагом весьма разумным.Но об этом - в другой раз.

(продолжение следует)

Обсудить этот текст можно здесь